– Это не грех?
– Не знаю, – рассеяно ответил я, натягивая свои шелковые подштанники, – я в грехах не очень разбираюсь.
– Главный грех в постный день скоромное есть, – внесла Марфа окончательную ясность в понятие греховности.
– Ладно, ты здесь сиди, а я пойду, займусь делом, – сказал я, выбираясь из халупы на свежий воздух.
День немного разгулялся, и потеплело. Пока не было дождя, следовало решить вопрос с размещением наших меньших братьев. Вторая избушка, которую облюбовал Полкан, была построена, скорее всего, как сарай или конюшня. Во всяком случае, об этом говорил слой старого конского навоза на ее земляном полу.
Когда я вошел в сарай, пес встал и посмотрел на меня как на непрошенного гостя. Мне даже показалось, что он собирается зарычать. Однако до этого не дошло, Полкан даже небрежно махнул хвостом, что, вероятно, означало приветствие. Я уже начал привыкать к его независимости и странному поведению и не обиделся. Пока для обиды хватило моей оценки Марфой. Ну, надо же, юная красавица, нашла старика!
– Лежи, – сказал я собаке и отправился осматривать окрестности. Пока за суетой обустройства на это не было времени.
Наш болотный островок оказался небольшим и неуютным. Больших деревьев здесь не росло и всю его площадь покрывал кустарник. Окружавшее нас болото было, что называется, непролазное, поросшее изумрудной ряской. До ближайшего леса было не меньше полукилометра, так что топями защищены мы были со всех сторон, как в крепости.
Я обошел островок по периметру, и нашел место, через которое мы сюда прошли. Замаскировано оно оказалось отменно. Редкие вешки, указывающие брод, казались естественной частью ландшафта. Однако больше красот природы меня интересовало, есть ли здесь какая-нибудь дичь. Каша, безусловно, отличная пища, но иногда в еде хочется белкового разнообразия.
Пока кроме нырков, маленьких уток, с отменной реакцией, я ничего подходящего для охоты, здесь не видел. Нырков же нужно было еще умудриться подстрелить.
Судя по косвенным признакам, охота тут была. Вскоре я нашел сооружение вроде шалаша из жердей, частью, стоящее на берегу, частью в болоте. Несложно было догадаться, что это что-то вроде скрадка, для охоты на водоплавающую птицу.
Для маскировки его нужно было только покрыть ветками.
Пожалуй, фауна, и флора на тропическом острове у Робинзона Крузо были богаче и разнообразнее. Однако вскоре оказалось, что я зря грешу на любезное отечество. И у нас в оные времена реки кишели рыбой, а леса и болота дичью. На дальнем конце нашего островка, когда я подошел к воде, на крыло поднялась целая стая диких гусей.
Я всплеснул руками и сгоряча побежал за луком. Потом успокоился и к избушке подошел уже шагом. Рисковать боевыми стрелами я не мог. Нужно было подумать и радикально решить вопрос со стрелами для охоты.
Мысли сразу же сосредоточились на решение этой непростой в наших условиях проблемы. Потому, когда я вошел в избушку, то на обнаженную красавицу, возлежащую на лавке в весьма романтической позе, почти не обратил внимания.
– Ты куда? – спросила девушка, когда я, прихватив лук и нож, не задерживаясь, направился к выходу.
– Здесь есть дикие гуси, нужно для охоты наделать стрел, – ответил я.
Однако сказать, как известно, легче, чем сделать, Чтобы создать подходящее оружие, нужен был соответствующий материал. Русские стрелы обычно делали из тростника, камыша, березы и яблони. Камыш здесь рос, но довольно далеко от берега и лезть за ним в болото мне не хотелось. К тому же для камышовой стрелы нужен был железный наконечник, что сразу же закрывало вопрос. Вообще-то на Руси существовало три вида стрел: кайдалики с плоским железком, северги с узким железком, томары без железка, с раздвоенным или тупым концом. Такие стрелы использовались в охоте на пушных зверей.
Мне нужно было обойтись без железа, но сделать стрелу острой, способной убить большую птицу. В древности стрелы делали с каменными или костяными наконечниками, но, как и железа, таких материалов здесь не было.
Короче говоря, проблем с охотой оказалось столько, что я начисто позабыл и об обеде и о Марфе, скучающей в одиночестве.
Второй основной инстинкт подавил первый и я увлекся. Хорошо, что девушка сама вспомнила обо мне.
