И последующие – тоже. Собственно говоря, лишь совсем недавно я на несколько минут встретился в странной грезе с тем, кто был ДО МЕНЯ, но был МНОЙ. Или таким же, как я, хотя Мантия утверждает, что мы с ним совершенно непохожи друг на друга. И Мин так говорила. Мин…
Как все запуталось и закрутилось! Дикий танец теней, разметавшихся по стенам, когда пламя свечи задрожало на сквозняке: как заманчиво раз и навсегда войти в этот призрачный хоровод, оставив вне его пределов иглу Памяти, отравленную ядом Надежды… Заманчиво. Но даже такое маленькое удовольствие не могу получить. Не позволено. Кем? Тем, кто осведомлен. Сначала Владыка Круга Теней не согласился взять меня под свое покровительство, а потом я и сам понял: нельзя. Не время и не место. А наступит ли когда-нибудь срок? Сомневаюсь: ребенок всегда неохотно расстается с любимой игрушкой. Дай волю, истреплет всю, от кончиков спутанных шерстяных или шелковых волосиков до выцветшего полотна тряпичного тельца. И будет горевать, когда кукла рассыплется на кусочки. Да, только это и утешает: толика прощальных слов мне обеспечена. Правда, в них будет больше обиды на то, что я все-таки ушел, чем искренней печали, потому что рано или поздно мир найдет себе новую игрушку. Более красивую. Более прочную. Более занятную. И забудет о ворохе лоскутков… Не смею просить большего. Недостоин, и об этом мне так часто твердили, что вера переросла в непоколебимую уверенность.
Все началось довольно давно. Нет, не тридцать с небольшим лет назад. И даже не триста. Возможно, имеет смысл говорить о трех тысячах, но и за это не поручусь. Да и не так важно, КОГДА, важно, что однажды ЭТО произошло…
Облеченные могуществом существа очень часто забывают о том, что всегда найдется кто-то могущественнее их самих, хотя в глубинах душ живет страх повстречаться с daeni – с «тем, кто имеет право приказывать». И не понимают, глупые, что такая встреча принесла бы обеим сторонам лишь пользу, уберегая слабых от смертоносных ошибок, а сильным помогая стать еще сильнее, справившись с соблазном отдать приказ. Не понимают и боятся все больше, нагромождая одну нелепость на другую и окончательно запутываясь в оценках и суждениях. А что происходит, когда в детскую нагрянет с проверкой суровый воспитатель? Правильно, дети будут наказаны за все свои шалости: и за сломанные игрушки, и за порванную и испачканную одежду, и за больное сердце старой няни. А мера наказания, как правило, определяется незамедлительно… Драконы тоже были наказаны, и весьма сурово.
За что? Слишком горячо уверовали в собственные силы, пожалуй. Вознамерились нарушить один из основных законов бытия: «Каждое живое существо наделено волей и не может быть ее лишено без своего на то согласия». Просто? Да. Понятно? Еще бы! Но Покорившим Небеса все запреты и предостережения казались никчемными и глупыми, а раз так, значит, следует их преступить, верно? Цель была благая, спору нет: создать совершенное оружие против магии любого вида и рода, потому что шаткое равновесие мира находится под угрозой нарушения, пока из Источников черпают все, кому не лень. И, что особенно тягостно, не спешат вернуть заимствованное обратно.
Оружие было необходимо. В первую очередь потому, что любой другой способ борьбы с чарами требовал, опять-таки, обращения к Силе, а следовательно, «кражи» не только не прекращались, но и возрастали вдвое. Поиски решения проблемы не заняли много времени, куда больше усилий потребовалось, чтобы воплотить теорию в жизнь. И вот тут в изящные построения вкралась главная ошибка: для расплетения заклинаний и возвращения Силы в Источники оружие не просто должно быть плотью от плоти мира, но самое страшное: оно должно быть ЖИВЫМ. Почему именно так, а не иначе, выяснять было не с руки, и драконы резво взялись за поиск кандидатов на почетную должность уничтожителя магии. Не знаю, кто и в какой мере подвергся изменениям , но ничего не получилось. Мир не захотел принимать такую «игрушку», о чем недвусмысленно и жестоко сообщили боги, наславшие на Драконьи Дома мор, выкосивший добрых три четверти их обитателей. А чтобы у непослушных учеников не возникло нового желания приняться за опыты, Пресветлая Владычица оставила вечное напоминание об ошибке. Разрушителя. Сущность, которая, попадая в готовящееся к появлению на свет тело, открывает путь в мир голодным пастям Пустоты.
