В отличие от царских мастерских, тут все было много скромнее, кузницы, в основном, были маленькие, на одного-двух мастеров. Заведение Варлама ничем не отличалось от соседних. Мы с Марусей не решились войти в прокопченную мастерскую и вызвали мастера наружу.
Пугачев оказался щуплым мастеровым в прожженном фартуке из бычьей кожи, Я показал ему самострел и спросил, его ли это работа. Мастер повертел в руках оружие и отрицательно покачал головой:
– По виду похож, но делал не я, – без тени сомнения сказал он.
– А кто его мог сделать? – вмешалась в разговор девушка.
– Откуда мне знать, – развел руками Варлам. – Тут много кузнецов, любой мог сделать. Честно говоря, работа дрянь! Мои самострелы не в пример лучше.
Говорил он неспешно, подчеркнуто веско, так, как обычно любят говорить люди небольшого роста, щуплой комплекции, видимо, чтобы повысить свою значимость.
– Нам не самострел нужен, а узнать, кто это сделал, – объяснил я.
– Так походите, может, кто свою работу признает, – резонно сказал кузнец.
– А нам на тебя указали, сказали, что только Пугачев такие самострелы делает. Говорят, что этот маховик ты изобрел.
– Это кто ж такой умный, что про меня понятие имеет?
– Так в Царском дворе сказали, что, мол, Варлам Пугачев самый первый мастер на Кузнецком мосту, – пошел я на прямую, неприкрытую лесть.
– Точно говоришь? Так прямо и сказали?
– Святая правда, очень тебя хвалили. Про твою работу и царь знает, – добавил я масла в кашу.
– Оно конечно, люди зря не скажут, – согласился Пугачев. – Только работа и правда не моя. Зубчатка, не спорю, моя, а лук не мой.
– А кто мог этот самострел сделать, – пошел я на второй круг.
– Если так посмотреть, то мог и Пахом Кривой, только откуда бы он мою зубчатку взял? Ума не приложу!
– А ты спросить его не можешь?
– Как же его спросишь? – искренне удивился Варлам.
Я сдержал нарастающее раздражение и подсказал:
– Можно языком.
– Ну, ты советчик! – воскликнул он. – Как же его спросишь, когда он еще третьего года в голод помер! На кладбище, что ли, идти спрашивать! Ну, ты и посоветовал! Помер он, тебе говорю, голова садовая!
– Понятно. Значит, Пахом помер, и теперь узнать не у кого?
– А может, и не Пахомова работа. Пахом-то еще когда помер, а самострел-то, смотри, новый!
Похоже, что все нужно было начинать сначала.
– А чья работа-то? – в тон ему спросил я, помня удивительную способность некоторых наших сограждан бесконечно толочь воду в ступе и по десять раз повторять одно и то же.
– Так мало ли чья, зубчатка-то точно моя, а вот про лук не скажу.
– Слушай, дядя, – не выдержала Маруська, – ты вспомни, а боярин тебя за то наградит!
– Если награда, тогда конечно. Тогда грех добрым людям не помочь! Как если награда будет, то мы всегда с открытой душой! Конечно, если какой пустяк, так и время жаль терять...
Я понял, что был не прав, подозревая наш народ в тупости. Когда дело касается «награды», наши мозги враз просветляются и непонятно, откуда что берется.
– Две деньги хватит, чтобы ты вспомнил?
– Две? – переспросил он. – Оно, конечно, и за две можно подумать, только я так понимаю, что за пять я лучше вспомню.
– Три!
– Давай ни нашим, ни вашим, клади четыре, и по Рукам. Зубчатка-то точно моя.
Я отсчитал монетки.
– Я так думаю, что Мартына это работа, точно Мартына, больше, кажись, некому!
– А где его найти?
– Мартына-то? Так чего его искать, коли он здесь Мартын-то мой подмастерье.
– Он здесь?
– А где же ему быть? Здесь, конечно. Мартын! – закричал Варлам громким голосом. – А ну, иди сюда, щучий сын!
– Чего надо, хозяин? – спросил, высовывая голову из мрачной, чадной пещеры Гефеста, чумазый белоголовый парень.
– Подь сюда!
– Ну? – без большого подобострастия спросил, выходя наружу, подмастерье.
– Твоя работа? – строго спросил мастер, передавая ему самострел.
Мартын взглянул, смутился и принял независимую позу.
– С чего моя-то? Что как ни что, сразу Мартын!
