– Но прежде я хочу получить тебя. Я надеялся попросить короля об этом после штурма, но город сдался. Время ушло. Ты права, Элинор, я хотел бы знать о том, что происходит сейчас в Англии. Я разговаривал недавно с Робертом Лестерским, когда он приезжал, но это было недолго, так как король был болен, да и новости были четырехмесячной давности.– Я тоже говорила с ним. Ты был прав, когда говорил, что епископ Руаенский сблизится с лордом Джоном. Саймон, неужели будет война?– Откуда мне знать?– в сердцах рявкнул Саймон, сорвав головку цветка и смяв ее в руке.Настроение ни у кого не улучшилось. Филипп покинул Акр 31 июля и через неделю отплыл во Францию из Тира. 11 августа заложники-сарацины были доставлены в ранее назначенное место, но в обмен Ричард не получил ни христианских реликвий, ни знатных пленников-христиан. Ярости его не было предела. Саладин прислал письмо, в котором просил подождать еще несколько дней. Ричард согласился. Ночью 13 августа король пришел в комнату своей жены и остановился в дверях.– Это грех, – прогремел он.От испуга Беренгария побледнела.– Что? Что я сделала? – пролепетала она.– Я все исправлю, только скажите.Глаза короля от злости так выкатились из орбит, что Элинор, спрятавшаяся в темном углу, подумала, что они вот-вот выпадут на пол. Джоанна поднялась со стула, но прежде чем успела что-нибудь сказать, Ричард набросился на нее:– Сядьте и прикусите язык! Все наши неудачи с тех пор, как мы приехали сюда, из-за греха. Когда я покидал Францию, я поклялся, что в крестовом походе не будет женщин, только воины. Я нарушил эту клятву, и теперь нас преследуют неудачи. Я больше не буду грешить! Я уеду из этого города роскоши и порока и выполню волю Бога.С этими словами он удалился, предоставив Беренгарию Джоанне и Элинор, которым не скоро удалось успокоить истерично рыдающую госпожу. На следующий день они узнали, что Ричард покинул город и поставил свою палатку у его стен. Затем последовало молчание.Джоанна написала брату, но не получила ответа. Элинор по просьбе Джоанны написала Саймону, умоляя его уговорить Ричарда послать хоть несколько строчек утешения своей несчастной жене. Она тоже не получила письменного ответа, но на словах курьер передал:– Готовьтесь к чистилищу. Здесь ад. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Одинокий всадник ехал через залитую лунным светом долину от Тель-аль-Айадийа. Часовые на башнях не обратили на него никакого внимания. Время от времени звезды отражались в его железных доспехах, и даже в темноте можно было различить его грязный белый плащ с красным крестом. У ворот всадник спешился и эфесом меча постучал в дверь.– Входить в город до утра запрещено! – прокричал часовой.– Я – сэр Саймон Лемань. Сейчас же открой, или тебе не поздоровится!Часовые не вступали в пререкания с людьми короля. Рыцарь вновь оседлал коня и поехал ко дворцу. В конюшне он растолкал мальчика-конюшего и, бросив ему поводья, вышел. Он шел твердой походкой, как все, кто привык проводить много времени в седле и держать спину прямо. Охрана у дворца, а в ней были люди Элинор, хорошо знавшие Саймона, беспрепятственно пропустила его. И тут решимость вдруг оставила его, он остановился, как будто темнота и тишина впервые напомнили ему, что уже ночь.Он сделал несколько неуверенных шагов, как будто забыл дорогу. И тут вдоль коридора послышались легкие шаги. Саймон остановился и в ту же минуту чуть не был сбит с ног бегущим пажом, подростком. Саймон взвыл. Паж испуганно повторял:– Кто здесь? Кто здесь?– Ты, я смотрю, уже достаточно взрослый, чтобы заниматься шалостями по ночам на женской половине, – сказал Саймон сухо.– Но я никому не скажу, если ты мне окажешь одну услугу. Вернись и разбуди горничную леди Элинор Гертруду и попроси ее сказать своей госпоже, что я жду ее здесь.– Саймон поднял руку, чтобы, как всегда в минуты волнения, провести рукой по волосам. Но его рука в латной рукавице, ударив о шлем, произвела только клацающий звук. Он опустил руку.– Ждет ее? Где? И кто? Я Вас не вижу.– Сэр Саймон.Где? Только не в Парадном зале. Когда он был пуст, каждый звук эхом отдавался в мраморном пространстве. И не во внутреннем дворе. Ночной воздух возбуждает.– Где? – тупо повторил Саймон.