А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Кем я теперь буду, любезный человек, мне покуда не ведомо, – развел руками старичок и неожиданно звучно шмыгнул носом. – Поскольку сие неведомо ни одному смертному, переместившемуся, так сказать, в обитель потустороннюю, юдоль печалей и обиталище духов.
– Кто ты есть такой, идиот? – по слогам повторил Колдун, вперив в старичка начинающий разгораться темным, опасным огнем тяжелый взгляд.
– Ежели хотеть знать изволите, кем мне быть приходилось до пребывания в сих печальных обстоятельствах, то был я философ. И еще – естествоиспытатель, но не от призвания, а по зову, так сказать, сердца, – заметил драный философ. – Поскольку к вопросам натуры и природоустроения всегда живейший интерес имел.
– Послушай же меня, философ, – тихо процедил Колдун, продолжая массировать и разминать затекшие пальцы. – Если ты, неумеха и придурок, умудрился опоздать даже на Паром Слез, то отойди покамест в сторонку и остынь. Нам не нужна твоя никчемная душа, но ты меня лучше не раздражай, иначе враз полетишь в огонь. Хорошо понял?
Старичонка забегал глазками, засуетился, что-то сокрушенно шепча себе под нос, и в нерешительности оглянулся на причал, где застыли два безмолвных наблюдателя этой забавной сцены. В тот же миг паром тяжело ударил в переднее мощное бревно причала. Скорбный челн пришел за философической душой.
Покойный философ тут же взбодрился, глаза его заблестели – он явно узнал Паром Слез по многочисленным путаным описаниям и туманным намекам в милых его сердцу ученых книгах из академической библиотеки.
– Позвольте, господа ангельские воители, – воскликнул старичок, – так вот же он, этот паром, верно?
И он обратился теперь за поддержкой к противоположной стороне, заискивающе взглянув на Шедува, тоже безошибочно определив в нем старшего.
Отпущенник молча кивнул, чем тут же вызвал у старичка прилив энтузиазма.
– Значит, он пришел за мной? – философ обвел взглядом причал, отряд воинов, окруживших Шедува и Книгочея, прибрежный песок, пустые лавки для ожидающих. После чего он замахал рукой застывшему на пароме псоглаву.
– Я к вам, господин паромщик, я к вам. Возьмите меня, пожалуйста, на борт и простите великодушно за опоздание – такой уж я рассеянный, право слово.
Однако паромщик ничего не ответил философу, продолжая взирать на него с высоты палубы в позе, выражавшей откровенное равнодушие и безразличие к его несчастной судьбе, которая, получается, горазда играть с философами злые шутки не только при их жизни.
Злополучная душа мигом переменила тактику, избрав лучшей формой защиты нападение.
– Так что же это получается? – визгливо воззвал старичонка к высшей справедливости, которая навряд ли обитала и на этих печальных водах. – Выходит, если ты не торопился в мир иной, стремясь, так сказать, привести все свои дела в порядок, дабы предстать перед Создателем в лучшем, как говорится, виде, значит, мне теперь уже и места не хватит, а? Неужели вы не понимаете, досточтимый перевозчик, что коли меня сюда направил э-э-э… рок, то отныне я, стало быть, ваш. Или нет?
– Он тебя не слышит, растяпа, – тихо сказал с помоста Книгочей, и в это время псоглав вдруг медленно проговорил одними губами, с трудом ими шевеля.
– Не «наш». Скажи правильно.
– Простите, что вы сказали? – озадаченно пробормотал философ, глядя на паромщика. Странно, но необычное обличье перевозчика на Реке без Имени эту мятущуюся душу, по-видимому, ничуть не смущало.
– Он сказал «произнеси правильно», – усмехнулся Шедув. – Не «наш», потому что он – паромщик – один. Понимаешь?
– Как же тогда, – душа была само недоумение, – как сказать правильно?
– Руби его! – крикнул Колдун воину, который стоял к старичонке ближе всех. Приказание не заставило себя ждать, но в тот миг, когда рослый чудин выхватил из ножен меч и размахнулся, из руки Шедува с коротким свистом вылетела маленькая стальная звездочка. Сюрикэн врезался воину точно в переносицу и, войдя между глаз наполовину, вышиб из пробитой головы фонтанчик ярко-красной крови. Злополучный философ в это время как раз говорил:
– Получается, не «ваш», а «твой»… Я твой?
Он укоризненно развел руками.
