Изложив множество мрачных примеров о более или менее злостных призрака
х мучеников, а особенно висельников, автор писал:
«Можно сказать, что после виселицы эти жертвы правосудия продолжают вес
ти некое подобие жизни, посвящая свои силы делу мести лицам, отправившим
их на эшафот.
Они являются во сне своим судьям и полицейским, изловившим их. Они могут п
оявиться даже днем, когда их жертвы бодрствуют.
И многие сошли с ума или предпочли самоубийство, расставшись с наполненн
ой кошмарами жизнью.
Некоторые из них умерли таинственной смертью, и там действовала преступ
ная рука из потустороннего мира».
Ц Ну и ну! Ц с трудом вымолвил Сигма Триггс.
Ц Если хотите, я перескажу вам историю судьи Крейшенка, случившуюся в Ли
верпуле в 1840 году.
Ц Приступайте! Ц храбро согласился Триггс, хотя сердце у него ушло в пя
тки.
Ц Итак, вспомним, как писал сей Адельберт с тремя звездочками.
Хармон Крейшенк заслуженно считал себя справедливым и строгим судьей. В
ерша правосудие, он не знал жалости.
Однажды ему пришлось судить юного Уильяма Бербанка, который в пьяной дра
ке прикончил своего приятеля.
Хармон Крейшенк возложил на голову черную шапочку и бесстрастным голос
ом зачитал приговор:
Ц Повесить за шею до тех пор, пока не умрет, Ц и, еле шевеля сухими губами,
добавил: Ц и пусть Бог сжалится над вашей заблудшей душой!
Юный Бербанк вперил в него горящий взор:
Ц А над вашей душой Бог никогда не сжалится, клянусь в этом.
Убийца без страха взошел на эшафот, и судья забыл о нем. Но ненадолго. Одна
жды утром Хармон Крейшенк собирался выйти из дома. Одевался он всегда бе
зупречно и, бросив последний взгляд в зеркало, вдруг увидел качающуюся в
глубине зеркала веревку.
Он обернулся, думая, что увидел отражение, но не тут-то было Ц веревка бол
талась лишь в зеркале.
На следующий день, в тот же час, он снова увидел веревку, на этот раз с петле
й на конце.
Хармон Крейшенк решил, что страдает галлюцинациями, и обратился к извест
ному психиатру, который порекомендовал ему отдых, свежий воздух, физичес
кие упражнения и соответствующий режим.
Две недели все зеркала в доме исправно отражали то, что им положено отраж
ать, а затем призрачная веревка появилась вновь.
Теперь ее петля лежала на плечах отражения Крейшенка.
Несколько недель все оставалось спокойным, а затем наступила скорая и уж
асная развязка.
Когда Крейшенк посмотрел в зеркало, привычное окружение растворилось в
глубине Зазеркалья. Поднялся белый дым и образовался густой туман.
Он медленно рассеялся, и судья увидел узкий тюремный двор с виселицей.
Палач завязал осужденному руки за спиной и положил ладонь на рычаг роков
ого люка.
Вскрикнув, Крейшенк хотел было убежать Ц в призрачной фигуре палача он
узнал Уильяма Бербанка, а в человеке, осужденном на позорную смерть, само
го себя.
Он не успел сделать ни одного движения. Люк открылся, и его двойник повис в
пустоте.
Хармона Крейшенка нашли бездыханным у зеркала, в котором отражался прив
ычный мир. Он был удавлен, и на его шее виднелся след пеньковой веревки.
Свои истории Эбенезер Дув рассказывал прекрасным летним вечером, и, хотя
не было ни тумана, ни дождя, ни ветра, Триггс чувствовал себя неуютно.
Мысли о приведениях не покинули его и утром, несмотря на яркое солнце и го
лубое небо.
Триггсу не сиделось на месте. С трудом дыша, он ходил взад и вперед по свое
й громадной гостиной, занимавшей большую часть бельэтажа.
Через окна, выходящие в сад, Триггс стал рассматривать площадь, разделен
ную надвое полосой дымящегося асфальта. Ужасающая жара приковала толст
яка Ревинуса к порогу его дома. Ратуша золотилась, словно вкуснейший паш
тет, вынутый из горячей печи, а фасады домов окрасились в винный цвет.
И вдруг Сигма зажмурился от болезненного удара по глазам Ц его ослепил
солнечный лучик, вырвавшийся из глубин «Галереи Кобвела».
Ц Ох, уж эта провинция! Ц пробурчал он. Ц Каждый развлекается, как может
… Этот идиот Кобвел только и знает, что пускать зайчики в глаза порядочны
м людям!
Сигма и не подозревал о существовании теории подсознания, и его собствен
ное подсознание осталось немым.
