– Вы не знаете кто это такая?
– Нет, я здесь впервые, почти никого не знаю.
– Интересная штучка! – сообщил мне легкомысленный повеса. – Нужно с ней познакомиться.
– Так что с Александром? Ему нужно помочь!
– С Шуркой-то? Да, Бог с вами, сударь, пусть посидит недельку, хоть отдохнет от пьянства. Ничего с ним не случится.
– Но ведь у него могут быть серьезные неприятности, если докажут что он участвовал в нашей шутке.
– Какие неприятности, вы смеетесь? Тетка в нем души не чает и спускает ему все сумасбродства. Попросит императора или императрицу, те и распорядятся замять дело.
– А кто у него тетка?
– Графиня Ростопчина, фрейлина Марьи Федоровны и супруга Федора Васильевича, кабинет-министра по иностранным делам, третьего присутствующего в коллегии иностранных дел, графа Российской империи, великого канцлера ордена св. Иоанна Иерусалимского, директора почтового департамента, первоприсутствующего в коллегии иностранных дел и, наконец, члена совета императора, – без запинки перечислил все должности Шуркиного родственника приятель бедного узника.
– Да, пожалуй, коллежскому регистратору, даже великому взяточнику и тайному миллионщику, с такой родней не справиться, – засмеявшись, согласился я.
В это время к нам подошел полицейский генерал. Он почтительно поклонился моему собеседнику и сказал извиняющимся тоном:
– Простите, барон, если я на минуту отвлеку вашего собеседника.
Генерал весь лоснился от пота, и мы оба невольно отстранились от исходившего от него резкого запаха.
– Извольте, генерал, – сухо сказал Шуркин приятель.
– Сударь, – обратился тот теперь ко мне, – между нами вышла небольшая размолвка, и я счел долгом принести вам свои извинения.
– Пустое, генерал, с кем не бывает, – небрежно сказал я. – Мы оба погорячились.
Кутасов независимо посмотрел на расписанный амурами и психеями потолок и, вежливо откашлявшись в кулак, сказал:
– Относительно вашего дела. Оное благополучно улажено, и я жду вас завтра с утра, в канцелярии губернатора.
– Хорошо, буду, – пообещал я.
Генерал еще постоял, видимо, не зная, как ловчее от нас отойти, тяжело вздохнул, поклонился и опять обратился к преображенцу:
– Барон, не сочтите за труд передать мое нижайшее почтение вашему батюшке.
Барон небрежно кивнул, и генерал, пятясь задом, отступил.
– Откуда ты знаешь этого вепря, и что у вас за дела? – спросил он, когда мы остались одни.
– Сегодня познакомились. Я его слегка уколол в брюхо шпагой, а он, видимо, не хочет со мной драться, и решил извиниться.
– Понятно. И где это Шурка Афанасьев находит таких приятелей?! Ты ведь, кажется, только что приехал в Петербург?
– Да, а что?
– Ничего. Только здесь появился и сразу же обворовал Селиванова, а сегодня уже попал в гости к Сильвии и колешь брюхо помощнику полицмейстера. И это в твои-то годы! Не хочешь поступить к нам в полк?
– Пока нет, сначала осмотрюсь.
– Ну ладно, осматривайся, а я пойду знакомиться с брюнеткой, а то рядом с тобой и стоять-то боязно.
Преображенец весело мне подмигнул и ринулся перехватывать полную брюнетку, после окончания мазурки на секунду оказавшуюся в одиночестве.
Глава четырнадцатая
Утром Сильвия Джулиановна все устроила самым лучшим образом. Бизнес-леди переоделась в свежее розовое платье и выглядела совсем не утомленной долгой бессонной ночью, полной разнообразных хлопот. Я, напротив, клевал носом и мечтал о постели.
– Вот вольная Юлии Давыдовны, – сказала она, подавая мне гербовую бумагу с несколькими подписями. – Надеюсь, вы сможете позаботиться друг о друге.
Я только вежливо кивнул головой. Идея заботиться о красавице из веселого дома мне не понравилась с самого начала, и тем больше, чем сильнее влекла к себе молодая красивая женщина. К утру я совсем скис и не знал, что мне делать дальше – хоть тут же, снабдив приданным, выдавать Юлю замуж.
Сама красавица, несмотря на наши ночные излишества, выглядела великолепно и улыбалась странной улыбкой, в которой непонятно чего было больше, радости или грусти.