В новом поколении проклятье пало на Дом Драконов, Дремлющих В Пепле Истины. Мой Дом. Хотя имею ли я право называть своим то, что никогда мне не принадлежало и принадлежать не будет? Наверное, не имею. Но наедине с самим собой можно многое себе позволить, не правда ли? Если бы я еще мог оставаться по-настоящему один! И эта роскошь мне недоступна, потому что у меня есть Мантия. Не-живое и не-мертвое нечто, впитавшее память и боль моей матери, тем самым лишая Элрит возможности вновь вернуться в этот мир в следующем рождении. Нелегко жить в сумерках неведения, но лучи знания тоже способны убивать: это я очень хорошо знаю. Особенно после бесед с моей тетушкой…
* * *
Вяло ругая неуклюжие пальцы, пытаюсь посредством крючка превратить толстую шерстяную нить в вязаный квадратик. Получается плохо, и это меня огорчает хотя бы потому, что…
– Приятно видеть, что ты не сидишь без дела, – с легким оттенком ехидства в голосе замечает от дверей Тилирит.
Растерянно поворачиваю голову и встречаю взгляд темных и глубоких, как лесные озера, глаз, по обыкновению не позволяющих понять, о чем думает мать кузена Ксо. Тетушка переступает порог комнаты, шуршит шлейфом платья по паркету и задумчиво останавливается у окна. Длинный темно-рыжий локон снова выбился из прически, но хозяйку занимает не этот, а другой питомец, тоже отбившийся от рук.
– Тебе что-то нужно от меня?
– Скоротать время в ожидании десерта.
Если она и шутит, то совершенно незаметно: слова звучат ровно, спокойно и даже чуть равнодушно. Раньше подобная фраза могла вызвать мою обиду, а сейчас, скорее, льстит:
– Чем же я заслужил честь развлечь тебя своим обществом, тетя?
– Уверен, что это честь, а не… Скажем, суровая кара?
И опять Тилирит остается совершенно серьезной. Впрочем, со мной она всегда так разговаривает. С недавних пор.
– Из твоих справедливых рук я с радостью приму любое наказание, драгоценная!
– Шут, – короткая и нелестная оценка скромного желания выглядеть кавалером.
– А если и так? Улыбка больше идет твоему лицу, чем сурово сдвинутые брови.
– Неужели? – Чуточка кокетства все-таки пробивает себе дорогу наружу.
– И я скорблю о том, что не могу в полной мере насладиться светом твоей радости.
– Не переусердствуй, – грозит пальцем тетушка, настроение которой явно претерпело изменение от «обычной скуки» к «предвкушению развлечения».
– Как пожелаешь.
Возвращаюсь к вязанию.
Тилирит некоторое время смотрит, как я путаюсь в нитках, потом небрежно бросает:
– Перерывы нужно делать чаще, пусть и непродолжительные. То же относится и к прочим твоим занятиям, если не стремишься, конечно, набить лишних шишек. Или основательно порезаться.
Не смею поднять глаза, продолжая теребить шерстяной клочок. Ну почему она знает всегда, все и про всех, а сама остается неразгаданной? Это несправедливо!
Положим, шишки можно заметить без посторонней помощи и допросов с пристрастием. Но насчет «порезаться»… В кабинете никого не было и быть не могло, потому что я закрыл дверь. И подпер стулом. А подглядывать за мной магическими способами невозможно. И все же, Тилирит известны печальные результаты моих попыток вернуть правой руке былую подвижность.
После того, как Зеркало Сути разлетелось осколками от знакомства с моим кулаком, прошло уже более месяца, но состояние руки осталось прежним: время от времени вся кисть отказывается подчиняться. Очень неуютное ощущение, кстати, одновременные судорога и полное онемение. Хорошо еще, что длится оно считанные вдохи, но вреда способно принести изрядно. Именно поэтому я и отказался от частых фехтовальных упражнений: нет ничего хорошего в том, чтобы разжимать зубами пальцы, скрючившиеся вокруг рукояти, или напротив, уворачиваться от клинка, летящего прямо в ноги, потому что ладонь вдруг решила разжаться, не ставя о том в известность своего хозяина. Да и отжимания делать было затруднительно: в первый же раз, когда приступ настиг меня на середине движения, я воткнулся лбом прямо в пол. Но откуда тетушка все это знает?
«Чтобы сложить два и два, не нужно быть великим математиком…» – подсказывает Мантия.
