А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Мария, мне нужно кое-что тебе сказать. А известно ли тебе, Мария, что вот уже двадцать семь лет, как я состою в законном браке с одной и той же женщиной?
— Нет. Я этого не знала, мистер Аззекка, — удивилась она.
— Да, так оно и есть. Целых двадцать семь лет! Подумать только — двадцать семь лет прошло с тех пор, как я женился на этой ирландской девушке, Сибил. Моя жена — ирландка. Ее девичье имя Сибил Броган. А хочешь знать, что мой покойный отец — мир праху его! — сказал мне, когда узнал, что я собираюсь жениться на ирландской девушке?
— И что же он сказал, мистер Аззекка?
— Он спросил: «Ты хочешь жениться… на ком?!»
— А что вы ответили, мистер Аззекка?
— Я ответил: «На ирландке».
— И что же он сказал?
— Ничего не сказал. Только сунул голову в духовку. — На губах Аззекки появилась усмешка. — Это шутка, Мария. Никуда он голову не совал. Тем более в духовку. Я просто решил пошутить.
— Ox, — вздохнула Мария.
— А на самом деле отец сказал: «Послушай, Марио, тебе пришел конец!»
— Господи, как ужасно! — содрогнулась Мария.
— Ужасно, — согласился Аззекка. — А хочешь, я скажу тебе еще кое-что?
— Что?
— Он оказался прав.
— Ой, мистер Аззекка! — воскликнула Мария.
— Да, Мария, мой старик оказался прав. Что верно, то верно, отец не ошибся, когда сказал, что мне пришел конец. Двадцать семь лет жизни с одной и той же женщиной, а что я получил взамен? Что, спрашиваю я? Кабинет, где и кошке было бы тесно, и это в двенадцатикомнатной квартире! Ты, наверное, мне не веришь, Мария?
— О, как это ужасно, мистер Аззекка, — сочувственно прошептала она.
— Ужасно? Ужасно?! Это просто кошмарно, вот что я тебе скажу! А ты знаешь, Мария, что я люблю больше всего не свете?
— Что, мистер Аззекка? , — Наблюдать за фонтаном Делакорте.
— О, прошу вас, мистер Аззекка, перестаньте, Я сейчас расплачусь.
— Я просто самый обычный человек, Мария, как все вокруг.
И, как любому человеку, мне нужно, чтобы меня любили. Разве каждый из нас не нуждается в любви, скажи, Мария! Скажи мне правду. Разве я не прав?
— О конечно, мистер Аззекка.
— Тогда будь хорошей девочкой — иди сюда и посиди у меня на коленях.
— Не думаю, что мне стоит это делать, мистер Аззекка, — Стоит, стоит. Вот увидишь, стоит. Иди сюда, и давай попробуем.
— Нет, думаю, все-таки не стоит, — с сомнением в голосе сказала Мария и покачала головой. Закинув одну ногу на другую, она снова застенчиво одернула юбку. — Почему бы нам с вами не заняться письмом, мистер Аззекка? По-моему, это было бы самое разумное, разве нет?
— Кажется, я понимаю, о чем ты думаешь, Мария. Ты считаешь, что так делать не следует. Я угадал?
— Да, да, верно.
— Ты настоящая итальянка, славная, набожная католичка.
Наверное, ты ко всему прочему до сих пор еще девственница…
— Да, возможно…
— …и поэтому ты считаешь, что не стоит связываться с мужчиной, который женат, да еще целых двадцать семь лет, к тому же на одной женщине и вдобавок ирландке. Вот, о чем ты думаешь, Мария. Ты считаешь, что не должна так поступать.
— Да, это так, мистер Аззекка.
— Но почему ты так уверена, что это будет не правильно, Мария?
— Просто не правильно, и все, — ответила Мария, пожав плечами.