Ну что могло быть ужасного в этой детской игре, в этом солнечном зайчике, н
а мгновение ослепившем его?


III

БЛИКИ СОЛНЕЧНОГО И ЛУННОГО СВЕТА

Когда мистер Грегори Кобвел утверждал, что его «Галерея» устроена на ман
ер больших магазинов Лондона и Парижа, ему никто не противоречил. Жители
Ингершама, врожденные домоседы, не любили Лондона, а Парижа и вовсе не зна
ли. Их вполне устраивал и сам магазин, и его организация Ц при достаточно
м терпении всегда можно было отыскать нужную вещь, будь то роговая расче
ска, фарфоровая мыльница, аршин плюша, косилка или трогательные открытки
с образом Святого Валентина.
Мистер Кобвел и руководил своим торговым заведением, набитым товаром, сл
овно брюхо сытого питона, и обслуживал покупателей, ибо к персоналу мага
зина нельзя было отнести ни миссис Чиснатт, которая три раза в неделю тра
тила пару часов на видимость уборки, ни прекрасную Сьюзен Саммерли.
Мистер Кобвел был крохотным сухоньким человечком с тусклыми серыми гла
зами, страдавшим воспалением век. Несмотря на слабое сердце, он не прекра
щал муравьиной суеты, беспрерывно переставляя с места на место и перекла
дывая с полки на полку пыльное барахло.
Его отец, архитектор, разбогател, понастроив множество лачуг на, пустыря
х Хаундсдитча и Миллуолла, а Грегори Кобвел мечтал присоединить к богатс
тву и славу.
Он посещал рисовальную школу в Кенсингтоне и прославился, сочинив оскор
бительный пасквиль, порочащий память великого Рена, и малопонятные комм
ентарии к Витрувию.
Когда фортуна отвернулась от юного фанфарона, крохи отцовского состоян
ия позволили ему заняться торговлей в мирном и тихом Ингершаме.
Он осел в городке, жил в полном одиночестве и оставался закоренелым холо
стяком, несмотря на явные авансы некоторых местных дам. Он был вежлив и ус
лужлив, хотя и смотрел на своих клиентов свысока, прочих людей совершенн
о не замечал, в душе ненавидя их и завидуя всем.
В этом зачерствелом сердце теплилось нежное чувство лишь к одному стран
ному существу Ц мисс Сьюзен Саммерли.
Так ее окрестил Кобвел, ибо это стройное элегантное создание имени не им
ело, поскольку никому, кроме Грегори Кобвела, и в голову бы не пришло дават
ь ей таковое.
Он наткнулся на нее в заднем помещении лавки старьевщика в Чипсайде, где
за гроши покупал заложенное барахло. В тот день на ней были зеленая туник
а, проеденная молью, и сандалии из красного драпа. Он приобрел мисс Сьюзен
с ее туникой и сандалиями всего за восемнадцать шиллингов.
Сьюзен Саммерли, манекен, изготовленный из дерева и воска, несколько раз
выставлялась в ярмарочном балагане со зловещей табличкой на шее: «Гнусн
ая убийца Перси, зарубившая топором мужа и двух детей».
Если верить слухам, в бедняжке совсем не наблюдалось сходства с кровавой
убийцей, это был просто манекен из одного модного магазина Мэйфера, кото
рый потерпел крах.
Мистер Кобвел сделал ее немой наперсницей своих тайн.
В долгие часы безделья он беседовал с ней, не требуя ответов:
Ц Итак, мы утверждали, мисс Сьюзен, что Рев… Как? Ах! Ах! Я вижу, куда вы клони
те! Нет, нет и нет! Не продолжайте, вы идете по ложному пути. Национальная сл
ава? Вы говорите о Вестминстере и прочих ужасах из камня, которые позорят
страну. Не хочу вас слушать, мисс Саммерли. Видите, я затыкаю уши. Такое умн
ое и утонченное существо, как вы, не должно становиться жертвой подобных
заблуждений! Поверьте, я глубоко сожалею об этом! Согласитесь, улыбнись м
не судьба…
В конце концов, мисс Сьюзен Саммерли соглашалась со всем, что утверждал Г
регори Кобвел, и между ними царило самое сердечное согласие.
Крохотный великий человек иногда печально вздыхал, вспоминая, что торгу
ет сахарными щипцами и мисками, но быстро утешался, думая о «Великой гале
рее Искусств Кобвела», которая размещалась позади его магазина в просто
рном зале.
Туда вела лестница из шести ступенек, покрытая ковром. Зеленые занавеси
и грязно-желтые витражи придавали ей сходство с моргом. И стоило пересту
пить порог галереи, как это впечатление усиливалось, ибо зал пропах клоп
ами, древесным жучком, пережаренным луком, нафталином и мочой.
