«Теперь уж точно — всё, — вдруг подумал Чародей, протискиваясь через душный свет. — Все ниточки оборваны, все долги оплачены. Нет, еще не все, но уже почти…»
Ринф проснулся еще затемно. На фоне чуть более светлого оконца он различил черный неподвижный силуэт Тигра, стоящего, опираясь на свой клинок. Эльф шелохнулся, и Лишенный Имени неспешно повернул на звук голову. За ночь, как показалось Ринфу, профиль Тигра заострился, приобретя хищность и жесткость.
— Ты не спал? — шепотом поинтересовался эльф, приподнимаясь на локте.
— Нет, — Тигр едва приметно качнул головой. — Как только рассветет, едем обратно, в Айлегрэнд.
— Айлегрэнд… — едва слышно повторил за Волшебником Ринф и упал обратно на подушку. Ему и хотелось вернуться, и в то же время — нет. Черный Город перестал манить эльфа, как это было когда-то, казалось, века назад, в Драконьих Пределах за Пепельными Равнинами. Там все мнилось простым и понятным. Пришли Лишенные Имен, сильные и смелые. Они просто непременно должны были навалять злой и нехорошей империи Алых, а потом наступит Золотая Эра…
В реальности же все оказалось совсем другим. Люди, боги, Чуды — все смешалось, все сорвалось с привычных, тысячелетия назад отведенных им мест и закружилось в причудливом вьюжном вихре, понеслось к пропасти, где за краем..,
Ринф не хотел знать, что там, за краем. Он вообще ничего уже не хотел знать. Просто плыл по течению, несся вместе со всеми в вихре и просто молился всем богам без разбору: пусть это будет в последний раз, больше уже никогда не повторится и, быть может, принесет какую-то пользу… Ну хоть какую-то.
— Ринф, Гриф, подъем, — проговорил Тигр, и наемник завозился на своей постели. — Все равно уже оба не спите.
— Да рано еще, — буркнул было нежелавший покидать теплую кровать Гриф, но Лишенный Имени довольно грубо, с активным использованием ненормативной лексики, повторил свое требование. И эльфу, и наемнику пришлось подниматься и, позевывая, собираться в путь. Бесшумно отворилась дверь, и в комнату, смешавшись со светом свечей, ворвалось белое сияние из основного помещения храма. На пороге застыла Арна и мрачно оглядела всех троих путников.
— Забирайте список и выметайтесь с территории нашего храма, — глухо произнесла жрица, швыряя на незаправленную кровать Грифа тяжелую шкатулку черного дерева с бронзовой оковкой, покрытой толстым слоем патины.
— Что случилось, Арна? — встревоженно спросил Тигр, резко отворачиваясь от окна и плавным, текучим движением вкладывая клинок в ножны. — Это из-за… — он запнулся и поджал губы.
— Нет, нет, — жрица замотала головой, и на ее глаза навернулись слезы. — Это из-за Альтх. Мне… И не только мне, сегодня было видение. Световид своей властью простер наш взор до Альтхгрэнда, до покоев Императора и… и… — она всхлипнула, вытирая тыльной стороной ладони мокрые щеки. — И мы все увидели жуткое чудовище об одном глазе, покрытое клочковатой черной шерстью, клыкастое и когтистое. Оно приняло облик Лакха и отдавало приказания его голосом… Оно… — Арна судорожно вздохнула и вдруг выкрикнула: — Мы не вмешиваемся в политику! Нас не интересует, что происходит! Зачем Световид нам это показал?! Это все из-за вас!
— Успокойся, маленькая. — Тигр бесшумно пересек комнату и обнял плачущую жрицу Световида. — Это не из-за нас, это потому, что видение ваше — чистая правда. А мысли богов нам знать не положено. Если Световид захотел так сделать, значит, так необходимо…
— Уходи! — вдруг люто, сквозь зубы, выплюнула Арна и, оттолкнув Лишенного Имени, убежала.
— Я убью его, — тихо произнес Тигр, оборачиваясь к Грифу. — Я убью Лакха!
Старый наемник покачал головой и, ничего не сказав, продолжил собираться.
Ринф сидел на кровати в своей комнате на постоялом дворе и нерешительно смотрел на черную шкатулку. Тигр и Гриф где-то пьянствовали уже второй день, и эльф надеялся только на благоразумие наемника, который не должен был допустить какой-нибудь беды. Сам же Ринф решил пока заняться изучением «Янтаря Вечности». Этот эпос он никогда воочию не видел. В Драконьих Пределах не сохранилось ни одного списка, и все передавалось на уровне легенд. Память у эльфов была долгой, но тем не менее многое потерялось. Однако Ринф вот уже второй день все никак не мог решиться открыть черную шкатулку. Он просто боялся.
