Видимо для Харкендера важно было не только наслаждение. Было очевидно, что ему требуется получить телесный ущерб, а не просто легкое возбуждение. Память об обильных жестоких побоях сохранилась на его коже от плеч до талии, покрытых зловещими шрамами.
Это Габриэль понял чуть лучше, он знал, как предается самобичеванию Тереза, и видел воспоминания о былых страданиях, записанные на ее спине. И ни с того ни с сего подумал, а может ли Харкендер летать. Возможно, он привязан за руки именно для того, чтобы не оторваться от земли, а не то воспарил бы под купол в царство многокрасочного сияния.
Теперь Харкендер молчал, хотя Габриэль понимал, как понимала и миссис Муррелл, что он еще не достиг того состояния души, которого искал. Он называл это экстазом, она — трансом. И подозревала, что у медиков нашлось бы для этого особое латинское словцо.
Внешние признаки продвижения Харкендера к его мистической цели были малочисленны и слабы. Но вот, настал миг, когда он слегка повернул голову, словно для того, чтобы уловить чей-то тихий шепот, а затем его глаза забегали из стороны в сторону под сомкнутыми веками, и наконец, лицо обрело выражение спокойствия.
Миссис Муррелл дала девушке знак удалиться, что та сделала с чрезвычайной благодарностью, содрогаясь от усталости. Несмотря на прохладу в помещении, она вспотела от такого непривычного напряжения. Миссис Муррелл подвела ее к креслу в тени. Дурно пахнущий предмет меж ее ног покачивался, упрямо вздымаясь в эрекции, и теперь девушка взглянула на него с явным отвращением. Миссис Муррелл помогла ей его снять.
Хотя мерные напевы Харкендера постепенно затихли, губы его перестали двигаться, а гортань расслабилась, миссис Муррелл была уверена, а вместе с ней и Габриэль, что песня беззвучно продолжается внутри него. Габриэль знал, что мага посещают некоего рода видения, и он достигает мистической связи с сущностями, в независимом бытии которых у него нет причин сомневаться. В этот миг мальчик страстно пожелал, чтобы сознание Харкендера, а не сводни, открылось его исследованию. Но у Харкендера был свой демон, не подпустивший Габриэля к раскрытию тайных связей своего партнера. По мнению миссис Мурррелл, проведшей с Харкендером не один год, его так называемая магия заключалась, главным образом, в способности к мелким фокусам с применением гипноза. Она верила, все, что происходит с этим стоящим на коленях человеком, совершается исключительно в его голове, и все, что он видит или слышит просто иллюзия, которую он невольно создает ради удовлетворения. Она не верила, в великое воинство сверхъестественных существ живущего над и за пределами материального мира людей, и уж всяко не верила в то, что Джейкоб Харкендер может вступать в их царство как подмастерье, претендующий на демоническую мощь.
Теперь Габриэль знал побольше нее. Он остерегся бы сомневаться в подлинности силы внутри Харкендера, а так же в подлинности невидимых созданий, с которыми тот вступал в общение. Габриэль уже знал, что незыблемость мира — это только видимость, и духи, как пауки, могут запросто находиться повсюду, невидимые и неосязаемые, но, тем не менее, сильные и могущественные. Необыкновенно, страшно могущественные.
Наблюдая за Харкендером, Габриэль увидел, что фарсовые услуги юной шлюхи были лишь произвольными составляющими системы, имеющей чисто личное значение. Миссис Мурррелл считала, что магический ритуал служил только прикрытием для полового сближения, физического наслаждения и удовлетворения, но она заблуждалась. Половой акт являлся лишь стимулятором, внешним фоном для глубинной истинной магии. И магия была подлинная, и Габриэль это прекрасно понимал.
Если желание Харкендера заключалось в том, чтобы стать товарищем и близким другом демонов и их родни, ничто в пределах достижимого не могло ему воспрепятствовать, насколько мог судить Габриэль.
«И поэтому он назначил себя моим опекуном?» — Спросил себя мальчик. — «Он стремится, чтобы мой демон сотрудничал с его демоном?»
И снова пожелал иметь возможность вовлечь видения Харкендера в свои, смотреть на мир через внутренний взор Харкендера, а не через глаза миссис Мурррелл. Она не могла быть помощником Габриэлу, потому что была поглощена попытками избавиться от идей Харкендера, и решительно считала их бессмысленными.
