Ведь игрок как-никак. Почти свой по духу. Что ж, ладно. Была не была.
Он привез опустившегося Сивачева к себе домой на Кирочную и во время мытья промотавшегося кутилы в ванной задумал диверсионно-игровой план, в коем роль тайного исполнителя предназначалась помытому Сивачеву. Когда случайно подобранный аристократ отдохнул от недавнего прошлого, Чертаев перешел к его целенаправленному тренажу, и в течение одиннадцати ночей провел с ним учебно-практический курс под условным названием «Использование возможностей шелкового пояса, надеваемого под жилет, в азартной карточной игре». Суть занятий сводилась к обучению манипуляциям с «накладкой» – колодой, карты в которой разложены определенным образом и которая перед игрой скрытно засовывалась под тот самый шелковый пояс. Потом эти карты незаметно извлекались и размещались поверх обычной, участвующей в игре колоды. Отсюда – «накладка».
Затем – боевые действия в Невском клубе против князя Назарова. Перспективный ученик, зарядив потайную колоду на шестнадцать ударов, сумел дважды положить «накладку», и оба раза невидимо для окружающих, в результате чего после девятого удара в банке на столе скопилась гигантская сумма – восемьсот тысяч рублей, так как князь Назаров, охваченный неодолимым азартом, на каждом заходе шел ва-банк.
– Сегодня Сивачев купил билет в Париж – понимаете? – эти слова шепнул не отрывающему глаз от карт Чергаеву Шурка, один из сновавших от стола к столу льстецов-прихлебателей. И Чертаев, услышав, вдруг насторожился, выпрямился.
Когда князь Назаров пролетел на одиннадцатом ударе, отстегнув новую пачку ассигнаций, Чертаев наклонился к уху замыслившему аферу ученика:
– Александр Петрович, возьмите меня в половинную долю.
– Нет, – резко ответил Сивачев, покоробив все представления демонического Чертаева о человеческой благодарности.
– Двадцать пять процентов – мои? – не желал сдаваться учитель шулера.
– Нет, – повторил Сивачев.
Тогда Чертаев решил расквитаться, и тотчас же. Он стукнул костяшками руки по столу и крикнул:
– Господа, прошу снять деньги: карты краплены!
Бывший обольститель позеленел – еще бы, заполучить такой афронт от преподавателя мастерства! – поднялся, рванул на себе фрачный жилет, зачем-то вытащил тайную колоду, для чего-то сунул ее в руки князю Назарову, после чего кинулся в ревущую толпу…
В итоге Сивачев застрелился. Чего и следовало ожидать. С неясным будущим, без средств к существованию, да еще публично уличен – какой уж тут, извините, Париж?!
Вот в этой мелодраматической сюжетной канве и размещен шулерский технологический прием – «накладка». Весьма популярная в ту эпоху хитрость, довольно распространенная жульническая уловка. Приглянувшаяся в качестве литературной детали не только А.Н. Толстому, но и другому выдающемуся русскому прозаику – А.И. Куприну.
Тот, кто полагает, будто шулер непременно должен иметь мефистофельскую наружность либо облик бандита с большой дороги, ошибается. В рассказе Куприна «Ученик» действуют несколько шулеров. И все с виду – приличные люди. Один из них – Балунский. Высокий, прекрасно сложенный старик с тонкими, гордыми чертами лица – он держал себя независимо и уверенно на глазах большой публики, а манеры его пронизывала наигранная внешняя барственность. Другой – студент. С сутуловатой фигурой, с голубыми глазами на бритом, длинном лице и со светлыми и курчавыми волосами. Чем не благородные интеллигенты? Ночь. Они стоят на палубе парохода, плывущего по Волге, и беседуют. Точнее, говорит один студент. Так как час назад он участвовал в карточной игре против двух богатых типов, поднявшихся на борт в Самаре, и выиграл. Что до Балунского, его чрезвычайно интересует подробная технология победы. Поэтому он почтительно слушает. А студент негромким голосом отгружает ему конфиденциальную информацию:
– Они сели на пароход, чтобы стричь баранов, но у них нет ни смелости, ни знания, ни хладнокровия. Когда один из них передавал мне колоду, я сейчас же заметил, что у него руки холодные и трясутся. «Эге, голубчик, у тебя сердце прыгает!». Игра-то была для меня совершенно ясна. Партнер слева, тот, у которого бородавка на щеке заросла волосами, делал готовую накладку. Это было ясно, как апельсин. Нужно было их рассадить…
Вот и прозвучало знакомое словцо – накладка!
