А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но Домицио только буркнул:
«Пшел вон, идиот!» — и в следующую же ночь кое-кто из приятелей Бенни позаботился о том, чтобы мусорный бак со всякой гадостью, вдребезги расколотив великолепное зеркальное окно нового ресторана, оказался внутри, заляпав всякой дрянью роскошное убранство зала. И все было бы чудесно — это маленькое, хоть и досадное происшествие сослужило бы только добрую службу самому Домицио, поскольку коль скоро человека зовут Домицио Гануччи, то какого дьявола, в самом деле, называть себя Домицио Голсуорси?! Что за имя, черт возьми, да еще для хозяина итальянского ресторана?! Да еще такого шикарного! Он же ведь был членом семьи Гануччи — не больше, ни меньше! Нет, иногда Бенни просто отказывался понимать, о чем думают некоторые люди! «Что такое имя? — печально процитировал он про себя, — ведь роза, как ее ни назови, все ж сохранит свой дивный аромат!» Бенни недоумевающе пожал плечами. Он попытался было представить себе, что было бы, если бы это незначительное происшествие обернулось для него по-иному, если бы на следующее утро его бездыханное тело вдруг выловили из Большого Чикагского канала, но так и не смог.
А в действительности Кармине Гануччи лично прилетел из Нью-Йорка только для того, чтобы сообщить: он, дескать, отлично все понимает, каждый может хоть раз в жизни ошибиться, но зеркальное окно обошлось его дорогому брату Домицио ни много ни мало в тысячу двести пятьдесят зеленых, каковую сумму Бенни и надлежит возместить ему из своего кармана. И посоветовал Бенни в будущем заняться чем-нибудь другим. Впрочем, он был так любезен, что предложил Бенни, когда тот окончательно поправится, перебраться из Чикаго в Нью-Йорк, где ему скоро понадобится свой человек для работы в Гарлеме. Если, конечно, Бенни это заинтересует, добавил Кармине. Конечно, много предложить он не может и, скорее всего, на новом месте Бенни будет зарабатывать меньше, чем здесь, но Бенни должен его понять — зеркальные витрины ведь не растут на деревьях, верно?
И хотя лично он всегда ценил хороший юмор, но такому неглупому человеку, как Бенни, не стоит объяснять, насколько глупо было дразнить родного брата самого Кармине Гануччи!
Бенни пришлось признать, что тут он прав.
Вежливо поблагодарив мистера Гануччи за столь щедрое и великодушное предложение, он заверил его, что будет счастлив перебраться в такой замечательный город, как Нью-Йорк, и принять предложенное ему место в столь милом районе, как Восточный Гарлем, — о такой удаче он, дескать, не смел и мечтать! — а потом вышел из дома, прошелся по Тридцать первой улице и долго стоял на берегу канала, глядя вниз. Затем громко, чтобы те, кому надо, могли его услышать, прочел вслух «Богородица, Дева, радуйся!» и ушел.
Да, все мы когда-то делаем ошибки, думал он, но, сколь это ни печально, приходится признать, что в последнее время он явно превысил допустимый предел. Почему, спрашивается, он не нашел в себе сил отказать Нэнни? Надо было прямо сказать — пусть подыщет кого-то другого, еще более незаметного, чем он, чтобы вернуть домой этого маленького негодника, мальчишку Гануччи. Он должен был сразу отказаться, и это было бы самое правильное. Но он этого не сделал. Больше того, совершил еще большую глупость — ввязался в эту дурацкую интригу с карточной игрой и, что уж совсем глупо, доверил самую ответственную роль Придурку, пройдохе и мошеннику, столь же глупому, сколь и изворотливому.
«Хотелось бы мне знать, где этот идиот сейчас», — мрачно подумал Бенни, и вновь бросил затравленный взгляд на лежащий перед ним пухлый белый конверт. Наверное, все-таки лучше открыть его, вздохнул он, и хотя бы посмотреть, что там.
По крайней мере, на банковском счете у него целых двести шестнадцать долларов, а этого хватит, чтобы исчезнуть на время.
Пусть не в Индию и не на Гавайи, а на худой случай в Скенектеди, но и это не так плохо, решил он. У Бенни в Скенектеди жила родная тетка.
Он отпил кофе, отставил в сторону чашку, со вздохом взял в руку конверт и стащил с него тугую резинку.
В конверте лежала целая пачка сотенных купюр — пятьдесят тысяч долларов.
И билет на самолет до Неаполя и обратно.
Кроме этого, была еще записка.
«Бенни Нэпкинсу.