– Каша давно готова, ты собираешься идти есть? – спросила она, подходя к моей импровизированной мастерской. К этому времени я уже нарезал ровной лозы и ошкуривая древки будущих стрел.
– Да, спасибо, скоро кончу и приду, – ответил я.
Почему-то она рассердилась, круто повернулась, фыркнула и быстро ушла.
Будь я героем женского роман, то непременно почувствовал бы, что я глубоко неправ и, как минимум, бросил бы все дела и побежал выяснять отношения. Я же, как последний бесчувственный жлоб, только проводил девушку взглядом, Она уже оделась в свой темный бесформенный сарафан, так что и такого внимания для нее было достаточно.
В избушку я пошел, только завершив подготовительные работы. Марфа опять лежала на лавке, теперь одетая. Только я вошел, она быстро встала и приветливо улыбнулась.
– Собаку я уже накормила, садись, а то каша простынет, – ласково сказала она, будто не сама фыркала всего полчаса назад.
Ох, уж эти девичьи настроения!
На голодный желудок и пустая каша деликатес. Я с удовольствием съел хорошо распаренное зерно. Не удержался и похвастался:
– Вот скоро настреляю гусей, будем, есть кашу с гусятиной!
Марфа согласно кивнула, не проявив ожидаемого энтузиазма. Сказала, как будто, между прочим.
– Нужно избу натопить, я хочу помыться.
– Да, конечно, – согласился я, – сейчас поем и нарублю веток для топки, а ты пока собери хворост.
Похоже, что к нам вернулись прежние отношения, но душевной теплоты я к Марфе не испытывал. Возможно, в этом присутствовал элемент мелочности, вернее сказать, мелочной мнительности, но кто из нас сможет услышать о себе нелестное мнение и при этом сохранить теплое чувство к оппоненту? Конечно, внешне я никак не выказывал обиды, но, наверное, это чувствовалось и помимо желания.
Обогревать избу обычным очагом, без печи и трубы, дело трудоемкое и занудное. Пока разгорается растопка, дым выедает глаза. Потом, разведя костер, нужно ждать снаружи, когда прогорят дрова и, вернувшись в помещение, постараться не отравиться угарным газом, Короче говоря, обычная топка превращается в увлекательное приключение. Что же говорить, если нужно не просто натопить избу, а в ней еще и помыться!
Справиться с этой нечеловечески сложной задачей нам удалось только ближе к вечеру. Зато в трех горшках, которые нашлись в избушке, была согрета вода, из веток березового подлеска я связал пару веников, и вот, наконец, мы дождались своего звездного часа.
– Кто будет мыться первым, я или ты? – совершенно неожиданно для меня, спросила Марфа, когда все приготовления были закончены.
После того, сколько времени мы вместе провели без одежды, это прозвучало если не странно, то двусмысленно. Я скрыл удивление и ответил:
– Мойся ты.
Тогда она задала не менее смешной вопрос:
– А ты не будешь за мной подглядывать?
– Нет, не буду, – холодно, пообещал я и тут же убрался наружу, продолжать заниматься со своими стрелами.
Не знаю, как она отреагировала на такую покладистость, я ушел слишком быстро, что бы успеть проследить за ее реакцией.
К вечеру день разгулялся, даже ненадолго выглянуло солнце. Вокруг была чистая идиллия. Лошадь спокойно паслась, пес спал возле сарая, Не хватало только овечек и пастушка с дудочкой. Я вернулся на рабочее место и вырезал еще пару десятков прутьев, заготовок для будущих стрел. О Марфе старался не думать. Девушка, скорее всего, взялась играть в извечную женскую игру: сначала подманивать, потом убегать. Как бы она ни была наивна в амурных делах, но природа брала свое, ей был самый срок пробовать свои коготки и, что было мне неприятно, все равно на ком.
Мылась Марфа долго, позвала меня, когда начало темнеть. Коли мы разделились по половым признакам, было логично, что пока я буду мыться, она выйдет наружу. Однако она начала причесываться, делая вид, что не обращает на меня никакого внимания. Осталось ответить ей тем же. Ох уж, эта извечная игра полов на нервах друг друга!