Разберемся, чем мы располагаем. Два замечательных русских писателя, касаясь секретной шулерской механики, будто сговорившись, указывают в одну и ту же точку. Словно в ней и сконцентрирован весь полет шулерско-престидижитаторской мысли. Случайность, совпадение или дань мошенническому стереотипу, характерному для начала ХХ века?
Существование парадокса предполагает наличие не одной, но обязательно двух позиций, неважно – практических или мировоззренческих. Обрисованная первая из них, будучи взятой в одиночку, изолированно, еще не способна вызвать к жизни молнию парадоксальности, однако она готова оказаться исходной площадкой. Дело за второй.
Как выглядит, или как может выглядеть шулер конца ХХ века? Ильгиз Хабибянов, автор криминального романа «Ярмо» для жулика» аттестует его так.
Худощав. С покатыми плечами и неоформившимся телом. Твердый, спокойный и умный взгляд, излучающий обаяние. Зовут Ильей. Отчество – Абрамович. Воровская кличка – Интендант. Сам о себе сообщает, что он сын татарского еврея с японской родословной. Шутит? Кто его знает. Называет имя отца – Сейфульмулюков Абрам Ояма-Сан. В общем несомненный продукт нашей многонациональной родины. Национальность предполагаемого сына – разумеется, русский.
Подвиги и приключения Интенданта живописуются Хабибяновым исключительно подробно. Настолько, что даже без сопоставления «Илья – Ильгиз» становится понятным – писатель знаком с уголовным миром не понаслышке. Четкость, конкретность, даже дотошность – все реалии жульнических махинаций даются Хабибяновым без купюр. А знание дела всегда подкупает, и меня в частности. Люблю профессионалов. Вскоре в книге оказалось затронутым шулерство, и я стал вникать в описания карточных мошенничеств главного героя.
Вот Интендант раскидывает покер с опытнейшим (так сказано в книге) Графом, закоренелым картежником лет пятидесяти, прикованным к инвалидной коляске – при перестрелке в Москве менты всадили ему пулю в позвоночник, и у Графа отнялись ноги. Граф, перетасовав колоду, сдает карты. Далее – по тексту:
«… – Сегодня, сынок, ваша карта бита, – и с этими словами Граф открыл свои карты: двух тузов и два джокера и, спрашивая Илью, открыл его четырех королей.
– Ну, что скажешь, сынок?
– Свои карты. Граф, я как-нибудь открою сам, и если я сделаю это собственноручно, то считайте. Ваша карта бита.
С этими словами Илья сложил королей на ладони, прикрыв другой, и развернул трех тузов с покером. У Графа от удивления чуть зрачки наружу не вылезли.
– Как ты это сделал Илья, сложив тузов с покером, развернул веером и бросил на стол королей.
– Как ты это делаешь, сынок?
– Секретов, Граф, не выдаю, так что извините, – ответил Илья так же, как когда-то ответил ему Граф».
Ну, Граф-то, положим, извинит, а вот у меня заклубились сомнения – то ли партнер Ильи не столь уж опытен, как о том говорилось, то ли пуля повредила ему не спинной мозг, а головной, то ли сам Ильгиз крутанул диалог персонажей вплоть до потери центра тяжести. Ведь господин Сейфуль-мулюков продемонстрировал шулерский прием, известный давным-давно, еще со времен царской монархии – накладку! Как о подобной уловке мог не знать пятидесятилетний картежник? Он что, доселе поигрывал в картишки только на крестьянском поле с отдыхающими хлеборобами и скотоводами? Однако оставим ветерана – неприятность, случившаяся с его зрачками, произошла, скорее всего, по воле совсем иного человека.
