Значит, не выспался, друг мой? Печально. Но выяснять причину сам, пожалуй, не буду. Если захочет, расскажет. А не захочет – его воля. Лишится тогда утешения в крепких мужских объятиях и доверительного разговора на троих: я, он и бочонок эля. Так что…
– Чего уставился? – Спросил Виг, не отрывая глаз от чтения.
– Как догадался, что я на тебя смотрю?
– Смотришь? – Тонкие губы изогнулись в сдержанной улыбке. – Пялишься – будет точнее.
– Ну уж и пялюсь… А все-таки, как?
– У тебя свои секреты, у меня свои. Ты же со мной не делишься?
– Только попроси: я с радостью…
– Зароешь меня в деталях своего промысла? Уволь, и так дел по горло. А некоторые еще сверху подкидывают, – dan ре-амитер отложил, наконец, недописанный отчет и откинулся на спинку кресла, сцепив худощавые, но сильные пальцы в замок. – Итак?
– Итак?
Присаживаюсь на краешек ранее отвергнутого стула. Исключительно, чтобы оказать уважение старому другу. Так и есть, передние ножки короче задних! Ладно, несколько минут потерплю.
– Рассказывай.
– Что?
– Рэй, прошу, только не дурачься… – Виг досадливо сморщил свой горбатый нос. – Я не в том настроении, чтобы развлекаться.
– Потому что не выспался, верно?
– Принюхивался? – Сузились серые глаза.
– Как можно, светлый dan! У тебя на лице все написано. Из-за службы?
– Если бы… Лелия приболела.
– Давно?
– Три дня будет.
– А я не знал… Серьезно?
– У детей в таком возрасте все серьезно, – вздохнул Виг. – Но Сирел заверил меня, что обойдется без осложнений.
– Ну, если Сирел так сказал, значит, обойдется! – Подпускаю в голос уверенности. Немного с лишком, но в таком деле, как успокоение родителей, не помешает самому казаться чрезмерно спокойным.
Лелия – наследница рода Ра-Кен, очаровательная кроха шести лет от роду – единственная оставшаяся на этом свете память о покойной супруге. Немудрено, что Виг трясется над дочкой с утра и до вечера: не хочет справляться с новой потерей. И правильно, чем терять и потом снова искать, лучше беречь то, что держишь в руках. Пока оно само не решит уйти. В назначенный срок.
Все будет хорошо, друг! Придворный врач знает свое дело и не допустит, чтобы сердце человека, обеспечивающего мир и покой во всей Антрее, было ранено скорбью: слишком расточительно, слишком опасно. А безопасность престола и вверенного королеве города превыше всего, как вдалбливают нам с малолетства. Вдалбливают так крепко, что в какой-то момент начинаешь свято в это верить. Но мне проще: я знаком с Ее Величеством. До той степени близости, когда политика и жизнь становятся единым целым, и верить уже не нужно, ибо – чувствуешь.
– Думаешь? – Волнение в голосе Вига вырвало меня из тенет размышлений.
– Уверен!
– Твоими бы устами…
– Но ты ведь не о здоровье Лил пришел со мной говорить, да?
– К сожалению, – признание звучит совершенно искренне. – Какой ххаг Ххаг (H’hagg) – мелкий и чрезвычайно зловредный морской демон, обожающий портить рыбачьи сети и прилеплять на днища кораблей ракушки.

понес тебя поутру на рынок?
– Да так… Понадобилось.
– С перепоя захотел рыбки поесть? – Ехидно щурится Виг.
– С перепоя?! – Вскакиваю на ноги и возмущенно нависаю над столом. – Да ни в одном глазу не было!
– А в сердце? – Тихий вопрос.
– Причем здесь…
– Опять всех посетителей Савека разогнал? Конечно, его доносы доставляют мне некоторое удовольствие красочным описанием твоих чудачеств, но… Поверь, я буду только рад, если ты перестанешь напиваться.
– Потому, что это мешает моей службе?
– И поэтому тоже, – легкий кивок. – Но плевать я хотел на службу! Хочешь, поговорю с Наис?
– Не надо.
– Я не буду на нее давить, Рэй. Просто объясню.
– Не надо.
– Она же не дура и все понимает. Возможно…
– Я сказал: не надо!
С трудом сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в прямые плечи и не тряхнуть их обладателя посильнее. Ра-Кен выше меня ростом, но в весе мы примерно равны, а я больше времени провожу на свежем воздухе, и… Кстати, загадка: почему Виг успел загореть, а я еще бледный, как парус в лунную ночь? Должно быть, ре-амитер все же позволяет себе прогулки. И ему не надо день напролет торчать на солнце, пряча глаза в тени широкополой шляпы… Ох, доберусь я до твоих тайн, дружище! Все разнюхаю. Когда потеряю последние стыд и совесть, не раньше. Потому что шпионить за другом – один из самых опасных грехов. От него и до предательства недалече.