— Ты ошибаешься, Мария, это будет восхитительно. Все так делают, поверь мне. Тысячи, миллионы одиноких людей в этом городе… да что там — во всем мире как-то устраиваются, договариваются друг с другом, возникают связи… потому что все нуждаются друг в друге, Мария. Люди не могут друг без друга, вот в чем дело. Да, кстати, ты когда-нибудь читала такую книгу — «Связи»?
— Боюсь, что нет, мистер Аззекка.
— Жаль… чудесная книга, Мария. Она как раз и посвящена связям. Вот и я тоже хотел бы условиться о… договориться с тобой, Мария.
— Ой… спасибо большое, мистер Аззекка, но, думаю, может быть, мы все-таки лучше перейдем к вашему письму? Время уже позднее, знаете ли, а у меня еще куча дел. Продиктуйте мне письмо, хорошо?
— Послушай, Мария, я знаю людей, о которых ты бы никогда такого не подумала. И у всех у них есть связи. Честное слово, Мария.
— Да? — воскликнула Мария. Глаза ее загорелись любопытством. Она навострила уши и даже совсем позабыла про юбку.
— Ей-богу! Бенни Нэпкинс хотя бы. У него связь с Жанетт Кей Пецца.
— Ах, вы о нем! Это я знаю.
— А Поли Секундо имеет связь с одной немкой-стюардессой.
Она родом из Дюссельдорфа, работает на тамошней авиалинии.
— Из Дюссельдорфа! — недоверчиво протянула Мария.
— А бывшая жена Нюхалки Делакорте. — с одним крикуном из Амарилло, что в Техасе!
— Амарилло, Техас! — выдохнула Мария.
— Если хочешь знать, даже у самого Кармине Гануччи есть связь! — понизив голос до таинственного шепота, произнес Аззекка.
— У самого Кармине Гануччи!
— Да, да, настоящая любовная связь! — прошептал Аззекка. — С очаровательной крошкой, которая на самом деле зарабатывает кучу денег, побольше, чем иная высококлассная шлюха! Вот так-то, Мария. Видишь, какие бывают связи! Я еще немало могу тебе порассказать о таких вещах.
— Ой, нет, не рассказывайте, мистер Аззекка. Я не хочу этого знать!
— Иди, Мария, посиди у меня на коленях.
— Ладно, мистер Аззекка. Хорошо, мистер Аззекка, я согласна. Только… есть тут одна проблема…
— А что такое, Мария? Ты боишься?
— Нет.
— Или тебя смущает тот факт, что у тебя будет связь с мужчиной, который к тому же является твоим хозяином?
— О нет, это не так. На самом деле…
— Да Мария?
— Видите ли, я, так сказать, уже состою в связи… И как на грех этот мужчина в то же самое время является моим хозяином.
С Вито то есть… Надо же, какое совпадение, верно? С мистером Гарбугли. С вашим собственным партнером.
— Понятно, — протянул Аззекка.
— Да, — вздохнула Мария.
— Тогда вернемся к этому письму, — вздохнул Аззекка.
* * *
— Привет, Нэнни, — поздоровался Нюхалка.
— Слушаю.
— Это я, Нюхалка.
— Да, Нюхалка, здравствуй. Слушаю тебя.
— Помнишь, о чем мы с тобой вчера разговаривали? Так вот, я тут кое-что разнюхал… потолковал кое с кем…
— Да.
— Так вот, этот парень согласился потолковать с тобой. Но только он говорит, что хочет остаться, так сказать, инкогнито.
— Идет, — согласилась Нэнни.
— Отлично. Да, и он хочет сегодня же получить деньги.
— Сегодня? А когда?
— Думаю, он собирается приехать в Ларчмонт, как только стемнеет. Ты легко его узнаешь — у него на голове будет черный нейлоновый чулок. А потом… впрочем, сама увидишь. Парень постарается не привлекать к себе внимания.
— Понимаю. И когда же он будет в Ларчмонте?
— В восемь… восемь тридцать, где-то так. Ты успеешь к этому времени достать деньги?