Это не «два и два»!
«О да… Это гораздо проще…» – по степени ехидства бывшие сестры друг другу не уступают. Не желают уступать.
Сколько же я еще буду мучиться?
«Пока Обретение не состоится…» – туманное прорицание.
Обретение? Кто и что должен обрести?
«Обретают двое… Один приносит дар, второй принимает и в свою очередь становится дарителем…»
Хочешь меня запутать?
«Если бы и хотела, то любые усилия будут напрасными, потому что окажутся лишними…» – снисходительный смешок.
То есть?
«Ты запутался донельзя, любовь моя, зачем же еще и мне вносить свою скромную лепту?… Приберегу ее на потом… Когда ты найдешь выход из лабиринта…»
Поганка.
Вот уж, действительно, суровая кара! Причем, двойная: добро бы, нотации мне читала только одна из сестер, так нет же, получаю оплеухи от обеих. Полезные, конечно, но уж очень болезненные! Правда, говорят, что только через боль можно научить уму-разуму… Если так, я, наверное, должен быть им благодарен. И буду, конечно же. Когда перестану дуться.
– Я постараюсь, драгоценная.
– Не набивать шишки? – усмехается Тилирит. – Позволь усомниться в том, что тебе это удастся.
– Хочешь сказать, я слишком туп?
– Слишком упрям. Но это скорее достоинство, нежели недостаток. Не обладай ты достаточным упрямством, всем нам пришлось бы снова попрощаться с надеждой.
– Надеждой на что?
Темно-зеленые глаза недовольно сузились:
– Просто, с надеждой.
– Не хочешь быть откровеннее?
– Не сейчас.
– А когда?
– Когда ты чуть повзрослеешь.
– Вот, значит, как? Для всего прочего я уже достаточно взрослый, а для того, чтобы узнать чуть больше о самом себе, еще мал? Я так не играю!
– А нужно ли знать больше, вот в чем вопрос, – вздыхает тетушка.
– Нужно!
– Категоричное заявление. Что ж, если ты настроен столь решительно… О чем желаешь узнать в первую очередь?
– Почему меня оставили в живых?
Тилирит хмурится, отмечая нелепость и неуместность моего интереса:
– Это скучно, Джерон. Тебе известен ответ.
– Только его часть.
Тетушка терпеливо поправляет:
– Существенная часть.
– Пусть так! Но что мешало вам еще много лет назад прибегнуть к услугам «алмазной росы»? Только завещание моей матери или что-то еще?
– Ты жуткий лентяй, знаешь об этом? Особенно по части размышлений.
– Какой есть, – тщательно загоняю обиду подальше.
– Да уж… – соглашается Тилирит. – Был, есть и будешь.
– Есть?
– Скорее, пить.
Растерянно расширяю глаза. Никак не могу привыкнуть к тому, что тетя не только ужасающе похожа на кузена Ксо содержанием и направленностью шуток, но и существенно превосходит его в науке острословия ввиду огромного опыта.
И как прикажете ответить? Пропустить мимо ушей? Невежливо по отношению к собеседнице. Огрызнуться? Невежливо стократ. Но пока я думал, как поступить, Тилирит сжалилась и продолжила разговор, пряча в уголках губ улыбку:
– Ты понимаешь основное предназначение Мантии?
– Защищать? Думаю, да.
– И уже неоднократно бывал в Саване. Так почему же ты не допускаешь мысли, что Мантия может отправить тебя туда без твоего соизволения, если сочтет, что опасность слишком велика?
– Такое возможно?
– Вполне.
– Но раньше она всегда спрашивала…
– И что? Из любого правила есть исключения, – пожимает плечами тетушка. – Однако не буду лукавить: сейчас решения принимаешь ты, а не она.
– Почему? И значит ли это, что мы снова можем поменяться ролями?
Тилирит внимательно вглядывается в мое лицо, выдерживая многозначительную паузу и заставляя меня смущаться. Потом опускает ресницы:
– Все же, кое чему ты научился. Хорошо. Нет, не бойся: никто не станет навязывать тебе чужую волю, потому что ты обрел свою.
Обрел свою. Как просто. И как неочевидно.
– То есть, пока я не умел принимать решения, вы считали себя не вправе что-то решать за меня?
Легкий кивок:
– Примерно так.
– И вам обязательно нужно было меня вырастить и выучить, а потом заставить сделать правильный выбор?
– Разве тебя вообще заставляли что-то делать?