– Остынь!
Виг слегка вжимается в спинку кресла. Испугался? Зря: я никогда не причиню другу зла. Разве что, фонарь под глаз поставлю, но за дело! Нечего лезть в мою личную жизнь. Тем более что я и сам никак не могу в нее попасть.
– Пожалуйста, оставим эту тему! – Взмаливаюсь. От всей души.
– Как хочешь… Тогда вернемся к служебным обязанностям. Что же заставило тебя сползти с кровати и почтить своим присутствием торговые ряды?
– Рыба.
– Рыба? – Густые брови приподнялись, но тут же вернулись на место. – Логично. Какая?
– Камбрия.
– Камбрия? – Виг корчит презрительную мину. – С каких пор ты отдаешь предпочтение этой вонючке?
– Не я. Микис.
– Твой знакомый?
Он же видел черную скотину, мешающую мне спать, и неоднократно, зачем же переспрашивает, да еще с таким искренним интересом? Наверное, забыл. Если вообще слышал кличку моего домашнего кошмара. Зато я уверен: Лелия, возившаяся с животным несколько часов напролет, прекрасно помнит, как звали ее партнера по играм.
– Кот моей хозяйки.
– А-а-а-а-а! – Удовлетворения услышанным ре-амитеру хватает ненадолго, и серые глаза удивленно вспыхивают: – Ты пошел на рынок за рыбой для кота?!
– Ну да.
– Ох… Теперь понятно, почему дознаватель не мог от тебя ничего добиться.
– Почему это, понятно?
– Ужасный Рэйден Ра-Гро, который никого не любит, трогательно заботится о домашнем питомце! Ну и новость! Будет, что рассказать на следующем балу.
– Ты этого не сделаешь.
– Сделаю.
– Не сделаешь!
– Сделаю!
– А я говорю…
Резкий хлопок ладонями по столу.
– Ладно, подурачились, и будет.
– Никому не скажешь? – Жалобно заглядываю в сталь серых глаз.
– Никому.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Правда-правда?
– Рэй! Тебе не двенадцать лет, в самом деле! Может, еще мизинцы скрестим? Для пущей верности?
– Было бы неплохо, – мечтательно почесываю шею.
– Не дождешься! Все, шутки в сторону. Когда ты почувствовал хэса?
– Когда добрался до рыбки-вонючки.
– Расстояние?
Вспоминаю исходную диспозицию.
– Фута три.
– А говоришь, не напивался! – Укоризненно замечает Виг, и я пожимаю плечами. Нет, не виновато: всего лишь соглашаюсь с фактом, которым меня ткнули в нос. Тот самый нос, которым и работаю.
А допрос продолжается:
– Что смог различить?
– Неуверенность. Напряженность. Страх. Пожалуй, страха было больше всего.
Не грешу против истины, но и всей правды не говорю. Да, тоненькая девчушка, которую грубо вывернули из корзины на каменные плиты солдаты Городской стражи, была напугана. Почти смертельно. Но на мгновение пустив в себя чужие чувства, я ощутил то, что было гораздо хуже страха. Отчаяние. Полное и беспросветное.
Когда человек боится чего-либо, это заставляет его действовать, так или иначе. Прятаться. Бежать. Сражаться, в конце концов. Но когда приходит отчаяние… Не того рода, что бросает людей на поле боя в последнюю атаку, нет. Отчаяние осознания бесполезности действий. Каких бы то ни было. Отчаяние, холод которого заставляет все мышцы цепенеть, и ты можешь лишь обреченно взирать на происходящее, ожидая, пока коса смерти доберется до твоей шеи… Девчушка была больна именно таким отчаянием. А младенец на ее руках не испытывал иных чувств и не знал других мыслей, кроме голода, о чем громогласно заявлял всю дорогу до Поста Стражи.
Все же, незачем Вигу знать ВСЕ мои впечатления. Делу не поможет, а выворачиваться наизнанку еще раз не хочется. Даже на бумаге, в скупых словах протокола задержания.
– А другое ?
Вопрос был задан тем самым тоном, который только подчеркивает важность: нарочито безразличным.
Я подумал и сказал:
– Нет.
– Уверен?
– Ну-у-у-у-у…
Виг взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Меньше, чем через четверть минуты, в кабинет вошли двое солдат, сопровождающие виновницу переполоха, оторвавшего ре-амитера от постели больной дочери.