В избе было жарко и очень душно. Горячей воды мне осталось так мало, так что пришлось сбегать на родник и запастись холодной. Рана у меня на голове зарубцевалась, помогло самолечение, но держать ее в чистоте было необходимо. Я сначала размочил слипшиеся от сукровицы волосы, только после этого начал мыться. Марфа все это время расчесывала свои роскошные волосы. Когда я почти забыл думать о ней, во всяком случае, не смотрел в ее сторону, вдруг спросила:
– А, что, я тебе больше совсем не нравлюсь?
– Ну, почему же, по– своему, немного нравишься, – мелко отомстил я. – А к чему тебе это знать?
– Просто так, – исчерпывающе объяснила она. Помолчала и добавила: – Раньше ты был совсем другим.
Вариантов того, в чем и как, по ее мнению, я изменился, было много. По правилам игры, следовало спросить, в чем она видит эти перемены. Узнать от нее о своих промахах и броситься разуверять и доказывать, что отношусь я к ней по-прежнему, с нескрываемым восторгом. Я пошел самым прямым путем, быстрее других ведущим в постель, промолчал, давая ей самой возможность проявить инициативу. Не дождавшись ни вопроса и ни раскаянья, она так и сделала:
– Раньше я видела, что тебе нравлюсь, а теперь ты стал каким-то равнодушным! – с горечью сказала она.
Я продолжал мыться и промолчал. Девочка не учитывала, что у стариков есть одно преимущество перед молодыми– жизненный опыт. То, что ей было внове и казалось очень умным и хитрым, я проходил не один и не два раза. О такой ситуации с горечью сказано в одном стихотворении Евгения Евтушенко: «Мужчина, рассчитавший все умело, расчетом на взаимность обесчещен».
Меня такое бесчестье не пугало. В конце концов, в любовных играх или побеждают двое или не побеждает никто. Марфа мне нравилась, нравилась, честно говоря, очень сильно, видимо оттого так и задело ее неприятие меня как объекта любовных отношений. Однако безумно влюблен я не был. Вообще, возвышенная мужская любовь, по мнению многих женщин, это состояние когда мужчины, превращаются в полных идиотов и слепыми бродят в розовом тумане. Мне такое пока не грозило. Я даже сомневался, так ли уж она осталась наивно-невинна, прожив месяц в казачьем обозе, как хочет представиться. И с вопросом о неведомого назначения «отростка», Марфа явно пересолила. Поверить, что девушка в осьмнадцать лет не знает, чем девочки отличаются от мальчиков и как что у них называется, может только совсем очарованный мужчина.
Пока я мылся, одновременно размышляя о превратностях любви и многообразии человеческих отношений, стемнело. В нашу избушку свет попадал только через открытую дверь, и как только село солнце, мы оказались в полной темноте. Я спешил использовать остаток воды и нечаянно опрокинул один из горшков. Марфа вскрикнула и кинулась помогать его поднимать. Мы одновременно нагнулись и столкнулись руками и головами. Вернее будет сказать, столкнулись головами, а руками встретились. Это было так неожиданно, что оба невольно засмеялись.
– Ты не сильно ударилась? – спросил я, продолжая держать ее за руку.
– Нет, – продолжая смеяться, ответила она, – смешно!
Мы выпрямились и оказались в непосредственной близости, касаясь, друг друга телами. Марфа рук у меня не отнимала и дышала не так что бы легко и естественно. Тут я совершил не совсем логичный, с точки зрения искусства соблазнения поступок, поднес ее руку к губам и поцеловал. Девушка испуганно вздрогнула и тотчас от меня отстранилась. Я отпустил ее руки и сел на лавку.
– Ладно, пора спать, мне завтра рано вставать на охоту, – как ни в чем, не бывало, сказал я. – Ты ложись на той лавке, а я на этой. Вместе нам будет тесно.
Это было сущей правдой. Еще одного испытания просто так всю ночь лежать в обнимку с Марфой я бы не вынес. Последствия ранения проходили, чувствовал я себя вполне сносно, так что мог оказаться слишком опасным соседом для этой пугливой лани.
Что ни говори, а животные инстинкты у нас частенько оказываются сильнее моральных принципов. Так что, лучше было не рисковать.
Я слышал, как девушка легла на свое жесткое ложе, повозилась, видимо, устраиваясь, потом тихо сказала:
– Покойной ночи.
– Покойной ночи, – ответил я и плотно закрыл глаза, стараясь быстрее уснуть.