Но вы забывали об этой вони, бросив взгляд на ослепительное убожество се
го печального музея, удручающей безысходности которого не замечал лишь
сам мистер Грегори Кобвел.
И хотя он приобрел свои экспонаты по бросовой цене, Кобвел считал подлин
никами развешанные по стенам убогие репродукции французских живописце
в Ц все эти Верне, Арпиньи, Энгры, Фантен-Латуры (персонажам последнего в
ернули приличие, облачив в плотные одежды); в вечном полумраке прозябали
поддельные гобелены, фальшивый севрский фарфор, изготовленный в Бельги
и мустьерский фаянс и, словно покрытая изморозью, стеклянная посуда.
Он с бесконечной нежностью взирал на варварские скульптурные группы, ко
торые считал вышедшими из-под резца Пигаля и Пюже, и даже самих Торвальдс
ена и Родена.
В каждом уголке, словно бесценные сокровища, прятались абсурдные, гротес
кные изделия, раскрашенные во все цвета радуги Ц непристойные фетиши за
морских островов, гримасничающие святые Испании в изъеденных молью оде
яниях, фигуры, напоминающие о Брюгге, Флоренции или Каппакадокии, безумн
ое скопище скучнейших предметов, по которым, не останавливаясь, скользил
равнодушный глаз.
Дрожащей рукой Кобвел ласкал, будто не имеющие цены раритеты, эти грубые
поделки, найденные по случаю и обреченные на уценку с момента их появлен
ия на свет. Когда он стоял, созерцая унылую белизну дриад из искусственно
го мрамора, стыдливо прячущихся во мраке ниш, его душа начинала стеснять
ся от непонятной языческой набожности.
Он отказывался продавать выполненный из крашеного гипса макет Дархэмс
кого собора. А на видное место; рядом с застывшей маской неизвестного диу
мвира, водрузил миниатюрный дромон из разноцветного дерева.
Ц Мисс Саммерли, Ц торжественно восклицал он, будучи в особо меланхоли
ческом настроении, Ц Лондон не признал меня, а я не хочу признавать Лондо
н. О, я вижу, куда вы клоните, мой распрекрасный друг! Вы считаете, что после
моей смерти сии бесценные сокровища заполнят какую-нибудь залу Британс
кого Музея, а на двери ее, обитой железом, начертают «Коллекция Грегори Ко
бвела». Ну, нет! Этого не будет! Неблагодарный город никогда не удостоится
чести лицезреть эту красоту!
Он ни разу не открыл своей посмертной воли, а мисс Сьюзен ни разу не прояви
ла любопытства.
Грегори Кобвел в одиночестве съел свой завтрак Ц салат из портулака и ж
ареного лука, изготовленный в запущенном закутке, который гордо именова
лся «офисом», выпил каплю любимого бодрящего напитка Ц смеси джина с ан
исовкой и в почтительном безмолвии постоял перед потемневшим полотном
кисти непризнанного гения. Затем покинул «Галерею искусств» и уселся пе
ред широкой витриной магазина, выходившей на главную площадь, совершенн
о безлюдную в этот час, ибо вдова Пилкартер, дремавшая в плетеном кресле н
а пороге своего дома, за человека не считалась.
На фоне кабачка, где возчики ожидали, когда спадет жара, чтобы продолжить
свой путь, вырисовывался приземистый силуэт телеги, нагруженной блокам
и белого камня.
Ц Камень из Фовея, Ц заявил мистер Кобвел. Ц Он ничего не стоит, ибо мяг
ок и ломок.
Он призвал в свидетели невозмутимую мисс Саммерли, чья сверкающая нагот
а была прикрыта голубой мантией, придававшей ей некоторое высокомерие.

Мистер Кобвел ухмыльнулся.
Ц Прекрасная и высокомерная дама, мне кажется, вы снова ошибаетесь. Я при
зываю на помощь оптику.
Он взял с полки большой бинокль и навел его на телегу.
Ц Камень из Аппер-Кингстона, моя прелесть… Эх! Есть ли на сей многострад
альной земле гений, могущий использовать эти камни по назначению? В наше
й ратуше из него возведены две самые красивые башни.
Мрачно-презрительная ратуша относилась к тем редким архитектурным тво
рениям, которые признавал нетерпимый мистер Кобвел.
Он часто рассматривал в подзорную трубу ее циклопическую кладку, вздыха
л и говорил, что только сие здание примиряло его с навязанным ему судьбой
существованием.
Забыв о телеге, он принялся разглядывать величественный фасад.
Ц Прекрасная работа, мне следовало жить в ту эпоху величия.
Вдруг он слегка подпрыгнул.