– Ты что же, курицын сын, за моей спиной халтуришь! – взвился мастер. – Да я тебя за такое дело на всю слободу выставлю!
– Погоди, – остановил я Варлама, – пусть сначала скажет, кому он его продал, а потом уже сами разбирайтесь.
– Да не продавал я его, что ты, боярин, на меня напраслину возводишь. Дал Елисею по дружбе опробовать, вот делов-то!
– Да как ты!.. – начал заводиться кузнец, но я перебил:
– Кто такой Елисей?
Мартын задумался, и я кожей почувствовал, что меня ожидает вторая серия долгого содержательного разговора, потому без договора вытащил пару мелких серебряных монет.
– Так Елисей, стоит в холопах у большого боярина. Только он того, его голой рукой не возьмешь!
– Говори, где он живет, и как его найти? – спросил я, перебирая монеты.
– Так что же его искать, когда он сам сюда идет, – но отрывая взгляда от серебра, мотнул головой куда-то в сторону подмастерье. Я проследил направление и увидел в конце грязной улочки щегольски одетого горожанина, направляющегося в нашу сторону.
В этот момент он, видимо, заметил, что возле кузницы находятся верховые, остановился и рассматривал нас издалека. Потом круто повернулся и побежал прочь.
– За ним! – крикнул я Федору, который оставался в седле, и сам вскочил на донца. Оставив Маруську в «заложниках», мы с парнем поскакали вдогонку беглецу. Тот вместо того, что бы петлять между мастерскими, где нам на лошадях было не проехать, несся прямо по дороге. Первым его достиг я и загородил ему дорогу крупом коня. Елисей попытался броситься в сторону, но на него наехал Федор, и тот вынужден был остановиться.
– Вы это чего! – плачущим голосом закричал тот. – Нет такого закона, на людей конями наезжать!
– Ты еще поговори! – закричал на него парень. – Отвечай, кто ты есть таков?
– Кто, кто? – немного успокаиваясь, ответил Елисей. – Дед Пихто! У боярина Екушина в службе! Смотрите, как бы он вам за меня по шеям не наложил.
– Почему убегал? – строго спросил я.
– У тебя, что улица купленная? Хочу иду, хочу бегу!
– Да что с ним говорить! – рассердился Федор. – Срубить голову, и все дела!
– Это что ж за такой разбой, – жалостно воскликнул Евсей, – смотрите, за меня вам бока намнут-то!
– Давай иди вперед, – приказал я, – побежишь, зарублю!
Парень решил, что мы не шутим, перестал валять дурака и безропотно направился в сторону кузницы, где нас ждали любопытные зрители. Был он какой-то странный, с изрытым оспой лицом и перекошенным от той же оспы левым глазом. Когда мы дошли до кузницы, там уже собралось человек пять-шесть любопытных.
Как и прежде, Федор остался сидеть в седле, а я спешился. Елисей недоверчиво поглядывал на меня обезображенным глазом, но оценить его реакцию на происходящее у меня не получалось.
– Твой самострел? – спросил я, показывая ему на оружие, которое держал в руках кузнец.
– Знать ничего не знаю, – быстро отреагировал он. – Ты меня за руку поймал?
У меня тотчас появились определенные подозрения, которые я и высказал:
– Не хочешь отвечать, не отвечай. Сейчас отведем тебя в Разбойный приказ, там все под пыткой и расскажешь!
– Нечего мне рассказывать. Я холоп дьяка Екушина, вот с него и спрашивайте! Только глядите, как бы сами не заплакали кровавыми слезами!
– Значит, это он тебе приказал меня убить? – спокойно, безо всякой аффиксации спросил я.
Елисей вздрогнул, заметался взглядом, наверное, надеялся на чью-то помощь, которую ему сейчас можно было ждать разве что свыше. Помолчал, собираясь с мыслями, и дерзко ответил:
– Не пойму, о чем это ты говоришь, смотри, за напраслину придется ответ держать!
– Я то что, я могу, вот как ты выдержишь, это посмотрим. Пошли в Кремль, там и разберемся. Сам, поди, знаешь, что мы с царем друзья. Видел же, где я живу.
Я сел в седло и красноречиво положил руку на эфес сабли.
– А деньги, – тревожно спросил подмастерье, – сам же посулил!
В прямом смысле плату за информацию я ему не обещал, просто показывал монеты, но решил обойтись без спора и полез в карман за монетами. Это была большая ошибка, которая едва не оказалась роковой. Стоило мне отвлечься, как неудавшийся киллер мгновенно выхватил из рукава длинный, узкий нож и бросился на меня, намереваясь всадить его в живот ниже кольчуги. Я успел только откинуться в седле. Лошадь, испуганная резкими движениями, заржала и начала отступать боком, ставя меня в самое незавидное положение.