– В зале, в апартаментах короля. И принеси мне огня!Юноша проворно побежал обратно. Саймон медленно пошел за ним, еле волоча ноги. Стороннему наблюдателю могло показаться, что он нестерпимо устал, но когда он вошел в зал, то не бросился на скамью у стены или на стул у стола. Напротив, он остановился в дверях, вглядываясь в темноту, и паж снова налетел на него, вернувшись со свечой в руках. Юноша издал вздох удивления и ужаса, когда увидел, что плащ Саймона – весь в засохших пятнах крови.– Мне зажечь все свечи, мой господин, и поставить их на стол?Саймон как бы очнулся от забытья и взглянул на пажа:– Да, и подожди за дверью. Возможно, ты еще понадобишься для выполнения поручений.Юноша ничего не ответил, но на лице у него было написано разочарование. Он-то думал, что будет свидетелем тайного любовного свидания! Сама мысль была так увлекательна – знать такой секрет, такую новость о самой молодой и красивой фрейлине королевы, и, может, кто-то из старших пожелает купить у него эту тайну за монету-другую, хотя с Саймоном шутки плохи, если он узнает об этом! Но, так или иначе, его надежды не оправдались. Из любовного гнездышка не посылают посланий. Паж воспользовался возможностью сбегать за плащом: им – любовное свидание или деловая встреча, а ему не очень-то улыбается сидеть и ждать на холодном мраморном полу.Элинор, разбуженная Гертрудой среди ночи, не сразу поняла, в чем дело. Саймон – Господи его благослови! – был чем-то отдаленным. Казалось маловероятным, что он приедет среди ночи, только в самом экстренном случае. Элинор мгновенно поднялась и если бы не Гертруда, которая удержала ее, она могла бы побежать обнаженной по коридору. С помощью Гертруды она кое-как набросила на себя пеньюар и, босая, с разметавшимися по плечам волосами, бросилась по коридору к королевским покоям. Гертруда бежала следом, зажав в руке пару домашних туфель своей госпожи. Ведь она будет виновата в том, если, не дай Бог, Элинор умрет от простуды или ударится на бегу.– Саймон! – крикнула Элинор и, когда он повернулся к ней, и она увидела, в каком состоянии его доспехи и плащ, спросила:– О боже! Ты ранен?Его лицо было необычайно бесстрастным.– Нет. Так, небольшая царапина, ничего серьезного. Его голос тоже был лишен эмоций. Элинор подошла ближе, взяла его за руку и подвела к столу, где при свете свечи можно было лучше его разглядеть. Она протянула руку и сняла с него шлем, расшнуровала плащ у горла и откинула капюшон. Саймон стоял неподвижно, покорно позволяя делать с собой все, как ребенок, которого раздевает мать.– Саймон, чем ты взволнован? У тебя опять слабость, вызванная жарой?– Нет.– Он закрыл глаза и сглотнул. Даже при тусклом свете свечи Элинор видела, как он побледнел, борясь с приступами тошноты.«Он заразился от короля, те же самые симптомы», подумала она. Элинор дотронулась до его лица – жара не было.– Я привез письмо, как ты желала, от короля, чтобы успокоить королеву.– Король не заболел снова?– Нет, нет. С ним все в порядке. Лучше, чем – О, Боже! – Саймон оторвался от Элинор и, шатаясь из стороны в сторону, отошел к стене, где его вырвало. Элинор подавила панику и подошла к двери, в душе благодаря Бога за то, что у Саймона хватило здравого смысла прийти в болезни к ней.Она открыла дверь и позвала пажа.– Принеси соломы и воды и убери здесь.– Она повернулась к Гертруде.– Мне нужна вода, чтобы обмыть и дать пить, вино и ткань на бинты, и игла с шелковыми нитками, чтобы зашить раны. Быстрее!Гертруда бросила домашние туфли в руки Элинор, а та, уставившись на них, не понимая, зачем они тут, неосознанным движением наклонилась и надела их. Саймон уже стоял у стола, когда Элинор вернулась в комнату. Она взяла табурет в углу и придвинула его к Саймону.– Сядь. Ты слишком высокий, и мне не очень удобно обнимать тебя, когда ты стоишь.– Я должен вернуться, – сказал Саймон.– Только не сегодня, – ответила Элинор.– По крайней мере, не до того, как я тебя обмою и полечу твои раны. А если ты не согласен, я заставлю тебя лежать спокойно при помощи вот этого табурета.На лице Саймона появилось подобие улыбки. Впервые с того момента, как Элинор вошла в комнату, Саймон стал похож на человека, а не на его тень.– Когда ты почувствовал, что болен? – спросила Элинор.