Если Лахлану удастся привыкнуть к тому, с какой скоростью движется это время, он начнет получать удовольствие от тех благ, которые оно несет.
Спеша вернуться в номер, Лахлан посмотрел на лифт. Лифты уже существовали в то время, когда он в последний раз ходил по земле, хотя тогда ими пользовались лишь очень богатые люди. Теперь их использование считалось нормальным. Лахлан поднялся на лифте на свой этаж. В номере он снял новый пиджак, а потом присел на кровати и стал ждать захода солнца. Он неспешно изучал Эмму – это создание, которое он по ошибке счел своей нареченной.
Отведя в сторону густые светлые пряди, он рассматривал ее тонкие черты лица, высокие скулы и изящный подбородок. Он провел пальцем по ее заостренному уху – и оно дернулось под его прикосновением.
Он никогда раньше не видел такого существа: ее эльфийская внешность разительно отличалась от внешности вампиров-мужчин. Тех он будет уничтожать, одного за другим. Как только станет достаточно сильным, чтобы это делать. Нахмурившись, Лахлан взял Эмму за руку, которая мирно лежала на ее груди. Внимательно ее разглядывая, он различил на тыльной стороне следы шрамов. Паутина тонких белых линий напоминала шрам от ожога, но не распространялась на пальцы или выше запястья. Эмма была обожжена так, словно кто-то схватил ее за пальцы и подставил огню – или солнцу – только тыльную часть кисти. И она получила этот ожог в юности, пока не застыла в бессмертии. Типичное вампирское наказание, надо думать. Отвратительные твари!..
Не давая ярости захватить его сознание, Лахлан позволил своему взгляду переместиться на другие детали ее внешности, а потом стянул с Эммы одеяло. Она не протестовала, так как продолжала крепко спать. Нет, она была не из тех женщин, какие обычно его привлекали, – однако ночная сорочка, которую он стащил вниз к ее талии, обнажила небольшие, но женственные и идеально правильные груди, которые так приятно ложились в его ладони, и тугие соски, которые так возбудили его накануне ночью.
Костяшкой пальца он провел по тонкой талии, а потом по смятому шелку и спустился к светлым завиткам интимного места. Он вынужден был признать, что и это ему нравится – настолько, что он хотел бы попробовать ее на вкус.
Он – больной ублюдок, раз может думать такое о вампирше, находить ее настолько привлекательной. Но с другой стороны, разве он не заслуживает некоего снисхождения? Он не видел женщины-оборотня почти два века. Вполне понятно, почему его так тянет к Эмме.
Он знал, что время близится к закату. Скоро она проснется. Почему бы не разбудить ее наслаждением, от которого она отказалась накануне? Когда он раздвинул ее нежные белые бедра и устроился между ними, Эмма тихо застонала – но продолжила спать. Наверное, прошлой ночью она решила, что ее страх или гордость сильнее желания, но ее тело все равно молило об удовлетворении. Ей нужно было кончить.
Помня об этом, Лахлан даже не стал пытаться действовать медленно, а припал к ней жадным поцелуем. Только ощутив ее вкус, он застонал от острого наслаждения и начал жадно лизать ее влажные губы, одновременно вдавливая бедра в матрас. Почему она настолько ему приятна? Почему он испытывает такое глубокое удовольствие – словно она на самом деле та, кого он ждал?
Когда ее ноги рефлекторно сдвинулись, он овладел ею с помощью языка, а потом сжал губами бутон плоти. Бросив взгляд вверх, он убедился в том, что соски ее напряглись, превратившись в острые вершинки, а дыхание стало частым. Руки она закинула за голову.
Он понял, что, несмотря на сон, Эмма близка к оргазму. Воздух странно наэлектризовался, заставив Лахлана встревожиться. Однако ее вкус заставил его забыть обо всем. Он наслаждался Эммой, ощущая, как она становится все более влажной.
А потом она напряглась, просыпаясь.
– Отдайся целиком! – прорычал он, продолжая касаться губами ее плоти.
Эмма подтянула колени к груди, поставив ступни Лахлану на плечи. И… толкнула его с такой силой, что он полетел с кровати.
Лахлан взревел и бросился на Эмму, заставив упасть на постель. Расстегнув брюки, он схватил свой член, собираясь вонзиться в нее, обезумев от ярости и желания, не обращая внимания на предостережение внутреннего голоса: «Насилие ее сломит. Ты уничтожишь то, что тебе даровано»…
Когда Эмма вскрикнула от страха, Лахлан увидел ее клыки – и ему захотелось покалечить ее. Ему дарована вампирша? Он связан с ней навечно? Новые пытки. Новая ненависть.