— Страх — чувство постыдное, нам, эльфам, не присущее, — дрожащим голосом проговорил Ринф и решительно откинул крышку шкатулки. Ничего особенного не произошло. Подсознательно Ринф ожидал чего-то волшебного и необъяснимого, чего-то хотя бы яркого, но в шкатулке просто спокойно лежала небольшая по формату, но при этом пухлая книжица в бледно-зеленом сафьяновом переплете. Ни названия, ни тиснения — только серебряные застежки, отполированные многими прикосновениями. Видимо, к эпосу часто обращались служители Световида, хотя для других он считался запретным.
Ринф осторожно достал книгу из шкатулки и повертел в руках. Страх постепенно уходил, оставалось только жгучее любопытство, больше присущее людям, чем эльфам, но Ринф об этом не думал. Он осторожно расстегнул обложку и раскрыл книгу примерно на середине.
— «Изломанный нефрит воспоминаний», — прочел он название главки и на мгновение прикрыл глаза. Снова стало страшно. Мысли и чувства Хоори, первого существа, созданного Драконом Хаосом, записанные в эту книгу, манили своей чуждостью и ею же отталкивали. Ринф и хотел в них разобраться, и боялся этого.
— Эх, терять-то уже все равно нечего, — обреченно махнул он рукой и открыл первую страницу. — «Сумеречный аметист теней»? Отлично! С него и начнем…
«В темноте мерно капает вода. Однообразный, давно приевшийся до тошноты звук падающих на пол капель.
И почему-то известно: пол каменный, гранитный, с вырезанными на нем цветами, формы которых столь разнообразно-однообразны, что если бы не было темноты, то они в одно мгновение свели любого с ума. Говорят, что это и есть барельеф жизни и смерти, плоти и духа, бодрствования и сна. Говорят… Кто?!
Темнота окутывает все. Когда-то наполненное жизнью пространство теперь мертво и тихо. Только это разрывающее мозг кап-кап, кап-кап, КАП-КАП!!! И ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ!!!
Когда-то на гранитном полу, источенном сейчас капающей из ниоткуда водой, стояли столы и вокруг них толпились гости, смеющиеся, танцующие, поедающие яства. Шорох шелков и бархата, шепотки, загадочные взмахи ресниц и волнующие колебания вуалей… Теперь — темнота, теперь — тишина. Бронзовые светильники на тысячу свечей не вспыхнут, повинуясь едва приметному движению брови, не вызолотят своим светом яшмовые, нефритовые и янтарные колонны, не расцветят парчовые драпировки на стенах… Величественный слуга в серебряной ливрее и с рубиновым жезлом в два его роста, больше не войдет в эти залы, не объявит звучным голосом о прибытии гостей… Не заиграет невидимый оркестр божественную мазурку, изящный вальс или задорную польку… Ничего. Пусто. Темно. Кап-кап. Ждать. Вспоминать. Ненавидеть…
Навеки затворилась камнем в пещере и обратилась в мумию скандалистка Аматэрасу; омрачила свой лик и исчезла во Тьме Ночи Тоэнно; не станцует более развратница Амэно Удзумэ; навеки изгнан буян Сусаноо… Тхен Фак-хын утонул в потопе, им же самим и устроенном… Паньгу раздавлен обломками грязного неба, и останки его смешались с землей; девочка по имени Жэнь заживо спалила на жертвенном алтаре Нюй-ва; запутался в собственных сетях Фу-си; без всякой причины поубивали друг друга Фэн-бо и Юй-ши… Упал с небес и разбился Сурья; Индра случайно убил ваджрой Шиву и умер от мук совести; Вишну сошел с ума и растворился в Асат, тоже больше не существующем… Boxy Мана, Ахура-Мазда и Ашу Вахишта не поделили с Другом, Ака Мана и Айшмой ездового льва-грифона, передрались и были развеяны в прах Заратуштрой, впоследствии растворившимся вместе с Буддой в нирване… Инара повесилась на Иггдрасиле; сгинул в неведомом Теле-пину… Шамаш и Ушу, Иштар и Инанна, Адад и Ишкур, Син и Наина, Осирис и Сет, Анубис и Тот, Исида и Нут, Тосмису и A н y … Где они теперь, что с ними стало? Куда пропали Владыка Тимериннона Локи, вспыльчивый Перун и прячущий от Фригг поллитровку Один, замученный вечными поездками Скирнир и виршеплет Браги, недалекий Зевс и хромоногий Гефест, шлюха Афродита и воительница Алура, мрачная красавица Магура и истеричная Мария?..
