— Ты сразу догадался, когда получил записку?
— Да, я понял…
— Как же так? Ведь для всех вас я давно умер.
— У меня уже давно появилось предчувствие…
— Но Кумико, я надеюсь, не догадывается? — Голос Ногами задрожал.
— Думаю, что нет. Кроме меня, пожалуй, только Сэцуко наполовину верит, наполовину сомневается.
— Вот как? Она здорова?
— Спасибо, все в порядке. Тетушка Ногами тоже здорова.
— Знаю, — после некоторого молчания произнес Ногами, глядя себе под ноги.
— Вам кто-нибудь о ней рассказывал?
— Я видел ее.
— Где?
— В театре Кабуки. Я и Кумико там видел.
Асимура понял, что говорить о своей жене Ногами избегает.
— Я слышал, что Кумико служит.
— Совершенно верно.
— Даже трудно это представить — ведь, когда я покидал Японию, она только пошла в детский сад… Помню, у нее был маленький ранец, который она носила на спине. А на ранце картинка — красный заяц. Она еще носила брючки, мать перешила ей из своих.
— Вы случайно увидели Такако и Кумико в театре?
— Будем считать, что случайно, — ответил Ногами после некоторой паузы. — Вот не думал, что Кумико уже такая взрослая.
— А как вы нашли свою супругу?
— Ничего, — коротко ответил Ногами. — Кстати, мы тут с тобой болтаем, а ведь ты, наверно, очень занят на конгрессе…
— Не стоит об этом беспокоиться.
— И все же извини.
Асимура неотрывно глядел на Ногами. Прямо наваждение какое-то: он сидит рядом с человеком, о смерти которого было официально объявлено в прессе. Асимура до сих пор помнил содержание некролога с фотографией Ногами.
Ногами усмехнулся.
— Не гляди на меня с таким недоверием, Реити. Это я — живой и здоровый, смотри, и ноги целые. — И он шутливо топнул ногами о землю.
— Но почему же тогда…
— Хочешь спросить, почему было опубликовано сообщение о смерти?
— Да, ведь это было официальное правительственное сообщение, а не корреспонденция газетного репортера.
— Совершенно верно. Следовательно, Кэнъитиро Ногами в этом мире больше не существует. — Он устало откинулся на спинку скамьи и устремил свой взор на проплывавшие в небе облака. — Я, как человек, существую и, видишь, сижу с тобой рядом, дипломата же Кэнъитиро Ногами нет, он умер, о чем вполне официально и сообщило японское правительство.
Лицо Асимуры стало мрачным.
20
Здесь, на холме, небо казалось бескрайним. Отороченные светлой каймой серые облака плыли на запад.
Кэнъитиро Ногами сидел не шевелясь. Козырек бросал тень на его лицо, изборожденное глубокими морщинами. Под подбородком, на шее, залегли складки — следы прожитых лет.
Асимура глядел на Ногами и думал: дядя совсем перестал быть японцем — и по одежде, и по гражданству.
— Что-то я не понимаю, — наконец вымолвил он. — Вы по своей воле отказались от японского гражданства?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Ногами. — Никто меня не заставлял этого делать.
— Но должна же быть какая-то причина. Мне непонятно, почему ваша «официальная смерть» заставила вас отказаться от японского гражданства.
— Это было неизбежно.
— Почему?
— Видишь ли, Реити, условия, вероятно, могут чрезвычайно сильно воздействовать на поведение человека. И то, что прежде казалось весьма устойчивым, как ни странно, начинает претерпевать изменения. Условия господствуют над волей человека… Но я, кажется, заговорил в стиле примитивного материализма.
— Какие же условия изменили ваше поведение?
— Война, — коротко ответил Ногами. — Только война. О подробностях же ничего сказать не могу.
— Неужели и теперь, когда война давно окончилась, необходимо что-то держать в секрете?
— Что касается меня — да!
— Но ведь и Черчилль, и Идеи обнародовали свои военные мемуары. И только вы…
— Учти, я не столь видная фигура. Я был всего лишь секретарем в скромном представительстве за границей. Большие люди могут позволить себе обнародовать такое, что маленьким людям вроде меня делать запрещается.
— Значит, вы отказались от японского гражданства ради блага Японии?
— Прекратим этот разговор. Я же нахожусь не на исповеди. Не будем больше говорить обо мне. Достаточно того, что я тебе сказал, вот ты и делай свои заключения, исходя из этого.
Ногами поглядел в сторону гор, где вдали, среди сосен, чернел памятник Нитирэну.