Вампиры снова победили!
Он взревел от ярости – и Эмма закричала. От этого звука лопнула лампа, взорвался телевизор и раскололась стеклянная дверь балкона.
Крик был настолько высокого тона, что люди, наверное, не могли бы его услышать.
Эмма вскочила с постели и, одергивая ночную сорочку, бросила на Лахлана взгляд, полный… обиды? отчаяния? Она бросилась на балкон, нырнув за плотные шторы.
«Уже темно, опасности нет. Отпусти ее». Лахлан ударил кулаками по стене, обезумев от желания и от ненависти. Картины огня и пытки снова затопили его сознание.
Если даже он осужден на то, чтобы иметь эти воспоминания, носить это бремя, это все-таки немного лучше, чем оставаться там, в ловушке у огня. Лучше смерть.
Может, ему полагается регулярно овладевать Эммой, вымещая на ней свою боль? Конечно! При этой мысли Лахлан немного успокоился. Да, вампира ему дали исключительно ради его удовольствия, ради мести.
Он направился к балкону и решительно рванул занавеску вбок.
Глава 4
У него перехватило дыхание.
Вампирша едва удерживала равновесие на перилах балкона, а ее волосы и сорочка развевались на ветру. Лахлан I судорожно сглотнул.
– Спускайся оттуда.
Почему его грудь сжала такая тревога?
Эмма стремительно повернулась к нему, каким-то чудом сохранив равновесие. У нее был вид раненой лани, ее сияющие глаза наполняла боль.
Она прошептала:
– Почему вы творите со мной такое?
«Потому что мне захотелось получить то, что мне принадлежит. Потому что ты мне нужна и ненавистна».
– Спускайся! – приказал Лахлан. Эмма медленно покачала головой.
– Ты не сможешь умереть от этого. Ты можешь сгореть на солнце, можешь лишиться головы – ноне умрешь от падения с высоты. – Его голос звучал спокойно, хоть он и не был уверен в собственной правоте. На каком они этаже? А если она слаба…
Она посмотрела через плечо вниз, на улицу.
– Нет, в таком состоянии я могла бы умереть. Почему-то он ей поверил – и его тревога резко усилилась.
– В каком состоянии? Из-за солнца? Проклятие, говори! Эмма снова повернулась к улице и подняла одну ногу.
– Стой! – Лахлан бросился к ней. – Я больше не буду это делать. Не буду, пока ты сама не захочешь. – Ветер усилился, облепляя ее тело красным шелком. – Когда ты проснулась… я хотел дарить, а не брать.
Она поставила ногу обратно и повернулась к нему.
– А когда я отказалась от дара? – воскликнула она. – Что это было?
Если она умрет… Страх за нее вернул ему ясность мысли впервые после огня. Двенадцать веков он ждал ее.
По непонятной причине мир даровал ему вампира – и он толкнул ее на такое? «Уничтожишь то, что тебе даровано».
– Пойми: я был… заперт на сто пятьдесят лет. Без отдыха, без женщины. Я вырвался на свободу всего неделю назад… я еще не привык…
– Почему вы ведете себя так, будто меня знаете?
– Я был сбит с толку. Я знаю, что мы никогда не встречались.
– Кто вы?
Считанные минуты назад он был готов овладеть ею – даже не назвав своего имени!
– Я – Лахлан, глава клана оборотней.
Он услышал, как ее сердцебиение испуганно участилось.
– В-вы вервольф? Немедленно отпустите меня!
Эмма казалась потусторонним существом – струящиеся волосы, белоснежная кожа. Она была совершенно другая, чем он, и он понятия не имел, как с ней надо себя вести.
– Отпущу. После полнолуния. Клянусь.
– Я хочу уехать сейчас.
– Ты мне нужна… чтобы добраться до дома, – сказал он, смешивая ложь с правдой. – И я больше не стану делать тебе больно.
Наверное, это тоже было ложью. Она горько рассмеялась.
– Вы только что хотели взять меня силой, а этим утром я чуть не умерла. От солнца! – Это слово она произнесла шепотом. – Вы знаете, каково это? Как больно?
Он чертовски хорошо это себе представлял. На ее лице вдруг отразился ужас, словно она вспомнила кошмарный сон.
– Я не ощущала солнца на коже, – она покачнулась на перилах, – с тех пор, как мне было три года.
Осторожно приблизившись, с пересохшим от страха ртом он сказал:
– Я не знал, как о тебе заботиться, но ты мне скажешь. И такого больше не повторится.