Неведомо. Тишина, темнота и лишь эта осточертевшая капель в темноте…
Тень тени среди теней. Она бродит по сумеречным залам, слушает стук капель о гранитный пол и с ужасом думает о том, когда опять все укутает тьма и растворит тень е себе, когда исчезнет это бледное подобие формы, таская жизнь в мертвом мире. Тень бродит из зала в зал, мечтает всего лишь о вдохе, глотке вина или звуке ветра, но мертво все в чертогах, наполненных вечность назад жизнью.
«Когда-то меня звали Тенью Огня…»
Тень тени среди теней шепчет плоскими губами свое имя, цепляясь за него и мечтая снова увидеть живой золотистый огонь. Но застывшая в капле янтаря, упавшей в бесконечность океана Вселенной, вечность намертво сковывает тень, сдавливает ее в два измерения, вырывает из уст имя, но все напрасно. Тень продолжает помнить, как ее звали тысячи миллионов веков назад всего на одной исчезающе малой песчинке материи среди безбрежной, наполненной жизнью пустоты. Но именно это и не нравится Хозяину залов и снова укрывает чертоги мертвых богов, припавших где-то между вечностью и бесконечностью янтарной реки липкого времени, Тьма…
«Меня звали Хоори, Тень Огня, — говорит тень тени среди теней, — меня так звали,.. Теперь я тень-воспоминание, абрис боли на мраморной стене, гниющая муха, попавшая в янтарь…»
И тень тени среди теней, которую когда-то звали Хоори, вспоминает, пока снова не наступают сумерки и он не отправляется бродить по пустым залам с гранитным полом. Бесконечно долго падает на пол вода, стачивает вырезанные цветы и все никак не может сточить. Разрывает мозг этот звук: кап, кап, кап-кап, кап… И остается — ненависть.
Тень Огня падает на мраморную колонну с рубинами, но не чувствует этого. Хоори давно мертв, как и все здесь, но признать этого никак не может, не хочет, не в силах. Жить, ненавидя вечность, храня воспоминания о том, что здесь было раньше, о Небесном Доме, пограничной тропе, скале Мудрости Тимеринноне, Межмирье… О жизни.
Хоори осталось только вспоминать и слушать звук падающих на пол капель вечности. И звук такой же вязкий, как янтарь, бесконечный, медленный, выматывающий силы и душу. По ненависть сильнее смерти, хотя ненавидеть уже давно некого…»
Ринф отложил книгу и подошел к окну. Читать дальше он не мог: руки дрожали, перед глазами все плыло, зубы лязгали от страха, в голове что-то звенело. Эльф понимал, что он просто слишком свыкся с мыслью о том, что всего этого знать смертным не положено, чтобы не случилось беды или еще чего похуже, но ничего не мог с собой поделать.
Вдруг кто-то пинком отворил дверь, и Ринф едва не подпрыгнул от слишком резкого звука. Стремительно обернувшись, эльф имел сомнительное счастье наблюдать загулявшую парочку его спутников, причем Гриф, с основательно попорченным лицом, нес на плече совершенно невменяемого Белого Тигра.
— Эт' наш' комнат', — глотая окончания, заплетающимся языком произнес то ли вопросительно, то ли утвердительно наемник.
— Ваша соседняя, — устало проговорил эльф. — Пойдем, провожу.
Он взвалил Тигра себе на плечо и тут же понял, что зря это сделал. Гриф, потеряв ношу, потерял и равновесие и теперь был способен передвигаться исключительно при посильной поддержке со стороны всегда радой прийти на помощь стены. Хорошо, что комната наемника была поблизости. Эльф решил не тащить Тигра в его номер и, не слушая возражений Грифа, уложил Лишенного Имени на единственную постель в комнате.
— Agtsenhaeslagrassel. Zihazutshaesgiilte…Tsvin, короче, — выругался Гриф, усаживаясь на пол и закутываясь в плащ. — Чего ты, r'okke ol zutsh gliignteg, смотришь? Думал, мы напиться не можем? Можем… Tuel ilh wes ag-tsenha отсюдова!