Зато Хабибянову старинная шулерская манипуляция явно пришлась по душе, так как литературный сын татарского еврея с японской родословной, с явной подачи автора, вовсю эксплуатирует все тот же тайный карточный экзерсис и не щадит даже собственного отпрыска, хотя и молодого, но уже вполне борзого:
«…Интендант ловко переместил от угла колоду сначала в левую, а после с левой в правую. Так же ловко отправил стос и, развернув колоду веером на столе, показал тридцать шесть тузов. Далее, резко свернув и проделав ту же самую процедуру, выложил тридцать шесть шестерок. И после этого, собрав и перемешав колоду, спросил:
– Ну что? Играть будем?» Однако зрачки отпрыска остаются на месте. Зато глаза, по-видимому, должны вылезти из орбит уже у читателей – так, вероятно запроектировал автор. И правильно запроектировал – именно такое со мной и произошло. Только не по причине употребления накладки, а в силу совершенно невероятного эффекта, вызванного по воле Хабибянова этим, довольно-таки скромным престидижигаторским ходом. А дальше – о, фантастика! – в процесс вмешалась ее величество Судьба. В июне 1996 года я приобрел «Ярмо» для жулика», только что появившееся в книжных магазинах, тотчас же прочитал от корки до корки, поразился легкости авторского пера, а уже в августе 1996 года неожиданно столкнулся с Хабибяновым в офисе московского издательского дома «Искатель»! И тут же, имея в виду второй процитированный эпизод, словами великого Станиславского выпалил: «Не верю!»
– А ты сам-то что-нибудь можешь? – задал Ильгиз встречный вопрос. И опять он мне понравился – профессионал, только уже в другом ракурсе.
Я достал колоду карт и продемонстрировал «Лифт» – трюк, в котором тузы один за другим «проходят» сквозь колоду, оказываясь то сверху, то снизу. Хабибянов ахнул:
– Вот это катала! Классно! Миллионер, небось?
Справка.
« Катала », если перевести с криминального жаргона, означает «картежник». Не путать с карточным мошенником – шулером.
– Нет, я не катала, – твердо произнес я. – Поэтому и не миллионер. В карты не играл и не играю. Я только карточный фокусник.
Хабибянов на мгновение задумался, потом вытащил свою книгу, раскрыл ее и написал: «Анатолию на память. С уважением – от автора».
– У меня есть право на некоторую писательскую фантазию, – сказал он, подавая мне книгу и улыбаясь.
– Я так и понял, – кивнул я. – Но это еще не все. Чтобы руки не застывали, чтобы поддерживать наработанную технику, необходим постоянный тренаж – не меньше пары часов в день. А твой Илья-Интендант, помимо карточных занятий, параллельно прокручивает еще кучу уголовно-наказуемых дел и тем не менее остается непревзойденным шулером. Как ему удается такое – ведь в романе ни об одной репетиции даже не упоминается?
Ильгиз взглянул на меня с хитрецой и ничего не ответил. Вернемся к парадоксу. Престидижи-таторская техника современных шулеров, почерпнутая из «Ярма» для жулика», образует вторую, недостающую опору для выявления означенного ранее парадокса. Остается лишь сблизить обе базисные посылки и рассмотреть получившийся комплекс. Что же мы видим? Одно и то же обманное действие – в данном случае накладка – выполненное только руками, без всяких дополнительных технических средств, воздействует на воображение зрителей, разделенных почти столетием, совершенно одинаковым образом. Как те наблюдатели, так и другие испытывают практически адекватные потрясения. Вероятно, и Толстой с Куприным – тоже. Проникшись кистевым мастерством шулеров, они порознь, не сговариваясь, заставили своих героев применить этот впечатливший их прием. Полюбилась сия махи-наторская уловка и Хабибянову. После такого сопоставления вопрос «выходит, время не властно над эффектом от престидижитаторского исполнения?» всплывает сам собой.
Теперь можно сформулировать и сам парадокс – осмысленное пальцевое быстродействие, выполненное в соответствии с эстетическими законами пластической художественности, впечатляет зрителей вне зависимости от принадлежности их к тому или иному историческому периоду. Подобное, кстати говоря, относится и к пантомиме, и к балетному искусству – вспомните, с каким трепетом мы смотрим старые фильмы с участием Анны Павловой или Чарли Чаплина… Думаю, однако, что приведенная формулировка вовсе не закон: в противном случае была бы канонизирована пластика, не имеющая развития, а это не так – пластика непрерывно совершенствуется. Потому и не закон. Всего лишь подмеченная особенность.
Ну, и коли сей тезис выведен из манипуляций шулерских – тогда насколько он справедлив для благопристойных потомков криминального племени, для тех наследников, что принципиально закрепились по другую сторону границы правонарушений, для карточных фокусников?