После полуночи, когда вопрос с документами решился как бы сам собой, я пошел сообщить эту новость Остерману. Однако тому было не до меня. Его игра в ломбер уже кончилась, и он теперь сидел за вистом.
– Генрих Васильевич, – позвал я его, – можно тебя на минуту.
Остерман едва взглянул в мою сторону горячими, с лихорадочным блеском глазами и молча покачал головой.
Я вспомнил, что во время виста игрокам нельзя разговаривать, и оставил его в покое. Больше мне в залах делать было нечего, и я, выполняя данное обещание, пошел в комнату Юлии, собираясь с ней окончательно объясниться. Она ждала меня теперь уже не в костюме Венеры, а в платье Евы и, как только увидела, бросилась на грудь, прижалась горячим, молодым телом. Все мои благие помыслы тут же полетели к черту, и мы рухнули на жалобно скрипнувшую кровать.
– Не бойся, князь, я не буду тебе обузой, – говорила Юля утром, когда мы садились в наемный экипаж на Лиговском проспекте.
– Я и не боюсь, – соврал я, помогая ей устроиться на жестком сиденье.
Спустя полчаса мы подъехали к чистенькому домику вдовы Варвары. Там уже проснулись. Когда мы вошли, возникла неловкая сцена из серии «не ждали». Впрочем, замешательство длилось недолго, и вдова с Иваном бросились помогать нам сесть на стульях в маленькой зале. Юля тактично не заметила удивления новых знакомых и повела себя естественно, так, как будто просто зашла в гости.
Ситуация сложилась пикантная, в одном доме собрались две незаконные пары и старались вести себя как можно более естественно.
– Вы не против, если Юлия Давыдовна несколько дней поживет в вашем доме? – спросил я Варвару.
– Пусть живет, – ответила она без большого энтузиазма, – места всем хватит.
Было видно, что Ивану не терпится узнать, что, собственно, происходит, но мы никак не могли остаться вдвоем. К тому же, мне было не до его любопытства. Через час-два предстояло встретиться с генералом Кутасовым, и от того, выполнит ли он свое обещание, многое для нас зависело.
– Я сейчас еду в полицейское управление, – сообщил я, когда хозяйка повела Юлю в каморку, в которой той предстояло жить.
– Зачем? – спросил Иван, тотчас забыв о неожиданной гостье.
– Пообещали сделать документы.
– Кто? Полиция?
– Помощник полицмейстера.
– Даже так! – сказал он, качая головой. – Это круто!
Меня всегда умиляло, когда мои старозаветные приятели начинали употреблять сленговые словечки и выражения двадцать первого века.
– Круче не бывает, – согласился я.
– А барышня кто? – наконец дождавшись своего часа, спросил Иван.
– Мне ее, – я хотел сказать «подарили», но вовремя поправился, – поручили. Помнишь турчанку, которая чуть не зарезала меня на постоялом дворе?
– Каторжанку? – уточнил он.
– Теперь она не каторжанка, и вполне преуспевает. Это она помогает нам с паспортами. Она мне Юлию и поручила, у той проблемы с крепостным правом и одним ненормальным поклонником.
– Она тебя что, узнала?
– Кажется, да, хотя я не очень понял, как. Я там лечил девушку, после этого она и завела разговор о Юлии. Намекнула, что если я помогал незнакомой женщине, то грех не помочь знакомой.
– Вы уже стали с ней так близко знакомы? А как Алевтина на это посмотрит?
– Не сыпь мне соль на раны. Думаю, что плохо посмотрит, но как-то так вышло, что я не смог отказаться.
– Ну да, от такой барышни кто же откажется! – иронично сказал Иван.
– Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Сам-то с Варварой чем занимаешься при живой невесте?
– Невеста не жена, – нравоучительно объяснил Иван. – Да и когда мы еще с Марфой свидимся… Я же мужчина молодой, здоровый, мне без женской ласки трудно.
– Ага, молодой, в обед двести лет! У тебя, Иван, типичные двойные стандарты, как говорят в моем времени. Тебе, значит, трудно, а мне легко!
Разговор наш зашел в тупик и забуксовал. Я и без нравоучений понимал всю щекотливость своего поведения. Создавалась типично русская ситуация, когда и согрешить, и покаяться хочется одновременно.
– Ладно, поеду за паспортами, – сказал я, – утро вечера мудренее.