Ринф хмыкнул. Ругань наемника прогнала страх, вызванный чтением «Янтаря Вечности», и теперь эльфу уже совершенно не хотелось уходить из этой комнаты и возвращаться к книге. Потому он и не спешил. Ринф стащил сапоги со спящего мертвым сном, пьяного в стельку Тигра, поставил их рядом со столом и теперь придумывал, куда бы уложить умолкшего, но так и не поднявшегося с пола Грифа.
— Начитался своего драгоценного «Янтаря»? — вдруг поинтересовался наемник, поднимая мутный, залитый спиртным, взгляд на эльфа. — Умный теперь, наверное… Все наперед знаешь. А ведь частенько гораздо меньше мы знаем о прошлом. Вот, например, эта Арна. Кто ж знал, что она жива и теперь всего лишь жрица Световида? А раньше… О, ты не видел ее до падения Айлегрэнда! Сумасшедшая красота совершенного тела не вступала в диссонанс с острым умом и прекрасно гармонировала с бешеным нравом… И кто бы мог подумать… А я и не знал, что Тигр ее действительно любил… Я думал…
Гриф так и не высказал свою мысль, упал на бок и захрапел. Ринф вздохнул, махнул рукой, решив, что в теплом плаще крепкий наемник не замерзнет, и вернулся в свою комнату.
Закат червонным золотом стекал по оконным стеклам, уступая место лиловым сумеркам. Ринф сел па широкий подоконник и прислонился щекой к холодному стеклу.
— Я всего лишь снежинка в вихре подобных, — пробормотал он негромко. — Я всего лишь…
— Ты эльф и этим все сказано, — прозвучал знакомый голос, и Ринф приоткрыл один глаз, успев заметить около двери синюю нить схлопывающегося портала. Рядом со столом посреди комнаты стояла Гюрза и медленно стягивала с рук перчатки. — Вы нашли?..
— Да. — Эльф кивком указал на черную шкатулку. — Только… Тебе надо бы поговорить с Локи. Огненный Лис знает гораздо больше, чем кажется.
— Где же я его найду? — хмыкнула Гюрза, осторожно беря в руки бледно-зеленую книжицу.
— А ты угадай! — Ринф рассмеялся. — Кое-что в «Янтаре Вечности» может оказаться полезным и при жизни, не только после смерти.
Гюрза вскинула на эльфа непонимающий взгляд, а потом вдруг несмело улыбнулась.
— Ты ведь знаешь уже, что я еду в Близкое Приграничье, верно?..
Ответить Ринф не успел. Лишенная Имени, явно воспользовавшись заранее заготовленным сквиллом, открыла портал и канула в его черно-фиолетовом нутре.
Локи встряхнул стаканчик и выбросил кости на стол. Три шестерки и одна тройка. Результат более чем замечательный, особенно когда он выпадает пятый раз подряд. Чужими костями. Локи поморщился. Если кости падали не шестерками вверх, значит, где-то он совершил промашку, что-то сделал не так.
Рослый Пограничник хмыкнул и сгреб кости. Его это уже не забавляло. Он пять раз подряд выбросил три шестерки и единицу. Самое минимальное, в чем он подозревал Локи, — это в использовании Волшебства, но пока опасался об этом заговаривать.
Локи закрыл глаза, загадал желание и представил катящиеся по столу кости. Пять и три. Действительно, где-то он здорово дал маху. Но где?
— А мне-то почем знать, — пожал плечами Пограничник и бросил кости. Три шестерки и единица.
Локи хмыкнул, поняв, что произнес последний вопрос вслух. Такая игра в кости его не развлекала, а лишь заставляла задуматься. На равных в игре он чувствовал себя только с Алурой, но и тогда случались вот такие шуточки, когда иллиа Судьба настойчиво намекала на что-то. На что?
От подобных размышлений третий день подряд разболелась голова, но и откинуть эти мысли Локи не мог. По опыту он прекрасно знал, что последствия подобного небрежения к намекам Судьбы заканчивались, как правило, очень большими неприятностями. А Локи неприятностей не любил. Когда они приходили, он их встречал лицом, а не бегал от них, но все же они были неприятны.
— Еще раз кинем? — предложил Пограничник.
— А какой толк? — Локи пожал плечами и отодвинул стаканчик с костями в сторону. Пограничник закрыл его крышечкой и убрал в карман. После второго совпадения они даже ставок не делали, просто надеясь переупрямить кости, но они всегда падали одинаково.