– Мне не нужна ваша забота. Вы… вы меня пугаете. Конечно, он ее пугает! Его приступы ярости потрясают даже его самого.
– Я понимаю. А теперь спустись. Я знаю, что ты не хочешь умереть.
Эмма взглянула через плечо на молодой месяц. Порыв ветра обернул прядь ее волос вокруг шеи. За всю свою жизнь Лахлан не видел такой невероятной картины, какую являла ее светлая кожа, оттененная кроваво-красной сорочкой, – и сияющий у нее за спиной месяц.
Эмма не ответила – только устало вздохнула и снова покачнулась.
– Посмотри не меня!
Она не послушалась. Она посмотрела вниз.
– Смотри на меня!
Эмма словно очнулась – ее брови сдвинулись, взгляд был безрадостным.
– Я просто хочу домой, – проговорила она едва слышно.
– Ты поедешь домой. Клянусь. – «В твой новый дом». – Просто помоги мне.
– Если я вам помогу, вы отпустите меня?
«Никогда».
– Да.
– Вы не причините мне зла?
– Нет.
– И вы можете это обещать? Кажется, вы… не владеете собой.
– С каждым часом я владею собой все лучше.
Эмма не приняла его руки, но спустя несколько мучительных мгновений все-таки спустилась, каким-то невероятным движением. Она просто шагнула, словно прогуливалась по улице, и, не сбиваясь с шага, спокойно сошла с края тротуара.
Лахлан встряхнул ее, взяв за плечи.
– Больше никогда такого не делай!
Он почувствовал странное желание прижать ее к груди, но поспешно отпустил. Эмма потупила глаза.
– Не буду.
Он сердито нахмурился.
– Мы договорились?
Когда Эмма кивнула, Лахлан попытался понять, что заставило ее согласиться. Ему показалось, что на короткий миг в ее взгляде промелькнуло сострадание – в тот момент, когда он признался, что находился в плену.
– Тогда мы сегодня вечером отправляемся в Шотландию.
Она изумилась.
– Я не могу ехать в Шотландию. Я собиралась составить вам маршрут. Или, вернее, найти его на компьютере, – добавила она смущенно. – Как вы рассчитываете туда попасть? Ведь я могу заживо сгореть на солнце! – Она паниковала все сильнее. – Мне… трудно путешествовать. Никаких регулярных авиарейсов. Никаких поездов. Солнце…
– Я взял машину. Мы поедем на машине. – Он был горд тем, насколько непринужденно об этом говорит: ведь еще неделю назад он вообще не знал, что такое эти чертовы машины. – И будем останавливаться каждый день задолго до рассвета. Служащий внизу составил мне маршрут.
– Вы умеете водить машину?
– Я не умею водить, но ведь ты умеешь.
– Я ездила только дома и совсем мало.
– Когда-нибудь бывала в горной Шотландии?
– Н-нет, но…
– А хотела бы?
– Кто же не хочет!
– Тогда ты поедешь со мной.
Эмма поднесла дрожащую руку к своим волосам и спустила прядь к глазам. Увиденное привело ее в ужас: выгорели на солнце!
Лахлан отпустил ее принять душ и одеться, и, оставшись одна в ванной, она потрясенно взирала на свидетельства того, насколько близко подошла к гибели. Эмма выскользнула из ночной сорочки и покрутилась перед зеркалом, чтобы оценить состояние своей кожи.
Вся ее кожа оказалась нетронутой – бледной и восстановившейся, не так, как в прошлый раз. Она посмотрела на тыльную сторону своей кисти и ощутила прилив тошноты.
Слава Фрейе, воспоминания об ожоге были, как всегда, благословенно туманными. Хотя Эмма не могла вспомнить подробности, она хорошо усвоила этот урок, избегая солнца уже почти шестьдесят семь лет, однако перед рассветом провалилась в забытье, не успев ни сбежать от этого Лахлана, ни умолить его задвинуть шторы.
Содрогнувшись, Эмма включила душ и встала под струи воды, стараясь не задеть разбитый мрамор. Намыливая и прополаскивая волосы, Эмма вспоминала свою обычную неделю, из тех, что предшествовали этой злосчастной поездке. С понедельника по пятницу она добывала данные для своего ковена и тренировалась, а потом смотрела ночное кино с тетками. В пятницу и субботу приходили ведьмы со своей игровой приставкой и блендерами, полными напитков разнообразных нежных цветов. В воскресенье вечером она ездила верхом с добрыми демонами, которые часто крутились у их поместья. Если бы ей удалось чуть улучшить пару мелких аспектов своей жизни, то все было бы просто идеально.
