А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Роб догадывался, что вместо его лица она видит калейдоскоп из тысяч лиц. Роб надеялся, что лица, которые видела Эмили, были дружескими. Еще он надеялся, что даже под грузом наркотика и боли Эмили знает, что не безразлична ему.
Наконец навеянный наркотиками мир начал бледнеть. Эмили нерешительно посмотрела на Роба, и они снова оказались перед лицом того, с чего все это началось, – перед застенчивым, смущенным взглядом, попыткой Роба подбодрить и нежным прикосновением, которые вызвали к жизни боль и страх.
Может, Эмили Руссо никогда не знала нежного прикосновения любящего мужчины?..
Роб и Эмили сели в дальнем углу кафе, все еще переполненного и шумного в два часа ночи, и Роб заказал для них по чашечке кофе. «Никакого вина, – подумал он. – Больше никаких наркотиков. Поговори со мной, Эмили».
– Хочешь рассказать мне о своем отчиме?
– А что тут рассказывать?
Несколько часов назад они сидели в кафе, пили капуччино, и Эмили казалась такой расслабленной, спокойной. Сейчас ее серые глаза очистились от наркотического тумана, и в ясном взгляде Роб видел печаль и покорность.
«Я уже все тебе рассказала, Роб. Ты знаешь ужасную правду о моей жизни».
«А поможет ли Эмили разговор?» – подумал Роб. Он ничего про это не знал! Разумеется, об этом писали в газетах, но гораздо проще было бы отрицать существование таких вещей. Или хотя бы считать, что это происходит с другими людьми, с женщинами, которых он не знает и никогда не узнает. Но сейчас это происходило с этой красивой женщиной, а Роб мало чем мог помочь ей, кроме своего участия.
– Эмили, ты можешь мне доверять. Я твой друг. Правда. Мне кажется, тебе станет легче, если мы поговорим об этом.
– Что ты хочешь знать?
– Сколько тебе было лет? – Роб отозвался на ее вопрос вслух. Мысленно же он дал другой ответ. «Ничего. Я ничего не хочу знать. Я хочу, чтобы этого никогда с тобой не произошло».
– Мне было десять, потом одиннадцать, двенадцать…
– Это случалось не один раз?
– Все время. – Эмили тихо добавила, потому что хотела, чтобы Роб знал: – Я пыталась остановить его, Роб. Я его умоляла.
– Ты не могла его остановить, Эмили. Да и как? Он был взрослым мужчиной, а ты маленькой девочкой. В этом не было твоей вины.
– Он заставил меня верить, что была, – прошептала она.
– Не было. Неужели тебе никто не объяснил?
– Никто не знает. Никто, кроме тебя. Пожалуйста, не говори никому. – «Пожалуйста, не говори Элейн… или Эллисон».
– Не скажу. Обещаю. – Роб мягко улыбнулся. Он хотел прикоснуться к ней, обнять, но этим он напугал бы ее, предал, в конце концов. – И в полицию ты не сообщила… никому?
– Нет.
– Но он прекратил, когда тебе было двенадцать?
– Он уехал. – Ее отчим исчез на следующий день после того, как Эмили попыталась покончить с собой. Он просто растворился, отчего ее мать чувствовала себя ужасно несчастной, а Эмили – еще более виноватой, потому что и это случилось из-за нее. – А через четыре года уехала и я, как только сдала последний экзамен в школе.
– Это было в Квебеке?
– Нет. Мы переехали в маленький город на севере Калифорнии, где моя мать и вышла за отчима. Мой отчим был… и есть… американец. Он удочерил меня. Но когда мне исполнилось восемнадцать, я вернула себе фамилию настоящего отца. Мой отец француз… рыбак. Его лодка перевернулась, и он утонул, мне тогда было три года.
– Мне очень жаль.
Эмили тихо, задумчиво улыбнулась. В ее жизни было столько такого, чего она уже не могла изменить.
– Ты убежала из дома? – спросил он, помолчав несколько минут.
– Никто не пытался меня остановить, Роб. – Эмили пожала плечами. – Меня приняли в Калифорнийский университет, но мне нужны были деньги на дополнительные занятия и на жизнь, мне не хватило того, что я скопила, подрабатывая, когда училась в школе.
Роб затаил дыхание, надеясь, что Эмили не сбежала из неприютного дома на улицы Лос-Анджелеса. Но нет, этого не случилось. Она нашла работу, два или три места одновременно, и крохотную квартирку в цокольном этаже в Санта-Монике, на которую не нашлось других желающих. Затем, в один прекрасный день, в окне студии Джерома Коула она увидела объявление «Требуется помощник».