— А тебя я сюда позвал совсем не для этого, — добавил он, повернувшись к Асимуре.
— Понятно, — сказал Асимура, — я больше не буду приставать к вам с расспросами.
— Вот и чудесно.
— И все же, что вы намерены сейчас делать?
— Хочу немного пожить в Японии.
— Это было бы замечательно.
— Да, если б обстоятельства позволили, я бы остался в Японии. Здесь так хорошо, так красиво. Поэтому я и явился сюда, словно призрак.
— Может показаться, что вы приехали, чтобы только полюбоваться японскими пейзажами… А с вашей супругой вы не намерены увидеться?
— Не говори глупостей. — Ногами грустно усмехнулся. — Она ведь уверена, что я умер и в этом мире ей осталось одиночество. И вдруг перед ней явится привидение в моем облике.
— Значит, вы решили встретиться только со мной?
— Да, поскольку ни с женой, ни с дочерью видеться не имею права.
— Но с Кумико вы все же виделись?
— Я-то ее видел, но она даже не знала об этом, — тихо ответил Ногами.
— Я догадывался о вашем приезде еще до того, как вы увидели Такако и Кумико.
— Вот как! — удивился Ногами. — Кто же тебя натолкнул на такие догадки?
— Сэцуко.
— Каким образом?
— В нарском храме Тоседайдзи в книге посетителей она обнаружила запись, сделанную вашим почерком.
— Вот оно что! — Ногами забарабанил пальцами по колену. — Кажется, я поступил неосмотрительно. Понимаешь, когда я приехал в Нару, у меня возникло неодолимое желание где-нибудь оставить по себе память. И вот, совершил непростительную глупость: расписался в книге посетителей, словно школьник, который вырезает ножом свои инициалы на дереве… Значит, Сэцуко догадалась?
— У вас слишком специфический почерк, с другим не спутаешь.
— Сам виноват. Я ей еще в детстве не раз показывал образцы моей каллиграфии, да и вкус к посещению древних храмов ей привил. Значит, она догадалась по почерку?
— Ну, тогда она еще сомневалась. Да и кто бы мог в это поверить после официального сообщения министерства иностранных дел о вашей смерти.
— Это так.
— Сэцуко поделилась своим открытием с Кумико. И тогда еще один человек отправился в Нару, чтобы выяснить все до конца.
— Кто же? Надеюсь, не Такако?
— Газетный репортер Соэда.
— Кто? — Ногами презрительно скривил губы.
— Дело не в том, что он репортер. Соэда, по-видимому, будущий муж Кумико.
Ногами постарался подавить раздражение, вызванное этим сообщением. Он стал судорожно шарить по карманам в поисках сигарет, наконец нашел их, предложил Асимуре, сам взял одну и щелкнул зажигалкой. Его пальцы слегка дрожали.
— Значит, будущий муж Кумико? Что же он из себя представляет?
— Я несколько раз с ним встречался. Положительный юноша. Думаю, у Кумико будет хороший муж.
— Ты так считаешь?
— Не только я, Сэцуко тоже. Он ей очень понравился.
— Сэцуко можно верить, — произнес Ногами, затягиваясь сигаретой.
Он снова поглядел вдаль, туда, где темнели в горах сосны, и Асимура заметил, что его глаза увлажнились.
Асимура почувствовал себя неловко и отвел взгляд в сторону. Некоторое время оба молчали. Со стороны могло показаться, что двое мужчин присели рядышком на скамью передохнуть после прогулки по парку.
— Прошу тебя и Сэцуко позаботиться о дочери, — сказал Ногами, прервав молчание.
— Об этом не надо просить. Мы сделаем все, что будет необходимо. Да и ее мать пока вполне здорова. Кстати, вы сказали, что видели ее?
— Да, это устроил Мурао.
— Не по его ли просьбе вы приехали в Японию?
— Я приехал сюда по своей воле. Мурао к этому никакого отношения не имеет.
— Вот как? Впрочем, это меня не касается. Как вы нашли свою супругу?
— Конечно, ей немало пришлось пережить, — тихо ответил Ногами.
— На ваш взгляд, она очень постарела?
— Еще бы! С тех пор как мы расстались, прошло восемнадцать лет. У меня самого вся голова седая.
— С той минуты, как мы с вами встретились, меня не покидает желание хотя бы насильно привести вас к вашей жене.
— Не говори глупостей, — хрипло рассмеялся Ногами. — Если ты это сделаешь, мне действительно придется умереть.
— Главное, чтобы вы согласились с ней встретиться, а остальное я беру на себя.