Император Павел, затеяв перестройку, как и все наши реформаторы, принялся то сокращать, то увеличивать число чиновников, переподчинять ведомства, так что, в конце концов, обывателю разобраться в хитросплетениях царской фантазии стало крайне сложно.
Ту же полицию он разделил как бы на два департамента, учредив для Петербурга вместо городской думы «комиссию о снабжении резиденции припасами, распорядком квартир и прочих частей, до полиции относящихся», подчинил ей и городское правление (ратгауз), камеральный департамент которого ведал хозяйственной деятельностью. Исполнительная же полиция стала подчиняться непосредственному ведению губернатора.
Попав в недра государственных учреждений я, как слепой котенок, тыкался из присутствия в присутствие, пока какой-то добросердечный старичок, необыкновенным образом сохранивший на государственной службе человеческий облик, не указал, где найти Кутасова.
Матвей Ипполитович был с большого бодуна, с опухшей рожей и вонял пуще прежнего. Мой приход его не обрадовал, как не могло порадовать в таком состоянии ничто другое, кроме хорошей опохмелки, однако он держался любезно и даже намеком не поминал вчерашнее.
– Ваше дело решено, – сказал он, глядя в скорбную вечность рачьими глазами. – Пойдите к столоначальнику Рутепову, он все сделает.
– Я вам чем-то обязан? – спросил я, вынимая приготовленные двести рублей.
– Пустое, – сказал чуть более веселым тоном, генерал, – мы с Сильвией Джулиановной сами сочтемся.
– Тогда примите мою искреннюю благодарность, – проговорил я, продолжая держать ассигнации в руке.
По лицу его превосходительства пробежала тень сомнения, потом оно отразило начавшуюся душевную борьбу. Брать деньги у меня он не хотел, но как настоящий российский чиновник не мог заставить себя отказаться даже от незначительной для его должности взятки.
– Пустое, – повторил он и против своей воли протянул руку. – Только чтобы вас не обидеть, – договорил генерал, растворяя деньги между пальцами.
Столоначальник Рутепов оказался предельно занятым государственными делами человеком. Ждать, пока он обратит на меня внимание, пришлось больше часа.
– Вам придется немного подождать, – скороговоркой бросил он, когда я насильно ему представился.
Это «немного», как мне показалось, грозило продлиться, по крайней мере, до вечера.
Пришлось проявить характер.
Однако только с третьей попытки мне удалось привлечь к себе его сосредоточенное на важных правовых вопросах внимание.
– Господин Рутепов, Матвей Ипполитович приказал мне обратиться к вам, – крикнул я прямо в ухо пойманному за рукав мундира столоначальнику.
Тот взбрыкнул, напомнив роющего паркет нетерпеливыми ногами жеребца, и попытался вырваться. Однако я его не отпустил и сбежать не дал.
– Вы не видите, что я занят! – возмутился он, всем видом показывая, что поражен до глубины души подобной наглостью.
– Вижу, но если вы сейчас же мной не займетесь, я пойду жаловаться генералу.
– Ладно, что у вас?
– Вы должны отдать мне два паспорта.
– Какие два паспорта? Почему вы вообще ко мне обращаетесь с подобным делом? Я никаких паспортов не выдаю!
– Кутасов сказал, что вы решите мой вопрос, – теряя терпение, объяснил я.
Мне показалось, что столоначальник вознамерился спросить у меня, кто такой этот Кутасов, но не спросил и пожаловался:
– Им легко приказывать, побыл бы он на моем месте!
– Хорошо, я пойду и передам генералу, что вы послали его на… – сказал я, присовокупив к фразе короткое слово, невинное само по себе, но в связке с глаголом и предлогом, составляющее понятие, очень обидное тому к кому обращено.
Столоначальнику мое намеренье не понравилось, и он даже самолюбиво сказал, что мне вольно идти и говорить все, что вздумается, но когда я повернулся к нему спиной, поймал за рукав.
– Вы по поводу паспортов?
– Да, – подтвердил я, останавливаясь.
– Хорошо, пойдемте.
Мы вошли в комнату, в которой плодотворно трудились пять чиновников, и господин Рутепов вытащил из своего стола два новеньких паспорта.
– Это ваши? – спросил он.
Я развернул документы.
Первым оказался паспорт Ивана. Я хотел уже сунуть его в карман, но удержался и прочитал, что в нем написано.
– Это что? – спросил я столоначальника, указывая на графу с особыми приметами.
– Особые приметы, – ответил он.
– Почему здесь написано, что Иван Иванов шестипалый?