— Они у меня уже на руках, — ответила Нэнни.
— Чудесно. Тогда никаких проблем, — заверил ее Нюхалка.
— Думаю, что никаких, — согласилась Нэнни. — Буду с нетерпением ждать приезда твоего друга.
— Послушай, Нэнни, никакой он мне не друг и даже не приятель, — возмутился Нюхалка. — И, прошу тебя, запомни это хорошенько. Если что-то подобное когда-нибудь дойдет до ушей самого Гануччи, я хочу быть уверен, чтобы все знали, — все, что я делаю, я делаю только лишь из уважения к нему. Если хочешь знать, я этого самого типа в жизни никогда не видел. А поскольку, как я уже сказал, на нем будет черный нейлоновый чулок поверх головы, то ни я, ни ты никогда не узнаем, кто этот парень на самом деле.
— Я поняла.
— И еще кое-что, Нэнни. Я не преследую выгоду. Все это я делаю, поверь, только из-за искренней любви и глубочайшего уважения, которое я питаю к этому необыкновенному человеку, Кармине Гануччи.
— Уверена, что в один прекрасный день мистер Гануччи сможет оценить такой великодушный поступок, — сказала Нэнни. — Как бы там ни было, большое тебе спасибо. Так, значит, сегодня вечером я жду твоего приятеля.
— Да, часов в восемь — полдевятого, — напомнил Гануччи.
— А с мальчиком все в порядке? — спохватилась Нэнни.
— Послушай, может, ты хочешь сама поговорить с ним? Этот парень сейчас как раз возле меня.
— Да, да, конечно. Передай ему трубку.
— Знаешь, у него и сейчас на голове этот дурацкий чулок, — сказал Нюхалка, — так что ты не удивляйся, если он будет говорить немного невнятно.
— Хорошо, хорошо, я поняла, — сказала Нэнни.
— Алло? — произнес чей-то незнакомый голос.
— Так вы и есть тот самый человек, с которым мы уже и прежде имели дело? — первым делом поспешила убедиться Нэнни.
— Точно, — подтвердил мужской голос.
— Насколько я поняла, вы готовы подъехать сюда часов В восемь, в половине девятого. Это так?
— Правильно.
— С мальчиком все в порядке?
— Да.
— После того как мы с вами покончим с нашими делами, он должен быть возвращен. Надеюсь, вы это понимаете? — Да.
— Это случится скоро?
— Да.
— Тогда, если я вас правильно поняла, вы согласны привезти мальчика с собой?
— Верно.
— Алло, Нэнни, — это снова был Нюхалка, — извини, но я никак не мог не слышать, что тут говорилось. Ты же сама понимаешь, что этот тип хочет обезопасить себя, не так ли? Поэтому мальчик пока побудет здесь, в этом самом месте, пока вы не договоритесь. А когда с делами будет покончено, его привезут. Понимаешь, так обычно и делается. Ради его собственной безопасности, так он говорит. Хотя, надо признать, тут я с тобой согласен: этот тип — настоящий мерзавец!
— Понимаю, — сдержанно отозвалась Нэнни.
— Вот и хорошо. Тогда пока, — буркнул Нюхалка и бросил трубку.
* * *
Нонака мало-помалу основательно опьянел. Впрочем, похоже, никто из сидевших за столом этого не замечал, постольку поскольку все они, как один, были еще пьянее Нонаки. Бар, где они сидели, носивший название «Усадьба», находился на углу Девяносто шестой улицы и Коламбус-авеню. Сидя возле огромной стеклянной витрины бара, через которую наискось было написано его название, Нонака вдруг несказанно удивился, прочитав его, как Абь-дасу, что вдруг показалось ему почти японским. Впрочем, он уже был в той стадии, когда все вокруг казалось ему японским. Даже сидевший напротив Бенни Нэпкинс выглядел вылитым японцем.