– Так выходит? Но ведь это невежливо! Мы с вами, почтеннейший, пока еще едва знакомы!
Что намеревался еще сообщить паромщику старичонка, так никто и не узнал. Стоящий рядом с убитым чудином невысокий сотник не сплоховал: быстро размахнувшись коротким копьем с широким плоским наконечником, он пронзил болтливую душу насквозь, и она, издав жалобный вскрик, моментально превратилась в облачко пара. Резкий порыв ветра подхватил ее, швырнул вверх, как котенка, и, кувыркая, помчал над рекой, туда, где темнела линия противоположного берега. Видимо, здесь ветра дули только в одну сторону, или так уж бедняге было предначертано.
Короткий рев, прыжок, слегка прогнувшиеся доски – и вот уже рядом с Шедувом и Книгочеем стоял паромщик. Он покосился на защитников причала и обнажил клыки, демонстрируя то ли улыбку, то ли ярость.
– Он произнес заветное слово – «ятвой», – рыкнул он. – После этого время на моем пароме всегда начинает новый виток.
Гар с хрустом потянулся, обвел ряды воинов холодным хищным взглядом и демонстративно, по-собачьи почесался ногой, выказав невероятную гибкость членов и не меньшее презрение к противнику.
– Зачем вы здесь, люди и смертные? – спросил Гар, проницательно выделив в толпе зорзов. – Вы уже напали на меня, а Привратники этого не простят. Хотите драться?
– Можно и без драки, – предложил Колдун. – Если ты перевезешь нас на тот берег! Мы хорошо заплатим. К тому же, ты сможешь нас забрать на обратном пути, и тогда твоя плата утроится.
– И, кстати, мы теперь будем здесь бывать часто, – заметил Лекарь, скользнув по Книгочею ненавидящим взглядом. – В твоих интересах, чтобы мы пользовались только твоей лодочкой, перевозчик.
– Людей на тот берег перевозить нельзя, – покачал головой Гар, обводя ряды воинов и зорзов недобрым взглядом. – Это строжайше запретили Привратники. Здесь перевозят только души. К тому же, – паромщик прищурился, – среди вас есть нелюди.
– Да ты ведь и сам из их числа, волчье сердце, – покладисто промолвил Колдун, чуть ли не подмигнув Гару. Тот в ответ только презрительно фыркнул и выразительно зевнул, обнажив два ряда мощных зубов.
– Я тут хозяин, – сухо сказал псоглав. – Думаю, что этим все сказано. А нелюди – все равно смертные, поэтому убирайтесь, пока я не вспомнил, что вы пытались наложить на меня чары.
– Мы все здесь смертные, – кротко заметил Птицелов. До этого момента он молча стоял в толпе воинов, цепко оглядывая особенности устройства парома.
– Это верно, – согласился Гар. – Вот только некоторые – больше других. Так что можете убираться туда, откуда пришли – сюда вернуться еще успеете.
– Ну, смотри, собачий сын, – мстительно проговорил Лекарь. – Твоя башка будет торчать на мачте твоего занюханного парома вместо флага, это уж будь уверен.
– Не раньше твоей, сын шакала, – зарычал паромщик. – Теперь я точно повезу тебя на тот берег, только на середине реки я не премину сбросить твою паршивую душу в огонь.
– Ты будешь биться вместе с нами, Гар? – улыбнулся Книгочей.
– Я буду биться сам за себя, – уточнил псоглав. – Если я перевезу хоть одного здравствующего на тот берег, меня прибьют Привратники и выгонят отсюда взашей. А где я еще найду себе такую тепленькую службу?
Он хохотнул, видя, как сбоку из воды выбился шальной клочок огня и тут же погас. Затем наклонился к обоим приятелям и сказал, доверительно понизив голос:
– Когда я выкупал тут место, я только за этот паром отдал четверть души!
Книгочей не выдержал и расхохотался, а Шедув тут же отбил мечом брошенный в него снизу длинный дротик.
И они встали рядом на шатком причале – отпущенник, друид и псоглав. Затем посмотрели друг на друга – и сделали шаг вперед. А за ними на волнах мерно покачивался паром, стоящий четверть широкой души.