Хрупкая, это верно. Но не такая уж маленькая, как сначала показалось: макушкой достанет до моего подбородка. Белобрысенькая. Кожа – бледная до желтизны, и вены на кистях рук, вцепившихся в кулек с младенцем, кажутся зелеными. Глаза… Черные. Совершенно. А может, просто зрачки расширены до предела. Да и какая разница? Мне с этой девчонкой по жизни вместе не идти – зачем разглядываю? А впрок: пишу очередную главу своей славной деятельности. Герой! Ха! Ребенка поймал. Даже двух. Теперь мне за это медаль дадут. Большую и деревянную. Как главному борцу с детьми. Потому что хоть они и хэсы, но в первую очередь – несовершеннолетние. А мое грубое вмешательство в нежное детское сознание могло привести к… И привело: вон, с каким ужасом девчонка на меня косится. Даже на прямой взгляд не решается.
– Что скажете, dan? – Виг нервно постукивает пальцами по столу.
Не отвечаю, сосредотачиваясь на ощущениях.
Так, посмотрим. Точнее, понюхаем.
Рыба. Конечно, куда ж без нее? Отбрасываем. Сухая трава. Наверное, в трюме была солома. Молоко. Теплое и сладкое. Молоко матери? Нет, больше похоже на животное. Скорее всего, козье. И правильно: самое полезное для малышей. А поглубже? Под ворохом приблудившегося извне? Умиротворение и безмятежность. Хрустальная ниточка аромата невинных полевых цветов. Это все касается младенца, а что у нас с дитем постарше?
Страх никуда не исчез. Отчаяние… Стало чуть слабее. По принципу: если сразу не порешили, глядишь, обойдется. Нет, милая, бывают и отложенные к исполнению приговоры. Но в твоем случае… Ххаг! Все-таки dan ре-армитер прав: перепил я вчера. И сильно перепил. А выпивка не только горячит мою кровь, но и притупляет ее полезные свойства. Не надолго, правда, но именно сейчас я почти ничего не чувствую. Так, на самой грани восприятия. И на ней… Или мне кажется? Сладость. Чуточку приторная. Нет, это от младенца идет: они все похожим ароматом пропитаны. Впрочем…
Взгляд черных глаз обжег мое лицо сильнее летнего солнца, стоящего в зените.
Ну зачем же ты так смотришь?! Зачем? Не топи меня в своем отчаянии, милая!
Вздрогнув, словно услышав мой мысленный вопль, девчонка отвела глаза, а я облегченно перевел дыхание.
– Итак? – Нетерпеливо интересуется Виг.
– Я не в претензии.
– Уверены?
– Да.
Все равно, ничего, кроме безысходности, сейчас в моей душе нет. А признаться, что мое состояние слишком слабо соответствует «рабочему» не могу. Стыдно.
– Подпишете протокол?
– Да. Если позволите, зайду завтра на Остров.
– Буду ждать.
Небрежный взмах руки, и конвой уходит. Вместе с детьми. Теперь их передадут в Дом Призрения или отправят за город, в одно из поместий, где с радостью примут… Да, новую рабочую силу. А что? У младшенького будет вполне приличное детство, а старшая сможет получать за свой труд достойную плату. И все останутся довольны. Кроме меня, потому что я убил целое утро на такое простое занятие, как обеспечить жратвой кота! И кто из нас после этого неразумное животное?
– Тебе бы отдохнуть надо, – советует Виг.
– А?
– Даже кровь к лицу прилила.
– Так заметно?
– Увы.
– Что ж… Пойду отдыхать. Но сначала мне нужно попытаться найти пару камбрий, а лавки, небось, уже опустели!
– Может и опустели, но… – мне подмигивают. – Для тебя несколько рыбин отложили. Все равно, товар конфисковали, так зачем добру пропадать?
– Ты настоящий друг! Дай я тебя поцелую!
– Занятное проявление дружбы, – щурится Виг, благоразумно оставляя между собой и мной поверхность стола. Но когда такие мелочи останавливали наследника рода Ра-Гро? И я, взметая в воздух исписанные листы бумаги, уже скольжу пятой точкой по полированному дереву к своей цели, но не успеваю: ре-амитер проворно избегает жадной хватки моих пальцев и с порога строго напоминает:
– Завтра к полудню, dan, в моем кабинете!
Браво салютую в ответ:
– Непременно, dan!

Сонная улица,
последняя треть утренней вахты

Корзинка с рыбой оттягивает руку, но эта тяжесть хоть и не особо приятна, зато помогает поверить: утро прожито не зря. Более того, у меня появился шанс дожить до следующего утра, а не пасть смертью храбрых в неравной борьбе с голодным диким зверем, который… Ускорю-ка я шаг.
