А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Какое-то время я не буду играть. Я хочу побыть с Бобби.
– Бобби очень повезло, что ты ее мать, – тихо проговорил Лоренс. – Если ты захочешь сниматься, Уинтер, Бобби может быть с тобой. На время съемок вы обе поселитесь с моей семьей в Лорелхерсте. Моя жена Маргарет полюбит и тебя, и Бобби. А моих сыновей вы обе очаруете. Мой двенадцатилетний потребует новых анализов крови, потому что захочет, чтобы ты была его сестрой. А шестилетний тоже потребует, чтобы доказать, что ты ему не сестра, – тогда он сможет на тебе жениться.
Уинтер легко рассмеялась, но Лоренс заметил в ее глазах надежду.
– Я не твой отец, Уинтер, – печально напомнил ей Лоренс. – Анализы были абсолютно достоверными.
– Но мы так похожи!
– Да. И мы очень любили друг друга. – Лоренс тихо сказал то, чего никогда никому не говорил: – Когда Маргарет была беременна, я втайне надеялся, что это будет не девочка. Я всегда считал тебя своей дочерью. Я не хотел заменять тебя.
Лоренс, Уинтер и Бобби провели день вместе. Когда осеннее небо стали заволакивать сумерки, Уинтер согласилась вместе с Бобби провести Рождество в Лорелхерсте. Еще она решила прочесть сценарий фильма, который привез с собой Лоренс.
– Мы вместе сделаем и другие фильмы, Уинтер, – заверил ее Лоренс. – А пока просмотри эту роль и помни, что во время съемок ты не будешь оторвана от Бобби.
– Хорошо. Спасибо тебе. – Уинтер на мгновение нахмурилась. – А что мы будем делать с прессой?
– Думаю, надо сказать им правду.
– Ты хочешь рассказать обо всем Ванессе Гоулд, ты зол на нее? – спросила Уинтер.
– Да нет… Ванесса просто кипела от негодования из-за брошенной девочки. Ты знала, что в ночь твоего рождения она пришла в больницу?
– Нет.
– Может, именно поэтому она была так удивлена – и разгневана, – что я исчез из твоей жизни. Когда я говорил с ней в ту ночь, уверен, она видела, как я тебя люблю. Я вполне готов рассказать Ванессе всю историю.
Уинтер сделала два звонка. Первый – заинтригованной и изумленной Ванессе Гоулд. Уинтер не стала вдаваться в подробности по телефону, а просто сказала, что Лоренс хотел бы с ней встретиться и объясниться. Ванесса ответила просто:
– Отлично. Где угодно. Когда угодно.
Потом Уинтер позвонила Патриции Фитцджеральд, потому что Эллисон, вероятно, как раз приземлялась в Нью-Йорке и потому что Бобби все еще была секретом. Патриция сказала, что она будет рада посидеть со своей названой внучкой.
Поговорив, Уинтер подумала о настоящей бабушке Бобби – Роберте Стивенс, чьи добрые глаза лучились, когда она говорила о внуках, и о Жаклин, у которой было волшебство и любовь – любовь Уинтер, любовь Лоренса, – но которая неистово искала большего.
Лоренс увидел, как погрустнело красивое лицо Уинтер.
– Уинтер?
– Я не хочу, чтобы мама выглядела злодейкой. Может, так и есть, но я действительно ее люблю.
Лоренс задумчиво кивнул.
– Хорошо, Уинтер, – негромко произнес он, преклоняясь перед ее великодушием, несмотря на боль, причиненную ей Жаклин. – Я тоже этого не хочу. Мы скажем Ванессе, что все это было ужасным недоразумением.
– Это и было ужасное недоразумение. И…
Уинтер охватила буря эмоций. У них с Лоренсом появился еще один шанс. Им с Лоренсом повезло. А Жаклин?
– И? – тихо спросил Лоренс.
– Больше всех потеряла она.
Глава 27
– Здравствуй, Оладья, – приветствовала возбужденный комок светлой шерсти Эллисон, войдя в квартиру Питера в десять вечера в пятницу. Питер был в театре. – Как твои дела? Идем, поможешь мне распаковать вещи.
С этим Эллисон справилась быстро. В Нью-Йорке у нее была одежда, точно так же как и у Питера в Лос-Анджелесе. До ноября всего полтора месяца, с улыбкой подумала Эллисон.
– Через полтора месяца, Оладья, ты снова станешь калифорнийской девочкой. Что скажешь на это?
Судя по вилянию всего тела, такая перспектива была Оладье весьма по вкусу.
– Мне тоже это очень нравится. – Эллисон рассмеялась. – Как насчет чашки чая?