— В этом деле основная проблема — это вопрос, так сказать, этики. Этакая дилемма, — сказал Бенни. — По крайней мере, я так все это себе представляю.
— И как же ты это представляешь? — перебил его Доминик. — Послушайте, давайте-ка еще по одной, идет?
— Ладно, — охотно согласился Бенни. — Бармен! — крикнул он и помахал рукой.
— Японцы не могут выговорить букву «л». А вы об этом знаете? — спросил вдруг Нонака.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Дилемма, — объяснил Нонака, — ни один японец не выговорит слово «дилемма», потому что в нем есть «л».
— Да? — страшно удивился Бенни, — а я этого не знал!
— Что будете пить? — спросил подошедший бармен.
— То же самое, — ответил Бенни.
— Слушайте, парни, притормозите, не то как бы вас не развезло, — дружески посоветовал бармен.
— Вот вам, пожалуйста, еще одно, — подмигнул Нонака, — «развезло», слышали? Ну, какой японец выговорит «развезло»?
Или там — «поплывете»?
— Во-во! — обрадовался бармен. — Сначала вас развезет, а потом и поплывете! Счастливого плавания! — И, повернувшись, пошел к себе за стойку.
— Нет, парни, вся проблема не в этой самой дилемме, а в том, что у моей вилки вдруг появился близнец, — хмыкнул Бенни. — Вот так штука — двухвилочная дилемма! Нет, двухдилеммная вилка!
— Две вилки… ну и что? — не понял Доминик.
— Не две вилки, а двойная вилка… они близнецы, — пояснил Бенни. — Что тут непонятного? Близнецы! По пятьдесят тысяч за вилку! Близнецы они, вот в чем штука!
— «Долларов»! Вот и еще одно слово, — добавил Нонака.
— А вы знаете, сколько у меня при себе денег? — хвастливо спросил Бенни.
— И сколько? — полюбопытствовал Доминик.
— Целая сотня! Сто тысяч долларов, — напыжился Бенни.
— Долларов, — словно эхо, отозвался Нонака, слабо, покачав головой, — ни за что не выговорить!
— Так это же целая куча денег! — удивился Доминик. — А вы, парни, знаете, сколько, самое большее, я за свою жизнь видел денег?
— И сколько? — с любопытством спросил Бенни.
— Одним банкнотом, я хотел сказать.
— Вот и еще одно слово…
— Так сколько?
— Тысячу, — объявил Доминик, — А, кстати, вы, ребята, можете сказать, кто нарисован на тысячном банкноте?
— Кто? — заинтересовался Бенни.
— Гровер Кливленд.
— «Кливленд», скажите на милость! — возмутился Нонака. — Ну кто такое выговорит?! Тоже мне язык, черт возьми! Одни сплошные «л»!
— Так знаете, кого обычно изображали на тысячедолларовой купюре?
— Нет, а кого?
— Александра Гамильтона…
— А вы, ребята, знаете, как японец скажет «Александр Гамильтон»? — спросил Нонака.
— И как же?
— Арександр Гамирьтон, — глаза его сузились еще больше.
— И почему он так скажет? — удивился Доминик.
— Не знаю, — ответил Нонака, пожав плечами.
— Ну что ж, у каждого из нас есть свои проблемы, — заметил Доминик.
— Нет, вы только послушайте! — возмутился Нонака. — В этом языке кругом одни проклятые «л»!
Бенни покорно прислушался, но ничего особенного не заметил.
Кроме того, у него и собственных проблем хватало. Впрочем, сейчас перед ним стояла только одна, простая и в то же время сложная: что делать, если, обшарив все здание сверху донизу, они так и не обнаружат мальчишку?! Отдать ли тогда Нэнни одну из пачек, в которой было ровнехонько пятьдесят тысяч, а другую отвезти в Неаполь, как было ему поручено? Или оставить ее себе и к дьяволу Гануччи, к дьяволу всех!.. Всех, всех к дьяволу! Взять с собой одну только Жанетт Кей, отвезти ее в Гонолулу, валяться на горячем песке и сладко грезить, уткнувшись носом в ее упругие титьки! А проблема, в сущности, в том, что в жизни всегда хватает проблем, особенно когда у парня в кармане пятьдесят тысяч, которые, того и гляди, прожгут там дырку.