Глава 16
Проснулся я еще до рассвета, от какого-то подозрительного звука. По привычке быть готовым к любым неожиданностям, вскочил и схватился за кинжал. Однако кругом было тихо, сопела во сне Марфа, и где-то на болоте кричал кулик. Избушка за ночь выстыла, и температура у нас была, что называется, бодрящая. Я на ощупь оделся, привязал к ногам следы, взял лук и вышел наружу. Небо было чистым, звездным и на востоке уже посветлело. Трава и кусты оказались белыми от изморози, а над болотом висел густой туман.
Я, стараясь не шуметь, пошел к тому месту, где вчера спугнул стаю гусей. К охоте и войне я отношусь отрицательно и не понимаю азарта убийства охватывающего некоторых людей, как только им в руки попадает оружие, Однако в таких ситуациях как сейчас, вполне могу переступить через собственные идеалы и делать не то, что хочется, а то, что нужно. А нужно же было добыть еду, чтобы не голодать самому и накормить женщину и собаку.
Я подошел к самому берегу. От болота пахло травой, сыростью и гниющими растениями. Туман и ночь скрывали воду, покрытую ряской. Пока кроме стелящегося над водой тумана ничего видно не было. Первым делом, нужно было замаскировать скрадок. Материал рос тут же. Я нарезал веток с ближних кустов и обложил ими жерди, так что теперь там можно было укрыться, Потом выбрал тяжелую стрелу– очищенный от коры ивовый прут, с утолщенным, заостренным концом. Лук у меня был мощный и если удастся оказаться близко к птице, я рассчитывал на удачный выстрел. Потом я разулся и вошел по колено в воду.
Для удачной охоты на гусей, нужно, как минимум, обладать терпением и хладнокровием. Не всякий высидит на холоде, по колено в воде, ожидая налет стайки. А налет, может оказаться один в течение всего дня, и именно в этот момент надо быть готовым к выстрелу.
Гуси, на которых я собирался охотиться, птица умная и осторожная, Живут они долго, до пятидесяти лет, так что успевают набраться негативного опыта общения с человеком и научиться избегать опасности. Зрение у них раза в два острее чем у нас, так что рассчитывать на приятное времяпровождение и халяву, не приходилось.
К тому же у меня не было никаких приспособлений вроде подманного чучела или профиля птицы, которые обычно используют охотники. При перелетах эти птицы днем кормятся на полях, а ночуют на болотах и скрытых озерах, и это был мой единственный плюс.
Ждать пришлось долго. Небо становилось светлее, туман редел, но на воде и в небе пока ничего не происходило. Ноги у меня замерзли, тело задубело, и я слабовольно решил, что мучаюсь зря – охота не состоится и самое разумное вернуться в избу. И вот тут-то, словно награждая за терпение, из тумана выплыла стая гусей. Они неслышно и медленно скользили по воде, напоминая парусную флотилию. Впереди стаи, в одиночестве держался крупный гусь, скорее всего вожак. Гусь птица стайная, в стае царят строгие порядки, и всегда соблюдается бдительность. Во время пролета всех ведет опытная группа вожаков. Они периодически меняются между собой, и каждый заботится о безопасности стаи.
Птицы, вероятно, только проснулись, дрейфовали без цели, собираясь отправиться на кормежку. Расстояние между нами медленно сокращалось. Я не знал, как близко они подплывут, прежде чем заметят меня. Так же медленно, как они плыли, я начал натягивать тетиву. Любое неловкое движение могло все испортить. Моя самодельная, халтурная стрела подходила только для близкого боя.
Наконец расстояние между нами уменьшилось метров до трех. Я уже ясно видел светлый пух на груди вожака, серые перья крыльев. Больше ждать было нельзя. Стараясь не думать о выстреле, я спустил тетиву. Она взвизгнула и звучно ударила о золотой отбойник степняка, который был надет на запястье левой руки.
Вожак пронзительно, тревожно вскрикнул и забил по воде крыльями. Тотчас вся стая, обдавая меня брызгами воды и оглушая шумом крыльев, поднялась в воздух.
Я невольно закрылся руками, когда мощные птицы, почти касаясь телами и крыльями скрадка, взмыли в воздух. На воде остался один вожак. В груди его торчал конец стрелы. Он отчаянно бил крыльями и будто стоял на воде на перепончатых лапах, пытаясь взлететь. Вероятно поняв, что это не удастся, повернул в сторону болота, пытаясь хотя бы уйти от опасности.