— Может, в карты? — Пограничнику было так же, как и Локи, муторно от долгого стояния на одном месте, и он не знал, чем бы ему заняться.
— Да нет, пожалуй.
С картами было еще хуже. Локи на руки шли все самые крупные карты, но всякий раз он едва не проигрывал. Вот это «едва» и «чуть-чуть» раздражало больше всего. Что имела в виду Судьба? Что?
Локи не знал.
После смерти Одди прошел целый месяц. С того момента лагерь Пограничников совсем немного продвинулся на юг, а командование целиком и полностью перешло в руки Алуры. Яровитовна занималась этим с превеликим удовольствием, но кидаться в бой не спешила. А осень уже вступила в свои права и того гляди могли начаться дожди. Вряд ли кому хотелось мокнуть в открытом всем ветрам лагере или на марше, и Алура металась в поисках выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Ринф проснулся еще затемно. На фоне чуть более светлого оконца он различил черный неподвижный силуэт Тигра, стоящего, опираясь на свой клинок. Эльф шелохнулся, и Лишенный Имени неспешно повернул на звук голову. За ночь, как показалось Ринфу, профиль Тигра заострился, приобретя хищность и жесткость.
— Ты не спал? — шепотом поинтересовался эльф, приподнимаясь на локте.
— Нет, — Тигр едва приметно качнул головой. — Как только рассветет, едем обратно, в Айлегрэнд.
— Айлегрэнд… — едва слышно повторил за Волшебником Ринф и упал обратно на подушку. Ему и хотелось вернуться, и в то же время — нет. Черный Город перестал манить эльфа, как это было когда-то, казалось, века назад, в Драконьих Пределах за Пепельными Равнинами. Там все мнилось простым и понятным. Пришли Лишенные Имен, сильные и смелые. Они просто непременно должны были навалять злой и нехорошей империи Алых, а потом наступит Золотая Эра…
В реальности же все оказалось совсем другим. Люди, боги, Чуды — все смешалось, все сорвалось с привычных, тысячелетия назад отведенных им мест и закружилось в причудливом вьюжном вихре, понеслось к пропасти, где за краем..,
Ринф не хотел знать, что там, за краем. Он вообще ничего уже не хотел знать. Просто плыл по течению, несся вместе со всеми в вихре и просто молился всем богам без разбору: пусть это будет в последний раз, больше уже никогда не повторится и, быть может, принесет какую-то пользу… Ну хоть какую-то.
— Ринф, Гриф, подъем, — проговорил Тигр, и наемник завозился на своей постели. — Все равно уже оба не спите.
— Да рано еще, — буркнул было нежелавший покидать теплую кровать Гриф, но Лишенный Имени довольно грубо, с активным использованием ненормативной лексики, повторил свое требование. И эльфу, и наемнику пришлось подниматься и, позевывая, собираться в путь. Бесшумно отворилась дверь, и в комнату, смешавшись со светом свечей, ворвалось белое сияние из основного помещения храма. На пороге застыла Арна и мрачно оглядела всех троих путников.
— Забирайте список и выметайтесь с территории нашего храма, — глухо произнесла жрица, швыряя на незаправленную кровать Грифа тяжелую шкатулку черного дерева с бронзовой оковкой, покрытой толстым слоем патины.
— Что случилось, Арна? — встревоженно спросил Тигр, резко отворачиваясь от окна и плавным, текучим движением вкладывая клинок в ножны. — Это из-за… — он запнулся и поджал губы.
— Нет, нет, — жрица замотала головой, и на ее глаза навернулись слезы. — Это из-за Альтх. Мне… И не только мне, сегодня было видение. Световид своей властью простер наш взор до Альтхгрэнда, до покоев Императора и… и… — она всхлипнула, вытирая тыльной стороной ладони мокрые щеки. — И мы все увидели жуткое чудовище об одном глазе, покрытое клочковатой черной шерстью, клыкастое и когтистое. Оно приняло облик Лакха и отдавало приказания его голосом… Оно… — Арна судорожно вздохнула и вдруг выкрикнула: — Мы не вмешиваемся в политику! Нас не интересует, что происходит! Зачем Световид нам это показал?! Это все из-за вас!
— Успокойся, маленькая. — Тигр бесшумно пересек комнату и обнял плачущую жрицу Световида. — Это не из-за нас, это потому, что видение ваше — чистая правда. А мысли богов нам знать не положено. Если Световид захотел так сделать, значит, так необходимо…
— Уходи! — вдруг люто, сквозь зубы, выплюнула Арна и, оттолкнув Лишенного Имени, убежала.