Миссис Мурррелл никогда не говорила Харкендеру, что она на самом деле о нем думает. В конце концов, она была сводней, ее обязанности заключались в том, чтобы угождать прихотям клиентов, которые безуспешно пытаются изгнать мысль по правилам, жизнь по правилам, и брак по правилам.
Миссис Мурррелл опять уселась в кресло. Девушка присела сбоку на пол, уронив голову на колени миссис Мурррелл. Сводня начала рассеянно перебирать каштановые волосы своей подопечной. А сама тем временем наблюдала за Харкендером, достигшим вершины своих переживаний, бессрочного мига единения, который должен завершиться возвращением к земной жизни и обыденному сознанию.
Это возвращение, как понял Габриэль, из мыслей миссис Мурррелл, порой происходило так же легко, как естественное пробуждение от сна без грез, но порой совершалось иначе. Сводня пристально наблюдала, желая увидеть, чем все обернется на этот раз. И не была разочарована.
Внезапно тело Харкендера напряглось, по нему прошла судорога, рот открылся, обнажая желтые зубы, пальцы, только что расслабленные скрючились, и лицо обрело пепельно-серый оттенок. Мгновение Габриэлу казалось, что его покровитель умер. Но вот пальца снова задвигались, глаза зажмурились, как от сильного напряжения, рот оскалился, по лицу побежал пот.
Казалось, Харкендер вступил в неравный бой: как будто пока он представал обнаженным перед всемирной душой, некий иной разум попытался овладеть им или пожрать его, и даже теперь пытался стать им путем некоего вещественного и духовного преображения. Маг противился, страстно, каждым атомом своего существа, и все же удержался на краю пропасти, на краю полного уничтожения.
«Безумие», — подумала миссис Муррелл. — «Законченное безумие». У нее не было ни малейших сомнений, что Харкендер страдает настоящим душевным расстройством, но считала, что он сам во всем виноват, и это не ее дело.
Габриэль, напротив, пришел в ужас. Харкендер и без того одержим, а теперь, наверняка, что-то еще пытается им овладеть. До сих пор Габриэлю и в голову не приходило, что демоны могут бороться меж собой за власть над теми из людей, которых уже заразили своим губительным знанием и губительным видением. Он подумал, а что бы он чувствовал, если бы его собственного демона вынудили бороться за право обитать в его душе. Глядя на Харкендера, он с ужасом представил, что могло случиться с ним, если бы бой оказался таким же жарким.
Пока Габриэль и миссис Муррелл наблюдали, завороженные, каждый по своим особым причинам, лицо Харкендера медленно прояснилось, а мускулы мало-помалу расслабились. Наконец, он проснулся, совершенно безмятежный, явно ничего не помнящий о той борьбе, в которую его вовлекли демоны, верящий, видимо, что он делал именно то, что запланировал, не больше и не меньше.
Но Габриэль знал, и это знание пугало его, что, магия Харкендера настоящая, следовательно, настоящей была и угроза его жизни. Этот человек, который хотел взять Габриэля к себе, чтобы использовать его силу, был так же уязвим, как и маленький мальчик. Насколько уязвим он сам, Габриэль мог только догадываться. Теперь он понял, все, что он увидел, было не прихотью и игрой: ему показано, ясно и последовательно, что демона, который его захватил, может однажды заменить другой, и трудно сказать, следует ли надеяться на такое развитие событий или бояться его.
5
Сон развеялся, и Габриэль открыл глаза. Несколько секунд он растерянно озирался, не в силах понять, кто он и где, но затем сознание вернулось к нему с поразительной остротой. Мальчик почувствовал, что его словно что-то осторожно коснулись. И хотя было темно, и никто не стоял возле постели, он не сомневался, что его, действительно, коснулись неким загадочным образом, и понимал, кричать не стоит.
Нужно было встать. Прикосновение, несомненно, означало призыв. Ночь выдалась холодная и темная, но нельзя отмахиваться от призывов. Моруэнна, вот кто его звал. Время бегства настало значительно раньше, чем он предполагал. Внезапно его охватил страх. Моруэнна и ее обещания всегда походили на грезы, казались неосуществимой мечтой, и он всегда воспринимал ее манящие речи, как что-то сказочное и волшебное. Теперь неожиданно побег перестал быть предметом праздной фантазии, и требовалось принять решение.