Первую волну нападавших защитники парома отразили без потерь. На песке осталось лежать несколько раненых и убитых чудинов и ильмов, причем добрую половину записал на свой счет псоглав. Понаблюдав за Книгочеем в деле, Гар неодобрительно хмыкнул и забрал у него железный штырь. Взамен он всучил друиду отобранный у одного из мечников длинный и тяжелый клинок, хорошо сбалансированный и с удобной рукоятью. Замена пошла на пользу: друид успешно сдержал натиск двух свирепого вида воинов, наседавших на него разъяренными волками, а псоглав, вооруженный теперь внушительных размеров стальным жезлом, держал на почтительном расстоянии целую толпу копейщиков, с самого начала обломав три или четыре древка и столько же ног и рук.
Тем временем ветер и холод усиливались, превращаясь в настоящий вихрь. Он отчаянно сек лица и руки мелкими осколками какой-то изморози, уж очень похожей на лед. Над рекой медленно струились клубы морозного тумана, но вдоль поверхности воды нет-нет, да и пробегали легкие язычки пламени. Несколько лучников опустили ставшие теперь бесполезными их смертоносные дальнобойные орудия – тетива луков безнадежно намокла, и луки больше не натягивались.
Воины – мечники и копейщики – расступились, и к причалу подошли трое зорзов. Защитники причала слаженно шагнули назад, держа паром у себя за спиной, и теперь он стал к ним уже гораздо ближе. Трое зорзов легко вскочили на край причала и остановились, выбирая соперников. Затем один стремительно шагнул в сторону, другой занял его место, третий сместился чуть назад. Выбор был сделан.

Лекарь готовился к бою с Книгочеем. Маг и друид стояли друг против друга; две пары твердых рук и два холодных сердца; необъяснимая, с точки зрения друида, ненависть и ответная осторожность – все это сейчас должно было схлестнуться не на живот, а на смерть. Патрик по-прежнему крепко держал в обеих руках тяжелый северный меч, у Лекаря же в руке был короткий светлый жезл, от которого друид не ждал ничего хорошего.
Против Шедува должен был сражаться Старик. Но отпущенник был уверен, что Старик сам вызвался биться в центре, потому что слева стоял его хозяин – Птицелов.
Против Птицелова оказался паромщик. Собакоголовый воитель догадывался, что ему достался самый опасный и, главное, непредсказуемый противник. Он пристально разглядывал Птицелова, который был спокоен и, как всегда, чуточку расслаблен. На губах зорза застыла улыбка капризного разочарования, а руки Птицелова были пусты.
Старик кинулся в бой первым. Выпад его массивного обоюдоострого меча серебристый клинок с вязью переплетенных черных листочков и хвостатых птиц отразил, выбив из своего соперника целый сноп искр. Запал первого столкновения был истрачен не напрасно – каждый почувствовал силу противника, и теперь предстояла проверка на гибкость и выносливость. Третья проверка должна была быть на технику, при условии, что каждый из воителей при этом еще оставался бы в живых. Старик и отпущенник закружили вокруг, и теперь каждый ожидал удобного момента для единственного удара – у этих мечников зря тупить клинки было не принято.
Лекарь уверенно отразил натиск Книгочея, отбив хрупким на вид посохом тяжелый клинок с такой легкостью, словно это была простая дубовая палка. Без сомнения, посох зорза был укреплен магией. Почувствовав в воздухе ее слабые вибрации, Патрик сразу насторожился и из нападения перешел к обороне. Лекарь тоже не торопился лезть на рожон, и противостояние обоих мудрецов стало напоминать партию в новомодную восточную игру, в которой соперники сражались посредством разномастных костных или деревянных фигурок, передвигая их по черно-белым квадратам своих боевых полей.
Битва Гара и Сигурда поначалу напоминала поединок равных соперников, однако затем псоглав получил болезненный ожог морды пламенем, которое зорз легко извлекал из своих ладоней. Гар здорово разозлился. Когда паромщик нападал, зорз отражал его натиск каким-то невидимым оружием – здоровенный стальной штырь Гара неизменно замирал всего в каких-нибудь двух ладонях от груди Птицелова, остановленный голыми руками зорза, а их железяка паромщика тоже никак не могла коснуться хоть раз. Псоглава смущало то обстоятельство, что он не знал подлинных размеров невидимого щита зорза К тому же щит вполне мог оказаться и разящим оружием. Однако в пылу боя псоглав перестал об этом думать и скоро решительно пошел вперед всей своей массой, намереваясь смести с пути Птицелова и столкнуть тонкую фигурку зорза с причала. Трижды он отлетал назад, отброшенный магией противника, и, наконец, сломал ее защиту, дорвался до груди зорза и попытался рвануть врага когтями.