Комментарий
В Европу карты пришли вместе с шулерами. Надо читать китайские трактаты в которых полно рассказов об отрубании рук…
В книге Скотта «Разоблачения Колдовства» 283 страницы, и только 22 (из них 4-е с рисунками) посвящены фокусам с картами: XIII книга (главы XXII по XXXIV). О фокусах в этой книге писал французский фокусник Джон Котарес, проживавший тогда в Лондоне.
Оба трюка Хабибянов взял из художественного фильма «Двойной капкан» Рижской киностудии 1985 года (вышел за 10 лет до написания романа).
4
Великий парадокс престидижитации, безусловно, относится и к карточным волшебникам. Наследственность есть наследственность.
Знаменитый в 50-60-е годы нашего века канадский чародей Дэй Верной за глубокие познания в искусстве удивлять был прозван коллегами Профессором. Не частый, надо сказать, случай в истории иллюзионизма. «Профессор», весьма тонко и грамотно оценивавший выступления собратьев по жанру, сам являлся приверженцем не запредельного хитроумия, а как ни странно, простоты. Он, в частности, утверждал, что сложный трюк обычно рождается из прихоти самого фокусника, дерзнувшего доказать свое превосходство над прочими волшебниками, живет не слишком долго и почти никогда не перенимается другими исполнителями чудес. Зато простой трюк становится популярным с головокружительной быстротой. В качестве примера простого трюка Дэй Вернон приводил свою собственную разработку – она состоялась неожиданно, в дни его ранней юности, во время встречи с другим всезнающим мэтром загадочности, доктором Брюсом Эллиоттом, замечательным английским карточным фокусником.
– Поначалу я и не собирался удивлять это светило, – улыбаясь, рассказывал потом Дэй Верной, – но маститый корифей заговорил о кризисе в карточных фокусах с таким апломбом, да еще с таким пренебрежением, что мне вдруг захотелось провести эту мировую знаменитость. Я подал Эллиотту колоду и предложил ее перетасовать.
Доктор нехотя перетасовал.
– Могу ли я полюбопытствовать? – спросил Верной и, взяв колоду в руки, развернул ее. После чего, произнося какие-то ничего не значащие фразы, тайно изъял из веера одну карту. Нижнюю.
– Хорошая тасовка, – Вернон возвратил колоду и продолжил: – Достаньте любую карту. И прошу вас, держите эту карту за спиной.
Эллиотт усмехнулся, завел руки с колодой за спину, вытащил одну карту, а колоду протянул Вернону:
– И что дальше? Вернон ощупал колоду и, перевернув ее вверх лицом, накрыл удерживаемой в ладони картой.
Лицо этой карты легло на лицевую сторону колоды. Эллиотт этого не заметил – колода, развернутая в веер, была обращена к нему крапом.
– Действительно, одной карты не хватает, – произнес Вернон. Эллиотт пожал плечами.
– Вложите вашу карту в колоду, – попросил Вернон. – Только, будьте любезны, опять за спиной. Чтобы я не видел. Эллиотт принял колоду и выполнил требуемое.
– Могу я попросить колоду еще раз? – спросил Верной. – Интересно, какую карту вы вынули…
– Знаете, мне тоже интересно, – саркастическим тоном промолвил Эллиотт, протягивая колоду.
Вернон бросил ее на стол. Вскрылась одна карта.
– Это не моя, – равнодушно бросил Эллиотт. Эллиотт не обманывал – открывшуюся карту он не задумывал. Лицом вверх на столе лежала совсем другая карта – карта Дэя Вернона. Та, которую он скрытно умыкнул вначале.
– Я и не говорю, что эта карта – ваша, – возразил Вернон. – Она перевернулась случайно.
– Ну и…? – шевельнулся Эллиотт.
– Пролистайте колоду, – предложил Вернон. Эллиотт недоверчиво взял колоду, быстрым движением пролистал ее и обнаружил, что одна из карт, единственная в колоде, обращена лицом вниз. Он вытянул ее, повернул… Его карта!
Снисходительная усмешка сползла с лица Эллиотта.
Давний, давний фокус… Неоспоримая классика. Ни с чем не сравнимая простота – ну изъял карту, ну перевернул колоду, ну накрыл. Совершенно элементарные действия. Можно даже сказать сильнее – допотопная замшелость. А вот поди ж ты – недавно я продемонстрировал этот несложный архивный трюк посетителям ночного клуба «Каро», и аудитория онемела от изумления. Парадокс!