Садитесь на самолет. Вылет в пятницу вечером в десять часов.
Отправляйтесь в Неаполь (не забудьте, что в Риме пересадка), в субботу вы должны передать содержимое этого конверта поверенному мистера Гануччи, который будет встречать вас в аэропорту.
Не провалите все дело!
Марио Аззекка».
Бенни еще раз медленно перечитал записку. Потом во второй раз пересчитал деньги. Снова посмотрел на билет. И тут ошеломляющая мысль молнией вспыхнула у него в мозгу — вот тут, перед ним, как раз те самые пятьдесят тысяч, которые хочет получить сумасшедший маньяк, похитивший мальчишку Гануччи! Они у него в руках! Одна беда — сам Гануччи тоже рассчитывает получить эти деньги, только в Неаполе.
Во второй раз за последние несколько часов Бенни захотелось поднять голову и истошно завыть от злобы и отчаяния.
* * *
Самым известным скупщиком краденого в этом благословенном городе был человек по имени Блумингдейлс (его имя звучало точь-в-точь как название знаменитого магазина, только что апострофа к нему не полагалось). Блумингдейлс (не магазин, конечно, а человек) снимал квартиру на 116-й улице в самом конце Лексингтон-авеню, и любой в этом городе сказал бы вам, что это самое оживленное место во всем районе. Народ стекался отовсюду, порой издалека, только чтобы полюбоваться бесчисленным множеством самых разных товаров, которыми были буквально завалены витрины магазина Блумингдейлса, размещавшегося прямо в его четырехкомнатной квартирке. Ходили упорные слухи, что однажды ему пришло в голову выставить на кухне украденный концертный рояль. Но Доминику по прозвищу Гуру ни разу в жизни не доводилось видеть настоящего, подлинного «Стейнвея», поэтому пришлось принять всю эту байку на веру.
Однако заваленные буквально до самого потолка крадеными товарами комнаты магазина Блумингдейлса произвели на Доминика неизгладимое впечатление, и он вознамерился сделать все, чтобы то, что он принес с собой, также заняло подобающее место на витрине.
Чего здесь только не было! Радиоприемники, телевизоры, тостеры, золотые часы, ручки с золотыми перьями и крохотные золотые карандашики, стереосистемы, зонтики, пальто всех цветов и размеров, шубы, светильники, золотые цепочки и кольца, музыкальные инструменты, шахматные доски, полное собрание сочинений Чарльза Диккенса в переплете из натуральной кожи искусной ручной работы, хрусталь, китайский фарфор, велосипеды и даже мотоцикл «Хонда» — все это и еще многое, многое другое можно было найти в тесном магазинчике Блумингдейлса в любой день недели, поскольку магазин работал без выходных.
Но тщетно стали бы вы искать там серебряные часы, кольца или цепочки — Блумингдейлс не имел обыкновения держать у себя в магазине подобные безделушки, а вместо этого отдавал их в «Сильвер Фоке», хозяин которого, зная толк в серебре, мгновенно определял стоимость каждой вещицы. Для своих многочисленных клиентов он всегда старался раздобыть нечто оригинальное: серебряные соусники, ковши или столовые приборы. В общем, любые предметы роскоши, всех видов и фасонов, лишь бы они были из серебра. Все же остальное, от крохотного транзистора до гигантских размеров посудомоечной машины, от грошовой безделушки, за которую и пятерки жалко, до великолепного раритета, стоимость которого приближалась ко многим тысячам (вроде подлинного «Стейнвея», увидеть который Доминику так и не довелось), размещалось в четырех крохотных комнатушках этого охотника до выгодных сделок. Судя по всему, его не слишком пугало нарушение статьи 1306 Свода законов города Нью-Йорка, звучавшей примерно так: «Скупка, получение, укрывательство или хранение похищенных или добытых иным нечестным путем предметов собственности».
Более того, все без исключения воришки славного города Нью-Йорка — и карманники, и те, кто крал в крупных универмагах, медвежатники и домушники, налетчики и взломщики — все в один голос твердили, что считают за честь для себя иметь дело с таким человеком, как Блумингдейлс, поскольку тот всегда был с ними скрупулезно честен и, больше того, рассчитываясь, неизменно добавлял целый доллар сверх назначенной цены. Доминик тоже остался доволен оказанным ему приемом.
Все было бы просто здорово, если бы с некоторых пор Блумингдейлс не завел себе отвратительную привычку вечно ворчать по поводу экзотической внешности Доминика.
