Двойняшкам этот лесок был прекрасно знаком. Единственная тропинка через него – даже дорога, достаточно широкая, чтобы пропустить повозку, – выводила к заброшенной ферме на лужайке, куда близнецы часто бегали.
И вот, подойдя к лесу, они заметили, что сквозь нежно-зеленую поросль пробивается легкий дымок.
– Похоже, что-то горит на ферме Нюма, – прошептал Ив.
– Или на лужайке, – добавила Мари-Франс.
Они не спускали глаз с сизой струйки, которая то разбухала в серый клубень, то наполнялась снопом быстро гаснущих искр.
– Пойдем посмотрим? – предложила Мари-Франс.
Ив колебался – он заметил, что сестра лукаво следит за ним краешком глаза. Ее вопрос был своего рода вызовом.
– Идем, – ответил он, внезапно охрипнув.
В окрестностях фермы Нюма они не раз натыкались на рыбаков или бродяг, закусывающих возле костра или прикорнувших в траве на лужайке.
Взявшись за руки, с видом конспираторов близнецы вступили на поросшую травой дорогу. Конечно, это было не более чем игрой, и все-таки их невольно пробирал страх, придававший приключению особый вкус.
В лесу стояла тишина, лишь тихонько шуршали ветки и сухая трава под лапками грызунов, бросавшихся при их приближении наутек.
Слегка запыхавшись, дети остановились в десяти шагах от лужайки, там, где заросли чуть редели. Без лишних слов они сошли с извилистой дороге и затаились в кустах.
На лужайке не было ни души.
Перед ними возвышался неуклюжий силуэт глинобитного дома под старой замшелой черепичной крышей. Длинный фасад с дверью и единственным окном. К стене прилегали двустворчатые ворота, ведущие в сарай. Близняшки прекрасно знали этот сарай. В нем до сих пор лежала огромная куча прелого сена, ее было видно сквозь щели в воротах.
– Понял? – шепнула Мари-Франс. – Кто-то развел в доме огонь!
Дым в самом деле поднимался из трубы на крыше.
– Пойдем поглядим, – позвала девочка.
По поводу этого предложения Ив мог бы сказать многое, если бы не насмешки сестры, которых он боялся больше всего на свете.
– Если хочешь, – с трудом выговорил он, стараясь не стучать зубами.
Ив не был трусом. Это было нервной реакцией, от которой не оставалось и следа, как только он (переходил к действию.
Немного путаясь в своем обмундировании, двойняшки выбрались из укрытия. Зато двадцать метров открытого пространства наши исследователи пересекли с такой быстротой, будто эта зона простреливалась из автомата.
Они вжались спиной в фасад, не подозревая, что на курточках остаются большие желтые пятна.
Все было спокойно. Но самое трудное ждало их впереди. Двойняшки решили перевести дух. Из дома не доносилось ни шороха, хотя в окне зияла дыра. Близнецы часто бывали на этой ферме и знали ее как свои пять пальцев, несмотря на запертую дверь. Существовал довольно оригинальный способ проникнуть внутрь: через врезанную в стену кладовку, решетки которой давно съела ржавчина, образовав отверстие шириной в добрых полметра. В теплое время года его заслоняла высокая трава.
– Ну что, идем? – шепнула Мари-Франс. – Может, дверь открыта…
Она первой скользнула к порогу и приличия ради постучала. Удары гулко отдались в тишине. Никого. Подергав ручку, девочка убедилась, что дверь, как и раньше, заперта. Не обмолвившись ни словом, брат с сестрой шмыгнули за дом и юркнули в бывшую кладовую.
Один за другим они выкарабкались из лаза рядом с каменной раковиной. В просторной комнате не было ни души, но в камине под обшарпанным колпаком полыхал огонь.
Двойняшки разинули рты; держась поближе к отверстию, чтобы, в случае надобности, легче было удрать, они таращили круглые глаза на длинные языки пламени, вырывающиеся из кипы бумаг.
Мари– Франс подбежала к дверям – ключ торчал в скважине. Девочка торопливо повернула его, отперла замок. А Ив тем временем устремился к очагу. Рядом с ним он приметил стопку бумаги, нетронутую огнем, выдернул из нее толстую тетрадь и с гордым видом предъявил сестре.
Это был альбом в серой матерчатой обложке, на которой печатными буквами было выведено: «Открытки». Сияющими глазами девочка созерцала находку, затем спросила не без зависти:
– И что ты собираешься с этим делать? Ив не ответил. Он быстро перелистывал страницы. На каждой – две, три или четыре открытки, заправленные уголками в прорези. Открытки лежали вперемешку: и с пейзажами, и старые поздравительные. Последние, чаще всего бледно-розовые, были украшены виньетками, золотыми рамочками, а некоторые – серебристыми блестками.