– Но…
– Мы изложили факты и дали ряд поверхностных оценок. Набросков, так сказать. Ты мог выбирать, а мог еще многие и многие годы избегать выбора. Разве мы настаивали на скором решении?
– Тогда зачем найо и все остальное?
– Многоликие – всего лишь еще один кусочек мозаики, Джерон. Еще один завиток узора. Почему ты решил, что они опасны для тебя?
– Потому, что ты сказала…
– М-м-м-м-м! – Тетушка принюхалась к ароматам, доносящимся с кухни. – Пирог, похоже, готов, и я не могу отказаться от удовольствия первой вскрыть его чрево… У тебя будет еще возможность все вспомнить и взглянуть на прошлое свежим взглядом. После поговорим.
Пирога, кстати, мне тогда не досталось. Потому что я всерьез углубился в воспоминания и размышления, следуя совету Тилирит.
По здравому и тщательному рассуждению слова тетушки оказались совершенно правильными: никто и ни к какому определенному решению меня не толкал. Сам напоролся. Вместо того чтобы искать калитку в изгородях вопросов и сомнений, бесцеремонно преградивших мой путь, я лез напролом, сминая, круша и сбивая в кровь собственное сердце. Боялся сделать шаг вперед и боялся, что меня сочтут трусом, если останусь стоять на месте. Глупо, конечно, но задним умом сильны все, а вот сообразить что-то сразу, не теряя время на мучительное взвешивание вариантов… Пока что не удается. Может быть, не удастся никогда. Хочется верить, что со временем я стану совершать чуть меньше ошибок, чем совершаю теперь. Правда, чем больше мгновений осыпается в бездну с сухой ладони мира, тем яснее убеждаюсь: на каждую старую тайну найдется не меньше двух новых…
…Бледные пальцы осторожно подцепляют с блюда пирожное и плавно отправляют очередное произведение кулинарного искусства в рот. Тетушка блаженно щурится, катая на языке ягоды из начинки, а я терпеливо дожидаюсь своей очереди. Очереди заполучить внимание Тилирит.
Наконец ко мне снисходят:
– Что еще ты хотел спросить?
– Расскажи о Нэмин’на-ари.
Рука, потянувшаяся за новой порцией лакомства, замирает в воздухе, некоторое время остается неподвижной, потом опускается на стол.
– Тебя интересует что-то конкретное?
– Меня интересует все.
Самому кажется, что произношу последнюю фразу спокойно и бесстрастно, но Тилирит укоризненно поджимает губу: значит, не удержал чувства в узде. Что ж, в следующий раз постараюсь быть более достойным беседы.
– Все? Это слишком много.
– У меня достаточно времени.
– Уверен? – Темная зелень глаз вспыхивает лукавыми искорками, но я не отступаю:
– Вполне!
– Хорошо, что уверен, хоть и не прав. Уверенность иногда бывает сильнее всего иного и побеждает даже в схватке с Истиной.
Слушать воркующий голос тетушки можно бесконечно, вот только меня мучает сейчас не философия поединка разумов и сердец, а вполне земная вещь.
– Расскажешь?
– Выбирай, о чем услышать прежде, – милостиво дозволяет Тилирит, откидываясь на спинку кухонного стула.
Трачу несколько вдохов на размышления, потому что уже успел понять: полнее и правдивее всего отвечают на самый первый вопрос, все же прочие получают лишь малую толику от света знаний.
Что же я хочу узнать в первую очередь? Нет, не так. Что я должен узнать? Непозволительно долго тяну с принятием решения, но тетушка терпеливо ждет, словно понимает, какой трудный выбор я поставил перед самим собой.
– Расскажи, из чего она сплетена.
– Ты полагаешь это важным? – Взгляд Тилирит холодеет. Так происходит всякий раз, когда она чем-то заинтересована или удивлена. Хотя на моей памяти нет ни одного случая, заставившего тетушку удивиться, и тут я полагаюсь только и исключительно на обрывочные сведения, полученные мной от ее собственного сына в очень личной беседе. Кажется, Ксо был в очередной раз уязвлен или расстроен превосходством матушки в построении логических цепочек, а смятенное состояние духа, как никакое другое, располагает к откровениям.
– Да. Для меня это важно.
– Только не думай, что знание поможет тебе отыскать лазейку в законах мироздания.
– Я и не думаю… Я…
– Надеешься? – Тетушка снова на редкость точно угадывает подоплеку моих действий.