– Где? – удивился столоначальник.
– Вот, читайте.
– Действительно. Наверное, у него и вправду шесть пальцев.
– У него пять пальцев.
– Вы уверены?
– Уверен!
– Так что же делать? Гербовая бумага денег стоит!
– Придется переписать.
– А может, так оставим? Пальцем больше, пальцем меньше, какая разница?
– А почему в этом паспорте написано, чту рост у меня три аршина и два вершка? – указал я на описание собственных примет. – Вы таких людей в жизни встречали?
Чиновник обескуражено посмотрел на меня и, прикинув на глаз мой рост, про себя согласился, что да двух метров двадцати сантиметров я не дотягиваю,
– Действительно, здесь какая-то ошибка. Вы, молодой человек, оставьте-ка эти паспорта и приходите этак через недельку, лучше через две, мы попытаемся все как-то исправить.
– Я пойду к генералу, – начал говорить я, но по выражению лица чиновника понял, что в создавшейся ситуации вопроса не решит никто, даже государь император.
– Идите, голубчик, – улыбнулся столоначальник, впрочем, не уточнив куда. Мне стало понятно, что просто так отделаться не удастся, и пришлось лезть в карман. Вид четвертного банковского билета подействовал на господина Рутепова ободряюще. Он принял из моих рук паспорта, зацепив между делом и ассигнацию.
– Если только Автонома Ивановича попросить, – задумчиво проговорил чиновник. – Извольте присесть, сейчас все будет выполнено к полному вашему удовольствию.
Как ни парадоксально это звучит, но обещание было не только дано, но и выполнено. Спустя четверть часа, я возвращался на Выборгскую сторону с легальными паспортами, делающими нас с Иваном законными гражданами Российской Империи.
Иван Иванов, Петров сын был записан как петербургский мещанин, а я, Мустафин Алексей Федорович, происходящий от казанского царевича Муртазы Мустафича, стал представителем татарского княжеского рода, внесенного в V часть родословной книги Нижегородской губернии.
Такое знаменательное событие не грех было и отметить. Я решил не выделываться и провести вечер в «семейном кругу», тем более что обычные ресторации закрывались рано, а в тайных злачных местах Иван с Варварой смотрелись бы неуместно. Наши женщины были снаряжены на Сенной рынок за провизией и напитками, и к вечеру стол в скромном доме вдовы ломился от отечественных и колониальных деликатесов.
Я уже соскучился по домашней еде и с удовольствием поглощал немудреные русские кушанья. Юля в мещанском доме смотрелась так же уместно, как и в дорогом вертепе. Мне кажется, у нее был явный талант приспосабливаться к самым разным условиям. Она за день пребывания в этом доме успела накрепко подружиться с хозяйкой, и та уже смотрела ей в рот и с радостью исполняла все ее просьбы.
Наше застолье прошло, как говорится, в тесной дружеской обстановке, а вот кончилось для меня неожиданно. Юлия Давыдовна помогла Варваре управиться с домашними делами и, мило всем улыбнувшись и пожелав покойной ночи, отправилась спать в свою комнатенку.
Честно говоря, я ожидал несколько иного финала этого успешного дня, но сделал хорошую мину и ничем не показал своего отношения к такой непонятной холодности.
Ночь прошла спокойно, без каких либо событий, что в последнее время бывало не часто.
Утром Юля была весела, ласкова и даже, когда мы увиделись, дружески чмокнула меня в щеку. Как я ни присматривался к ней, никаких следов недавней страсти у девушки не обнаруживалось.
После завтрака я уехал по делам.
Теперь, когда у нас, наконец, появились документы, нужно было начинать наседать на дворцовую старуху Маканью Никитичну.
Связь с ней я мог поддерживать только через истопников, а общение с ними требовало много времени и здоровую печень.
В трактире, в котором я их постоянно встречал, ни Иванова, ни Евпатия не оказалось. Я, пристроившись в уголке, терпеливо ждал, когда неиссякаемая жажда приведет кого-нибудь из истопников в питейное заведение.
Пока же заказал себе чая. Он уже давно был известен в России, но пока еще не приобрел будущую общенародную популярность и, как напиток, считался почти экзотикой.
Ввозился чай исключительно из Китая, пока еще его единственного производителя, и весь экспорт в нашу страну составлял чуть больше тысячи тон в год. В глубинке о нем еще и слыхом не слыхивали, но в обеих столицах его пили уже все сословия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Нет, я здесь впервые, почти никого не знаю.