Он с беспокойством сел на кровати. Затем выскользнул из-под одеяла. Натянул куртку, которую положил рядом, когда забирался в постель, и подхватил башмаки. В одних чулках на цыпочках подошел к двери спальни и с величайшей осторожностью отворил ее. Петли предательски заскрипели, но никто из спящих соседей не шелохнулся. Приют был исключительно скрипучим домом, изобиловавшим плохо пригнанными досками и вечно клекочущими водяными трубами. А нынче ночью шум ветра в окрестных деревьях добавлял нечто новое к обычному смешению шумов. Тем не менее, Габриэль старался держаться самого края лестницы, пробираясь вниз, чтобы спуститься по ней как можно тише.
Разумеется, это был не первый случай, когда Габриэль встал ночью, чтобы погулять в темноте по двору, обогнув дом, двинулся дальше к Флигелю и в дальний конец Дома. Иногда он отправлялся на прогулку с Джессом Питом. Они никогда не пытались что-либо украсть, даже еду из кухни, поскольку знали, как тщательно миссис Кэптхорн ведет счет своему добру, но это не притупляло для них остроту приключения. Лишь однажды они с Джессом вышли наружу, и это была совсем короткая экскурсия, именно тогда Габирэль впервые осознал, насколько тонка маска бравады, которую носит Джесс. Он понял, что приятель стал втягивать его в свои затеи только потому, что просто боялся пускаться в них один. Но даже тогда Габриэль не боялся ни темноты, ни ночных звуков. А теперь, когда одержимость дала ему силу видеть внутренним оком и силу повелевать маленькими ночными созданиями, он шагал вперед с полной уверенностью. Задняя дверь была заперта на замок и на засов, но ключ висел на своем крюке, а засов скользнул прочь легко и бесшумно. Проворные пальцы Габриэля легко справились с задачей, и он выскользнул наружу.
Когда, наконец, Габирэль очутился во дворе и стал обуваться, он почувствовал, что можно спокойно перевести дух, и спросил себя, правильно ли он поступает.
Никто не принуждал его. Моруэнна хотя и послала свой тайный призыв загадочным и необычным способом, власти над ним не имела. Он понятия не имел, какой волшебной силой она обладает, но был уверен, что ей теперь его не подчинить.
Он ничего не знал о Моруэнне. Ему было известно только, что действует она не в одиночку, и кто-то другой послал ее, подружиться с ним. Но кто был этот другой, Габриэль догадаться не мог, как ни напрягал свое воображение. Демон молчал. Одно было понятно, это был не мистер Харкендер, скорее уж, какой-нибудь его враг. Харкендер говорил миссис Муррелл о том, что он спрятал Габриэля и о каких-то «других», которые слишком интересуются его работой, но с чего бы он мог понадобиться этим другим, Габриэль не представлял. Не знал он и что замышляет на его счет мистер Харкендер, хотя подозревал — эти замыслы имеют какое-то отношение к демону, который им недавно овладел.
Мистер Харкендер уверял, что он его друг, но Габриэль давно усвоил урок, что надо остерегаться пустых слов. Моруэнна не скупилась на те же уверения, и точно так же могла лгать. Если он в большей степени доверяет Моруэнне, чем мистеру Харкендеру, то лишь потому, что она очень красива, привлекательна и обладает веселым нравом. Вполне возможно, думал мальчик, что Джейкоб Харкендер его отец, ведь не ответил же он на этот прямой вопрос Габриэля. Моруэнна же определенно не была матерью. Но в повадке Харкендера не было ничего, что неискушенное чутье Габриэля могло бы связать с отцовством, между тем как в Моруэнне с ее ясными и чистыми глазами присутствовало некое обещание заботы, ласки и доброты.
Осестрах Св. Синклитики и миссис Кэптхорн он вообще подумал. Словом, колебался он недолго, осознание своей одержимости и защищенности, придало его духу изрядную лихость.
Габриэль прошел через двор к Дому. У него не было намерения идти к главным воротам, которые он не смог бы ни перемахнуть, ни отпереть, он собирался искать тот самый участок заслоненной деревьями и увитой плющом стены, где его ждет Моруэнна. А это, как он сразу догадался, гораздо дальше того места, где он недавно лазал, в более отдаленной и запущенной части усадьбы.