Крик псоглава, больше напоминающий жалобное, предсмертное рычание льва, заставил мгновенно обернуться и Патрика, и Шедува. Псоглав на глазах у них медленно пятился назад, к спасительному парому, судорожно зажимая обеими руками живот. Птицелов протянул к нему вытянутую руку, и с кончиков его пальцев сорвались пять огненных стрел, устремившихся к паромщику. Гар поднял руки, заслоняя лицо, и Патрик с ужасом увидел зияющую в животе псоглава страшную дыру с обожженными краями, из которой рывками выбивался седой дым. Удар молний отбросил паромщика назад, он с трудом удержался на ногах, пьяно балансируя на углу причала. И в этот миг его ударили в грудь и шею молнии из левой руки Птицелова. Раздался страшный рев, и Гар, отчаянно взмахнув рукой, упал навзничь с причала в воду. Из нее тут же взметнулось пламя, что-то в нем завизжало, загудело, и вода сомкнулась над головой паромщика, втянув вниз огонь. Теперь только большие пузырящиеся круги расходились сбоку от причала, да еще от воды поднимался быстро редеющий угольный дым.
«В кипящей воде можно сварить все», – мелькнуло в голове Книгочея. «Даже если это – кусочек неземного, вселенского тепла». Кто это ему сказал сейчас? Ветер, застывший в воздухе? Или, может быть, странные, непостижимые боги Шедува, которым так же странно поклоняются в причудливых, непостижимых краях, где кровь и река текут одинаково медленно, а избежать боя считается признаком силы?

Обе пары воителей разошлись, и Лекарь что-то быстро шепнул Старику. Тот кивнул головой и внимательно оглядел Птицелова. Его дражайший хозяин был цел и невредим, только одежда была здорово разорвана на груди. Воины, столпившиеся у причала и превратившиеся в невольных зрителей поединков, вдруг зашумели, закричали и стали указывать друг другу на реку. Защитники причала быстро оглянулись.
На Реке творилось неладное. Повсюду по воде вспыхивал огонь и затем угасал, как будто разлитая на поверхности воды нефть медленно тонула. Это тоже был поединок, но уже проигранный теплом. Огонь Реки без Имени повсюду опускался на дно, уступая место своему противнику, сейчас – более грозному и могущественному. Ледяной вихрь над причалом усилился, и теперь снежная пыль и мелкие кусочки льда понемногу засыпали песок у причала. Затем послышался странный, громоподобный звук, который пронесся вдоль берегов, причем на пароме был слышен и гул с противоположного берега. Это на всей реке остановилась вода!
– Что там? – Книгочей приложил ко рту ладонь наподобие рупора, стремясь перекричать вой ветра.
– Не знаю, но, по-моему, Реку без Имени сковывает лед, – откликнулся Шедув. Он уже опустил полумаску, скрывающую всю нижнюю часть лица, на котором теперь остались видны лишь глаза.
Тихое глубинное потрескивание слышалось отовсюду. Все замерли: зорзы на помосте смотрели вдаль поверх голов друида и отпущенника, а воины на берегу – те просто оцепенели, потому что впервые лед схватывал в считанные минуты такую мощную реку у них на глазах.
– Время двинулось, – сказал Птицелову обернувшийся Старик.
– Слишком быстро, – пробормотал Птицелов, утративший свою обычную невозмутимость. Теперь его глаза были расширены, крылья носа раздуты, он был возбужден, и даже руки зорза слегка дрожали.
– Слишком быстро! – вновь повторил Птицелов и, покачав головой, потрясенно прошептал. – Но ведь это неправильно… Этого просто не может быть!
Старик зарычал и бросился на Шедува как огромная костистая гончая. Шедув легко отразил его удар и, неожиданно выбросив ногу, отбросил зорза. Старик покатился по помосту, и Книгочею в пылу боя даже почудилось, что он слышит стук о доски мосластых ног. Подняться сразу Старик не смог, и на отпущенника бросился появившийся на причале зорз, которого Шедув однажды захватил в замке храмовников. Видимо, теперь он стремился взять верх и рассчитаться за прошлый позор. Мечи с лязгом столкнулись и тут же отступили – соперники были примерно одного роста, и Кашляющий зорз был гибок и изворотлив не менее своего восточного врага. Теперь соперничали ловкость и ум, к тому же манера вести бой у зорза была сходна с приемами отпущенника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43