– Интересная штучка! – сообщил мне легкомысленный повеса. – Нужно с ней познакомиться.
– Так что с Александром? Ему нужно помочь!
– С Шуркой-то? Да, Бог с вами, сударь, пусть посидит недельку, хоть отдохнет от пьянства. Ничего с ним не случится.
– Но ведь у него могут быть серьезные неприятности, если докажут что он участвовал в нашей шутке.
– Какие неприятности, вы смеетесь? Тетка в нем души не чает и спускает ему все сумасбродства. Попросит императора или императрицу, те и распорядятся замять дело.
– А кто у него тетка?
– Графиня Ростопчина, фрейлина Марьи Федоровны и супруга Федора Васильевича, кабинет-министра по иностранным делам, третьего присутствующего в коллегии иностранных дел, графа Российской империи, великого канцлера ордена св. Иоанна Иерусалимского, директора почтового департамента, первоприсутствующего в коллегии иностранных дел и, наконец, члена совета императора, – без запинки перечислил все должности Шуркиного родственника приятель бедного узника.
– Да, пожалуй, коллежскому регистратору, даже великому взяточнику и тайному миллионщику, с такой родней не справиться, – засмеявшись, согласился я.
В это время к нам подошел полицейский генерал. Он почтительно поклонился моему собеседнику и сказал извиняющимся тоном:
– Простите, барон, если я на минуту отвлеку вашего собеседника.
Генерал весь лоснился от пота, и мы оба невольно отстранились от исходившего от него резкого запаха.
– Извольте, генерал, – сухо сказал Шуркин приятель.
– Сударь, – обратился тот теперь ко мне, – между нами вышла небольшая размолвка, и я счел долгом принести вам свои извинения.
– Пустое, генерал, с кем не бывает, – небрежно сказал я. – Мы оба погорячились.
Кутасов независимо посмотрел на расписанный амурами и психеями потолок и, вежливо откашлявшись в кулак, сказал:
– Относительно вашего дела. Оное благополучно улажено, и я жду вас завтра с утра, в канцелярии губернатора.
– Хорошо, буду, – пообещал я.
Генерал еще постоял, видимо, не зная, как ловчее от нас отойти, тяжело вздохнул, поклонился и опять обратился к преображенцу:
– Барон, не сочтите за труд передать мое нижайшее почтение вашему батюшке.
Барон небрежно кивнул, и генерал, пятясь задом, отступил.
– Откуда ты знаешь этого вепря, и что у вас за дела? – спросил он, когда мы остались одни.
– Сегодня познакомились. Я его слегка уколол в брюхо шпагой, а он, видимо, не хочет со мной драться, и решил извиниться.
– Понятно. И где это Шурка Афанасьев находит таких приятелей?! Ты ведь, кажется, только что приехал в Петербург?
– Да, а что?
– Ничего. Только здесь появился и сразу же обворовал Селиванова, а сегодня уже попал в гости к Сильвии и колешь брюхо помощнику полицмейстера. И это в твои-то годы! Не хочешь поступить к нам в полк?
– Пока нет, сначала осмотрюсь.
– Ну ладно, осматривайся, а я пойду знакомиться с брюнеткой, а то рядом с тобой и стоять-то боязно.
Преображенец весело мне подмигнул и ринулся перехватывать полную брюнетку, после окончания мазурки на секунду оказавшуюся в одиночестве.
Глава четырнадцатая
Утром Сильвия Джулиановна все устроила самым лучшим образом. Бизнес-леди переоделась в свежее розовое платье и выглядела совсем не утомленной долгой бессонной ночью, полной разнообразных хлопот. Я, напротив, клевал носом и мечтал о постели.
– Вот вольная Юлии Давыдовны, – сказала она, подавая мне гербовую бумагу с несколькими подписями. – Надеюсь, вы сможете позаботиться друг о друге.
Я только вежливо кивнул головой. Идея заботиться о красавице из веселого дома мне не понравилась с самого начала, и тем больше, чем сильнее влекла к себе молодая красивая женщина. К утру я совсем скис и не знал, что мне делать дальше – хоть тут же, снабдив приданным, выдавать Юлю замуж.
Сама красавица, несмотря на наши ночные излишества, выглядела великолепно и улыбалась странной улыбкой, в которой непонятно чего было больше, радости или грусти.