Заварив чай, Эллисон уселась на темный диван, расцвеченный бархатными подушками пастельных тонов. Оладья свернулась клубочком у нее в ногах на собственной подушке, а Эллисон включила телевизор посмотреть новости.
«Сегодня Париж был повергнут в ужас террористическим актом. Семеро вооруженных мужчин захватили канадское посольство. Пока ни одна из организаций не взяла на себя ответственность за это, однако в настоящее время четыре человека удерживаются в заложниках. Трое из них – канадцы, все они военные. Четвертая заложница, чей паспорт, переданный террористами журналистам, вы видите на экране, американская гражданка. Эмили Руссо является внештатным фотографом и живет в Париже».
– Только не это! – При виде фотографии Эмили у Эллисон перехватило дыхание.
Это были краткие новости. Эллисон пощелкала по другим каналам, но подробностей было мало. Эмили пришла в посольство, чтобы сделать фотографии нового посла Канады во Франции. По неизвестным причинам ее не выпустили вместе с персоналом и другими женщинами, находившимися в здании во время захвата. В одном из выпусков делалось предположение, что Эмили задержали, потому что она американка, но при этом было замечено, что нескольких мужчин-американцев выпустили.
Эллисон почувствовала свою полную беспомощность и непреодолимую потребность что-то сделать или найти кого-нибудь, кто мог что-то сделать.
Здесь может помочь Роб. У Роба есть связи в мире журналистики, и он очень заботился об Эмили. В Лос-Анджелесе сейчас половина восьмого. Эллисон позвонила в справочную службу. Уже записывая номер, она поняла, что это телефон редакции «Портрета». Домашний номер Роба в списках не значился.
Зато там значился телефон Элейн Кингсли. Элейн была дома.
– Элейн. Это Эллисон Фитцджеральд. Роб у вас?
– Роб? Нет. – «Роба нет у меня уже несколько месяцев», – печально подумала Элейн. Она была все еще удивлена тем, что случилось, не знала, почему вдруг все разрушилось. Роб был спокоен, говорил извиняющимся тоном, но твердо: «Все кончено, Элейн. Прости…» и казался при этом таким же удивленным, как и она.
– Он не появится у вас?
– Нет.
– Элейн, мне нужно переговорить с Робом. Не могли бы вы дать мне его домашний номер?
У Роба работал автоответчик, и Эллисон оставила сообщение.
«Роб, это Эллисон Фитцджеральд. Пожалуйста, перезвони мне, как только прослушаешь сообщение… в любое время. Я в Нью-Йорке, код 212…»
Питер вернулся из театра в половине двенадцатого.
– Питер!
– Здравствуй, дорогая. Эллисон, что случилось?
– О, Питер…
Зазвонил телефон, и Питер снял трубку.
– Алло?
– Алло. Это Роб Адамсон, я звоню в ответ на сообщение Эллисон Фитцджеральд.
При имени Роба, при звуке его голоса у Питера гулко забилось сердце, его поразил тот факт, что Роб звонит Эллисон. Эллисон знакома с Робом?
– Это Роб Адамсон, – спокойно произнес Питер.
– Ох, слава Богу! – Эллисон взяла трубку, и Питер затаил дыхание. – Роб?
– Привет, – неуверенно отозвался Роб. Они не виделись и не разговаривали с вечера открытия «Шато Бель-Эйр». По голосу Эллисон он понял, что она позвонила не для того, чтобы сказать: «Выдающийся дизайнер созрел для «Портрета». – Эллисон, что случилось?
– Я звонила из-за Эмили.
– А что с Эмили? – с тревогой спросил Роб.
– Значит, ты не знаешь!
– Чего не знаю, Эллисон?
– Роб, Эмили захватили в заложники в канадском посольстве в Париже. Это есть в новостях. Я думала, ты слышал.
– Я только что вошел, – пробормотал потрясенный, охваченный страхом Роб.
– Я подумала, что ты сможешь узнать больше или знаешь кого-нибудь, кто может выяснить.
– Да. Конечно. Я… я сейчас же лечу в Париж. – В одиннадцать вечера Роб должен был лететь в Австралию. Его чемоданы были уже собраны.
– Ты дашь мне знать, Роб? Я буду по этому номеру до воскресенья, а потом вернусь в Лос-Анджелес.
– Да, я позвоню.
Не попрощавшись и не поблагодарив, Роб повесил трубку. Эллисон положила трубку и упала в объятия Питера.
– Питер, я так за нее боюсь!
– С ней все будет хорошо, милая.