– Можно продать в воскресенье на празднике! – наконец произнес мальчик.
– Фу! Какой дурак его купит! – отозвалась девочка, немного расстроенная, что эта мысль не ей пришла в голову. С плохо скрываемым любопытством она поднесла альбом к глазам. – Ой, тут какие-то стихи!
– Смотри, шляпа! – воскликнул брат.
– Сам ты шляпа, это чепец старой девы. Гляди-ка, здесь что-то написано… «Да здравствует святая Катерина!»
Почувствовав интерес сестры, Ив воспользовался преимуществом.
– Вот увидишь, Мишель обрадуется, лишняя вещь на продажу!
Мари– Франс промолчала. Она рассматривала тонкие чепцы, отделанные мелким кружевом. В следующий миг девочка со вздохом захлопнула альбом.
– Может, его нельзя забирать, – произнесла она.
– Но… его же хотели сжечь! – запротестовал Ив.
Мари– Франс не так просто было переспорить.
– А что если позвать его? – предложила она. – Тот, кто развел огонь, наверное, где-то поблизости. Можно спросить у него разрешения. – И, не дожидаясь возражений, она крикнула: – Эй, есть кто-нибудь?
С колотящимся сердцем близнецы считали минуты. Ответа не было. Девочка снова позвала, высунувшись в окно. Без толку.
– Ты прекрасно видишь, никого тут нет, – заявил Ив. – Пойдем отсюда!
Внезапно что-то хрустнуло… казалось, звук донесся из-за дверей, соседних с камином.
Двойняшки тесно прижались друг к дружке, ни живы ни мертвы от удивления и волнения. Ив первым стряхнул с себя оцепенение. Вспомнив, что он здесь мужчина, он сделал шаг к дверям и крикнул:
– Войдите!
В данных обстоятельствах приглашение выглядело настолько смехотворным, что Мари-Франс прыснула. Ив тоже. Он подошел к дверям, собираясь было повернуть ручку, когда… у них за спиной прозвучал насмешливый голос. Дети вздрогнули с такой силой, что альбом выпал из рук девочки и упал на пол.
– Ну что, молодежь? Отдыхаем?
Одновременно повернувшись на сто восемьдесят градусов, близнецы увидели мужчину лет пятидесяти с рыболовными снастями в руке, который был им отлично знаком.
– Здравствуйте, господин Дрокур! – воскликнула Мари-Франс. – Ну, вы нас и перепугали! Мужчина расхохотался.
– Перепугал? Вот уж никогда не думал, что я такой страшный.
В господине Дрокуре действительно не было ничего страшного. Этот жизнерадостный крепенький толстяк, всегда готовый посмеяться и пошутить, работал садовником по найму, когда в его услугах возникала нужда.
– Так почему же вы испугались? – спросил мужчина. – Небось из-за огня? Довольно опасная штука в таком помещении! В сарае или на чердаке наверняка осталось сено.
– Это не мы, – возразил Ив. – Он уже горел, когда мы пришли.
Мужчина по очереди осмотрел ребят и перевел глаза на огонь, как будто пытался найти в нем ответ.
– М-да… Я тем более не разводил… я тут проходил по соседству, гляжу – дымок, дверь открыта, меня и разобрало любопытство… Но… кто в таком случае жжет эти бумаги?
Двойняшки молчали, напряженно вслушиваясь, не возобновится ли хруст. Но вокруг царила мертвая тишина.
– И все-таки это крайне неосмотрительно. Одна искра – и вся хижина вспыхнет, как факел.
Господин Дрокур приблизился к камину, поворошил носком подбитого железом ботинка лежащие с краю бумаги.
– Наверное, кто-то надумал разобрать чердак, – продолжал садовник. – Странная мысль, однако, жечь здесь свой хлам.
Он вернулся к двойняшкам, казалось, только сейчас заметив их нелепый наряд.
– И чем же вы занимаетесь в таком облачении?
Мари– Франс показала их добычу.
– Ясно, – произнес мужчина. – Даже нормального чая не заваришь. Значит, поход окончен?
– Да, мы уже шли домой.
– Я тоже, сегодня плохо клевало. Ладно, я, пожалуй, пойду отсюда. Как говорится, наше дело маленькое.