Ту-тук! Гроздь капель рассыпалась по моей шляпе – это порыв ветра качнул ветки мирены, и те, с радостью освобождаясь от груза, оставленного ночным дождем, поспешили уронить его на меня. Невелика радость, конечно, но я не в обиде, потому что вода – самое загадочное вещество на свете. И самое дорогое. Без воды невозможно жить, но и с ней жизнь становится подчас невыносимой…

Несколько сотен лет назад в том месте, где сейчас томно раскинулась на холмах Антреа, ничего не было. То есть, ничего, напоминающего поселение: только река, заболоченная пойма, тенистые рощи и непуганое зверье. Долина Лавуолы могла бы и до сих пор сохранить свой девственный вид, если бы не вечное стремление людей к обогащению. Дело в том, что побережье Радужного моря в Западном Шеме весьма неприветливо: отвесные скалы либо коварные топи, простирающиеся на десятки миль. А еще – рифы, не позволяющие кораблям подойти к берегу без печальных последствий для корпуса судна, груза и экипажа. Можно водить караваны из Южного Шема в Западный кружным путем – в обход горных гряд, по берегу Сина, через пустыню Эд-Дархи, мимо Горькой Земли и эльфийских ланов. Собственно, некоторые купцы так и поступают. Но Всеблагая Мать, как же это долго! Если товар скоропортящийся, вообще не стоит затевать торговлю. Да и все прочее… Чем длиннее путь, тем больше на нем встречается любителей поживиться чужим имуществом, не так ли? Нужен был другой маршрут. И он нашелся.
Долгая и тщательная разведка побережья установила: имеется достаточно большой залив, подходы к которому свободны от рифов и других препятствий. Залив, в который впадает река, вполне годная для судоходства. И надо же было случиться такому совпадению, что один из ее притоков достигает обжитых провинций Западного Шема напрямик пронзая Ринневер. Капитан, командовавший разведывательным отрядом, не был дураком. Но помимо этого, он был преданным слугой своего господина и менее чем через сутки после получения последних данных, удостоверяющих совершенное открытие, о нем узнали. Избранные. Главы нескольких родов, снарядившие экспедицию. Новая земля с новыми возможностями – что может быть заманчивее? Перед таким соблазном меркнет страх потерять нажитое и привычка к насиженным местам. И втайне от короля началось «великое переселение народов».
Сначала их было немного: кучка дворян, гвардейцы, присягнувшие им на верность, немногочисленные слуги (рискнувшие последовать за господами), рабы (которых никто, разумеется, и не спрашивал), и наемники – куда же без них, этих отчаянных голов, готовых залезть демону в пасть (а то и в другое, более сокровенное место), если за это хорошо платят. Потом появился мастеровой люд, занявшийся возведением причалов, набережных, мостов, цитаделей и просто предназначенных для жилья сооружений. Не одно десятилетие понадобилось, чтобы Антреа родилась и окрепла, но жителям нового города повезло эти годы провести без страха нападения извне. А когда крепостные стены взлетели на должную высоту, воевать за долину Лавуолы стало поздно. Правда, не все это сразу поняли, и время от времени город подвергался осадам с моря. Еще двести лет назад, после очередной попытки короля Западного Шема поставить Антрею на колени, стены фортов зияли провалами… Но время идет, опыт копится, разумы светлеют, и к власти приходят-таки умные люди. Его Величество Теварен Осторожный был умным человеком. Он довольно быстро понял, что вражда с городом-государством – гиблое дело, и предложил сделку: Антреа отныне и навеки веков получает самостоятельность, а Четыре Шема – удобный перевалочный пункт. Возглавлявшая Городской Совет daneke Ларита согласилась с условиями (выторговав, конечно, еще несколько милых привилегий в дополнение к указанным), и… Единогласно была провозглашена повелительницей. Королевой Антреи. С тех пор повелось, что на трон города-государства всегда восходит женщина, хотя многие мужчины считают сей обычай постыдным. Я, впрочем, с ними не согласен, и на то есть причины. Если Ее Величество Ларита была хоть немного похожа на мою мать или правящую ныне Руалу, положа руку на сердце, могу признать: лучшего выбора горожане сделать не могли. Редко в какой особе мужеского пола найдется столько силы, стойкости, упорства и нежной, но строгой любви к своему подопечному. И потом, никто ведь не берется оспаривать главенство женщин в управлении домашним очагом, а государство отличается от поместья разве что размерами.
1 2 3 4 5 6 7