Я дернулся, не зная, что делать дальше. Хотел уже броситься в воду, чтобы помешать подранку, скрыться в тумане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Не знаю, – рассеяно ответил я, натягивая свои шелковые подштанники, – я в грехах не очень разбираюсь.
– Главный грех в постный день скоромное есть, – внесла Марфа окончательную ясность в понятие греховности.
– Ладно, ты здесь сиди, а я пойду, займусь делом, – сказал я, выбираясь из халупы на свежий воздух.
День немного разгулялся, и потеплело. Пока не было дождя, следовало решить вопрос с размещением наших меньших братьев. Вторая избушка, которую облюбовал Полкан, была построена, скорее всего, как сарай или конюшня. Во всяком случае, об этом говорил слой старого конского навоза на ее земляном полу.
Когда я вошел в сарай, пес встал и посмотрел на меня как на непрошенного гостя. Мне даже показалось, что он собирается зарычать. Однако до этого не дошло, Полкан даже небрежно махнул хвостом, что, вероятно, означало приветствие. Я уже начал привыкать к его независимости и странному поведению и не обиделся. Пока для обиды хватило моей оценки Марфой. Ну, надо же, юная красавица, нашла старика!
– Лежи, – сказал я собаке и отправился осматривать окрестности. Пока за суетой обустройства на это не было времени.
Наш болотный островок оказался небольшим и неуютным. Больших деревьев здесь не росло и всю его площадь покрывал кустарник. Окружавшее нас болото было, что называется, непролазное, поросшее изумрудной ряской. До ближайшего леса было не меньше полукилометра, так что топями защищены мы были со всех сторон, как в крепости.
Я обошел островок по периметру, и нашел место, через которое мы сюда прошли. Замаскировано оно оказалось отменно. Редкие вешки, указывающие брод, казались естественной частью ландшафта. Однако больше красот природы меня интересовало, есть ли здесь какая-нибудь дичь. Каша, безусловно, отличная пища, но иногда в еде хочется белкового разнообразия.
Пока кроме нырков, маленьких уток, с отменной реакцией, я ничего подходящего для охоты, здесь не видел. Нырков же нужно было еще умудриться подстрелить.
Судя по косвенным признакам, охота тут была. Вскоре я нашел сооружение вроде шалаша из жердей, частью, стоящее на берегу, частью в болоте. Несложно было догадаться, что это что-то вроде скрадка, для охоты на водоплавающую птицу.
Для маскировки его нужно было только покрыть ветками.
Пожалуй, фауна, и флора на тропическом острове у Робинзона Крузо были богаче и разнообразнее. Однако вскоре оказалось, что я зря грешу на любезное отечество. И у нас в оные времена реки кишели рыбой, а леса и болота дичью. На дальнем конце нашего островка, когда я подошел к воде, на крыло поднялась целая стая диких гусей.
Я всплеснул руками и сгоряча побежал за луком. Потом успокоился и к избушке подошел уже шагом. Рисковать боевыми стрелами я не мог. Нужно было подумать и радикально решить вопрос со стрелами для охоты.
Мысли сразу же сосредоточились на решение этой непростой в наших условиях проблемы. Потому, когда я вошел в избушку, то на обнаженную красавицу, возлежащую на лавке в весьма романтической позе, почти не обратил внимания.
– Ты куда? – спросила девушка, когда я, прихватив лук и нож, не задерживаясь, направился к выходу.
– Здесь есть дикие гуси, нужно для охоты наделать стрел, – ответил я.
Однако сказать, как известно, легче, чем сделать, Чтобы создать подходящее оружие, нужен был соответствующий материал. Русские стрелы обычно делали из тростника, камыша, березы и яблони. Камыш здесь рос, но довольно далеко от берега и лезть за ним в болото мне не хотелось. К тому же для камышовой стрелы нужен был железный наконечник, что сразу же закрывало вопрос. Вообще-то на Руси существовало три вида стрел: кайдалики с плоским железком, северги с узким железком, томары без железка, с раздвоенным или тупым концом. Такие стрелы использовались в охоте на пушных зверей.
Мне нужно было обойтись без железа, но сделать стрелу острой, способной убить большую птицу. В древности стрелы делали с каменными или костяными наконечниками, но, как и железа, таких материалов здесь не было.
Короче говоря, проблем с охотой оказалось столько, что я начисто позабыл и об обеде и о Марфе, скучающей в одиночестве.
Второй основной инстинкт подавил первый и я увлекся. Хорошо, что девушка сама вспомнила обо мне.