Мари– Франс подняла с пола альбом. Так до конца и не оправившись от испуга после скрипа за дверями, двойняшки без сожаления покинули ферму вместе с господином Дрокуром. Тот повернул на дорогу, в сторону шлюза.
Будь они поменьше заняты разговором, они бы заметили крадущуюся фигуру, которая выскользнула из дома и, сохраняя дистанцию, следовала за ними по пятам…
Господин Дрокур довел двойняшек почти до самого «Маргийери».
– До свидания, детки, – сказал он. – Пойду покопаюсь в саду.
Мари– Франс и Ив вошли в калитку, не подозревая, что в ста шагах от ограды остановился человек с перекошенным от ярости лицом. Он выжидал. Затем, удостоверившись, что дети живут им^н-но здесь, обошел участок кругом и удалился по направлению к городу.
Что– то с жаром обсуждая, двойняшки шагали по главной аллее. Когда они почти поравнялись с домом, Ив сказал:
– Старшим ни звука!
– Хорошо, вот приведем альбом в порядок, тогда покажем.
Они зашли в дом и направились в свою комнату.

* * *
– Ну, как ваши растения? Много насобирали? – поинтересовался Мишель, когда близнецы, умывшиеся и переодевшиеся, появились в столовой.
– Да, достаточно, – ответила Мари-Франс.
Зазвонил телефон. Мишель подошел снять трубку. Даниель заметил, как он сразу же изменился в лице.
– Это из полиции, – объяснил Мишель, возвращаясь за стол. – Они сейчас приедут, опять будут допрашивать.
Мишель уселся на место и принялся усердно разглаживать салфетку.
– О чем допрашивать? – поинтересовалась Мари-Франс.
– О несчастном случае, мы с Даниелем свидетели, – ответил Мишель.
Мари– Франс больше не задавала вопросов. У старшего брата было такое выражение лица, что у нее пропала всякая охота расспрашивать его.
Избавится ли он когда-нибудь от этой душевной мути, от этой тревоги, которая просыпалась в нем всякий раз при воспоминании о свалившейся на него ответственности?
«И чего они ко мне привязались?» – грустно размышлял Мишель.
5
Обед показался Мишелю вечностью. Скорей бы уж покончить с этим допросом! Утром, после встречи с Бури, им с Даниелем и так уже пришлось отвечать на расспросы одноклассников.
В «Маргийери», в оборудованном под мастерскую сарайчике, трудилась бригада школьников. Здесь принимались, сортировались и ремонтировались вещи, которые добывали бригады сборщиков. Работы было предостаточно. Покончив с едой, кузены отправились в сарай-мастерскую.
Длинные доски, положенные на козлы, заменяли верстак, где валялась всякая всячина: рамочки, сигаретницы, старинные блюда, подсвечники, книги, изъятые из обращения монеты, разлезшиеся сиденья и прочее старье – все, что могло заваляться в Корби на чердаках.
В мастерской стоял запах пыли, краски и воска, сильно воняло клеем, который томился в водяной бане на походной плитке.
Не успели Мишель с Даниелем приняться за работу, как в мастерскую заглянул один из их приятелей.
– Эй, Мишель, тебя спрашивают жандармы.
– Уже? – буркнул юноша. – Пойдешь со мной, Даниель?
– Одну минуточку.
Братья поплелись навстречу блюстителям порядка, проводили тех в дом, усадили в гостиной. Онорина, вся красная от смущения, принесла гостям пива.
Пока Мишель и Даниель подробно описывали вчерашнее происшествие, один из жандармов делал пометки. Когда они закончили, бригадир подвел итог:
– Итак, вы видели маленький грузовик, который, совершив наезд, повернул на набережную?
– Да, что-то типа того… Правда, на набережной я его не видел, только слышал шум. мотора. Бригадир с досадой махнул рукой.
– Хорошо, пускай так. Эта модель грузовика издает характерный шум. Или вас что-то еще смущает?
– Да нет, вроде ничего, господин бригадир, – ответил Мишель.
– А этот молодой человек, ваш кузен, насколько мне известно, все это время находился возле раненого вместе с хозяином кафе господином Ну аре?
– Совершенно верно, – ответил Даниель.
– Значит, давайте с самого начала. Вы слышали на набережной шум мотора, производимый маленьким грузовиком, который ехал с потушенными огнями?
– Все правильно, – согласился Мишель. – Правда, я слышал его очень недолго.
– Недолго? Вы хотите сказать, мотор стих вскоре после того, как машина выехала на набережную?
Мишель задумался.
– Мне кажется, звук пропал где-то в районе старого завода.
– Занятно… уже конкретная деталь. Подчеркните, Жермен, это существенно. Бригадир сделал паузу.