– А потом, в одну из суббот июня, у Джерома случилось пищевое отравление, и я сделала свадебные фотографии и… – Эмили улыбнулась. «А потом я получила работу у тебя». Улыбка потухла, когда она вспомнила, что Роб все о ней знает – и всегда знал, – хотя его глаза по-прежнему светились теплом. – Я больше не встречаюсь с Миком.
– С Миком?
– Это тот мужчина, с которым ты меня видел.
Хорошо. Начало положено, но этого недостаточно.
– Эмили, если ты никогда ни с кем не разговаривала… может, тебе это поможет? Есть специалисты, которые обучены…
– Ты считаешь, что со мной что-то не так?
Эмили уставилась в свой кофе, надеясь увидеть какие-то очертания или цвет, что-то, что подтвердило бы, что таблетка все еще действует. Но ничего не было, ничего, что смягчило бы боль.
– Нет! – быстро, твердо ответил Роб. Он смотрел на нее, пока она не подняла глаза и не встретилась с ним взглядом. – Я знаю, что в тебе нет ничего плохого, Эмили. Ты – невинная жертва.
– Со мной все в порядке, Роб.
Нет, не в порядке! – подумал Роб, вспомнив ее реакцию на его нежное прикосновение: принять наркотик, любой наркотик, уйти от действительности.
Роб и Эмили вернулись в ее комнатку на острове Святого Людовика в половине четвертого утра. Роб оставался на безопасном расстоянии, пока Эмили открывала дверь и включала голую лампочку, свисавшую с потолка.
– Спасибо тебе, Роб.
Роб улыбнулся, подыскивая верные слова для ответа. «Всегда рад тебя видеть, Эмили. Я прекрасно провел время». Вежливый ответ будет ложью. Его беспомощность, неспособность оказать настоящую помощь терзала Роба на протяжении всего вечера, когда он наблюдал, как она подыскивает ответы, отдается на волю случая, одинокая, отчаявшаяся. Это Робу решительно не нравилось, но… но быть рядом с ней… Ему не хотелось, чтобы это закончилось.
– Я улетаю в Лос-Анджелес в четыре часа дня. Хочешь вместе пообедаем?
– Да.
– Хорошо. Я буду здесь в одиннадцать.
– Договорились.
Когда он уже собрался уходить, его взгляд упал на карту Парижа, усыпанную таблетками.
– Эмили, пообещай мне, что выбросишь таблетки.
Эмили ответила печальной улыбкой. «Я не могу тебе этого обещать, Роб…»
Глава 18
– Так мы все же едем в Аспен, Роб? – Элейн услышала в своем голосе скрытую мольбу и подумала, догадывается ли Роб, что это не прием умелой соблазнительницы, а скорее выражение страха.
Когда дело касалось Роба Адамсона, Элейн не проявляла ненужной твердости. Она всю жизнь чего-то хотела и всегда это получала. И ничего она не хотела так сильно, как Роба. Взрыв негодования Роба перед его отлетом в Париж, когда она всего лишь сказала правду об Эмили Руссо, напугал ее. Злость Роба быстро улеглась, но воспоминания о ней остались. Звоня Элейн из Парижа, Роб разговаривал обычным тоном, но им нужно было снова оказаться рядом, прикоснуться друг к другу, любить друг друга, чтобы со всей страстью залечить ноющие раны, оставленные сказанными в гневе словами.
Элейн и Роб еще несколько месяцев назад запланировали недельный отдых в Аспене. Они должны были уехать в пятницу после возвращения Роба из Парижа и остановиться в только что открывшемся «Шато Аспен». Их ждал великолепный отдых, чудесная неделя страсти и роскоши в самой новой гостинице Роджера Тауна.
Прилетевший из Парижа Роб был чрезвычайно занят и недосягаем. Он заверил Элейн, что это не имеет никакого отношения ни к ней, ни к их отношениям. Но даже в постели она чувствовала это расстояние.
– Разумеется, мы едем в Аспен, Элейн. Просто до отъезда мне нужно уладить кое-какие дела.
Это были не дела. Дело было только одно – как помочь Эмили. На протяжении пяти вечеров между возвращением Роба из Парижа и поездкой в Аспен, вместо того чтобы ужинать с Элейн при свечах у «Адриано» или в «Четырех дубах», Роб сидел в медицинской библиотеке Калифорнийского университета и читал. Это было болезненное и неприятное чтение – история жизни Эмили и тысяч других, но поиск того стоил, потому что появлялись надежда и возможность помочь.