– Каша давно готова, ты собираешься идти есть? – спросила она, подходя к моей импровизированной мастерской. К этому времени я уже нарезал ровной лозы и ошкуривая древки будущих стрел.
– Да, спасибо, скоро кончу и приду, – ответил я.
Почему-то она рассердилась, круто повернулась, фыркнула и быстро ушла.
Будь я героем женского роман, то непременно почувствовал бы, что я глубоко неправ и, как минимум, бросил бы все дела и побежал выяснять отношения. Я же, как последний бесчувственный жлоб, только проводил девушку взглядом, Она уже оделась в свой темный бесформенный сарафан, так что и такого внимания для нее было достаточно.
В избушку я пошел, только завершив подготовительные работы. Марфа опять лежала на лавке, теперь одетая. Только я вошел, она быстро встала и приветливо улыбнулась.
– Собаку я уже накормила, садись, а то каша простынет, – ласково сказала она, будто не сама фыркала всего полчаса назад.
Ох, уж эти девичьи настроения!
На голодный желудок и пустая каша деликатес. Я с удовольствием съел хорошо распаренное зерно. Не удержался и похвастался:
– Вот скоро настреляю гусей, будем, есть кашу с гусятиной!
Марфа согласно кивнула, не проявив ожидаемого энтузиазма. Сказала, как будто, между прочим.
– Нужно избу натопить, я хочу помыться.
– Да, конечно, – согласился я, – сейчас поем и нарублю веток для топки, а ты пока собери хворост.
Похоже, что к нам вернулись прежние отношения, но душевной теплоты я к Марфе не испытывал. Возможно, в этом присутствовал элемент мелочности, вернее сказать, мелочной мнительности, но кто из нас сможет услышать о себе нелестное мнение и при этом сохранить теплое чувство к оппоненту? Конечно, внешне я никак не выказывал обиды, но, наверное, это чувствовалось и помимо желания.
Обогревать избу обычным очагом, без печи и трубы, дело трудоемкое и занудное. Пока разгорается растопка, дым выедает глаза. Потом, разведя костер, нужно ждать снаружи, когда прогорят дрова и, вернувшись в помещение, постараться не отравиться угарным газом, Короче говоря, обычная топка превращается в увлекательное приключение. Что же говорить, если нужно не просто натопить избу, а в ней еще и помыться!
Справиться с этой нечеловечески сложной задачей нам удалось только ближе к вечеру. Зато в трех горшках, которые нашлись в избушке, была согрета вода, из веток березового подлеска я связал пару веников, и вот, наконец, мы дождались своего звездного часа.
– Кто будет мыться первым, я или ты? – совершенно неожиданно для меня, спросила Марфа, когда все приготовления были закончены.
После того, сколько времени мы вместе провели без одежды, это прозвучало если не странно, то двусмысленно. Я скрыл удивление и ответил:
– Мойся ты.
Тогда она задала не менее смешной вопрос:
– А ты не будешь за мной подглядывать?
– Нет, не буду, – холодно, пообещал я и тут же убрался наружу, продолжать заниматься со своими стрелами.
Не знаю, как она отреагировала на такую покладистость, я ушел слишком быстро, что бы успеть проследить за ее реакцией.
К вечеру день разгулялся, даже ненадолго выглянуло солнце. Вокруг была чистая идиллия. Лошадь спокойно паслась, пес спал возле сарая, Не хватало только овечек и пастушка с дудочкой. Я вернулся на рабочее место и вырезал еще пару десятков прутьев, заготовок для будущих стрел. О Марфе старался не думать. Девушка, скорее всего, взялась играть в извечную женскую игру: сначала подманивать, потом убегать. Как бы она ни была наивна в амурных делах, но природа брала свое, ей был самый срок пробовать свои коготки и, что было мне неприятно, все равно на ком.
Мылась Марфа долго, позвала меня, когда начало темнеть. Коли мы разделились по половым признакам, было логично, что пока я буду мыться, она выйдет наружу. Однако она начала причесываться, делая вид, что не обращает на меня никакого внимания. Осталось ответить ей тем же. Ох уж, эта извечная игра полов на нервах друг друга!