Пересекая открытое пространство, Габриэль заметил что-то белое, движущееся близ Дома, и тут же замер на ходу. Несколько мгновений он думал, что это Моруэнна идет ему навстречу. Наверно она ждала его по ту сторону стены, но потом решила встретить его здесь, чтобы успокоить страх и волнение. Но, когда белое пятно приблизилось, он увидел, что ошибся. И вот тогда он по настоящему задрожал от испуга, потому что увидел, навстречу идет единственный человек в усадьбе, которого ему действительно следовало бояться. По тропинке навстречу ему шла изнуренная сестра Тереза, так отчаянно хотевшая стать святой. Только она могла обладать силой изгнать демона, а он не мог вынести и мысли об этом, хотя и подозревал, что именно воля демона заставляет его страстно желать оставаться таким, каков он теперь.
Тереза шла прямо к месту, где он замер, и он не сомневался, что ее ведет внутреннее око. В свете луны, которая еще не зашла и на время освободилась от заслоняющих облаков, Габриэль увидел, какой у сестры Терезы отсутствующий и отрешенный вид. Могло бы показаться, что она гуляет во сне, если бы не двигалась так целенаправленно. Габриэль бросился к ближайшим кустам, пытаясь спрятаться, но остановился, потому что понял, это ему вряд ли поможет избежать встречи. Он может спрятаться от обычных человеческих глаз, но как скрыться от внутреннего взора? Эта мысль оказалась верной. Когда монахиня была в дюжине футов от его укрытия, она остановилась и стала оглядываться, как будто знала, что кто-то затаился рядом. На ней была белая ночная рубашка, издалека похожая на платье, которое носила Моруэнна. Правда, платье Моруэнны было гладким и чистым, а рубашка монахини — грубой и в пятнах, но издалека и в темноте их можно было перепутать. Сестра Тереза выглядела моложе Моруэнны, но была крайне осунувшейся. Руки ее были такими тощими, что, казалось, едва ли в них есть плоть, а лицо — кости, обтянутые кожей. Когда она оглядывалась, было ясно, что она что-то ищет, но трудно было поверить, что она видит, ее глаза казались остекленелыми. Она словно заблудилась во сне, и то, что она искала, находилось совсем в ином мире, очень далеком от этого. Когда она подняла руки и растопырила пальцы, он увидел темные безобразные раны на каждой ладони, из них медленно капала кровь.
Габриэль подумал, сестра Тереза, видимо, тоже одержима на свой святой лад, и теперь ее ведет дух, обитающий в ней. Этот дух, несмотря на то, что он ангел, обращается с ней намного грубее и жестче, чем тот бес, который живет в нем.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но сначала не раздалось ни звука, как будто ей пришлось бороться с чем-то, прежде чем заставить свой голос себе повиноваться. И, когда, наконец, она смогла заговорить, то с усилием произнесла:
— Помоги мне, пожалуйста! Молю тебя!
Совсем не это ожидал услышать Гэбриэл. Он был удивлен и поражен, но не шевельнулся. Он наблюдал из тени, как стал осмысленным ее взгляд, будто она начала выходить из транса, испуганная и растерянная. Он увидел, что Тереза вся дрожит, словно только теперь вдруг почувствовала холод.
— Помоги мне! — Воскликнула она снова, так жалобно, как никогда он не слыхал до их пор. Мальчик был уверен, что слова эти обращены к нему, и что она знает, он здесь. Габриэль нехотя вышел из-за кустов и оказался на виду. Но она не видела его теми глазами, которые по-прежнему всматривались в темную беспредельность. Он ждал и видел, как ее взгляд начал вдруг стремительно блуждать, словно она знала, что здесь кто-то есть, и его можно увидеть, но не могла его найти. Она пробегала взглядом по мальчику не один, а множество раз, и явно не узнавала его. Он не мог решить, может ли заговорить с ней сейчас, но, так и не решив, шагнул в ее сторону и остановился менее чем в трех футах от нее. Она вытянула вперед руку и, коснулась его волос.