Да, сработал тот самый великий парадокс престидижитации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Он привез опустившегося Сивачева к себе домой на Кирочную и во время мытья промотавшегося кутилы в ванной задумал диверсионно-игровой план, в коем роль тайного исполнителя предназначалась помытому Сивачеву. Когда случайно подобранный аристократ отдохнул от недавнего прошлого, Чертаев перешел к его целенаправленному тренажу, и в течение одиннадцати ночей провел с ним учебно-практический курс под условным названием «Использование возможностей шелкового пояса, надеваемого под жилет, в азартной карточной игре». Суть занятий сводилась к обучению манипуляциям с «накладкой» – колодой, карты в которой разложены определенным образом и которая перед игрой скрытно засовывалась под тот самый шелковый пояс. Потом эти карты незаметно извлекались и размещались поверх обычной, участвующей в игре колоды. Отсюда – «накладка».
Затем – боевые действия в Невском клубе против князя Назарова. Перспективный ученик, зарядив потайную колоду на шестнадцать ударов, сумел дважды положить «накладку», и оба раза невидимо для окружающих, в результате чего после девятого удара в банке на столе скопилась гигантская сумма – восемьсот тысяч рублей, так как князь Назаров, охваченный неодолимым азартом, на каждом заходе шел ва-банк.
– Сегодня Сивачев купил билет в Париж – понимаете? – эти слова шепнул не отрывающему глаз от карт Чергаеву Шурка, один из сновавших от стола к столу льстецов-прихлебателей. И Чертаев, услышав, вдруг насторожился, выпрямился.
Когда князь Назаров пролетел на одиннадцатом ударе, отстегнув новую пачку ассигнаций, Чертаев наклонился к уху замыслившему аферу ученика:
– Александр Петрович, возьмите меня в половинную долю.
– Нет, – резко ответил Сивачев, покоробив все представления демонического Чертаева о человеческой благодарности.
– Двадцать пять процентов – мои? – не желал сдаваться учитель шулера.
– Нет, – повторил Сивачев.
Тогда Чертаев решил расквитаться, и тотчас же. Он стукнул костяшками руки по столу и крикнул:
– Господа, прошу снять деньги: карты краплены!
Бывший обольститель позеленел – еще бы, заполучить такой афронт от преподавателя мастерства! – поднялся, рванул на себе фрачный жилет, зачем-то вытащил тайную колоду, для чего-то сунул ее в руки князю Назарову, после чего кинулся в ревущую толпу…
В итоге Сивачев застрелился. Чего и следовало ожидать. С неясным будущим, без средств к существованию, да еще публично уличен – какой уж тут, извините, Париж?!
Вот в этой мелодраматической сюжетной канве и размещен шулерский технологический прием – «накладка». Весьма популярная в ту эпоху хитрость, довольно распространенная жульническая уловка. Приглянувшаяся в качестве литературной детали не только А.Н. Толстому, но и другому выдающемуся русскому прозаику – А.И. Куприну.
Тот, кто полагает, будто шулер непременно должен иметь мефистофельскую наружность либо облик бандита с большой дороги, ошибается. В рассказе Куприна «Ученик» действуют несколько шулеров. И все с виду – приличные люди. Один из них – Балунский. Высокий, прекрасно сложенный старик с тонкими, гордыми чертами лица – он держал себя независимо и уверенно на глазах большой публики, а манеры его пронизывала наигранная внешняя барственность. Другой – студент. С сутуловатой фигурой, с голубыми глазами на бритом, длинном лице и со светлыми и курчавыми волосами. Чем не благородные интеллигенты? Ночь. Они стоят на палубе парохода, плывущего по Волге, и беседуют. Точнее, говорит один студент. Так как час назад он участвовал в карточной игре против двух богатых типов, поднявшихся на борт в Самаре, и выиграл. Что до Балунского, его чрезвычайно интересует подробная технология победы. Поэтому он почтительно слушает. А студент негромким голосом отгружает ему конфиденциальную информацию:
– Они сели на пароход, чтобы стричь баранов, но у них нет ни смелости, ни знания, ни хладнокровия. Когда один из них передавал мне колоду, я сейчас же заметил, что у него руки холодные и трясутся. «Эге, голубчик, у тебя сердце прыгает!». Игра-то была для меня совершенно ясна. Партнер слева, тот, у которого бородавка на щеке заросла волосами, делал готовую накладку. Это было ясно, как апельсин. Нужно было их рассадить…
Вот и прозвучало знакомое словцо – накладка!