— И почему бы тебе не подстричься? — в очередной раз спросил Блумингдеилс. — Такой славный итальянский юноша, как ты…
— Мне моя прическа и так нравится, — заупрямился Доминик, — Выглядишь ты… словно битник какой-то, — фыркнул Блумингдеилс.
— А вот многим девушкам такая прическа, как у меня, наоборот, нравится, — продолжал стоять на своем Доминик.
— У многих девушек просто с головой не все ладно, — набычился Блумингдеилс. — Постригся бы, сделал бы аккуратную прическу… ну, вот как у меня хотя бы!
— А чем плоха моя прическа? — обиделся Доминик. — У тебя тоже неплохо, но моя мне нравится больше.
— Во-во! — хмыкнул Блумингдеилс. — «Я у мамы вместо швабры»! Если хочешь знать, то с этой копной ты вообще похож на вонючего педераста!
— Да?! А вот многие девушки, наоборот, считают, что я выгляжу на редкость мужественно, особенно с распущенными волосами.
— Многие девушки вообще готовы кипятком писать при одном только взгляде на всяких там вонючих лидеров, — гоготнул Блумингдеилс. — Ты ведь хороший домушник, парень, так почему бы тебе не соорудить себе приличную прическу?
— Послушай, так ты хочешь взглянуть на то, что я принес, или как? — Доминик наконец потерял терпение.
— Знаешь, кто носит такие прически, как у тебя? — не унимался Блумингдеилс.
— Ну кто?
— Малахольные чудики и тронутые гомики, вот кто! — фыркнул Блумингдеилс.
— Послушай, у меня тут навалом товара, и все — один к одному, — сказал Доминик и открыл вместительную сумку, которую с трудом втащил на третий этаж, где находился магазинчик Блумингдейлса.
И верно, он не соврал — сумка была полнехонька. Чего тут только не было: обручальное кольцо с огромным великолепным бриллиантом, радиоприемник с будильником, набор щеток и расчесок из панциря черепахи, короткое золотое колье, серебряный чайный прибор…
— Серебро я не беру, — возразил Блумингдеилс.
— Я подумал, что ты не откажешься выставить это в «Сильвер Фоке». Ты ведь обычно так и делаешь, разве нет?
— Да, обычно так и было. Но не сейчас. Мы с ним Поругались.
— Жаль, очень жаль, — покачал головой Доминик.
— М-м-м… — задумчиво промычал Блумингдеилс. — Он, если хочешь знать, назвал мою сестру паршивой шлюхой.
— Да? Зря это он. Она — шлюха что надо! — возмутился Доминик.
— Ха, а то я этого не знаю! Тогда зачем зря обижать человека?
— Что ж, мало ли что кому придет в голову? — философски сказал Доминик. — Может, он чуток сдвинулся?
— Да он давно уже спятил, если хочешь знать! — заявил Блумингдеилс. — Ладно, как бы там ни было, серебро мне теперь ни к чему, и я его не возьму. Вот это, это и это отнесешь прямо к нему, понял?
— А за все остальное сколько дашь? — спросил Доминик.
Блумингдеилс открыл дверцу шкафчика (одной из немногих законно купленных вещиц в его магазине), выдвинул ящик, вытащил оттуда калькулятор, украденный в свое время в магазине «Голдсмит энд бразерс» и принялся быстро подсчитывать. Прикинул что-то в уме, потом окинул придирчивым взглядом груду вещиц на прилавке, задумчиво кивнул, еще подсчитал, снова задумался и только потом убрал калькулятор на место.
— Двести шесть долларов за все сразу, — сказал он и бросил на Доминика вопросительный взгляд. — Кроме обручального кольца. Его надо оценить отдельно. Рассмотрю получше, тогда скажу.
— Скажи хотя бы приблизительно, — попросил Доминик.
— Ну… думаю, оно потянет сотни на две. Я дам тебе знать, хорошо?
— А я-то надеялся по меньшей мере на три, — разочарованно протянул Доминик.
— Может, и так, — не стал спорить Блумингдеилс. — Ну, так как? Понесешь остальное в «Сильвер Фоке» или нет?
— Может, попозже, — пожал плечами Доминик.
— Тогда передай, что я от души желаю ему попасть под колеса, и побыстрей! Ублюдок вонючий!
— Передам, — великодушно пообещал Доминик.
Сложив груду серебряных вещей обратно в сумку, закрыл ее и терпеливо ждал, пока Блумингдейлс отсчитал ему двести шесть долларов новенькими, хрустящими банкнотами. Блумингдейлс всегда имел обыкновение платить своим поставщикам только новенькими купюрами, что делало общение с ним необыкновенно приятным.