Сердце и разум Питера метались меж двух огней: ужасом перед тем, что случилось с Эмили, и ужасом перед тем, что может случиться с его любовью. Гневное обещание Роба, данное им в декабре прошлого года, обещание разрушить любовь Питера, если он когда-нибудь вновь полюбит, звучало в его мозгу. «Если я смогу причинить тебе боль, Питер, если я заставлю тебя страдать, пока ты не захочешь умереть, потому что потеря слишком велика, я это сделаю. Я тебе обещаю».
– Ты позвонила Робу Адамсону, Эллисон, – как можно спокойнее прошептал Питер, хотя его разум кричал: «Почему?» – Он владелец «Портрета», да?
– Да. Роб знает Эмили, и я подумала, что у него могут быть связи.
– Ты с ним знакома?
Может, Эллисон вовсе и не знает Роба. Может быть, она просто слышала его имя и знала о нем от Эмили.
– Что? А, да…
– Он?.. – Питер остановился. Ему требовалось переварить это – Эллисон знакома с Робом Адамсоном – и контролировать свой голос, который грозил выдать его страх. Был ли Роб любовником Эллисон? Не он ли тот таинственный незнакомец, который прислал Эллисон красные розы в День святого Валентина? «О, Эллисон, неужели ты занималась любовью с человеком, который с радостью уничтожит и меня, и нас?» – Ты с ним встречалась?
– Что? О нет! – Эллисон высвободилась из сильных рук, так надежно оберегавших ее, чтобы взглянуть Питеру в лицо. Он казался таким встревоженным, таким испуганным! Ей удалось улыбнуться дрожащими губами и нежно прошептать: – Питер, Роб мой друг.
– Ах вот как… – Питер прижался губами к рыжевато-золотистым локонам и снова привлек к себе Эллисон.
Других тайн нет, сказал он ей той лунной августовской ночью. В ту ночь он понял, что нелепое желание уберечь Эллисон от страданий обернулось против него. Он поставил под угрозу их любовь. И вот теперь ее грозит уничтожить новая тайна.
С той лунной августовской ночи Питер и Эллисон больше не говорили ни о Саре, ни о его прошлом. Сейчас Питеру придется вернуться назад в то время и взять в это болезненное путешествие Эллисон. Роб был другом Эллисон, но она явно не рассказала ему о них, пока не рассказала.
«Я все скажу Эллисон в ноябре, – решил Питер. – Я обниму ее и расскажу простую и ужасную правду». А правда была такова: преступление Питера, его единственное преступление, состояло в том, что он слишком сильно любил Сару Адамсон Дэлтон.
– Роберт Джеффри Адамсон. – Почтенный седовласый посол Соединенных Штатов во Франции прочел имя в паспорте Роба. Роб отдал свой паспорт охране при входе в посольство. За последние сутки во всех посольствах в Париже были усилены меры безопасности.
– Роб.
– И кем вы приходитесь Эмили Руссо?
– Другом.
– Вы знаете ее семью? Постоянный адрес, указанный в ее паспорте, – дом в Санта-Монике, где она, как выяснилось, снимала квартиру последние шесть лет. Владелец не знает, как связаться с ее семьей, и, несмотря на объявления, никто не отозвался.
– Никто и не отзовется. Эмили много лет назад ушла из семьи.
– Вы, насколько я знаю, владелец и издатель журнала «Портрет».
– Я здесь не для интервью. Я здесь, чтобы помочь Эмили.
– Помочь?
– Всем, чем смогу.
– Честно говоря, – со вздохом произнес посол, решив, что этому человеку с встревоженными синими глазами и напряженным лицом действительно небезразлична судьба женщины-заложницы, – мы чувствуем себя несколько беспомощными. Французская полиция, отделение по борьбе с международным терроризмом и специальное подразделение из США работают вместе, но, уверен, вы слышали требования – возмутительные требования – освободить так называемых политических заключенных.
– И нет возможности пойти навстречу этим требованиям?
До сего дня Роб твердо верил, что с террористами не следует вступать в переговоры, идти на уступки. В этом был смысл… это было разумно, рационально. Но сейчас в нем говорили чувства, это касалось Эмили.
– Нет. За последние несколько месяцев Париж превратился в военную зону – взрывают автомобили, берут заложников, в кафе и универмагах взрывают пластиковые бомбы. Это война, которую французское правительство проигрывать не намерено.
– И что же они делают, чтобы вызволить ее… их оттуда?
– Ведут переговоры. Другие планы, если они есть, являются строжайшей тайной.
– Понятно. Знаете, я мог бы стать более ценным заложником, чем Эмили. И я стану. У меня много денег, и с их точки зрения я буду лакомым куском, потому что есть множество влиятельных людей, которые ради моего освобождения окажут давление на власти.