— Благодарю, — сухо ответил Ногами. — Я прекрасно понимаю, какие чувства тобой движут, Реити. Но все это не так просто, как тебе кажется. Пойми: если бы я мог спокойно повидаться с родными, зачем мне, словно преступнику, скрытно пробираться в Японию? Я ступил бы на родную землю открыто. Но к сожалению, это невозможно. В сорок четвертом году я принял подданство другой страны.
— А что в этом особенного? — горячился Асимура. — Разве мало военных, которые один за другим возвращаются на родину, хотя в свое время было объявлено, что они пали в бою?
— Это другое дело, — перебил его Ногами. — Мой случай иной. О моей смерти были официально извещены все. Нет, мне вернуться к жизни не так просто.
— Но ведь вы вернулись в Японию?
— Наш разговор теряет смысл. Я, кажется, уже начинаю сожалеть о нашей встрече. Мне думалось, что ты мужчина и поймешь меня.
Аси-мура опешил. Последние слова Ногами больно его кольнули, но они означали и другое — Ногами видит в нем человека чужого. С Такако, Кумико и Сэцуко его связывали кровные узы, а его он не считал родственником по крови и, значит, думал, что Асимура отнесется к встрече более хладнокровно.
— Я считал, что именно ты поймешь меня, — продолжал Ногами, видя, что Асимура молчит. — По правде говоря, мне и с тобой не следовало бы встречаться. Собираясь приехать в Японию, я заранее решил ни с кем из близких не видеться, но здесь моя решимость ослабела. Как бы тебе это объяснить? На какое-то время я потерял над собой контроль, мне неудержимо захотелось сообщить кому-нибудь из своих близких, что я жив… Это, пожалуй, свойственно человеку. В самом деле, бывает очень грустно, когда не с кем поделиться… Вот я и подумал, что мог бы повидать тебя, что ты сможешь, я уверен, сохранить в тайне нашу встречу.
— У меня, — Асимура тяжело вздохнул, — к сожалению, такой уверенности нет.
— Неужели ты кому-нибудь расскажешь, что виделся со мной?
— Может случиться. В общем, я за себя не ручаюсь.
— А я в тебе уверен. Думаю, что о нашей встрече ты не скажешь ни Такако, ни Кумико. И жене тоже.
— …
— Ты понимаешь, почему я настаиваю на этом?
— Ну вы, видимо, способны при любых обстоятельствах себя контролировать.
— В том случае я навряд ли встретился бы с тобой. Как видишь, я оказался не таким и, покидая Японию, наверно, буду сожалеть о нашей встрече. И все же я повидался с тобой. Вот какой я на самом деле.
— Может быть, мы еще встретимся?
— Нет, и одного раза достаточно. При новых встречах исчезнет таинственность, окружающая призрак.
— В таком случае я глубоко сочувствую и Такако, и Кумико.
— Ты говоришь о само собой разумеющихся вещах. Я от тебя этого не ожидал. Ведь ты врач, ученый. Тебе не к лицу идти на поводу у чувств. Я же, откровенно говоря, человек настроения.
— А ведь и Сэцуко, и Кумико начинают верить, что вы в Японии.
— Вот как? — На мгновение на лице Ногами отразился испуг. — По правде говоря, я не исключал такой возможности.
— Конечно, Кумико ничего не говорит, но девушка она умная и о чем-то догадывается.
— С каких пор? — спросил Ногами.
— Видите ли, по просьбе художника Сасадзимы она ему несколько раз позировала, — начал Асимура, выдерживая пристальный взгляд Ногами. — После скоропостижной смерти художника рисунки исчезли. А потом вдруг от незнакомой женщины пришло письмо с предложением приехать в Киото, где она, мол, передаст Кумико эти рисунки. Свидание было назначено у храма Нандзэндзи. Кумико поехала в Киото, в назначенное время была у храма, но женщина не появилась, и Кумико пришлось вернуться в Токио ни с чем… С этого времени она стала что-то подозревать…
— Так, — пробормотал Ногами, — значит, она решила, что это странное письмо имеет отношение ко мне?
— Что-то в этом роде, хотя никакой уверенности у нее не было.
— Кумико одна была в Киото?
— Нет, беспокоясь за нее, я обратился в полицейское управление, чтобы ей дали провожатого.
— Так я и думал.
— Вы так думали?! — удивился Асимура. — Значит, это вы написали письмо?
Ногами потупился. Между бровей у него залегла страдальческая складка.
— Нет, письмо писал не я, — выдавил он наконец из себя — Это сделал человек, пожелавший, чтобы мы встретились. Но я с себя вины не снимаю.