Это прикосновение подействовало на нее совершенно неожиданно. Хотя казалось, что Тереза все еще не видит его, она вдруг отпрянула, словно в великом страхе. Взглянула на свою руку с болью и ужасом, словно коснулась чего-то склизкого и противного, и огласила двор громким испуганным воплем, полным муки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Это Габриэль понял чуть лучше, он знал, как предается самобичеванию Тереза, и видел воспоминания о былых страданиях, записанные на ее спине. И ни с того ни с сего подумал, а может ли Харкендер летать. Возможно, он привязан за руки именно для того, чтобы не оторваться от земли, а не то воспарил бы под купол в царство многокрасочного сияния.
Теперь Харкендер молчал, хотя Габриэль понимал, как понимала и миссис Муррелл, что он еще не достиг того состояния души, которого искал. Он называл это экстазом, она — трансом. И подозревала, что у медиков нашлось бы для этого особое латинское словцо.
Внешние признаки продвижения Харкендера к его мистической цели были малочисленны и слабы. Но вот, настал миг, когда он слегка повернул голову, словно для того, чтобы уловить чей-то тихий шепот, а затем его глаза забегали из стороны в сторону под сомкнутыми веками, и наконец, лицо обрело выражение спокойствия.
Миссис Муррелл дала девушке знак удалиться, что та сделала с чрезвычайной благодарностью, содрогаясь от усталости. Несмотря на прохладу в помещении, она вспотела от такого непривычного напряжения. Миссис Муррелл подвела ее к креслу в тени. Дурно пахнущий предмет меж ее ног покачивался, упрямо вздымаясь в эрекции, и теперь девушка взглянула на него с явным отвращением. Миссис Муррелл помогла ей его снять.
Хотя мерные напевы Харкендера постепенно затихли, губы его перестали двигаться, а гортань расслабилась, миссис Муррелл была уверена, а вместе с ней и Габриэль, что песня беззвучно продолжается внутри него. Габриэль знал, что мага посещают некоего рода видения, и он достигает мистической связи с сущностями, в независимом бытии которых у него нет причин сомневаться. В этот миг мальчик страстно пожелал, чтобы сознание Харкендера, а не сводни, открылось его исследованию. Но у Харкендера был свой демон, не подпустивший Габриэля к раскрытию тайных связей своего партнера. По мнению миссис Мурррелл, проведшей с Харкендером не один год, его так называемая магия заключалась, главным образом, в способности к мелким фокусам с применением гипноза. Она верила, все, что происходит с этим стоящим на коленях человеком, совершается исключительно в его голове, и все, что он видит или слышит просто иллюзия, которую он невольно создает ради удовлетворения. Она не верила, в великое воинство сверхъестественных существ живущего над и за пределами материального мира людей, и уж всяко не верила в то, что Джейкоб Харкендер может вступать в их царство как подмастерье, претендующий на демоническую мощь.
Теперь Габриэль знал побольше нее. Он остерегся бы сомневаться в подлинности силы внутри Харкендера, а так же в подлинности невидимых созданий, с которыми тот вступал в общение. Габриэль уже знал, что незыблемость мира — это только видимость, и духи, как пауки, могут запросто находиться повсюду, невидимые и неосязаемые, но, тем не менее, сильные и могущественные. Необыкновенно, страшно могущественные.
Наблюдая за Харкендером, Габриэль увидел, что фарсовые услуги юной шлюхи были лишь произвольными составляющими системы, имеющей чисто личное значение. Миссис Мурррелл считала, что магический ритуал служил только прикрытием для полового сближения, физического наслаждения и удовлетворения, но она заблуждалась. Половой акт являлся лишь стимулятором, внешним фоном для глубинной истинной магии. И магия была подлинная, и Габриэль это прекрасно понимал.
Если желание Харкендера заключалось в том, чтобы стать товарищем и близким другом демонов и их родни, ничто в пределах достижимого не могло ему воспрепятствовать, насколько мог судить Габриэль.
«И поэтому он назначил себя моим опекуном?» — Спросил себя мальчик. — «Он стремится, чтобы мой демон сотрудничал с его демоном?»
И снова пожелал иметь возможность вовлечь видения Харкендера в свои, смотреть на мир через внутренний взор Харкендера, а не через глаза миссис Мурррелл. Она не могла быть помощником Габриэлу, потому что была поглощена попытками избавиться от идей Харкендера, и решительно считала их бессмысленными.