– Вы хотите обменять себя на Эмили?
– Да. – Роб спокойно и твердо повторил: – Да.
– Не думаю, что это возможно.
– Но хотя бы сообщите об этом тем, кто ведет переговоры, или позвольте мне самому сказать им.
– Я передам. Думаю, террористы будут счастливы заполучить вас, но при этом они могут не отпустить Эмили.
«Но по крайней мере я буду рядом с ней!»
– Кроме того, весьма вероятно, что Эмили и так отпустят. Террористы редко задерживают женщин в заложницах надолго. Не совсем понятно, почему ее вообще оставили. У нее, кажется, нет никаких политических связей, которые представляли бы для них ценность, разве что она американка, но в посольстве были мужчины-американцы, которых выпустили. У вас есть какие-то соображения по этому поводу?
У Роба были соображения, но он не мог о них сказать. Эти мысли терзали его, заставляя отчаянно желать ее освобождения или быть рядом с ней.
Роб покачал головой, но мысленно закричал: «Потому что злые люди чувствуют уязвимость Эмили и хотят причинить ей боль!»
– Скажите им, что я предлагаю себя в обмен на нее, – проговорил Роб, словно отдавая приказ.
– Скажу.
– Я остановился в «Ритце». Вы позвоните мне, если будут какие-то новости? – Приказ превратился в мольбу, когда ощущение реальной беспомощности, всеобщей беспомощности, воцарилось в его душе.
– Да, я вам позвоню.
Посол позвонил на следующий день, чтобы сказать, что предложение Роба отклонено, и сообщить, что других новостей нет. Следующие пять дней телефон в номере Роба молчал. Сам Роб воспользовался телефоном дважды, сразу по приезде, оставив сообщения на автоответчике Фрэн в офисе и на автоответчике Эллисон в Санта-Монике.
Пять дней и ночей после приезда Роба, шесть дней и ночей с момента захвата Эмили телефон молчал и никто не оставлял никаких сообщений за то время, что он проводил перед осажденным посольством Канады на авеню Монтень.
Канадское посольство в Париже стало еще одной туристической достопримечательностью, еще одним местом, где можно было провести роскошный осенний день.
Весь квартал вокруг посольства, величественного здания из когда-то белого мрамора, был огорожен натянутыми веревками. На небольшом расстоянии друг от друга выстроились вооруженные охранники в шлемах. Посередине пустой улицы стоял фургон, начиненный электроникой и служивший командным пунктом в этой маленькой войне, что шла в центре Парижа.
Роб смотрел на серо-белые стены крепости – тюрьмы Эмили, ее новой тюрьмы – и слал молчаливые призывы.
«Я здесь, Эмили. Я здесь, я очень за тебя переживаю. Прошу, услышь меня, знай об этом».
Звонок от посла Соединенных Штатов раздался в одиннадцать двадцать на шестую ночь пребывания Роба в Париже. Роб мгновение смотрел на аппарат, резкий звук которого разрывал темноту, и невольно, к собственному ужасу, вспомнил тот поздний ночной звонок много лет назад, в ту ночь, когда умерла Сара.
– Час назад антитеррористическое подразделение ворвалось в посольство. Эмили здесь.
Эмили? Тело Эмили?
– Она жива?
– Да.
– Как она себя чувствует?
Роб почувствовал, что посол колеблется, а затем услышал мрачный ответ:
– Она очень плоха. В шоке, я думаю. Она отказалась ехать в больницу, поэтому французская полиция привезла ее сюда.
– Я еду.
Улица перед американским посольством была пустынна, горели уличные фонари, сияла полная осенняя луна. Роб попросил таксиста подождать и бросился к входу.
Когда Роб увидел мрачное лицо посла, сердце его оборвалось. «Нет! Эмили, ты должна была дождаться. Я ехал к тебе».
– Она жива, – быстро ответил посол на страшный, невысказанный вопрос Роба. – Едва.
– Где она?
– В моем кабинете.
Эмили лежала на огромном кожаном диване в позе эмбриона, жалея, что вообще появилась на свет. Ее золотистые волосы спутаны, одежда испачкана и порвана. Она не шевелилась, и только неприметное движение грудной клетки указывало, что девушка еще жива.
Роб встал возле нее на колени.
– Эмили, – тихо прошептал он в спутанное золото, которое невероятным маяком сияло над руинами. – Это Роб. Милая…
Роб почувствовал, что Эмили его слышит. Что-то дрогнуло под золотом волос, но лица ее не было видно. Что, если его голос, его имя напугают ее еще больше? Что, если это будет смертельный шок, окончательное предательство?
– Эмили, я тебя не обижу. Я хочу тебе помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42