Эта мысль заставила Эмму нахмуриться. Как прирожденный вампир, она не способна была лгать окружающим. Если ей в голову приходила какая-то уловка, и у нее возникало желание ею воспользоваться, ей становилось плохо. Нет, Эмма не могла лгать окружающим – но она всегда обладала талантом обманывать себя. Пара мелких аспектов? Если говорить честно, то это было болезненное одиночество и не оставлявший ее страх собственной природы.
Насколько Эмма знала, подобных ей созданий больше не существовало. Она ни для кого не была своей, и хотя ее тетки-валькирии ее любили, она ощущала свое одиночество так остро, словно оно было кинжалом, ежедневно разящим ее сердце.
Она решила, что если бы ей удалось понять, как ее родители жили вместе, и как им удалось ее родить, то, может быть, она смогла бы найти других, таких же, как она. Возможно, тогда она почувствовала бы контакт еще с кем-то. А если бы ей удалось больше узнать о своей вампирской половине, она смогла бы не бояться того, что когда-то станет такой, как они. Никому не пожелаешь каждый день бояться, что превратишься в убийцу…
Если Эмма считала, что Лахлан оставит ее в покое, усвоив урок, то она ошибалась. Он вошел в ванную и открыл дверь душа. Она вздрогнула от неожиданности и чуть не уронила бутылку с бальзамом для волос. Она увидела, как Лахлан судорожно сжимает и разжимает кулаки – и ее пальцы бессильно разжались. Бутылочка со стуком упала.
Эмма повернулась лицом в угол, став к Лахлану боком, и попыталась спрятать свою наготу. Если он ее ударит, она сможет упасть и притянуть колени к груди. Но Лахлан только выругался на каком-то незнакомом языке и ушел.
Еще раз сполоснувшись, Эмма вернулась в спальню и обнаружила, что почти все ее вещи исчезли. Неужели он унес их в машину? И ноутбук? Ей так и не удалось ничего узнать про своих родителей, так что новой информации в компьютере не появилось. Если она способна была разобраться в библиотеке университета Тулейна, это еще не означало, что ей удастся найти ключ к записям Закона в чужой стране – и притом в часы между заходом солнца и рассветом.
Эта поездка ничего не дала ей. Конечно, если не считать встречи с Лахланом. И почему она все еще чему-то удивляется?
Эмма устало вздохнула и поплелась за вещами, которые он ей оставил: один комплект одежды был выложен на кровать. Конечно, Лахлан выбрал самое минималистское и прозрачное нижнее белье из всего, что она привезла с собой! При мысли о том, что он шарился в ее нижнем белье и выбирал, что ей надеть, Эмма покраснела чуть ли не в тысячный раз за то время, что прошло с момента их встречи. Наверное, она потратила на румянец чуть ли не четыре литра крови!
А еще он оставил ей длинные брюки, водолазку, свитер и куртку. Он что, хочет похоронить ее под грудой вещей?
В это мгновение Лахлан снова появился. Эмма отскочила назад, на всю длину кровати, так что оказалась у изголовья. Даже с ее острым слухом она не смогла уловить его приближения.
Ее поспешное отступление заставило его иронично выгнуть бровь.
– Так сильно меня боишься?
Эмма вцепилась в полотенце. «Я боюсь собственной тени, не говоря уже о переростке-оборотне!» Но в голосе Лахлана не было злобы, и она набралась храбрости и посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Его глаза опять были теплого золотистого цвета.
Этот подонок был исключительно красивым мужчиной. И он явно об этом знал, что вызвало у нее раздражение.
– Вы дважды на меня нападали. У меня есть причины вас бояться.
Лахлан снова начал сердиться.
– Это было до того, как я дал тебе слово, что не причиню тебе зла. – С явным усилием справившись с собой, он добавил: – Все готово. Нас ждет машина, которую я взял напрокат, и я заплатил по счету отеля.
– Я живу здесь несколько недель. Я могу сама заплатить…
– А ты и заплатила. А теперь слезай с кровати.
Когда он протянул ей руку, Эмма передвинулась к противоположной стороне кровати и спустилась на пол.
– Полагаю, что и за вашу новую одежду заплатила я? – осмелилась она спросить, поскольку их разделяла кровать.