Разберемся, чем мы располагаем. Два замечательных русских писателя, касаясь секретной шулерской механики, будто сговорившись, указывают в одну и ту же точку. Словно в ней и сконцентрирован весь полет шулерско-престидижитаторской мысли. Случайность, совпадение или дань мошенническому стереотипу, характерному для начала ХХ века?
Существование парадокса предполагает наличие не одной, но обязательно двух позиций, неважно – практических или мировоззренческих. Обрисованная первая из них, будучи взятой в одиночку, изолированно, еще не способна вызвать к жизни молнию парадоксальности, однако она готова оказаться исходной площадкой. Дело за второй.
Как выглядит, или как может выглядеть шулер конца ХХ века? Ильгиз Хабибянов, автор криминального романа «Ярмо» для жулика» аттестует его так.
Худощав. С покатыми плечами и неоформившимся телом. Твердый, спокойный и умный взгляд, излучающий обаяние. Зовут Ильей. Отчество – Абрамович. Воровская кличка – Интендант. Сам о себе сообщает, что он сын татарского еврея с японской родословной. Шутит? Кто его знает. Называет имя отца – Сейфульмулюков Абрам Ояма-Сан. В общем несомненный продукт нашей многонациональной родины. Национальность предполагаемого сына – разумеется, русский.
Подвиги и приключения Интенданта живописуются Хабибяновым исключительно подробно. Настолько, что даже без сопоставления «Илья – Ильгиз» становится понятным – писатель знаком с уголовным миром не понаслышке. Четкость, конкретность, даже дотошность – все реалии жульнических махинаций даются Хабибяновым без купюр. А знание дела всегда подкупает, и меня в частности. Люблю профессионалов. Вскоре в книге оказалось затронутым шулерство, и я стал вникать в описания карточных мошенничеств главного героя.
Вот Интендант раскидывает покер с опытнейшим (так сказано в книге) Графом, закоренелым картежником лет пятидесяти, прикованным к инвалидной коляске – при перестрелке в Москве менты всадили ему пулю в позвоночник, и у Графа отнялись ноги. Граф, перетасовав колоду, сдает карты. Далее – по тексту:
«… – Сегодня, сынок, ваша карта бита, – и с этими словами Граф открыл свои карты: двух тузов и два джокера и, спрашивая Илью, открыл его четырех королей.
– Ну, что скажешь, сынок?
– Свои карты. Граф, я как-нибудь открою сам, и если я сделаю это собственноручно, то считайте. Ваша карта бита.
С этими словами Илья сложил королей на ладони, прикрыв другой, и развернул трех тузов с покером. У Графа от удивления чуть зрачки наружу не вылезли.
– Как ты это сделал Илья, сложив тузов с покером, развернул веером и бросил на стол королей.
– Как ты это делаешь, сынок?
– Секретов, Граф, не выдаю, так что извините, – ответил Илья так же, как когда-то ответил ему Граф».
Ну, Граф-то, положим, извинит, а вот у меня заклубились сомнения – то ли партнер Ильи не столь уж опытен, как о том говорилось, то ли пуля повредила ему не спинной мозг, а головной, то ли сам Ильгиз крутанул диалог персонажей вплоть до потери центра тяжести. Ведь господин Сейфуль-мулюков продемонстрировал шулерский прием, известный давным-давно, еще со времен царской монархии – накладку! Как о подобной уловке мог не знать пятидесятилетний картежник? Он что, доселе поигрывал в картишки только на крестьянском поле с отдыхающими хлеборобами и скотоводами? Однако оставим ветерана – неприятность, случившаяся с его зрачками, произошла, скорее всего, по воле совсем иного человека.