После полуночи, когда вопрос с документами решился как бы сам собой, я пошел сообщить эту новость Остерману. Однако тому было не до меня. Его игра в ломбер уже кончилась, и он теперь сидел за вистом.
– Генрих Васильевич, – позвал я его, – можно тебя на минуту.
Остерман едва взглянул в мою сторону горячими, с лихорадочным блеском глазами и молча покачал головой.
Я вспомнил, что во время виста игрокам нельзя разговаривать, и оставил его в покое. Больше мне в залах делать было нечего, и я, выполняя данное обещание, пошел в комнату Юлии, собираясь с ней окончательно объясниться. Она ждала меня теперь уже не в костюме Венеры, а в платье Евы и, как только увидела, бросилась на грудь, прижалась горячим, молодым телом. Все мои благие помыслы тут же полетели к черту, и мы рухнули на жалобно скрипнувшую кровать.
– Не бойся, князь, я не буду тебе обузой, – говорила Юля утром, когда мы садились в наемный экипаж на Лиговском проспекте.
– Я и не боюсь, – соврал я, помогая ей устроиться на жестком сиденье.
Спустя полчаса мы подъехали к чистенькому домику вдовы Варвары. Там уже проснулись. Когда мы вошли, возникла неловкая сцена из серии «не ждали». Впрочем, замешательство длилось недолго, и вдова с Иваном бросились помогать нам сесть на стульях в маленькой зале. Юля тактично не заметила удивления новых знакомых и повела себя естественно, так, как будто просто зашла в гости.
Ситуация сложилась пикантная, в одном доме собрались две незаконные пары и старались вести себя как можно более естественно.
– Вы не против, если Юлия Давыдовна несколько дней поживет в вашем доме? – спросил я Варвару.
– Пусть живет, – ответила она без большого энтузиазма, – места всем хватит.
Было видно, что Ивану не терпится узнать, что, собственно, происходит, но мы никак не могли остаться вдвоем. К тому же, мне было не до его любопытства. Через час-два предстояло встретиться с генералом Кутасовым, и от того, выполнит ли он свое обещание, многое для нас зависело.
– Я сейчас еду в полицейское управление, – сообщил я, когда хозяйка повела Юлю в каморку, в которой той предстояло жить.
– Зачем? – спросил Иван, тотчас забыв о неожиданной гостье.
– Пообещали сделать документы.
– Кто? Полиция?
– Помощник полицмейстера.
– Даже так! – сказал он, качая головой. – Это круто!
Меня всегда умиляло, когда мои старозаветные приятели начинали употреблять сленговые словечки и выражения двадцать первого века.
– Круче не бывает, – согласился я.
– А барышня кто? – наконец дождавшись своего часа, спросил Иван.
– Мне ее, – я хотел сказать «подарили», но вовремя поправился, – поручили. Помнишь турчанку, которая чуть не зарезала меня на постоялом дворе?
– Каторжанку? – уточнил он.
– Теперь она не каторжанка, и вполне преуспевает. Это она помогает нам с паспортами. Она мне Юлию и поручила, у той проблемы с крепостным правом и одним ненормальным поклонником.
– Она тебя что, узнала?
– Кажется, да, хотя я не очень понял, как. Я там лечил девушку, после этого она и завела разговор о Юлии. Намекнула, что если я помогал незнакомой женщине, то грех не помочь знакомой.
– Вы уже стали с ней так близко знакомы? А как Алевтина на это посмотрит?
– Не сыпь мне соль на раны. Думаю, что плохо посмотрит, но как-то так вышло, что я не смог отказаться.
– Ну да, от такой барышни кто же откажется! – иронично сказал Иван.
– Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Сам-то с Варварой чем занимаешься при живой невесте?
– Невеста не жена, – нравоучительно объяснил Иван. – Да и когда мы еще с Марфой свидимся… Я же мужчина молодой, здоровый, мне без женской ласки трудно.
– Ага, молодой, в обед двести лет! У тебя, Иван, типичные двойные стандарты, как говорят в моем времени. Тебе, значит, трудно, а мне легко!
Разговор наш зашел в тупик и забуксовал. Я и без нравоучений понимал всю щекотливость своего поведения. Создавалась типично русская ситуация, когда и согрешить, и покаяться хочется одновременно.
– Ладно, поеду за паспортами, – сказал я, – утро вечера мудренее.