Спускаясь вниз по лестнице, Доминик вдруг спохватился, что забыл показать Блумингдейлсу часы, которые так и остались лежать в кармане его синих джинсов. Поколебавшись, он в конце концов махнул рукой и вышел на улицу.
* * *
В тот же день, в пятницу, в 12.35, во время, когда Доминик неторопливо удалялся по улице от магазинчика Блумингдейлса, возле дома, где жил Бенни Нэпкинс, появился еще один доверенный посланец. Взобравшись по лестнице на пятый этаж, он оказался на лестничной площадке, немного отдышался и постучал в дверь квартиры.
— Кто там? — спросил Бенни.
— Я, — буркнул посланный. — Артур Доппио.
— Чего тебе, Артур? — удивился Бенни.
— Надо кое-что тебе передать, — ответил тот.
— И что именно? — поинтересовался Бенни.
— Поручение от Марио Аззекки.
Бенни со вздохом приоткрыл дверной глазок, выглянул в коридор и увидел Артура Доппио, державшего в руках перетянутый тугой резинкой пухлый белый конверт.
— Секундочку, — пролепетал он. Со скрежетом открыл два хитроумных замка, отодвинул задвижку, снял дверную цепочку, которую обычно накидывал на ночь, и распахнул дверь.
— Разве ты не пригласишь меня войти? — удивился Артур.
— С удовольствием, — ответил Бенни, — только вот Жанетт Кей еще спит, и мне бы очень не хотелось ее будить, — эти слова еще не успели слететь с его губ, как Бенни овладело весьма странное и неприятное чувство — ему вдруг показалось, что все это с ним уже было, причем совсем недавно. Протянув руку, он принял от Артура пухлый белый конверт и даже зажмурился — тот тоже показался ему до противности знакомым.
— Ладно, тогда как-нибудь в другой раз, — миролюбиво согласился Артур, вежливо приподнял на прощанье шляпу и зашагал вниз по лестнице.
Бенни закрыл за ним дверь и по привычке запер ее на все замки. Ощущение, что он во второй раз играет всю ту же сцену, будто еще один дубль в кино, не исчезло, а, наоборот, стало только сильнее. По-моему, думал он, все это уже было. Мы так же стояли и смотрели друг на друга, говорили те же слова, только вот не помню, с кем и когда. Он отнес пухлый белый конверт на кухню, бросил его на стол и сам сел рядом, время от времени бросая на конверт неприязненный взгляд и гадая про себя, что за новую свинью задумал подложить ему Марио Аззекка. Наконец, тяжело вздохнув, он стянул с конверта тугую резинку, открыл его и вытряхнул его содержимое на стол.
В конверте было пятьдесят тысяч долларов… самыми разными купюрами…
Кроме этого, в конверте еще лежал билет до Неаполя и обратно.
И письмо.
«Бенни Нэпкинсу.
Садитесь на самолет. Вылет в пятницу вечером в десять часов.
Отправляйтесь в Неаполь (не забудьте, что в Риме пересадка), в субботу вы должны передать содержимое этого конверта поверенному мистера Гануччи, который будет встречать вас в аэропорту.
Не провалите все дело!
Марио Аззекка».
Бенни, не веря собственным глазам, еще раз перечитал его.
Потом пересчитал деньги. И еще раз взглянул на билет.
Было ясно, что у кого-то окончательно съехала крыша.
Глава 14
СИЛЬВЕР ФОКС
Блестящие очки, в которых морозными искрами сверкали ослепительные блики рассыпанного повсюду серебра, повернулись к нему. Сильвер Фокс сидел за столом, на котором громоздились груды украденного, и внимательно слушал жалобные причитания Бенни. Было уже почти половина второго, а самолет в Рим должен был улететь в десять вечера.
— И что же мне теперь делать? — жалобно спросил Бенни.
Он примчался сюда посоветоваться с Сильвером Фоксом, поскольку считал его самым старым своим другом и самым доверенным советчиком.
— Вначале надо решить, чего тебе делать не следует, — предложил Сильвер Фоке. — Вот этим и нужно заняться в первую очередь.
— Ладно. Тогда что мне не следует делать? — спросил Бенни.
— Тебе нельзя отправлять назад второй конверт.
— Почему нельзя?
— Никто не любит, когда его тычут носом в собственные ошибки, — назидательно сказал его собеседник.
— Но ведь это очень крупная ошибка, — возразил Бенни. — Целых пятьдесят тысяч, с ума сойти можно!
— Точно. И чем крупнее ошибка, тем меньше хочется, чтобы об этом напоминали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19