В избе было жарко и очень душно. Горячей воды мне осталось так мало, так что пришлось сбегать на родник и запастись холодной. Рана у меня на голове зарубцевалась, помогло самолечение, но держать ее в чистоте было необходимо. Я сначала размочил слипшиеся от сукровицы волосы, только после этого начал мыться. Марфа все это время расчесывала свои роскошные волосы. Когда я почти забыл думать о ней, во всяком случае, не смотрел в ее сторону, вдруг спросила:
– А, что, я тебе больше совсем не нравлюсь?
– Ну, почему же, по– своему, немного нравишься, – мелко отомстил я. – А к чему тебе это знать?
– Просто так, – исчерпывающе объяснила она. Помолчала и добавила: – Раньше ты был совсем другим.
Вариантов того, в чем и как, по ее мнению, я изменился, было много. По правилам игры, следовало спросить, в чем она видит эти перемены. Узнать от нее о своих промахах и броситься разуверять и доказывать, что отношусь я к ней по-прежнему, с нескрываемым восторгом. Я пошел самым прямым путем, быстрее других ведущим в постель, промолчал, давая ей самой возможность проявить инициативу. Не дождавшись ни вопроса и ни раскаянья, она так и сделала:
– Раньше я видела, что тебе нравлюсь, а теперь ты стал каким-то равнодушным! – с горечью сказала она.
Я продолжал мыться и промолчал. Девочка не учитывала, что у стариков есть одно преимущество перед молодыми– жизненный опыт. То, что ей было внове и казалось очень умным и хитрым, я проходил не один и не два раза. О такой ситуации с горечью сказано в одном стихотворении Евгения Евтушенко: «Мужчина, рассчитавший все умело, расчетом на взаимность обесчещен».
Меня такое бесчестье не пугало. В конце концов, в любовных играх или побеждают двое или не побеждает никто. Марфа мне нравилась, нравилась, честно говоря, очень сильно, видимо оттого так и задело ее неприятие меня как объекта любовных отношений. Однако безумно влюблен я не был. Вообще, возвышенная мужская любовь, по мнению многих женщин, это состояние когда мужчины, превращаются в полных идиотов и слепыми бродят в розовом тумане. Мне такое пока не грозило. Я даже сомневался, так ли уж она осталась наивно-невинна, прожив месяц в казачьем обозе, как хочет представиться. И с вопросом о неведомого назначения «отростка», Марфа явно пересолила. Поверить, что девушка в осьмнадцать лет не знает, чем девочки отличаются от мальчиков и как что у них называется, может только совсем очарованный мужчина.
Пока я мылся, одновременно размышляя о превратностях любви и многообразии человеческих отношений, стемнело. В нашу избушку свет попадал только через открытую дверь, и как только село солнце, мы оказались в полной темноте. Я спешил использовать остаток воды и нечаянно опрокинул один из горшков. Марфа вскрикнула и кинулась помогать его поднимать. Мы одновременно нагнулись и столкнулись руками и головами. Вернее будет сказать, столкнулись головами, а руками встретились. Это было так неожиданно, что оба невольно засмеялись.
– Ты не сильно ударилась? – спросил я, продолжая держать ее за руку.
– Нет, – продолжая смеяться, ответила она, – смешно!
Мы выпрямились и оказались в непосредственной близости, касаясь, друг друга телами. Марфа рук у меня не отнимала и дышала не так что бы легко и естественно. Тут я совершил не совсем логичный, с точки зрения искусства соблазнения поступок, поднес ее руку к губам и поцеловал. Девушка испуганно вздрогнула и тотчас от меня отстранилась. Я отпустил ее руки и сел на лавку.
– Ладно, пора спать, мне завтра рано вставать на охоту, – как ни в чем, не бывало, сказал я. – Ты ложись на той лавке, а я на этой. Вместе нам будет тесно.
Это было сущей правдой. Еще одного испытания просто так всю ночь лежать в обнимку с Марфой я бы не вынес. Последствия ранения проходили, чувствовал я себя вполне сносно, так что мог оказаться слишком опасным соседом для этой пугливой лани.
Что ни говори, а животные инстинкты у нас частенько оказываются сильнее моральных принципов. Так что, лучше было не рисковать.
Я слышал, как девушка легла на свое жесткое ложе, повозилась, видимо, устраиваясь, потом тихо сказала:
– Покойной ночи.
– Покойной ночи, – ответил я и плотно закрыл глаза, стараясь быстрее уснуть.