Именно. Надеюсь. Знаю, что невозможно, но хочу испробовать все способы, пройти все тропинки: пусть мне придется сделать не один лишний круг, всегда можно верить, что движешься по спирали, не удаляясь от центра, а приближаясь к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8
Как все запуталось и закрутилось! Дикий танец теней, разметавшихся по стенам, когда пламя свечи задрожало на сквозняке: как заманчиво раз и навсегда войти в этот призрачный хоровод, оставив вне его пределов иглу Памяти, отравленную ядом Надежды… Заманчиво. Но даже такое маленькое удовольствие не могу получить. Не позволено. Кем? Тем, кто осведомлен. Сначала Владыка Круга Теней не согласился взять меня под свое покровительство, а потом я и сам понял: нельзя. Не время и не место. А наступит ли когда-нибудь срок? Сомневаюсь: ребенок всегда неохотно расстается с любимой игрушкой. Дай волю, истреплет всю, от кончиков спутанных шерстяных или шелковых волосиков до выцветшего полотна тряпичного тельца. И будет горевать, когда кукла рассыплется на кусочки. Да, только это и утешает: толика прощальных слов мне обеспечена. Правда, в них будет больше обиды на то, что я все-таки ушел, чем искренней печали, потому что рано или поздно мир найдет себе новую игрушку. Более красивую. Более прочную. Более занятную. И забудет о ворохе лоскутков… Не смею просить большего. Недостоин, и об этом мне так часто твердили, что вера переросла в непоколебимую уверенность.
Все началось довольно давно. Нет, не тридцать с небольшим лет назад. И даже не триста. Возможно, имеет смысл говорить о трех тысячах, но и за это не поручусь. Да и не так важно, КОГДА, важно, что однажды ЭТО произошло…
Облеченные могуществом существа очень часто забывают о том, что всегда найдется кто-то могущественнее их самих, хотя в глубинах душ живет страх повстречаться с daeni – с «тем, кто имеет право приказывать». И не понимают, глупые, что такая встреча принесла бы обеим сторонам лишь пользу, уберегая слабых от смертоносных ошибок, а сильным помогая стать еще сильнее, справившись с соблазном отдать приказ. Не понимают и боятся все больше, нагромождая одну нелепость на другую и окончательно запутываясь в оценках и суждениях. А что происходит, когда в детскую нагрянет с проверкой суровый воспитатель? Правильно, дети будут наказаны за все свои шалости: и за сломанные игрушки, и за порванную и испачканную одежду, и за больное сердце старой няни. А мера наказания, как правило, определяется незамедлительно… Драконы тоже были наказаны, и весьма сурово.
За что? Слишком горячо уверовали в собственные силы, пожалуй. Вознамерились нарушить один из основных законов бытия: «Каждое живое существо наделено волей и не может быть ее лишено без своего на то согласия». Просто? Да. Понятно? Еще бы! Но Покорившим Небеса все запреты и предостережения казались никчемными и глупыми, а раз так, значит, следует их преступить, верно? Цель была благая, спору нет: создать совершенное оружие против магии любого вида и рода, потому что шаткое равновесие мира находится под угрозой нарушения, пока из Источников черпают все, кому не лень. И, что особенно тягостно, не спешат вернуть заимствованное обратно.
Оружие было необходимо. В первую очередь потому, что любой другой способ борьбы с чарами требовал, опять-таки, обращения к Силе, а следовательно, «кражи» не только не прекращались, но и возрастали вдвое. Поиски решения проблемы не заняли много времени, куда больше усилий потребовалось, чтобы воплотить теорию в жизнь. И вот тут в изящные построения вкралась главная ошибка: для расплетения заклинаний и возвращения Силы в Источники оружие не просто должно быть плотью от плоти мира, но самое страшное: оно должно быть ЖИВЫМ. Почему именно так, а не иначе, выяснять было не с руки, и драконы резво взялись за поиск кандидатов на почетную должность уничтожителя магии. Не знаю, кто и в какой мере подвергся изменениям , но ничего не получилось. Мир не захотел принимать такую «игрушку», о чем недвусмысленно и жестоко сообщили боги, наславшие на Драконьи Дома мор, выкосивший добрых три четверти их обитателей. А чтобы у непослушных учеников не возникло нового желания приняться за опыты, Пресветлая Владычица оставила вечное напоминание об ошибке. Разрушителя. Сущность, которая, попадая в готовящееся к появлению на свет тело, открывает путь в мир голодным пастям Пустоты.