Эмма разбиралась в хороших вещах, как и все валькирии, унаследовавшие жадность от Фрейи. На Лахлане были темная кожаная куртка ручной работы и брюки песочного цвета, которые сидели на нем идеально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Спеша вернуться в номер, Лахлан посмотрел на лифт. Лифты уже существовали в то время, когда он в последний раз ходил по земле, хотя тогда ими пользовались лишь очень богатые люди. Теперь их использование считалось нормальным. Лахлан поднялся на лифте на свой этаж. В номере он снял новый пиджак, а потом присел на кровати и стал ждать захода солнца. Он неспешно изучал Эмму – это создание, которое он по ошибке счел своей нареченной.
Отведя в сторону густые светлые пряди, он рассматривал ее тонкие черты лица, высокие скулы и изящный подбородок. Он провел пальцем по ее заостренному уху – и оно дернулось под его прикосновением.
Он никогда раньше не видел такого существа: ее эльфийская внешность разительно отличалась от внешности вампиров-мужчин. Тех он будет уничтожать, одного за другим. Как только станет достаточно сильным, чтобы это делать. Нахмурившись, Лахлан взял Эмму за руку, которая мирно лежала на ее груди. Внимательно ее разглядывая, он различил на тыльной стороне следы шрамов. Паутина тонких белых линий напоминала шрам от ожога, но не распространялась на пальцы или выше запястья. Эмма была обожжена так, словно кто-то схватил ее за пальцы и подставил огню – или солнцу – только тыльную часть кисти. И она получила этот ожог в юности, пока не застыла в бессмертии. Типичное вампирское наказание, надо думать. Отвратительные твари!..
Не давая ярости захватить его сознание, Лахлан позволил своему взгляду переместиться на другие детали ее внешности, а потом стянул с Эммы одеяло. Она не протестовала, так как продолжала крепко спать. Нет, она была не из тех женщин, какие обычно его привлекали, – однако ночная сорочка, которую он стащил вниз к ее талии, обнажила небольшие, но женственные и идеально правильные груди, которые так приятно ложились в его ладони, и тугие соски, которые так возбудили его накануне ночью.
Костяшкой пальца он провел по тонкой талии, а потом по смятому шелку и спустился к светлым завиткам интимного места. Он вынужден был признать, что и это ему нравится – настолько, что он хотел бы попробовать ее на вкус.
Он – больной ублюдок, раз может думать такое о вампирше, находить ее настолько привлекательной. Но с другой стороны, разве он не заслуживает некоего снисхождения? Он не видел женщины-оборотня почти два века. Вполне понятно, почему его так тянет к Эмме.
Он знал, что время близится к закату. Скоро она проснется. Почему бы не разбудить ее наслаждением, от которого она отказалась накануне? Когда он раздвинул ее нежные белые бедра и устроился между ними, Эмма тихо застонала – но продолжила спать. Наверное, прошлой ночью она решила, что ее страх или гордость сильнее желания, но ее тело все равно молило об удовлетворении. Ей нужно было кончить.
Помня об этом, Лахлан даже не стал пытаться действовать медленно, а припал к ней жадным поцелуем. Только ощутив ее вкус, он застонал от острого наслаждения и начал жадно лизать ее влажные губы, одновременно вдавливая бедра в матрас. Почему она настолько ему приятна? Почему он испытывает такое глубокое удовольствие – словно она на самом деле та, кого он ждал?
Когда ее ноги рефлекторно сдвинулись, он овладел ею с помощью языка, а потом сжал губами бутон плоти. Бросив взгляд вверх, он убедился в том, что соски ее напряглись, превратившись в острые вершинки, а дыхание стало частым. Руки она закинула за голову.
Он понял, что, несмотря на сон, Эмма близка к оргазму. Воздух странно наэлектризовался, заставив Лахлана встревожиться. Однако ее вкус заставил его забыть обо всем. Он наслаждался Эммой, ощущая, как она становится все более влажной.
А потом она напряглась, просыпаясь.
– Отдайся целиком! – прорычал он, продолжая касаться губами ее плоти.
Эмма подтянула колени к груди, поставив ступни Лахлану на плечи. И… толкнула его с такой силой, что он полетел с кровати.
Лахлан взревел и бросился на Эмму, заставив упасть на постель. Расстегнув брюки, он схватил свой член, собираясь вонзиться в нее, обезумев от ярости и желания, не обращая внимания на предостережение внутреннего голоса: «Насилие ее сломит. Ты уничтожишь то, что тебе даровано»…
Когда Эмма вскрикнула от страха, Лахлан увидел ее клыки – и ему захотелось покалечить ее. Ему дарована вампирша? Он связан с ней навечно? Новые пытки. Новая ненависть.