– Болен? Ах, это! – Он указал рукой туда, где паж вытирал пол.– Это не болезнь тела, а болезнь духа.Его глаза вновь стали бесстрастными. Элинор знала, что Саймон не стал бы скрывать физическую слабость, чтобы избавить ее от волнения. Она верила, что не физическая боль причиняет ему страдания. Но она ничего не сказала, а просто стянула его латные рукавицы и начала расшнуровывать плащ, усадила его на табурет и успела снять с него кольчугу, прежде чем он заговорил. Она сложила все это у стены и стала развязывать рубаху у Саймона на груди, он вдруг наклонился вперед, положив голову ей на грудь, и крепко прижал ее к себе.– Элинор, мне плохо здесь. Меня тошнит от всех этих фруктов: груш, слив, фиников – мягких и приторно-сладких, которые в неограниченном количестве Саладин присылает королю. Меня тошнит от этих роскошных стен и потолков, мягких ковров и шелковых покрывал. Здесь слишком много всего. Даже заложников. Ты когда-нибудь видела три тысячи заложников? Их вообще уже больше нет.Он замолчал, переводя дух, и Элинор провела рукой по его волосам. Она была немного озадачена. Дело в том, что Саймон и раньше говорил ей о том, что не выносит буйной роскоши и изобилия восточных земель, но он никогда не впадал от этого в истерику. Но ведь если заложников освободили, почему его плащ весь в крови?– Любимый, – начала она.Его руки еще крепче сжали ее, и он зарылся лицом в ее теплое тело, как будто хотел спрятаться.– Я закалился и грубел в боях, Элинор. Я брал крепости, насиловал, грабил и убивал. Я сам вешал заложников в назидание тем, кто нарушал договор, но три тысячи, три тысячи закованных в цепи, превращенных в рабов, как стадо свиней!? Это было правильно и справедливо, мы не могли оставить их в живых, многие были опасны. А вскоре стало ясно, что Саладин не намерен выполнять свои обязательства. Он использовал заложников, чтобы выиграть время и отвлечь нас от штурма других городов. Но три тысячи? Люди – наши люди – были по локоть в крови.Элинор наклонилась и поцеловала Саймона в висок. Если король заставил Саймона участвовать в этой резне, она не простит ему. Ему бы следовало знать, что Саймон не годится на роль мясника. Чем же утешить его? Ничего лучше не пришло ей в голову, чем дать ему возможность выговориться.– Сердце мое, свет очей моих! Отчего ты весь в крови?– Они напали на нас, когда мы были заняты заложниками.– Кто?– Сарацины собрались в горах и смеялись над нами, когда мы, как дураки, выполняли условия договора и верили их обещаниям несколько раз, а они на деле и не собирались выполнять их.Он немного отстранился от Элинор, глаза его сверкнули гневом.– Как я уже сказал, они тянули время и, пока мы находились в условленном месте встречи, они подтягивали свежие силы, а нам посылали дары и кормили разными предлогами. Но, увидев, что наше терпение иссякло, и мы не намерены больше сохранять заложников, они решили отбить их в бою, тем самым еще раз нарушив договоренность о перемирии. Я не виню их за это. Как бы они ни поступили: правильно или нет, трудно сидеть и смотреть, как на твоих глазах разделываются с твоими согражданами!– Вы вступили с ними в бой?– Король и рыцари – да. Остальное сделали простые воины. Они пели и смеялись. И я подумал, что возможно, мы, благородные рыцари, живем слишком утонченно и слушаем слишком много баллад о рыцарских подвигах.– Он криво усмехнулся.– Не одного меня вырвало прямо на поле боя.– Саймон потерся лицом об Элинор.– Но Бог благосклонен ко мне. Здесь, рядом с тобой, я чувствую, что излечусь.– Но только если позволишь мне снять с тебя рубаху и обмыть тебя, – едко ответила Элинор. Она успокоилась, когда Саймон послушно опустил руки и улыбнулся вполне нормально.Однако он не излечится, пока они не уедут из этой перезрелой страны. Поначалу, когда Элинор заводила с ним разговор, занимаясь лечением его ран, Саймон вновь и вновь возвращался в своих речах к «морю крови». Элинор с удовлетворением обнаружила, что не это само по себе заботит Саймона, а количество, чрезмерное количество мертвых и крови. Ведь хорошо, когда у тебя мягкое сердце, но мягкосердечный воин может забыть, зачем нужны заложники и какую опасность они могут представлять, если их оставить в живых, а это уже непростительно для воина.