В новом поколении проклятье пало на Дом Драконов, Дремлющих В Пепле Истины. Мой Дом. Хотя имею ли я право называть своим то, что никогда мне не принадлежало и принадлежать не будет? Наверное, не имею. Но наедине с самим собой можно многое себе позволить, не правда ли? Если бы я еще мог оставаться по-настоящему один! И эта роскошь мне недоступна, потому что у меня есть Мантия. Не-живое и не-мертвое нечто, впитавшее память и боль моей матери, тем самым лишая Элрит возможности вновь вернуться в этот мир в следующем рождении. Нелегко жить в сумерках неведения, но лучи знания тоже способны убивать: это я очень хорошо знаю. Особенно после бесед с моей тетушкой…
* * *
Вяло ругая неуклюжие пальцы, пытаюсь посредством крючка превратить толстую шерстяную нить в вязаный квадратик. Получается плохо, и это меня огорчает хотя бы потому, что…
– Приятно видеть, что ты не сидишь без дела, – с легким оттенком ехидства в голосе замечает от дверей Тилирит.
Растерянно поворачиваю голову и встречаю взгляд темных и глубоких, как лесные озера, глаз, по обыкновению не позволяющих понять, о чем думает мать кузена Ксо. Тетушка переступает порог комнаты, шуршит шлейфом платья по паркету и задумчиво останавливается у окна. Длинный темно-рыжий локон снова выбился из прически, но хозяйку занимает не этот, а другой питомец, тоже отбившийся от рук.
– Тебе что-то нужно от меня?
– Скоротать время в ожидании десерта.
Если она и шутит, то совершенно незаметно: слова звучат ровно, спокойно и даже чуть равнодушно. Раньше подобная фраза могла вызвать мою обиду, а сейчас, скорее, льстит:
– Чем же я заслужил честь развлечь тебя своим обществом, тетя?
– Уверен, что это честь, а не… Скажем, суровая кара?
И опять Тилирит остается совершенно серьезной. Впрочем, со мной она всегда так разговаривает. С недавних пор.
– Из твоих справедливых рук я с радостью приму любое наказание, драгоценная!
– Шут, – короткая и нелестная оценка скромного желания выглядеть кавалером.
– А если и так? Улыбка больше идет твоему лицу, чем сурово сдвинутые брови.
– Неужели? – Чуточка кокетства все-таки пробивает себе дорогу наружу.
– И я скорблю о том, что не могу в полной мере насладиться светом твоей радости.
– Не переусердствуй, – грозит пальцем тетушка, настроение которой явно претерпело изменение от «обычной скуки» к «предвкушению развлечения».
– Как пожелаешь.
Возвращаюсь к вязанию.
Тилирит некоторое время смотрит, как я путаюсь в нитках, потом небрежно бросает:
– Перерывы нужно делать чаще, пусть и непродолжительные. То же относится и к прочим твоим занятиям, если не стремишься, конечно, набить лишних шишек. Или основательно порезаться.
Не смею поднять глаза, продолжая теребить шерстяной клочок. Ну почему она знает всегда, все и про всех, а сама остается неразгаданной? Это несправедливо!
Положим, шишки можно заметить без посторонней помощи и допросов с пристрастием. Но насчет «порезаться»… В кабинете никого не было и быть не могло, потому что я закрыл дверь. И подпер стулом. А подглядывать за мной магическими способами невозможно. И все же, Тилирит известны печальные результаты моих попыток вернуть правой руке былую подвижность.
После того, как Зеркало Сути разлетелось осколками от знакомства с моим кулаком, прошло уже более месяца, но состояние руки осталось прежним: время от времени вся кисть отказывается подчиняться. Очень неуютное ощущение, кстати, одновременные судорога и полное онемение. Хорошо еще, что длится оно считанные вдохи, но вреда способно принести изрядно. Именно поэтому я и отказался от частых фехтовальных упражнений: нет ничего хорошего в том, чтобы разжимать зубами пальцы, скрючившиеся вокруг рукояти, или напротив, уворачиваться от клинка, летящего прямо в ноги, потому что ладонь вдруг решила разжаться, не ставя о том в известность своего хозяина. Да и отжимания делать было затруднительно: в первый же раз, когда приступ настиг меня на середине движения, я воткнулся лбом прямо в пол. Но откуда тетушка все это знает?
«Чтобы сложить два и два, не нужно быть великим математиком…» – подсказывает Мантия.
Это не «два и два»!
«О да… Это гораздо проще…» – по степени ехидства бывшие сестры друг другу не уступают. Не желают уступать.