Вампиры снова победили!
Он взревел от ярости – и Эмма закричала. От этого звука лопнула лампа, взорвался телевизор и раскололась стеклянная дверь балкона.
Крик был настолько высокого тона, что люди, наверное, не могли бы его услышать.
Эмма вскочила с постели и, одергивая ночную сорочку, бросила на Лахлана взгляд, полный… обиды? отчаяния? Она бросилась на балкон, нырнув за плотные шторы.
«Уже темно, опасности нет. Отпусти ее». Лахлан ударил кулаками по стене, обезумев от желания и от ненависти. Картины огня и пытки снова затопили его сознание.
Если даже он осужден на то, чтобы иметь эти воспоминания, носить это бремя, это все-таки немного лучше, чем оставаться там, в ловушке у огня. Лучше смерть.
Может, ему полагается регулярно овладевать Эммой, вымещая на ней свою боль? Конечно! При этой мысли Лахлан немного успокоился. Да, вампира ему дали исключительно ради его удовольствия, ради мести.
Он направился к балкону и решительно рванул занавеску вбок.
Глава 4
У него перехватило дыхание.
Вампирша едва удерживала равновесие на перилах балкона, а ее волосы и сорочка развевались на ветру. Лахлан I судорожно сглотнул.
– Спускайся оттуда.
Почему его грудь сжала такая тревога?
Эмма стремительно повернулась к нему, каким-то чудом сохранив равновесие. У нее был вид раненой лани, ее сияющие глаза наполняла боль.
Она прошептала:
– Почему вы творите со мной такое?
«Потому что мне захотелось получить то, что мне принадлежит. Потому что ты мне нужна и ненавистна».
– Спускайся! – приказал Лахлан. Эмма медленно покачала головой.
– Ты не сможешь умереть от этого. Ты можешь сгореть на солнце, можешь лишиться головы – ноне умрешь от падения с высоты. – Его голос звучал спокойно, хоть он и не был уверен в собственной правоте. На каком они этаже? А если она слаба…
Она посмотрела через плечо вниз, на улицу.
– Нет, в таком состоянии я могла бы умереть. Почему-то он ей поверил – и его тревога резко усилилась.
– В каком состоянии? Из-за солнца? Проклятие, говори! Эмма снова повернулась к улице и подняла одну ногу.
– Стой! – Лахлан бросился к ней. – Я больше не буду это делать. Не буду, пока ты сама не захочешь. – Ветер усилился, облепляя ее тело красным шелком. – Когда ты проснулась… я хотел дарить, а не брать.
Она поставила ногу обратно и повернулась к нему.
– А когда я отказалась от дара? – воскликнула она. – Что это было?
Если она умрет… Страх за нее вернул ему ясность мысли впервые после огня. Двенадцать веков он ждал ее.
По непонятной причине мир даровал ему вампира – и он толкнул ее на такое? «Уничтожишь то, что тебе даровано».
– Пойми: я был… заперт на сто пятьдесят лет. Без отдыха, без женщины. Я вырвался на свободу всего неделю назад… я еще не привык…
– Почему вы ведете себя так, будто меня знаете?
– Я был сбит с толку. Я знаю, что мы никогда не встречались.
– Кто вы?
Считанные минуты назад он был готов овладеть ею – даже не назвав своего имени!
– Я – Лахлан, глава клана оборотней.
Он услышал, как ее сердцебиение испуганно участилось.
– В-вы вервольф? Немедленно отпустите меня!
Эмма казалась потусторонним существом – струящиеся волосы, белоснежная кожа. Она была совершенно другая, чем он, и он понятия не имел, как с ней надо себя вести.
– Отпущу. После полнолуния. Клянусь.
– Я хочу уехать сейчас.
– Ты мне нужна… чтобы добраться до дома, – сказал он, смешивая ложь с правдой. – И я больше не стану делать тебе больно.
Наверное, это тоже было ложью. Она горько рассмеялась.
– Вы только что хотели взять меня силой, а этим утром я чуть не умерла. От солнца! – Это слово она произнесла шепотом. – Вы знаете, каково это? Как больно?
Он чертовски хорошо это себе представлял. На ее лице вдруг отразился ужас, словно она вспомнила кошмарный сон.
– Я не ощущала солнца на коже, – она покачнулась на перилах, – с тех пор, как мне было три года.
Осторожно приблизившись, с пересохшим от страха ртом он сказал:
– Я не знал, как о тебе заботиться, но ты мне скажешь. И такого больше не повторится.