Зато Хабибянову старинная шулерская манипуляция явно пришлась по душе, так как литературный сын татарского еврея с японской родословной, с явной подачи автора, вовсю эксплуатирует все тот же тайный карточный экзерсис и не щадит даже собственного отпрыска, хотя и молодого, но уже вполне борзого:
«…Интендант ловко переместил от угла колоду сначала в левую, а после с левой в правую. Так же ловко отправил стос и, развернув колоду веером на столе, показал тридцать шесть тузов. Далее, резко свернув и проделав ту же самую процедуру, выложил тридцать шесть шестерок. И после этого, собрав и перемешав колоду, спросил:
– Ну что? Играть будем?» Однако зрачки отпрыска остаются на месте. Зато глаза, по-видимому, должны вылезти из орбит уже у читателей – так, вероятно запроектировал автор. И правильно запроектировал – именно такое со мной и произошло. Только не по причине употребления накладки, а в силу совершенно невероятного эффекта, вызванного по воле Хабибянова этим, довольно-таки скромным престидижигаторским ходом. А дальше – о, фантастика! – в процесс вмешалась ее величество Судьба. В июне 1996 года я приобрел «Ярмо» для жулика», только что появившееся в книжных магазинах, тотчас же прочитал от корки до корки, поразился легкости авторского пера, а уже в августе 1996 года неожиданно столкнулся с Хабибяновым в офисе московского издательского дома «Искатель»! И тут же, имея в виду второй процитированный эпизод, словами великого Станиславского выпалил: «Не верю!»
– А ты сам-то что-нибудь можешь? – задал Ильгиз встречный вопрос. И опять он мне понравился – профессионал, только уже в другом ракурсе.
Я достал колоду карт и продемонстрировал «Лифт» – трюк, в котором тузы один за другим «проходят» сквозь колоду, оказываясь то сверху, то снизу. Хабибянов ахнул:
– Вот это катала! Классно! Миллионер, небось?
Справка.
« Катала », если перевести с криминального жаргона, означает «картежник». Не путать с карточным мошенником – шулером.
– Нет, я не катала, – твердо произнес я. – Поэтому и не миллионер. В карты не играл и не играю. Я только карточный фокусник.
Хабибянов на мгновение задумался, потом вытащил свою книгу, раскрыл ее и написал: «Анатолию на память. С уважением – от автора».
– У меня есть право на некоторую писательскую фантазию, – сказал он, подавая мне книгу и улыбаясь.
– Я так и понял, – кивнул я. – Но это еще не все. Чтобы руки не застывали, чтобы поддерживать наработанную технику, необходим постоянный тренаж – не меньше пары часов в день. А твой Илья-Интендант, помимо карточных занятий, параллельно прокручивает еще кучу уголовно-наказуемых дел и тем не менее остается непревзойденным шулером. Как ему удается такое – ведь в романе ни об одной репетиции даже не упоминается?
Ильгиз взглянул на меня с хитрецой и ничего не ответил. Вернемся к парадоксу. Престидижи-таторская техника современных шулеров, почерпнутая из «Ярма» для жулика», образует вторую, недостающую опору для выявления означенного ранее парадокса. Остается лишь сблизить обе базисные посылки и рассмотреть получившийся комплекс. Что же мы видим? Одно и то же обманное действие – в данном случае накладка – выполненное только руками, без всяких дополнительных технических средств, воздействует на воображение зрителей, разделенных почти столетием, совершенно одинаковым образом. Как те наблюдатели, так и другие испытывают практически адекватные потрясения. Вероятно, и Толстой с Куприным – тоже. Проникшись кистевым мастерством шулеров, они порознь, не сговариваясь, заставили своих героев применить этот впечатливший их прием. Полюбилась сия махи-наторская уловка и Хабибянову. После такого сопоставления вопрос «выходит, время не властно над эффектом от престидижитаторского исполнения?» всплывает сам собой.
Теперь можно сформулировать и сам парадокс – осмысленное пальцевое быстродействие, выполненное в соответствии с эстетическими законами пластической художественности, впечатляет зрителей вне зависимости от принадлежности их к тому или иному историческому периоду. Подобное, кстати говоря, относится и к пантомиме, и к балетному искусству – вспомните, с каким трепетом мы смотрим старые фильмы с участием Анны Павловой или Чарли Чаплина… Думаю, однако, что приведенная формулировка вовсе не закон: в противном случае была бы канонизирована пластика, не имеющая развития, а это не так – пластика непрерывно совершенствуется. Потому и не закон. Всего лишь подмеченная особенность.
Ну, и коли сей тезис выведен из манипуляций шулерских – тогда насколько он справедлив для благопристойных потомков криминального племени, для тех наследников, что принципиально закрепились по другую сторону границы правонарушений, для карточных фокусников?