И вот тут-то случилось самое неожиданное. Маруська, которая продолжала спокойно стоять возле кузнеца, резко повернулась вокруг своей оси, и тотчас Елисей дико закричал, схватился руками за живот и, согнувшись, побрел в сторону. Пока я пытался успокоить напуганную, горячащуюся лошадь, его окончательно скрутило, и он, скорчившись, повалился на землю. Я мельком посмотрел на Марусю. Девушка спокойно отирала лоскутком ткани окровавленный нож. Спрятав нож, она подошла к Федору. Тот подставил ей ногу, потянул за притянутую руку, и девушка легко вскочила на круп лошади за его спиной.
– Поехали, что ли! – предложила она. – С этим и так все ясно.
Я еще до конца не пришел в себя от неожиданности, машинально передал Мартыну его гонорар и тронул своего донца.
Собравшая публика на наш отъезд никак не реагировала. Все присутствующие с жадным любопытством наблюдали, как, корчась на земле, умирает человек Все это было очень грустно, но что делать, в таких случаях выбирать не приходится, вариантов только два – или ты, или тебя.
– Спасибо, Маруся, – поблагодарил я, когда мы отъехали от места происшествия, – я твой должник.
– Похоже, что это покойный стрелял в тебя утром, – пропустив мимо ушей благодарность, сказала девушка, – значит, правда то был гостинец от твоего старого знакомого?
– Похоже на то, – согласился я. – Нужно бы узнать, где дьяк живет.
– Это нетрудно, к вечеру все разузнаю. Давай после вечерни встретимся на том же месте, где мы тебя сегодня ждали.

Глава 10

История моего знакомства с дьяком посольского приказа Дмитрием Александровичем Екушиным была незамысловата, но имела, как выяснилось, далеко идущие последствия. Должность дьяка, если перевести ее в современные реалии, была довольно значительна. Он служил чем-то вроде заместителя министра иностранных дел. В эту эпоху государственные сановники разделялись, грубо говоря, на два рода, родовую знать и собственно чиновников. Первые занимали высшие государственные посты де-юре, вторые де-факто. Простолюдин никак не мог стать думным боярином, но вполне мог выслужиться в окольничие, кравчие или дьяки.
Сначала дьяки были простыми писцами. Образование приказов, требовавшее постоянных и опытных дельцов; проведение в местном управлении государственного начала в более чистом виде, чем при системе кормления; столкновение власти московских государей с аристократическими притязаниями боярского класса, вынудившее первых искать себе опоры в неродовитых служилых людях – все это привело к возвышению дьяков, грамотных, деловитых, худородных и вполне зависимых от воли государя.
Уже великий князь Иван Васильевич первою статьею своего Судебника 1497 года предписывал, чтобы в суде бояр и окольничих присутствовали и участвовали дьяки. С учреждением приказов дьяки делаются их членами в качестве товарищей бояр или непосредственных начальников приказа. В XVI веке дьяки играют видную роль и в местном управлении, являясь товарищами наместников по всем делам, кроме предводительства войском (в отдельных случаях, впрочем, они участвовали и в военном деле), и сосредоточивая исключительно в своих руках финансовое управление.
Одним из таких больших чиновников по Посольскому приказу и был мой знакомец. Я сумел разобраться в его «служебном бизнесе» и выяснил, что Дмитрий Александрович курировал блок вопросов по связям с нашими беспокойными южными соседями. Московское государство, чтобы как-то защититься от их постоянных набегов, вынуждено было оказывать этим государственным образованиям финансовую «помощь», или, если говорить более точно, от них откупаться. Екушин, зная внутреннюю ситуацию в Москве, сам определял максимальные суммы, которые ханам можно было вытребовать у Московского царя. Все просто и, главное, очень доходно.
Имея огромное состояние, дьяк ни в чем себе не отказывал, жил на широкую ногу, вел себя, как удельный князь, и чувствовал себя неподсудным и безнаказанным. Со мной же у него вышла небольшая промашка и, каким-то образом обнаружив меня в столице, Екушин, видимо, не смог отказать себе в удовольствии раздавить досадившее ему насекомое. Судя по тому, что меня пытались убить возле дома царя, он уже так зарвался, что и государя ставил ни во что. Амбиции, безусловно, вещь хорошая, прогрессивная, но никогда не стоит пересаливать. Он же, как мне показалось, уже сильно перегнул палку.