– Мне не нужна ваша забота. Вы… вы меня пугаете. Конечно, он ее пугает! Его приступы ярости потрясают даже его самого.
– Я понимаю. А теперь спустись. Я знаю, что ты не хочешь умереть.
Эмма взглянула через плечо на молодой месяц. Порыв ветра обернул прядь ее волос вокруг шеи. За всю свою жизнь Лахлан не видел такой невероятной картины, какую являла ее светлая кожа, оттененная кроваво-красной сорочкой, – и сияющий у нее за спиной месяц.
Эмма не ответила – только устало вздохнула и снова покачнулась.
– Посмотри не меня!
Она не послушалась. Она посмотрела вниз.
– Смотри на меня!
Эмма словно очнулась – ее брови сдвинулись, взгляд был безрадостным.
– Я просто хочу домой, – проговорила она едва слышно.
– Ты поедешь домой. Клянусь. – «В твой новый дом». – Просто помоги мне.
– Если я вам помогу, вы отпустите меня?
«Никогда».
– Да.
– Вы не причините мне зла?
– Нет.
– И вы можете это обещать? Кажется, вы… не владеете собой.
– С каждым часом я владею собой все лучше.
Эмма не приняла его руки, но спустя несколько мучительных мгновений все-таки спустилась, каким-то невероятным движением. Она просто шагнула, словно прогуливалась по улице, и, не сбиваясь с шага, спокойно сошла с края тротуара.
Лахлан встряхнул ее, взяв за плечи.
– Больше никогда такого не делай!
Он почувствовал странное желание прижать ее к груди, но поспешно отпустил. Эмма потупила глаза.
– Не буду.
Он сердито нахмурился.
– Мы договорились?
Когда Эмма кивнула, Лахлан попытался понять, что заставило ее согласиться. Ему показалось, что на короткий миг в ее взгляде промелькнуло сострадание – в тот момент, когда он признался, что находился в плену.
– Тогда мы сегодня вечером отправляемся в Шотландию.
Она изумилась.
– Я не могу ехать в Шотландию. Я собиралась составить вам маршрут. Или, вернее, найти его на компьютере, – добавила она смущенно. – Как вы рассчитываете туда попасть? Ведь я могу заживо сгореть на солнце! – Она паниковала все сильнее. – Мне… трудно путешествовать. Никаких регулярных авиарейсов. Никаких поездов. Солнце…
– Я взял машину. Мы поедем на машине. – Он был горд тем, насколько непринужденно об этом говорит: ведь еще неделю назад он вообще не знал, что такое эти чертовы машины. – И будем останавливаться каждый день задолго до рассвета. Служащий внизу составил мне маршрут.
– Вы умеете водить машину?
– Я не умею водить, но ведь ты умеешь.
– Я ездила только дома и совсем мало.
– Когда-нибудь бывала в горной Шотландии?
– Н-нет, но…
– А хотела бы?
– Кто же не хочет!
– Тогда ты поедешь со мной.
Эмма поднесла дрожащую руку к своим волосам и спустила прядь к глазам. Увиденное привело ее в ужас: выгорели на солнце!
Лахлан отпустил ее принять душ и одеться, и, оставшись одна в ванной, она потрясенно взирала на свидетельства того, насколько близко подошла к гибели. Эмма выскользнула из ночной сорочки и покрутилась перед зеркалом, чтобы оценить состояние своей кожи.
Вся ее кожа оказалась нетронутой – бледной и восстановившейся, не так, как в прошлый раз. Она посмотрела на тыльную сторону своей кисти и ощутила прилив тошноты.
Слава Фрейе, воспоминания об ожоге были, как всегда, благословенно туманными. Хотя Эмма не могла вспомнить подробности, она хорошо усвоила этот урок, избегая солнца уже почти шестьдесят семь лет, однако перед рассветом провалилась в забытье, не успев ни сбежать от этого Лахлана, ни умолить его задвинуть шторы.
Содрогнувшись, Эмма включила душ и встала под струи воды, стараясь не задеть разбитый мрамор. Намыливая и прополаскивая волосы, Эмма вспоминала свою обычную неделю, из тех, что предшествовали этой злосчастной поездке. С понедельника по пятницу она добывала данные для своего ковена и тренировалась, а потом смотрела ночное кино с тетками. В пятницу и субботу приходили ведьмы со своей игровой приставкой и блендерами, полными напитков разнообразных нежных цветов. В воскресенье вечером она ездила верхом с добрыми демонами, которые часто крутились у их поместья. Если бы ей удалось чуть улучшить пару мелких аспектов своей жизни, то все было бы просто идеально.