Комментарий
В Европу карты пришли вместе с шулерами. Надо читать китайские трактаты в которых полно рассказов об отрубании рук…
В книге Скотта «Разоблачения Колдовства» 283 страницы, и только 22 (из них 4-е с рисунками) посвящены фокусам с картами: XIII книга (главы XXII по XXXIV). О фокусах в этой книге писал французский фокусник Джон Котарес, проживавший тогда в Лондоне.
Оба трюка Хабибянов взял из художественного фильма «Двойной капкан» Рижской киностудии 1985 года (вышел за 10 лет до написания романа).
4
Великий парадокс престидижитации, безусловно, относится и к карточным волшебникам. Наследственность есть наследственность.
Знаменитый в 50-60-е годы нашего века канадский чародей Дэй Верной за глубокие познания в искусстве удивлять был прозван коллегами Профессором. Не частый, надо сказать, случай в истории иллюзионизма. «Профессор», весьма тонко и грамотно оценивавший выступления собратьев по жанру, сам являлся приверженцем не запредельного хитроумия, а как ни странно, простоты. Он, в частности, утверждал, что сложный трюк обычно рождается из прихоти самого фокусника, дерзнувшего доказать свое превосходство над прочими волшебниками, живет не слишком долго и почти никогда не перенимается другими исполнителями чудес. Зато простой трюк становится популярным с головокружительной быстротой. В качестве примера простого трюка Дэй Вернон приводил свою собственную разработку – она состоялась неожиданно, в дни его ранней юности, во время встречи с другим всезнающим мэтром загадочности, доктором Брюсом Эллиоттом, замечательным английским карточным фокусником.
– Поначалу я и не собирался удивлять это светило, – улыбаясь, рассказывал потом Дэй Верной, – но маститый корифей заговорил о кризисе в карточных фокусах с таким апломбом, да еще с таким пренебрежением, что мне вдруг захотелось провести эту мировую знаменитость. Я подал Эллиотту колоду и предложил ее перетасовать.
Доктор нехотя перетасовал.
– Могу ли я полюбопытствовать? – спросил Верной и, взяв колоду в руки, развернул ее. После чего, произнося какие-то ничего не значащие фразы, тайно изъял из веера одну карту. Нижнюю.
– Хорошая тасовка, – Вернон возвратил колоду и продолжил: – Достаньте любую карту. И прошу вас, держите эту карту за спиной.
Эллиотт усмехнулся, завел руки с колодой за спину, вытащил одну карту, а колоду протянул Вернону:
– И что дальше? Вернон ощупал колоду и, перевернув ее вверх лицом, накрыл удерживаемой в ладони картой.
Лицо этой карты легло на лицевую сторону колоды. Эллиотт этого не заметил – колода, развернутая в веер, была обращена к нему крапом.
– Действительно, одной карты не хватает, – произнес Вернон. Эллиотт пожал плечами.
– Вложите вашу карту в колоду, – попросил Вернон. – Только, будьте любезны, опять за спиной. Чтобы я не видел. Эллиотт принял колоду и выполнил требуемое.
– Могу я попросить колоду еще раз? – спросил Верной. – Интересно, какую карту вы вынули…
– Знаете, мне тоже интересно, – саркастическим тоном промолвил Эллиотт, протягивая колоду.
Вернон бросил ее на стол. Вскрылась одна карта.
– Это не моя, – равнодушно бросил Эллиотт. Эллиотт не обманывал – открывшуюся карту он не задумывал. Лицом вверх на столе лежала совсем другая карта – карта Дэя Вернона. Та, которую он скрытно умыкнул вначале.
– Я и не говорю, что эта карта – ваша, – возразил Вернон. – Она перевернулась случайно.
– Ну и…? – шевельнулся Эллиотт.
– Пролистайте колоду, – предложил Вернон. Эллиотт недоверчиво взял колоду, быстрым движением пролистал ее и обнаружил, что одна из карт, единственная в колоде, обращена лицом вниз. Он вытянул ее, повернул… Его карта!
Снисходительная усмешка сползла с лица Эллиотта.
Давний, давний фокус… Неоспоримая классика. Ни с чем не сравнимая простота – ну изъял карту, ну перевернул колоду, ну накрыл. Совершенно элементарные действия. Можно даже сказать сильнее – допотопная замшелость. А вот поди ж ты – недавно я продемонстрировал этот несложный архивный трюк посетителям ночного клуба «Каро», и аудитория онемела от изумления. Парадокс!
Да, сработал тот самый великий парадокс престидижитации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34