Ц О! Вы только подумайте, мисс Сьюзен, отныне никто не посмеет утверждать
, что муниципальные служащие ведут праздную жизнь. Я вижу движение позад
и вон того крохотного окошечка, на котором никогда не останавливаю свой
взор, ибо оно лишь портит красоту камня.
Он тщательно отрегулировал резкость бинокля и принялся наблюдать.
Ц Что я говорил, мисс Саммерли! Где же моя солнечная дразнилка?
Солнечную дразнилку он изобрел сам, чему по-детски радовался. Этот небол
ьшой оптический аппарат состоял из линз и параболического зеркала и поз
волял посылать на далекие расстояния солнечные зайчики, слепившие неча
янных прохожих.
Ц Глядите, мисс Сьюзен. Одной рукой я направляю бинокль на окошко, а друг
ой посылаю туда же солнечный лучик из дразнилки. Вам ясно?
Мисс Саммерли промолчала, и Кобвел счел нужным дать дополнительные объя
снения.
Ц Усиленный свет позволит мне заглянуть в комнату, а затем я награжу сли
шком усердного чиновника солнечной оплеухой. Раз, два, три…
Ц Ох!
Он испустил крик ужаса.
Солнечная дразнилка дрогнула в руках человека, и неуправляемый солнечн
ый луч ударил по глазам Сигмы Триггса.
У Грегори Кобвела пропала всяческая охота продолжать любимую забаву. Он
выронил дорогой бинокль, удалился в глубь магазина, рухнул на ступеньки
лестницы, ведущей в «Галерею искусств», охватил голову руками и принялся
размышлять.
Некоторое время спустя он перенес в галерею мисс Саммерли, установил ее
перед одной из ниш, а сам уселся на плюшевый диванчик, позади которого тор
чала засохшая пальма.
Прошло несколько часов, пока он снова не стал рассуждать вслух.
Солнце медленно клонилось к западу, и его лучи золотили крыши домов на гл
авной площади.
Наступал мирный час сумерек. Маленький мост, соединявший травянистые бе
рега Грини, превратился в толстую темную черту, на которой китайской тен
ью вырисовывался рыбак, ловящий плотву.
Ц Мисс Сьюзен, Ц пробормотал Кобвел, Ц вы ведь тоже видели!
Он поднял голову, и его испуганные глаза забегали между Сьюзен и прочими
неподвижными фигурами, которые не заслуживали права быть доверенными л
ипами.
Ц Я не вынесу тяжести сей тайны! Ц простонал Кобвел. А вы как считаете, ми
сс Сьюзен?
Мысли дамы в голубой мантии были сообщены ему неким неведомым путем, и он
продолжил:
Ц Из Лондона прибыл детектив. Говорят, весьма умелый. Такие вещи касаютс
я не только меня. Что?
Фигура мисс Сьюзен незримо растворялась в зеленоватом сумраке галереи.

Ц А вдруг он приехал именно из-за этого… Ах, мисс Саммерли, на этот раз, вы,
кажется, абсолютно правы!.. Да, я пойду к нему… Это мой долг! Вы действительн
о считаете, что это мой долг? Я вам верю, не убойтесь.
Мирные вечерние шорохи почти не проникали в «Большую Галерею Кобвела», г
де ночь уже вступала в свои права. Вдали слышались детские голоса, привно
сившие малую толику радости в этот угасающий день.
Они напомнили Грегори Кобвелу давно ушедшие годы, беззаботные часы полн
ого счастья в саду Вуд Роуда.
Ц Я не смогу уснуть и обрести душевный покой, Ц захныкал он. Ц Вы слышит
е, мисс Сьюзен? Я должен немедленно отправиться к мистеру Триггсу! Но никт
о не должен видеть меня. Пусть стемнеет, совсем стемнеет.
Эта решение успокоило его. Он встал, закрыл двери, ставив, затем вернулся в
галерею, освещенную лампой, и вновь уселся перед мисс Саммерли.
Ц Когда стемнеет… станет совсем темно, я обязательно пойду, даю вам слов
о!
Было темно, а лампа, в которую он забыл подлить масла, быстро гасла; это его
мало беспокоило, ибо над деревьями сада взошла луна, и ее свет просачивал
ся сквозь занавеси. Мисс Сьюзен Саммерли словно закуталась в серебристо
е сияние, и этот тончайший феерический наряд радовал мистера Кобвела.
Ц Нет, нет, Ц бормотал он, Ц не думайте, что я изменил своему решению. Я по
дожду еще немного, совсем чуть-чуть, уверяю вас. Жаль, что придется будить
мистера Триггса, но, право, детективам Скотленд-Ярда не привыкать к этаки
м мелким неприятностям… Мисс Сьюзен…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12