Глава 16
Проснулся я еще до рассвета, от какого-то подозрительного звука. По привычке быть готовым к любым неожиданностям, вскочил и схватился за кинжал. Однако кругом было тихо, сопела во сне Марфа, и где-то на болоте кричал кулик. Избушка за ночь выстыла, и температура у нас была, что называется, бодрящая. Я на ощупь оделся, привязал к ногам следы, взял лук и вышел наружу. Небо было чистым, звездным и на востоке уже посветлело. Трава и кусты оказались белыми от изморози, а над болотом висел густой туман.
Я, стараясь не шуметь, пошел к тому месту, где вчера спугнул стаю гусей. К охоте и войне я отношусь отрицательно и не понимаю азарта убийства охватывающего некоторых людей, как только им в руки попадает оружие, Однако в таких ситуациях как сейчас, вполне могу переступить через собственные идеалы и делать не то, что хочется, а то, что нужно. А нужно же было добыть еду, чтобы не голодать самому и накормить женщину и собаку.
Я подошел к самому берегу. От болота пахло травой, сыростью и гниющими растениями. Туман и ночь скрывали воду, покрытую ряской. Пока кроме стелящегося над водой тумана ничего видно не было. Первым делом, нужно было замаскировать скрадок. Материал рос тут же. Я нарезал веток с ближних кустов и обложил ими жерди, так что теперь там можно было укрыться, Потом выбрал тяжелую стрелу– очищенный от коры ивовый прут, с утолщенным, заостренным концом. Лук у меня был мощный и если удастся оказаться близко к птице, я рассчитывал на удачный выстрел. Потом я разулся и вошел по колено в воду.
Для удачной охоты на гусей, нужно, как минимум, обладать терпением и хладнокровием. Не всякий высидит на холоде, по колено в воде, ожидая налет стайки. А налет, может оказаться один в течение всего дня, и именно в этот момент надо быть готовым к выстрелу.
Гуси, на которых я собирался охотиться, птица умная и осторожная, Живут они долго, до пятидесяти лет, так что успевают набраться негативного опыта общения с человеком и научиться избегать опасности. Зрение у них раза в два острее чем у нас, так что рассчитывать на приятное времяпровождение и халяву, не приходилось.
К тому же у меня не было никаких приспособлений вроде подманного чучела или профиля птицы, которые обычно используют охотники. При перелетах эти птицы днем кормятся на полях, а ночуют на болотах и скрытых озерах, и это был мой единственный плюс.
Ждать пришлось долго. Небо становилось светлее, туман редел, но на воде и в небе пока ничего не происходило. Ноги у меня замерзли, тело задубело, и я слабовольно решил, что мучаюсь зря – охота не состоится и самое разумное вернуться в избу. И вот тут-то, словно награждая за терпение, из тумана выплыла стая гусей. Они неслышно и медленно скользили по воде, напоминая парусную флотилию. Впереди стаи, в одиночестве держался крупный гусь, скорее всего вожак. Гусь птица стайная, в стае царят строгие порядки, и всегда соблюдается бдительность. Во время пролета всех ведет опытная группа вожаков. Они периодически меняются между собой, и каждый заботится о безопасности стаи.
Птицы, вероятно, только проснулись, дрейфовали без цели, собираясь отправиться на кормежку. Расстояние между нами медленно сокращалось. Я не знал, как близко они подплывут, прежде чем заметят меня. Так же медленно, как они плыли, я начал натягивать тетиву. Любое неловкое движение могло все испортить. Моя самодельная, халтурная стрела подходила только для близкого боя.
Наконец расстояние между нами уменьшилось метров до трех. Я уже ясно видел светлый пух на груди вожака, серые перья крыльев. Больше ждать было нельзя. Стараясь не думать о выстреле, я спустил тетиву. Она взвизгнула и звучно ударила о золотой отбойник степняка, который был надет на запястье левой руки.
Вожак пронзительно, тревожно вскрикнул и забил по воде крыльями. Тотчас вся стая, обдавая меня брызгами воды и оглушая шумом крыльев, поднялась в воздух.
Я невольно закрылся руками, когда мощные птицы, почти касаясь телами и крыльями скрадка, взмыли в воздух. На воде остался один вожак. В груди его торчал конец стрелы. Он отчаянно бил крыльями и будто стоял на воде на перепончатых лапах, пытаясь взлететь. Вероятно поняв, что это не удастся, повернул в сторону болота, пытаясь хотя бы уйти от опасности.
Я дернулся, не зная, что делать дальше. Хотел уже броситься в воду, чтобы помешать подранку, скрыться в тумане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32