А помощь была рядом! Кабинет доктора Беверли Кэмден, ведущего авторитета в этой области, которая сама когда-то стала жертвой насилия, находился в Санта-Монике, всего в двух кварталах от больницы Святого Иоанна. Роб прочел обе книги доктора Кэмден – «Потерявшаяся девочка», в которой рассказывалось о трагедии, предательстве, утрате радости, доверия и невинности, и «Нашедшаяся девочка», которая давала надежду.
В среду, за два дня до их с Элейн отъезда в Аспен, Роб встретился с доктором Кэмден. Она молча слушала рассказ Роба о его «подруге», а он тщательно избегал подробностей, которые могли бы нарушить данное Эмили обещание никому о ней не рассказывать.
– Я прочитал ваши книги, – сказал Роб, заканчивая говорить. – И мне кажется, ей можно помочь.
– Уверена, что можно. Судя по вашим словам, она сама уже сделала большой шаг вперед.
– Правда? – с надеждой спросил Роб.
– Да. Прежде всего она рассказала об этом вам.
– Она рассказала, потому что приняла какой-то наркотик.
– Нет. Под влиянием наркотика или нет, Роб, но она знала, что говорит с вами. Есть и другие положительные знаки – ее одежда и ногти. – Доктор Кэмден посмотрела в озабоченные синие глаза, которые подметили то, что многие другие посчитали бы обычным. Обкусанные ногти, которым позволили отрасти, были важным символом отчаянного желания его подруги вновь обрести радость, счастье и уверенность в себе, которые были так жестоко и необъяснимо у нее украдены. – Она пытается хоть немного гордиться собой, доказать, что чего-то стоит.
– Уж это-то у нее должно быть!
– Конечно, должно. У каждого должно быть. А у нее нет.
– Как будто она в этом виновата, – прошептал Роб. – Она просто невинная жертва, как маленький котенок, который играл в грозу и которого неожиданно ударило молнией.
– Не как маленький котенок, Роб. Котенок инстинктивно знает, что в грозу играть нельзя, что это опасно. А вашу подругу никто не предостерег, ей не на что было опереться в своих инстинктах. И от того, что все произошло неожиданно, ситуация только ухудшается. Произошедшее с ней противоречило всему, чему успела научить ее жизнь. Вероятно, она была доверчивым, счастливым ребенком. Может быть, она с нетерпением ждала появления нового папы. А он, вероятно, был обаятельным, говорил, как любит ее, как весело им будет вместе.
– Во время лечения ей непременно нужно будет снова пройти через то, что действительно случилось? – Как много боли, слишком много.
– Нет, необязательно. Только если это ей поможет. Просто многие женщины вообще блокируют насилие в памяти и помнят только последующие годы, отмеченные чередой неудачных отношений и браков. Но ваша подруга и так помнит. Что ей нужно, так это сосредоточиться на воспоминаниях о маленькой девочке, которая играет на детской площадке, улыбается золотому солнцу и весело смеется при виде мороженого или неуклюжих щенков. Мне нужно помочь ей вновь обрести ту невинность. Мне нужно помочь ей поверить, что вся та радость, надежды и счастье, которые она испытывала – и доверие, – были настоящими, а то, что случилось – ужасной ошибкой, ударом молнии, которые больше не повторятся.
– Но по-моему, это повторялось с ней снова и снова. Она считает, что ее может обидеть любой мужчина.
– Вы сказали, что она носит одежду, скрывающую фигуру, и что она очень красива. Она явно пытается не подавать сигналов сексуальности, но это вызывает обратную реакцию, потому что она выглядит как жертва, а это привлекает жестоких мужчин.
– Мне никогда не казалось, что ее одежда делает ее похожей на жертву, – почти про себя пробормотал Роб. Ранимой – да. Драгоценной и хрупкой – да. Но чтобы вызвать желание причинить ей боль?
– Это потому, что вы мужчина другого склада. – «Вы тот тип мужчины, которого, как думает ваша подруга, не существует».
– Но зачем же она вступала в отношения с подобными мужчинами?
– Потому что ей хочется любви, Роб, как любому человеку. Уверена, все эти мужчины говорили, что любят ее. Я уверена, что ее отчим тоже это говорил. Но для нее секс всегда был актом насилия, а не актом любви и нежности. Другого она не знала. Но теперь мощный инстинкт подсказывает ей, что должно быть что-то лучшее. Она знает о настоящей любви, в глубине своего сердца она знает о ней, но может ли она доверить кому-то это знание?
– Доверить, – тихим эхом отозвался Роб.
В этом вся суть. Разве может Эмили довериться мужчине? Да и как? Первый мужчина, которому она доверила свою любовь и невинность, и радость, жестоко предал ее.