Миссис Мурррелл никогда не говорила Харкендеру, что она на самом деле о нем думает. В конце концов, она была сводней, ее обязанности заключались в том, чтобы угождать прихотям клиентов, которые безуспешно пытаются изгнать мысль по правилам, жизнь по правилам, и брак по правилам.
Миссис Мурррелл опять уселась в кресло. Девушка присела сбоку на пол, уронив голову на колени миссис Мурррелл. Сводня начала рассеянно перебирать каштановые волосы своей подопечной. А сама тем временем наблюдала за Харкендером, достигшим вершины своих переживаний, бессрочного мига единения, который должен завершиться возвращением к земной жизни и обыденному сознанию.
Это возвращение, как понял Габриэль, из мыслей миссис Мурррелл, порой происходило так же легко, как естественное пробуждение от сна без грез, но порой совершалось иначе. Сводня пристально наблюдала, желая увидеть, чем все обернется на этот раз. И не была разочарована.
Внезапно тело Харкендера напряглось, по нему прошла судорога, рот открылся, обнажая желтые зубы, пальцы, только что расслабленные скрючились, и лицо обрело пепельно-серый оттенок. Мгновение Габриэлу казалось, что его покровитель умер. Но вот пальца снова задвигались, глаза зажмурились, как от сильного напряжения, рот оскалился, по лицу побежал пот.
Казалось, Харкендер вступил в неравный бой: как будто пока он представал обнаженным перед всемирной душой, некий иной разум попытался овладеть им или пожрать его, и даже теперь пытался стать им путем некоего вещественного и духовного преображения. Маг противился, страстно, каждым атомом своего существа, и все же удержался на краю пропасти, на краю полного уничтожения.
«Безумие», — подумала миссис Муррелл. — «Законченное безумие». У нее не было ни малейших сомнений, что Харкендер страдает настоящим душевным расстройством, но считала, что он сам во всем виноват, и это не ее дело.
Габриэль, напротив, пришел в ужас. Харкендер и без того одержим, а теперь, наверняка, что-то еще пытается им овладеть. До сих пор Габриэлю и в голову не приходило, что демоны могут бороться меж собой за власть над теми из людей, которых уже заразили своим губительным знанием и губительным видением. Он подумал, а что бы он чувствовал, если бы его собственного демона вынудили бороться за право обитать в его душе. Глядя на Харкендера, он с ужасом представил, что могло случиться с ним, если бы бой оказался таким же жарким.
Пока Габриэль и миссис Муррелл наблюдали, завороженные, каждый по своим особым причинам, лицо Харкендера медленно прояснилось, а мускулы мало-помалу расслабились. Наконец, он проснулся, совершенно безмятежный, явно ничего не помнящий о той борьбе, в которую его вовлекли демоны, верящий, видимо, что он делал именно то, что запланировал, не больше и не меньше.
Но Габриэль знал, и это знание пугало его, что, магия Харкендера настоящая, следовательно, настоящей была и угроза его жизни. Этот человек, который хотел взять Габриэля к себе, чтобы использовать его силу, был так же уязвим, как и маленький мальчик. Насколько уязвим он сам, Габриэль мог только догадываться. Теперь он понял, все, что он увидел, было не прихотью и игрой: ему показано, ясно и последовательно, что демона, который его захватил, может однажды заменить другой, и трудно сказать, следует ли надеяться на такое развитие событий или бояться его.
5
Сон развеялся, и Габриэль открыл глаза. Несколько секунд он растерянно озирался, не в силах понять, кто он и где, но затем сознание вернулось к нему с поразительной остротой. Мальчик почувствовал, что его словно что-то осторожно коснулись. И хотя было темно, и никто не стоял возле постели, он не сомневался, что его, действительно, коснулись неким загадочным образом, и понимал, кричать не стоит.
Нужно было встать. Прикосновение, несомненно, означало призыв. Ночь выдалась холодная и темная, но нельзя отмахиваться от призывов. Моруэнна, вот кто его звал. Время бегства настало значительно раньше, чем он предполагал. Внезапно его охватил страх. Моруэнна и ее обещания всегда походили на грезы, казались неосуществимой мечтой, и он всегда воспринимал ее манящие речи, как что-то сказочное и волшебное. Теперь неожиданно побег перестал быть предметом праздной фантазии, и требовалось принять решение.