Сколько же я еще буду мучиться?
«Пока Обретение не состоится…» – туманное прорицание.
Обретение? Кто и что должен обрести?
«Обретают двое… Один приносит дар, второй принимает и в свою очередь становится дарителем…»
Хочешь меня запутать?
«Если бы и хотела, то любые усилия будут напрасными, потому что окажутся лишними…» – снисходительный смешок.
То есть?
«Ты запутался донельзя, любовь моя, зачем же еще и мне вносить свою скромную лепту?… Приберегу ее на потом… Когда ты найдешь выход из лабиринта…»
Поганка.
Вот уж, действительно, суровая кара! Причем, двойная: добро бы, нотации мне читала только одна из сестер, так нет же, получаю оплеухи от обеих. Полезные, конечно, но уж очень болезненные! Правда, говорят, что только через боль можно научить уму-разуму… Если так, я, наверное, должен быть им благодарен. И буду, конечно же. Когда перестану дуться.
– Я постараюсь, драгоценная.
– Не набивать шишки? – усмехается Тилирит. – Позволь усомниться в том, что тебе это удастся.
– Хочешь сказать, я слишком туп?
– Слишком упрям. Но это скорее достоинство, нежели недостаток. Не обладай ты достаточным упрямством, всем нам пришлось бы снова попрощаться с надеждой.
– Надеждой на что?
Темно-зеленые глаза недовольно сузились:
– Просто, с надеждой.
– Не хочешь быть откровеннее?
– Не сейчас.
– А когда?
– Когда ты чуть повзрослеешь.
– Вот, значит, как? Для всего прочего я уже достаточно взрослый, а для того, чтобы узнать чуть больше о самом себе, еще мал? Я так не играю!
– А нужно ли знать больше, вот в чем вопрос, – вздыхает тетушка.
– Нужно!
– Категоричное заявление. Что ж, если ты настроен столь решительно… О чем желаешь узнать в первую очередь?
– Почему меня оставили в живых?
Тилирит хмурится, отмечая нелепость и неуместность моего интереса:
– Это скучно, Джерон. Тебе известен ответ.
– Только его часть.
Тетушка терпеливо поправляет:
– Существенная часть.
– Пусть так! Но что мешало вам еще много лет назад прибегнуть к услугам «алмазной росы»? Только завещание моей матери или что-то еще?
– Ты жуткий лентяй, знаешь об этом? Особенно по части размышлений.
– Какой есть, – тщательно загоняю обиду подальше.
– Да уж… – соглашается Тилирит. – Был, есть и будешь.
– Есть?
– Скорее, пить.
Растерянно расширяю глаза. Никак не могу привыкнуть к тому, что тетя не только ужасающе похожа на кузена Ксо содержанием и направленностью шуток, но и существенно превосходит его в науке острословия ввиду огромного опыта.
И как прикажете ответить? Пропустить мимо ушей? Невежливо по отношению к собеседнице. Огрызнуться? Невежливо стократ. Но пока я думал, как поступить, Тилирит сжалилась и продолжила разговор, пряча в уголках губ улыбку:
– Ты понимаешь основное предназначение Мантии?
– Защищать? Думаю, да.
– И уже неоднократно бывал в Саване. Так почему же ты не допускаешь мысли, что Мантия может отправить тебя туда без твоего соизволения, если сочтет, что опасность слишком велика?
– Такое возможно?
– Вполне.
– Но раньше она всегда спрашивала…
– И что? Из любого правила есть исключения, – пожимает плечами тетушка. – Однако не буду лукавить: сейчас решения принимаешь ты, а не она.
– Почему? И значит ли это, что мы снова можем поменяться ролями?
Тилирит внимательно вглядывается в мое лицо, выдерживая многозначительную паузу и заставляя меня смущаться. Потом опускает ресницы:
– Все же, кое чему ты научился. Хорошо. Нет, не бойся: никто не станет навязывать тебе чужую волю, потому что ты обрел свою.
Обрел свою. Как просто. И как неочевидно.
– То есть, пока я не умел принимать решения, вы считали себя не вправе что-то решать за меня?
Легкий кивок:
– Примерно так.
– И вам обязательно нужно было меня вырастить и выучить, а потом заставить сделать правильный выбор?
– Разве тебя вообще заставляли что-то делать?
– Но…
– Мы изложили факты и дали ряд поверхностных оценок. Набросков, так сказать. Ты мог выбирать, а мог еще многие и многие годы избегать выбора. Разве мы настаивали на скором решении?