— Видимо, Мурао или Таки?
— Я не буду называть имени.
— …
— Насколько мне известно, к месту встречи Кумико просили прийти без провожатых. Человек, отправивший письмо, старался обеспечить сохранность тайны, не желая, чтобы кто-либо еще узнал об этой встрече. Вот почему было поставлено условие прийти ей на свидание одной. Однако поблизости от Кумико все время мельтешил какой-то тип. Так, оказывается, это был человек из полиции, которого ты любезно позаботился приставить к Кумико.
— А этого делать не следовало?
— Думаю, что не следовало. Ведь Кумико просили приехать в Киото на определенных условиях.
— Что ж, принимаю вину на себя, — сказал Асимура. — Выходит, перестарался.
— Хорошо, Реити, не будем больше об этом. Напротив, мне даже приятно, что ты проявил заботу о Кумико. Прошу тебя и впредь не забывай о ней. Ты сказал, что ее ожидает счастливый брак?
— …
— Странно, до сих пор я не питал симпатий к газетчикам, а теперь начинаю думать о них иначе. Я и в глаза еще не видел этого пария, а он мне кажется уже близким. Вот что значит отцовские чувства.
— В Японии многие приняли бы вас с распростертыми объятиями и сохранили бы в любых случаях необходимую секретность. Вас можно спрятать так, что никто и не найдет. Не хотите ли вы поменять свою жизнь призраки на спокойную жизнь здесь, на родине? Мы готовы ради этого сделать все возможное.
— Реити, повторяю: считай, что по этому поводу разговора между нами не было. Надо исходить из реального положения вещей. К прошлому возврата нет.
— Сколько времени вы намерены пробыть в Японии? — переменив тему, спросил Асимура.
— Недолго. Я приехал как турист. Естественно, что я скоро должен покинуть Японию.
— Когда примерно?
— Точно не знаю, но, очевидно, в ближайшие дни.
— Вы приехали один?
— Что? — Ногами смутился. — Что ты сказал?
— Я спросил: вы приехали в Японию один?
— Один, — решительно сказал Ногами, — конечно, один. Однако учти, день своего отъезда тебе не сообщу. Здесь мы встретились, здесь и простимся. Теперь я уеду отсюда так, что ни одна живая душа не узнает. А если я останусь здесь еще на какое-то время, могут произойти неприятности.
— Неприятности? Какие? — допытывался Асимура.
— Конкретно какие — сказать не могу, просто у меня такое предчувствие.
— Послушайте, — начал Асимура, глядя в упор на рогами. — Художник Сасадзима, которому позировала Кумико, неожиданно скончался, причина смерти — неизвестна. Далее, когда Кумико находилась в Киото, в отеле стреляли в одного из постояльцев и тяжело его ранили…
— А какое отношение все это имеет ко мне? — спокойно спросил Ногами. — Художника Сасадзиму я и в глаза не видел.
— Но ведь с просьбой позировать обратился к Кумико господин Таки?
— Таки я знаю, но в Японии с ним не встречался. Виделся с ним лишь на службе в Европе.
— И еще. Только что вы сказали, будто Кумико поехала в Киото благодаря содействию знакомого вам человека. В то же время в Киото чуть не убили одного постояльца как раз в том отеле, где остановилась Кумико. В общем, слишком много странных совпадений, которые так или иначе связаны с Кумико. Нет, все это считать случайностью нельзя.
— Ты-сейчас говоришь о другом. Я же имел в виду свое присутствие в Японии. Оно может доставить неприятности различным людям. Ведь официальное учреждение — министерство иностранных дел — известило о моей смерти. Кстати, я приехал в Японию еще и потому, что хотел посетить могилу посланника Тэрадзимы. Вчера мое желание исполнилось. Тэрадзима покоится близ Хакаты, там прекрасный вид на море. Я зажег поминальные палочки и долго молился. Кажется, только умерший человек никому не доставляет беспокойства.
Асимура слушал, не перебивая собеседника.
— Я многим обязан Тэрадзиме, — продолжал Ногами. — Даже ради одного того, чтобы помолиться на его могиле, стоило приехать в Японию. Я выполнил свой долг, и тут мне больше незачем задерживаться.
— И все же…
— Что еще?
— Тэрадзима болел за границей, но умер на родине, в окружении родных и друзей…
— …
— Вы же, согласно официальному сообщению, скончались в швейцарской больнице. Об этом, естественно, должны были знать лечившие вас врачи и медицинские сестры. Как же они согласились удостоверить вашу смерть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29