– Отлично, – сказал он затем. – Значит, вы бросаетесь за преступником на набережную – редкое мужество, похвально, весьма похвально – и ничего там не обнаруживаете! Ни подозрительной тени, ни машины?
– Совершенно верно.
– великолепно, просто великолепно!
У братьев мелькнула мысль, что оптимизм бригадира выглядит довольно странно. Что уж такого великолепного было в данной ситуации?
– Итак, вы доходите до конца набережной, то есть до самого моста, и по-прежнему ничего не замечаете?
– Да. Может, он на холостом ходу въехал на мост?…
Жандарм почесал нос кончиком шариковой ручки.
– Надо будет проверить… Если взять хороший разгон, эти легкие машины способны на всякие маневры.
Объяснение выглядело правдоподобным. Однако Мишеля оно не слишком убедило. Он напряг память: все-таки все стихло почти сразу после того, как машина повернула, – слишком внезапно, чтобы версия полицейского оказалась верна.
– Пожалуй, в таком случае я все равно уловил бы какой-нибудь звук, – произнес Мишель в задумчивости. – Скажем, скрип амортизаторов или шуршание шин.
Жандармы уныло переглянулись.
– Ваше свидетельство, молодой человек, небезынтересно, – продолжал бригадир, – но несколько сумбурно. Ответьте мне: вы уверены, что видели… то есть слышали, как вчера вечером по набережной проехал грузовик обвиняемого?
– Да, уверен. Я слышал шум мотора, хотя и очень недолго.
Бригадир вздохнул. Второй жандарм опять почесал нос ручкой.
Мишель не сдержался и спросил:
– А у вас есть какая-нибудь зацепка? Жандарм нахмурился.
– Возможно, мне не следует распространяться на эту тему, но раз уж тут не последнюю роль сыграли ваши показания… Так вот, сегодня утром мы обнаружили на правом переднем крыле грузовика Эрнеста Бури вмятину, надо сказать, довольно небрежно заделанную. Разумеется, по его словам, ей уже дня два или три, но слишком уж много получается совпадений…
Это сообщение отнюдь не развеяло сомнений Мишеля.
– А вы разобрались, куда исчез грузовик? – поинтересовался Даниель.
– Думаю, что да. – Жандарм выдержал паузу. – Осмотр местности приводит к единственному выводу. Обезумев от страха, Бури на всей скорости влетает на мост, затем толкает грузовик через луг. Не знаю, обратили ли вы внимание на следы трактора непосредственно возле моста. На этот счет Бури говорит уже полную невнятицу: он, мол, вчера вечером испытывал трактор, так как заменил в нем какую-то деталь – как раз когда произошел несчастный случай. Он даже показал нам старую деталь; впрочем, с тем же успехом он мог вывинтить ее неделю назад. Странно, однако, что ему приспичило проводить свои испытания прямо возле моста – как будто нарочно, чтобы уничтожить следы другой машины. Быть может, грузовика?
– Довольно неуклюжая система защиты, – вступил второй жандарм.
– А другого алиби у него нет? – допытывался Мишель.
– Нет. Якобы он до поздней ночи занимался ремонтом. Но ни мать, ни брат не могут этого подтвердить – они спали, а гараж стоит особняком. Эрнест Бури вполне мог незаметно отлучиться.
– И куда же он ходил?
– Что касается этого… В настоящий момент он все отрицает, твердит с пеной у рта, что все время оставался на ферме. – Жандарм помолчал. – В любом случае Бури зря отпирается. Как только наш рапорт попадет к следователю, тот незамедлительно выпишет ордер на арест. Так что ему деваться некуда.
Жандарм говорил без всякой злобы; он исполнял долг, а этот долг требовал найти виновного.
Он повернулся к Мишелю.
– В конечном счете именно благодаря вам, молодой человек, следствие пока продвигается довольно гладко. Далеко не всегда попадаются свидетели, показания которых заслуживают доверия.
Мишель побледнел, в горле перехватило дыхание. Комплимент бригадира был совершенно излишним. В памяти всплыли круглолицые, пышущие здоровьем симпатяги – братья Бури. Теперь-то им известно наверняка, кто навлек на них неприятности.
«Но я же не сказал ничего, кроме правды, – подумал он. – Они, наверное, никак не поймут, почему я не рассказал им, что тот грузовик свернул на набережную. Как будто я сам знаю…»
Но, как он себя ни уговаривал, ему становилось все больше не по себе. Ведь существует же какое-то объяснение исчезновению грузовика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11