Император Павел, затеяв перестройку, как и все наши реформаторы, принялся то сокращать, то увеличивать число чиновников, переподчинять ведомства, так что, в конце концов, обывателю разобраться в хитросплетениях царской фантазии стало крайне сложно.
Ту же полицию он разделил как бы на два департамента, учредив для Петербурга вместо городской думы «комиссию о снабжении резиденции припасами, распорядком квартир и прочих частей, до полиции относящихся», подчинил ей и городское правление (ратгауз), камеральный департамент которого ведал хозяйственной деятельностью. Исполнительная же полиция стала подчиняться непосредственному ведению губернатора.
Попав в недра государственных учреждений я, как слепой котенок, тыкался из присутствия в присутствие, пока какой-то добросердечный старичок, необыкновенным образом сохранивший на государственной службе человеческий облик, не указал, где найти Кутасова.
Матвей Ипполитович был с большого бодуна, с опухшей рожей и вонял пуще прежнего. Мой приход его не обрадовал, как не могло порадовать в таком состоянии ничто другое, кроме хорошей опохмелки, однако он держался любезно и даже намеком не поминал вчерашнее.
– Ваше дело решено, – сказал он, глядя в скорбную вечность рачьими глазами. – Пойдите к столоначальнику Рутепову, он все сделает.
– Я вам чем-то обязан? – спросил я, вынимая приготовленные двести рублей.
– Пустое, – сказал чуть более веселым тоном, генерал, – мы с Сильвией Джулиановной сами сочтемся.
– Тогда примите мою искреннюю благодарность, – проговорил я, продолжая держать ассигнации в руке.
По лицу его превосходительства пробежала тень сомнения, потом оно отразило начавшуюся душевную борьбу. Брать деньги у меня он не хотел, но как настоящий российский чиновник не мог заставить себя отказаться даже от незначительной для его должности взятки.
– Пустое, – повторил он и против своей воли протянул руку. – Только чтобы вас не обидеть, – договорил генерал, растворяя деньги между пальцами.
Столоначальник Рутепов оказался предельно занятым государственными делами человеком. Ждать, пока он обратит на меня внимание, пришлось больше часа.
– Вам придется немного подождать, – скороговоркой бросил он, когда я насильно ему представился.
Это «немного», как мне показалось, грозило продлиться, по крайней мере, до вечера.
Пришлось проявить характер.
Однако только с третьей попытки мне удалось привлечь к себе его сосредоточенное на важных правовых вопросах внимание.
– Господин Рутепов, Матвей Ипполитович приказал мне обратиться к вам, – крикнул я прямо в ухо пойманному за рукав мундира столоначальнику.
Тот взбрыкнул, напомнив роющего паркет нетерпеливыми ногами жеребца, и попытался вырваться. Однако я его не отпустил и сбежать не дал.
– Вы не видите, что я занят! – возмутился он, всем видом показывая, что поражен до глубины души подобной наглостью.
– Вижу, но если вы сейчас же мной не займетесь, я пойду жаловаться генералу.
– Ладно, что у вас?
– Вы должны отдать мне два паспорта.
– Какие два паспорта? Почему вы вообще ко мне обращаетесь с подобным делом? Я никаких паспортов не выдаю!
– Кутасов сказал, что вы решите мой вопрос, – теряя терпение, объяснил я.
Мне показалось, что столоначальник вознамерился спросить у меня, кто такой этот Кутасов, но не спросил и пожаловался:
– Им легко приказывать, побыл бы он на моем месте!
– Хорошо, я пойду и передам генералу, что вы послали его на… – сказал я, присовокупив к фразе короткое слово, невинное само по себе, но в связке с глаголом и предлогом, составляющее понятие, очень обидное тому к кому обращено.
Столоначальнику мое намеренье не понравилось, и он даже самолюбиво сказал, что мне вольно идти и говорить все, что вздумается, но когда я повернулся к нему спиной, поймал за рукав.
– Вы по поводу паспортов?
– Да, – подтвердил я, останавливаясь.
– Хорошо, пойдемте.
Мы вошли в комнату, в которой плодотворно трудились пять чиновников, и господин Рутепов вытащил из своего стола два новеньких паспорта.
– Это ваши? – спросил он.
Я развернул документы.
Первым оказался паспорт Ивана. Я хотел уже сунуть его в карман, но удержался и прочитал, что в нем написано.
– Это что? – спросил я столоначальника, указывая на графу с особыми приметами.
– Особые приметы, – ответил он.
– Почему здесь написано, что Иван Иванов шестипалый?