– Тогда зачем найо и все остальное?
– Многоликие – всего лишь еще один кусочек мозаики, Джерон. Еще один завиток узора. Почему ты решил, что они опасны для тебя?
– Потому, что ты сказала…
– М-м-м-м-м! – Тетушка принюхалась к ароматам, доносящимся с кухни. – Пирог, похоже, готов, и я не могу отказаться от удовольствия первой вскрыть его чрево… У тебя будет еще возможность все вспомнить и взглянуть на прошлое свежим взглядом. После поговорим.
Пирога, кстати, мне тогда не досталось. Потому что я всерьез углубился в воспоминания и размышления, следуя совету Тилирит.
По здравому и тщательному рассуждению слова тетушки оказались совершенно правильными: никто и ни к какому определенному решению меня не толкал. Сам напоролся. Вместо того чтобы искать калитку в изгородях вопросов и сомнений, бесцеремонно преградивших мой путь, я лез напролом, сминая, круша и сбивая в кровь собственное сердце. Боялся сделать шаг вперед и боялся, что меня сочтут трусом, если останусь стоять на месте. Глупо, конечно, но задним умом сильны все, а вот сообразить что-то сразу, не теряя время на мучительное взвешивание вариантов… Пока что не удается. Может быть, не удастся никогда. Хочется верить, что со временем я стану совершать чуть меньше ошибок, чем совершаю теперь. Правда, чем больше мгновений осыпается в бездну с сухой ладони мира, тем яснее убеждаюсь: на каждую старую тайну найдется не меньше двух новых…
…Бледные пальцы осторожно подцепляют с блюда пирожное и плавно отправляют очередное произведение кулинарного искусства в рот. Тетушка блаженно щурится, катая на языке ягоды из начинки, а я терпеливо дожидаюсь своей очереди. Очереди заполучить внимание Тилирит.
Наконец ко мне снисходят:
– Что еще ты хотел спросить?
– Расскажи о Нэмин’на-ари.
Рука, потянувшаяся за новой порцией лакомства, замирает в воздухе, некоторое время остается неподвижной, потом опускается на стол.
– Тебя интересует что-то конкретное?
– Меня интересует все.
Самому кажется, что произношу последнюю фразу спокойно и бесстрастно, но Тилирит укоризненно поджимает губу: значит, не удержал чувства в узде. Что ж, в следующий раз постараюсь быть более достойным беседы.
– Все? Это слишком много.
– У меня достаточно времени.
– Уверен? – Темная зелень глаз вспыхивает лукавыми искорками, но я не отступаю:
– Вполне!
– Хорошо, что уверен, хоть и не прав. Уверенность иногда бывает сильнее всего иного и побеждает даже в схватке с Истиной.
Слушать воркующий голос тетушки можно бесконечно, вот только меня мучает сейчас не философия поединка разумов и сердец, а вполне земная вещь.
– Расскажешь?
– Выбирай, о чем услышать прежде, – милостиво дозволяет Тилирит, откидываясь на спинку кухонного стула.
Трачу несколько вдохов на размышления, потому что уже успел понять: полнее и правдивее всего отвечают на самый первый вопрос, все же прочие получают лишь малую толику от света знаний.
Что же я хочу узнать в первую очередь? Нет, не так. Что я должен узнать? Непозволительно долго тяну с принятием решения, но тетушка терпеливо ждет, словно понимает, какой трудный выбор я поставил перед самим собой.
– Расскажи, из чего она сплетена.
– Ты полагаешь это важным? – Взгляд Тилирит холодеет. Так происходит всякий раз, когда она чем-то заинтересована или удивлена. Хотя на моей памяти нет ни одного случая, заставившего тетушку удивиться, и тут я полагаюсь только и исключительно на обрывочные сведения, полученные мной от ее собственного сына в очень личной беседе. Кажется, Ксо был в очередной раз уязвлен или расстроен превосходством матушки в построении логических цепочек, а смятенное состояние духа, как никакое другое, располагает к откровениям.
– Да. Для меня это важно.
– Только не думай, что знание поможет тебе отыскать лазейку в законах мироздания.
– Я и не думаю… Я…
– Надеешься? – Тетушка снова на редкость точно угадывает подоплеку моих действий.
Именно. Надеюсь. Знаю, что невозможно, но хочу испробовать все способы, пройти все тропинки: пусть мне придется сделать не один лишний круг, всегда можно верить, что движешься по спирали, не удаляясь от центра, а приближаясь к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8