— Мальчик, — вдруг сказал он.
— Ты это сказал, — отозвался Доминик.
— И я тоже, — добавил Нонака.
Бармен принес им еще по одной. Теперь мужчины пили молча. Лениво поглядывая на улицу через зеркальное стекло в окне бара, Бенни видел, как из подземки высыпала толпа мужчин в деловых костюмах. Был ранний вечер, все они, как ему казалось, спешили домой, к любящим женам и детям, домой, где уже витали вкусные запахи горячего ужина. Они торопливо шагали домой, предвкушая, как проведут уик-энд, как весело им будет — особенно после долгих часов тяжелой работы в своих офисах, которых в Манхэттене полным полно. И на одно короткое мгновение Бенни вдруг отчаянно позавидовал этим людям, пожалев, что никогда не был таким, как они, — честным, добропорядочным гражданином.
* * *
В тот же самый вечер Лютер Паттерсон дождался семи часов, набрал номер «Кленов» и попросил позвать к телефону Кармине Гануччи.
— Мистера Гануччи сейчас нет дома, — сказала Нэнни. — Он еще не вернулся из Италии.
— А, вы опять решили рассказать мне ту же самую сказочку об Италии? — хмыкнул Паттерсон.
— Кто это? — переспросила Нэнни.
— Похититель детей! — представился Лютер.
— Никакой вы не похититель! — возмутилась Нэнни.
— Это вы мне будете доказывать?! — обиделся в свою очередь Лютер. — Мэм…
— Я разговаривала с настоящим похитителем всего лишь пару часов назад, — продолжала гнуть свое Нэнни.
— Интересно, как это вы могли разговаривать со мной всего пару часов назад, когда в это самое время я спокойно сидел себе…
— Всего два часа назад у меня появилась такая возможность.
«Если хотите знать, один из моих самых близких друзей разыскал похитителя и помог мне поговорить с ним по телефону. Больше того, мы даже договорились, где и когда встретимся. А вы… впрочем, я понятия не имею, кто вы такой, сэр!
— Я?! Я кто такой?! — взорвался Лютер. — Между прочим, я и есть этот самый ваш похититель!
— Так я и поверила! — фыркнула Нэнни.
— Мэм, вас нагло обманывают! Этот человек… он самый настоящий мошенник! Самозванец! Кто бы там ни уверял вас, что именно он и похитил вашего мальчика…
— Прощайте, сэр, — проворковала Нэнни и бросила трубку.
Лютер тупо уставился на умолкнувший телефон. Мысли вихрем кружились у него в голове. Наконец не на шутку разозлившись, он снова набрал тот же самый номер. На этот раз Лютеру пришлось подождать несколько минут, пока на том конце сняли трубку.
— «Клены», — послышался голос Нэнни.
— Мэм, я еще раз предупреждаю вас, что…
— Если вы не прекратите звонить по телефону и беспокоить меня, — рассердилась Нэнни, — то мне придется сообщить о вашем поведении в полицию!
— Мэм, надо ли говорить, что вы ведете очень опасную игру!
В ваших руках — жизнь невинного ребенка… В трубке раздался щелчок, а вслед за ним — долгие гудки.
Лютер медленно положил трубку на рычаг. Потом встал, вышел из-за стола и принялся расхаживать взад и вперед по комнате. Прошло немного времени. Подумав, Лютер подошел к телефону, поднял трубку, нерешительно посмотрел на нее несколько секунд и со вздохом вернул на прежнее место. Потом снова снял, подержал в руке и наконец с грохотом бросил трубку на рычаг. Он был в ярости.
— Какого дьявола?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19