Эта мысль заставила Эмму нахмуриться. Как прирожденный вампир, она не способна была лгать окружающим. Если ей в голову приходила какая-то уловка, и у нее возникало желание ею воспользоваться, ей становилось плохо. Нет, Эмма не могла лгать окружающим – но она всегда обладала талантом обманывать себя. Пара мелких аспектов? Если говорить честно, то это было болезненное одиночество и не оставлявший ее страх собственной природы.
Насколько Эмма знала, подобных ей созданий больше не существовало. Она ни для кого не была своей, и хотя ее тетки-валькирии ее любили, она ощущала свое одиночество так остро, словно оно было кинжалом, ежедневно разящим ее сердце.
Она решила, что если бы ей удалось понять, как ее родители жили вместе, и как им удалось ее родить, то, может быть, она смогла бы найти других, таких же, как она. Возможно, тогда она почувствовала бы контакт еще с кем-то. А если бы ей удалось больше узнать о своей вампирской половине, она смогла бы не бояться того, что когда-то станет такой, как они. Никому не пожелаешь каждый день бояться, что превратишься в убийцу…
Если Эмма считала, что Лахлан оставит ее в покое, усвоив урок, то она ошибалась. Он вошел в ванную и открыл дверь душа. Она вздрогнула от неожиданности и чуть не уронила бутылку с бальзамом для волос. Она увидела, как Лахлан судорожно сжимает и разжимает кулаки – и ее пальцы бессильно разжались. Бутылочка со стуком упала.
Эмма повернулась лицом в угол, став к Лахлану боком, и попыталась спрятать свою наготу. Если он ее ударит, она сможет упасть и притянуть колени к груди. Но Лахлан только выругался на каком-то незнакомом языке и ушел.
Еще раз сполоснувшись, Эмма вернулась в спальню и обнаружила, что почти все ее вещи исчезли. Неужели он унес их в машину? И ноутбук? Ей так и не удалось ничего узнать про своих родителей, так что новой информации в компьютере не появилось. Если она способна была разобраться в библиотеке университета Тулейна, это еще не означало, что ей удастся найти ключ к записям Закона в чужой стране – и притом в часы между заходом солнца и рассветом.
Эта поездка ничего не дала ей. Конечно, если не считать встречи с Лахланом. И почему она все еще чему-то удивляется?
Эмма устало вздохнула и поплелась за вещами, которые он ей оставил: один комплект одежды был выложен на кровать. Конечно, Лахлан выбрал самое минималистское и прозрачное нижнее белье из всего, что она привезла с собой! При мысли о том, что он шарился в ее нижнем белье и выбирал, что ей надеть, Эмма покраснела чуть ли не в тысячный раз за то время, что прошло с момента их встречи. Наверное, она потратила на румянец чуть ли не четыре литра крови!
А еще он оставил ей длинные брюки, водолазку, свитер и куртку. Он что, хочет похоронить ее под грудой вещей?
В это мгновение Лахлан снова появился. Эмма отскочила назад, на всю длину кровати, так что оказалась у изголовья. Даже с ее острым слухом она не смогла уловить его приближения.
Ее поспешное отступление заставило его иронично выгнуть бровь.
– Так сильно меня боишься?
Эмма вцепилась в полотенце. «Я боюсь собственной тени, не говоря уже о переростке-оборотне!» Но в голосе Лахлана не было злобы, и она набралась храбрости и посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Его глаза опять были теплого золотистого цвета.
Этот подонок был исключительно красивым мужчиной. И он явно об этом знал, что вызвало у нее раздражение.
– Вы дважды на меня нападали. У меня есть причины вас бояться.
Лахлан снова начал сердиться.
– Это было до того, как я дал тебе слово, что не причиню тебе зла. – С явным усилием справившись с собой, он добавил: – Все готово. Нас ждет машина, которую я взял напрокат, и я заплатил по счету отеля.
– Я живу здесь несколько недель. Я могу сама заплатить…
– А ты и заплатила. А теперь слезай с кровати.
Когда он протянул ей руку, Эмма передвинулась к противоположной стороне кровати и спустилась на пол.
– Полагаю, что и за вашу новую одежду заплатила я? – осмелилась она спросить, поскольку их разделяла кровать.
Эмма разбиралась в хороших вещах, как и все валькирии, унаследовавшие жадность от Фрейи. На Лахлане были темная кожаная куртка ручной работы и брюки песочного цвета, которые сидели на нем идеально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29