Он с беспокойством сел на кровати. Затем выскользнул из-под одеяла. Натянул куртку, которую положил рядом, когда забирался в постель, и подхватил башмаки. В одних чулках на цыпочках подошел к двери спальни и с величайшей осторожностью отворил ее. Петли предательски заскрипели, но никто из спящих соседей не шелохнулся. Приют был исключительно скрипучим домом, изобиловавшим плохо пригнанными досками и вечно клекочущими водяными трубами. А нынче ночью шум ветра в окрестных деревьях добавлял нечто новое к обычному смешению шумов. Тем не менее, Габриэль старался держаться самого края лестницы, пробираясь вниз, чтобы спуститься по ней как можно тише.
Разумеется, это был не первый случай, когда Габриэль встал ночью, чтобы погулять в темноте по двору, обогнув дом, двинулся дальше к Флигелю и в дальний конец Дома. Иногда он отправлялся на прогулку с Джессом Питом. Они никогда не пытались что-либо украсть, даже еду из кухни, поскольку знали, как тщательно миссис Кэптхорн ведет счет своему добру, но это не притупляло для них остроту приключения. Лишь однажды они с Джессом вышли наружу, и это была совсем короткая экскурсия, именно тогда Габирэль впервые осознал, насколько тонка маска бравады, которую носит Джесс. Он понял, что приятель стал втягивать его в свои затеи только потому, что просто боялся пускаться в них один. Но даже тогда Габриэль не боялся ни темноты, ни ночных звуков. А теперь, когда одержимость дала ему силу видеть внутренним оком и силу повелевать маленькими ночными созданиями, он шагал вперед с полной уверенностью. Задняя дверь была заперта на замок и на засов, но ключ висел на своем крюке, а засов скользнул прочь легко и бесшумно. Проворные пальцы Габриэля легко справились с задачей, и он выскользнул наружу.
Когда, наконец, Габирэль очутился во дворе и стал обуваться, он почувствовал, что можно спокойно перевести дух, и спросил себя, правильно ли он поступает.
Никто не принуждал его. Моруэнна хотя и послала свой тайный призыв загадочным и необычным способом, власти над ним не имела. Он понятия не имел, какой волшебной силой она обладает, но был уверен, что ей теперь его не подчинить.
Он ничего не знал о Моруэнне. Ему было известно только, что действует она не в одиночку, и кто-то другой послал ее, подружиться с ним. Но кто был этот другой, Габриэль догадаться не мог, как ни напрягал свое воображение. Демон молчал. Одно было понятно, это был не мистер Харкендер, скорее уж, какой-нибудь его враг. Харкендер говорил миссис Муррелл о том, что он спрятал Габриэля и о каких-то «других», которые слишком интересуются его работой, но с чего бы он мог понадобиться этим другим, Габриэль не представлял. Не знал он и что замышляет на его счет мистер Харкендер, хотя подозревал — эти замыслы имеют какое-то отношение к демону, который им недавно овладел.
Мистер Харкендер уверял, что он его друг, но Габриэль давно усвоил урок, что надо остерегаться пустых слов. Моруэнна не скупилась на те же уверения, и точно так же могла лгать. Если он в большей степени доверяет Моруэнне, чем мистеру Харкендеру, то лишь потому, что она очень красива, привлекательна и обладает веселым нравом. Вполне возможно, думал мальчик, что Джейкоб Харкендер его отец, ведь не ответил же он на этот прямой вопрос Габриэля. Моруэнна же определенно не была матерью. Но в повадке Харкендера не было ничего, что неискушенное чутье Габриэля могло бы связать с отцовством, между тем как в Моруэнне с ее ясными и чистыми глазами присутствовало некое обещание заботы, ласки и доброты.
Осестрах Св. Синклитики и миссис Кэптхорн он вообще подумал. Словом, колебался он недолго, осознание своей одержимости и защищенности, придало его духу изрядную лихость.
Габриэль прошел через двор к Дому. У него не было намерения идти к главным воротам, которые он не смог бы ни перемахнуть, ни отпереть, он собирался искать тот самый участок заслоненной деревьями и увитой плющом стены, где его ждет Моруэнна. А это, как он сразу догадался, гораздо дальше того места, где он недавно лазал, в более отдаленной и запущенной части усадьбы.