– Она очень мало доверяет себе, – сказала доктор Кэмден. – И не доверяет мужчинам. У нее есть подруги-женщины?
Роб задумался. Эллисон Фитцджеральд, приветливая, великодушная, добрая Эллисон, как будто была подругой Эмили. Это впечатление сложилось у Роба скорее благодаря рассказам Эллисон об Эмили – та гордилась талантом подруги, всячески помогала ей, – чем словам Эмили об Эллисон. Роб вспомнил, как в Париже Эмили сказала, что будет снимать луну для «Шато Бель-Эйр». «Вам сказала Эллисон?» – спросила тогда она. Роб вспомнил искорку разочарования, промелькнувшую в глазах девушки, словно та узнала, что и Эллисон она тоже не может доверять.
– Есть люди, которые хотели бы стать ее друзьями, – сказал Роб.
Доктор Кэмден задумчиво кивнула. Было совершенно очевидно, что по крайней мере Роб Адамсон хочет стать этой молодой женщине другом, и доктор Кэмден предположила, что и не только другом. Знает ли об этом та женщина? Конечно, нет, подумала она. Даже если Роб скажет сейчас своей подруге, что она ему не безразлична, она не поверит, потому что не уверена в себе. Доктор Кэмден смотрела на Роба и испытывала огромное желание помочь его подруге. Какая прекрасная жизнь ждала ее впереди!
– Она придет ко мне на прием?
– Не знаю. Думаю, я мог бы сделать ваш портрет… – Роб помедлил, не желая рассказывать об Эмили слишком много. Но на него работают многие, это не предательство. – Она работает в журнале. Я мог бы устроить…
– Не хитрите с ней, Роб, – перебила доктор Кэмден. – Не давайте ей ни малейшего повода не доверять вам.
– Поэтому я должен?..
– Сказать ей правду. Скажите, что вы прочли все, что смогли, и виделись со мной и что я очень хочу с ней встретиться. – Спокойно, серьезно доктор Кэмден предостерегла: – Может вспыхнуть пожар, Роб. Даже это она может посчитать предательством. И очень рассердится.
– Представить не могу ее сердитой.
– О, Роб, тогда вы ничего не знаете о ярости невинной жертвы.
Но Роб знал. Ярость, связанная с преданной невинностью, жила в его сердце из-за Сары.
– Думаю, я должен пойти на этот риск, – сказал Роб. – Чтобы помочь ей.
– Да.
– Но я вполне серьезно хочу сделать для «Портрета» статью о вас и вашей работе. Я должен был это сделать – я должен был додуматься до этого – еще очень давно.
– Что ж, когда она поправится, буду рада. Сейчас, как мне кажется, это может замутить воду и, возможно, помешать ей прийти ко мне.
– Хорошо. – Роб поднялся. – Большое вам спасибо. Я ценю, что вы нашли время встретиться со мной.
– Пожалуйста, Роб. И знаете? Ей очень повезло, что вы ее друг.
– Я не стала назначать вашу следующую встречу с Эмили, – сообщила Робу Фрэн, когда он вернулся в офис после встречи с доктором Кэмден. – Она вернется из Европы на следующий день после вашего отъезда в Аспен. Вы будете в Аспене, а она потом поедет в Нью-Йорк. О, кстати… Лоренса Карлайла наверняка выдвинут в номинации «Лучший режиссер» за «Гонконг». Я связалась с его студией в Лондоне. Через две недели он уезжает в Африку на трехнедельные съемки. Может, имеет смысл, чтобы Эмили сейчас сняла его в Лондоне? Я знаю, что перед отлетом из Европы она позвонит, чтобы узнать у меня дальнейшее расписание. Я могла бы организовать ее остановку в Лондоне по пути домой.
– Лоренса Карлайла еще не выдвинули.
– Но выдвинут! И тогда Эмили – или кого вы там пошлете, хотя Эмили подойдет лучше всего, потому что фотографии Лоренса Карлайла всегда такие непроницаемые, – придется продираться сквозь африканские заросли?
– Полагаю, так. Если будет необходимо. – Роб уже решил, хотя ему тоже хотелось бы увидеть, что Эмили Руссо сможет сделать с Лоренсом Карлайлом, что Эмили сделает портреты номинантов, которые окажутся в Лос-Анджелесе. Таким образом, она сможет ежедневно ходить к доктору Кэмден. – Так когда я смогу встретиться с Эмили?
Фрэн перелистала календарь на две недели вперед. Это был календарь Роба, но Фрэн отмечала на полях расписание переездов Эмили и работающих в штате журналистов.
– Вы хотите встретиться с ней до того, как будут объявлены номинанты?
– Я хочу встретиться с ней, как только это будет возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42