Даже на ее вопросы о том, как ему удалось уговорить короля написать письмо Беренгарии, он отвечал, снова возвращаясь к «морю крови».– Я? Я ничего не делал, – сказал Саймон.– Я думаю, любой, кто произнес бы имя этой бедной женщины на прошлой неделе, встретил бы свою смерть. Это было после того, как мы закончили. Мы вернулись в лагерь, и у меня было такое впечатление, что у короля, будто гора с плеч свалилась. Он сразу начал планировать поход на юг, в Джаффу, а оттуда – на восток, в Иерусалим. Затем он внезапно повернулся ко мне и спросил, не могу ли я отвезти письмо. Я был немного удивлен, потому что есть много курьеров. Но, когда он попросил меня отвезти письмо королеве, я понял, как он добр, так как он хотел дать мне возможность побыть с тобой. Мы уедем завтра или послезавтра.«Возможно, это правда, но только отчасти, – цинично подумала Элинор.– Когда Ричард желал чего-то, вряд ли тут было дело в доброте. По крайней мере, на этот раз у Саймона будет то, что он хотел, а у Ричарда – тот, кого он хотел в своей постели. Но она этого не сказала – какое ей дело до короля? Спасибо за то, что он послал к ней Саймона. А Ричарду никто не будет мешать в эту ночь».Вряд ли Саймон думал о том же. Когда Элинор попросила его остаться, он запротестовал. Но когда она сказала, что армия вряд ли продвинется далеко за одну ночь, если вообще будет двигаться, Саймон не возражал. Он просто повернулся и позволил уложить себя в постель и, как оказалось позже, хорошо, что он остался. Армия бездействовала до 22 августа.Поход, который последовал за этим, был более чем Странным. Армия Ричарда двигалась вдоль побережья, а параллельно с ней плыли корабли с провизией, армия же Саладина следовала за армией Ричарда по суше на расстоянии нескольких миль. Жара убивала. Многие чувствовали такую же слабость, как Саймон. Многие умирали.И, несмотря на корабли с провизией, не хватало мяса. Но письма Саймона к Элинор были ободряющими. Он писал, что рано или поздно Саладин должен вступить с ними в схватку.За день до того, как они должны были прибыть в Арзуф, разведчики Ричарда сообщили, что армия Саладина заблокировала их дальнейшее продвижение. Насколько армия Саладина превосходила армию Ричарда, он не знал, но знал, что если позволит своим людям врезаться в войско сарацин, их могут разбить на группы и вырезать. Повозки со снаряжением под охраной небольшого отряда пеших воинов отправились дальше, по побережью. Впереди – вооруженные конные рыцари встали стеной. Перед ними – ряд лучников под прикрытием щитов. Ричард приказал им отражать удары, не нападая, а защищаясь. Пусть эти неверные разобьются о стену его воинов.Это был мудрый план, но, как подумал Саймон, трудновыполнимый. Одна волна атакующих была отбита, но это не принесло облегчения. Сарацины сползали с холмов тучами, как муравьи, тысячами, сотнями тысяч, и их количество не уменьшалось. Пару раз они прорывали стену пеших воинов, и туда устремлялись конники, чтобы закрыть брешь, но им было запрещено преследовать иноверцев. Несколько воинов с криками страха пытались убежать, но Саймон сам убил их на глазах воинов, которые стояли фронтом. Это были всего лишь подростки, и Саймону было жаль их, но всем должно было быть ясно, что единственным способом выжить было – сражаться.К нападавшим присоединилась конница турков. Было горько и больно смотреть, как они потешались над воинами, стоявшими фронтом по приказу короля. Потери были с обеих сторон. Особенно трудно пришлось Госпитальерам на флангах. Они послали к королю гонца с просьбой разрешить им атаковать врага, но получили отказ. И вновь они были атакованы, и вновь защищались, и вновь просили короля освободить их от приказа только отражать атаки.Гордыня – грех, и этот грех убил бы крестоносцев в тот день, если бы Ричард не был великим тактиком. Маршал Госпитальеров и еще один воин, не выдержав, попытались прорвать ряды. Увидев это, рыцари приободрились и рванули вперед, за ними. На какое-то мгновение Саймон подумал, что король придет в ярость. Тогда всем не миновать его кары. Но Ричард издал крик, в котором было что-то звериное, и не стал медлить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51