Пересекая открытое пространство, Габриэль заметил что-то белое, движущееся близ Дома, и тут же замер на ходу. Несколько мгновений он думал, что это Моруэнна идет ему навстречу. Наверно она ждала его по ту сторону стены, но потом решила встретить его здесь, чтобы успокоить страх и волнение. Но, когда белое пятно приблизилось, он увидел, что ошибся. И вот тогда он по настоящему задрожал от испуга, потому что увидел, навстречу идет единственный человек в усадьбе, которого ему действительно следовало бояться. По тропинке навстречу ему шла изнуренная сестра Тереза, так отчаянно хотевшая стать святой. Только она могла обладать силой изгнать демона, а он не мог вынести и мысли об этом, хотя и подозревал, что именно воля демона заставляет его страстно желать оставаться таким, каков он теперь.
Тереза шла прямо к месту, где он замер, и он не сомневался, что ее ведет внутреннее око. В свете луны, которая еще не зашла и на время освободилась от заслоняющих облаков, Габриэль увидел, какой у сестры Терезы отсутствующий и отрешенный вид. Могло бы показаться, что она гуляет во сне, если бы не двигалась так целенаправленно. Габриэль бросился к ближайшим кустам, пытаясь спрятаться, но остановился, потому что понял, это ему вряд ли поможет избежать встречи. Он может спрятаться от обычных человеческих глаз, но как скрыться от внутреннего взора? Эта мысль оказалась верной. Когда монахиня была в дюжине футов от его укрытия, она остановилась и стала оглядываться, как будто знала, что кто-то затаился рядом. На ней была белая ночная рубашка, издалека похожая на платье, которое носила Моруэнна. Правда, платье Моруэнны было гладким и чистым, а рубашка монахини — грубой и в пятнах, но издалека и в темноте их можно было перепутать. Сестра Тереза выглядела моложе Моруэнны, но была крайне осунувшейся. Руки ее были такими тощими, что, казалось, едва ли в них есть плоть, а лицо — кости, обтянутые кожей. Когда она оглядывалась, было ясно, что она что-то ищет, но трудно было поверить, что она видит, ее глаза казались остекленелыми. Она словно заблудилась во сне, и то, что она искала, находилось совсем в ином мире, очень далеком от этого. Когда она подняла руки и растопырила пальцы, он увидел темные безобразные раны на каждой ладони, из них медленно капала кровь.
Габриэль подумал, сестра Тереза, видимо, тоже одержима на свой святой лад, и теперь ее ведет дух, обитающий в ней. Этот дух, несмотря на то, что он ангел, обращается с ней намного грубее и жестче, чем тот бес, который живет в нем.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но сначала не раздалось ни звука, как будто ей пришлось бороться с чем-то, прежде чем заставить свой голос себе повиноваться. И, когда, наконец, она смогла заговорить, то с усилием произнесла:
— Помоги мне, пожалуйста! Молю тебя!
Совсем не это ожидал услышать Гэбриэл. Он был удивлен и поражен, но не шевельнулся. Он наблюдал из тени, как стал осмысленным ее взгляд, будто она начала выходить из транса, испуганная и растерянная. Он увидел, что Тереза вся дрожит, словно только теперь вдруг почувствовала холод.
— Помоги мне! — Воскликнула она снова, так жалобно, как никогда он не слыхал до их пор. Мальчик был уверен, что слова эти обращены к нему, и что она знает, он здесь. Габриэль нехотя вышел из-за кустов и оказался на виду. Но она не видела его теми глазами, которые по-прежнему всматривались в темную беспредельность. Он ждал и видел, как ее взгляд начал вдруг стремительно блуждать, словно она знала, что здесь кто-то есть, и его можно увидеть, но не могла его найти. Она пробегала взглядом по мальчику не один, а множество раз, и явно не узнавала его. Он не мог решить, может ли заговорить с ней сейчас, но, так и не решив, шагнул в ее сторону и остановился менее чем в трех футах от нее. Она вытянула вперед руку и, коснулась его волос.
Это прикосновение подействовало на нее совершенно неожиданно. Хотя казалось, что Тереза все еще не видит его, она вдруг отпрянула, словно в великом страхе. Взглянула на свою руку с болью и ужасом, словно коснулась чего-то склизкого и противного, и огласила двор громким испуганным воплем, полным муки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55