Оставив выяснения статус-кво на вечер, я первым делом посетил дом Блудовых, поблагодарил хозяина за гостеприимство, после чего перевез своего оруженосца во дворец. Честно говоря, мне помощник нужен не был, однако мальчик был сиротою, так что иного выхода, кроме как идти в холопы, у него не оставалось. Пришлось взять Кнута «на воспитание».
К своей царевне я зайти не рискнул. Теперь, когда у нас появились «отношения», следовало проявлять максимальную осторожность. Хорошо хоть Матрена проинформировала, что у Ксении все в порядке, и она продолжает недомогать, что сулило мне еще одну незабываемую ночь.
Однако первым делом нужно было решить проблему с моим «заказом», чтобы не оказаться в канаве с проломленной головой. Готовясь к встрече с дьяком, я решил заменить свой броский гардероб самой что ни есть обычной московской одеждой, дабы не бросаться в глаза окружающим роскошным камзолом. Известно, что Москве, как и в Греции, есть все, были бы деньги. С ними у меня пока проблем не было, так что вскоре, после посещения нескольких лавок в охотном ряду, встречные женщины на меня перестали смотреть.
К договоренному времени я был полностью готов и экипирован. Отправляясь в ночную экспедицию, я оседлал лошадь Вани Кнута, с той же целью – как можно меньше привлекать к себе внимания. Зная дьяка Дмитрия Александровича, можно было быть уверенным, что так просто до него не добраться. При всех его недостатках по части юных красавиц и самомнения, когда дело касалось денег и безопасности, с головой у него было все в порядке.
Я выехал из Кремля в оговоренное время через Боровицкие ворота, но своих криминальных сторонников на условленном месте не обнаружил. Пришлось неспешно туда-сюда кататься по Красной площади, чувствуя себя то ли самозванцем, то ли мещанином во дворянстве. Хорошо хоть вскоре появились мои новые «сатрапы», иначе я вполне мог лопнуть от гордости.
Как утром у меня с Марусей, теперь тот же казус случился с ней. Девушка не узнала меня с двух шагов и угрожающе повернулась, когда я подъехал к ним.
– Чего тебе? – резко спросила она. – Езжай своей дорогой!
– А я думал, мы поедем вместе, – разочарованно протянул я.
– Это ты, что ли, боярин? Тебя не узнать, тоже богатым будешь!
– Постараюсь. Ну, что?
– Все узнали, даже посмотрели его усадьбу, только добраться до него будет нелегко!
– Как-нибудь с Божьей помощью справимся.
– Дьяка, кроме холопов, еще охраняют стременные стрельцы, – продолжила рассказ Маруся, – слышала, на ночь еще спускают собак. Кал бы нам вслед за Евграфом Рубленым на тот свет не отправиться!
– Ну, месть дело добровольное, не хотите, как хотите. Мне-то дом покажете?
– Затем и приехали. А в робости нас не кори, не таких, как твой дьяк, обламывали!
– Тогда о чем разговор, поехали.
Федор тронул коня, и мы двинулись к намеченной цели Маруся была сосредоточена и, видимо, думала о чем-то неприятном, это было заметно по тому, как у нее недовольно шевелились губы.
– Что, если его перехватить утром, когда он поедет в приказ. Холопов его перебьем, а самого зарежем, – предложила она.
– Он на чем ездит?
– Не знаю, когда мы встречались, был в возке Если верхами, так можно попробовать, как он тебя, из самострела.
– Ладно, давайте не торопиться, сначала все осмотрим, потом будем решать. Может, не так страшен черт, как его малюют!
На этом стратегические разговоры закончились. До имения Дмитрия Александровича оказалось рукой подать от Кремля, и минут через двадцать мы уже не спеша объезжали его владения. Пока не стемнело, мне нужно было сориентироваться, где у них тут что расположено. У моих разбойников к имению был свой интерес и собственная технология проникновения.
– Если собак отвлечь, то можно будет перебить стрельцов, подпереть двери и всех спалить! – предложила Маруся.
– Разве так можно, в доме полно народа. За что невинным людям страдать?
– Нам-то что, нас никто не жалеет! Поди, если поймают, так на казнь все глазеть сбегутся.
– Нет, я на такое не пойду, – твердо сказал я, – дьяк плохой человек, его не жалко, а невинную кровь лить не стану!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32