– Где? – удивился столоначальник.
– Вот, читайте.
– Действительно. Наверное, у него и вправду шесть пальцев.
– У него пять пальцев.
– Вы уверены?
– Уверен!
– Так что же делать? Гербовая бумага денег стоит!
– Придется переписать.
– А может, так оставим? Пальцем больше, пальцем меньше, какая разница?
– А почему в этом паспорте написано, чту рост у меня три аршина и два вершка? – указал я на описание собственных примет. – Вы таких людей в жизни встречали?
Чиновник обескуражено посмотрел на меня и, прикинув на глаз мой рост, про себя согласился, что да двух метров двадцати сантиметров я не дотягиваю,
– Действительно, здесь какая-то ошибка. Вы, молодой человек, оставьте-ка эти паспорта и приходите этак через недельку, лучше через две, мы попытаемся все как-то исправить.
– Я пойду к генералу, – начал говорить я, но по выражению лица чиновника понял, что в создавшейся ситуации вопроса не решит никто, даже государь император.
– Идите, голубчик, – улыбнулся столоначальник, впрочем, не уточнив куда. Мне стало понятно, что просто так отделаться не удастся, и пришлось лезть в карман. Вид четвертного банковского билета подействовал на господина Рутепова ободряюще. Он принял из моих рук паспорта, зацепив между делом и ассигнацию.
– Если только Автонома Ивановича попросить, – задумчиво проговорил чиновник. – Извольте присесть, сейчас все будет выполнено к полному вашему удовольствию.
Как ни парадоксально это звучит, но обещание было не только дано, но и выполнено. Спустя четверть часа, я возвращался на Выборгскую сторону с легальными паспортами, делающими нас с Иваном законными гражданами Российской Империи.
Иван Иванов, Петров сын был записан как петербургский мещанин, а я, Мустафин Алексей Федорович, происходящий от казанского царевича Муртазы Мустафича, стал представителем татарского княжеского рода, внесенного в V часть родословной книги Нижегородской губернии.
Такое знаменательное событие не грех было и отметить. Я решил не выделываться и провести вечер в «семейном кругу», тем более что обычные ресторации закрывались рано, а в тайных злачных местах Иван с Варварой смотрелись бы неуместно. Наши женщины были снаряжены на Сенной рынок за провизией и напитками, и к вечеру стол в скромном доме вдовы ломился от отечественных и колониальных деликатесов.
Я уже соскучился по домашней еде и с удовольствием поглощал немудреные русские кушанья. Юля в мещанском доме смотрелась так же уместно, как и в дорогом вертепе. Мне кажется, у нее был явный талант приспосабливаться к самым разным условиям. Она за день пребывания в этом доме успела накрепко подружиться с хозяйкой, и та уже смотрела ей в рот и с радостью исполняла все ее просьбы.
Наше застолье прошло, как говорится, в тесной дружеской обстановке, а вот кончилось для меня неожиданно. Юлия Давыдовна помогла Варваре управиться с домашними делами и, мило всем улыбнувшись и пожелав покойной ночи, отправилась спать в свою комнатенку.
Честно говоря, я ожидал несколько иного финала этого успешного дня, но сделал хорошую мину и ничем не показал своего отношения к такой непонятной холодности.
Ночь прошла спокойно, без каких либо событий, что в последнее время бывало не часто.
Утром Юля была весела, ласкова и даже, когда мы увиделись, дружески чмокнула меня в щеку. Как я ни присматривался к ней, никаких следов недавней страсти у девушки не обнаруживалось.
После завтрака я уехал по делам.
Теперь, когда у нас, наконец, появились документы, нужно было начинать наседать на дворцовую старуху Маканью Никитичну.
Связь с ней я мог поддерживать только через истопников, а общение с ними требовало много времени и здоровую печень.
В трактире, в котором я их постоянно встречал, ни Иванова, ни Евпатия не оказалось. Я, пристроившись в уголке, терпеливо ждал, когда неиссякаемая жажда приведет кого-нибудь из истопников в питейное заведение.
Пока же заказал себе чая. Он уже давно был известен в России, но пока еще не приобрел будущую общенародную популярность и, как напиток, считался почти экзотикой.
Ввозился чай исключительно из Китая, пока еще его единственного производителя, и весь экспорт в нашу страну составлял чуть больше тысячи тон в год. В глубинке о нем еще и слыхом не слыхивали, но в обеих столицах его пили уже все сословия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32