— Я убью его, — тихо произнес Тигр, оборачиваясь к Грифу. — Я убью Лакха!
Старый наемник покачал головой и, ничего не сказав, продолжил собираться.
Ринф сидел на кровати в своей комнате на постоялом дворе и нерешительно смотрел на черную шкатулку. Тигр и Гриф где-то пьянствовали уже второй день, и эльф надеялся только на благоразумие наемника, который не должен был допустить какой-нибудь беды. Сам же Ринф решил пока заняться изучением «Янтаря Вечности». Этот эпос он никогда воочию не видел. В Драконьих Пределах не сохранилось ни одного списка, и все передавалось на уровне легенд. Память у эльфов была долгой, но тем не менее многое потерялось. Однако Ринф вот уже второй день все никак не мог решиться открыть черную шкатулку. Он просто боялся.
— Страх — чувство постыдное, нам, эльфам, не присущее, — дрожащим голосом проговорил Ринф и решительно откинул крышку шкатулки. Ничего особенного не произошло. Подсознательно Ринф ожидал чего-то волшебного и необъяснимого, чего-то хотя бы яркого, но в шкатулке просто спокойно лежала небольшая по формату, но при этом пухлая книжица в бледно-зеленом сафьяновом переплете. Ни названия, ни тиснения — только серебряные застежки, отполированные многими прикосновениями. Видимо, к эпосу часто обращались служители Световида, хотя для других он считался запретным.
Ринф осторожно достал книгу из шкатулки и повертел в руках. Страх постепенно уходил, оставалось только жгучее любопытство, больше присущее людям, чем эльфам, но Ринф об этом не думал. Он осторожно расстегнул обложку и раскрыл книгу примерно на середине.
— «Изломанный нефрит воспоминаний», — прочел он название главки и на мгновение прикрыл глаза. Снова стало страшно. Мысли и чувства Хоори, первого существа, созданного Драконом Хаосом, записанные в эту книгу, манили своей чуждостью и ею же отталкивали. Ринф и хотел в них разобраться, и боялся этого.
— Эх, терять-то уже все равно нечего, — обреченно махнул он рукой и открыл первую страницу. — «Сумеречный аметист теней»? Отлично! С него и начнем…
«В темноте мерно капает вода. Однообразный, давно приевшийся до тошноты звук падающих на пол капель.
И почему-то известно: пол каменный, гранитный, с вырезанными на нем цветами, формы которых столь разнообразно-однообразны, что если бы не было темноты, то они в одно мгновение свели любого с ума. Говорят, что это и есть барельеф жизни и смерти, плоти и духа, бодрствования и сна. Говорят… Кто?!
Темнота окутывает все. Когда-то наполненное жизнью пространство теперь мертво и тихо. Только это разрывающее мозг кап-кап, кап-кап, КАП-КАП!!! И ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ!!!
Когда-то на гранитном полу, источенном сейчас капающей из ниоткуда водой, стояли столы и вокруг них толпились гости, смеющиеся, танцующие, поедающие яства. Шорох шелков и бархата, шепотки, загадочные взмахи ресниц и волнующие колебания вуалей… Теперь — темнота, теперь — тишина. Бронзовые светильники на тысячу свечей не вспыхнут, повинуясь едва приметному движению брови, не вызолотят своим светом яшмовые, нефритовые и янтарные колонны, не расцветят парчовые драпировки на стенах… Величественный слуга в серебряной ливрее и с рубиновым жезлом в два его роста, больше не войдет в эти залы, не объявит звучным голосом о прибытии гостей… Не заиграет невидимый оркестр божественную мазурку, изящный вальс или задорную польку… Ничего. Пусто. Темно. Кап-кап. Ждать. Вспоминать. Ненавидеть…
Навеки затворилась камнем в пещере и обратилась в мумию скандалистка Аматэрасу; омрачила свой лик и исчезла во Тьме Ночи Тоэнно; не станцует более развратница Амэно Удзумэ; навеки изгнан буян Сусаноо… Тхен Фак-хын утонул в потопе, им же самим и устроенном… Паньгу раздавлен обломками грязного неба, и останки его смешались с землей; девочка по имени Жэнь заживо спалила на жертвенном алтаре Нюй-ва; запутался в собственных сетях Фу-си; без всякой причины поубивали друг друга Фэн-бо и Юй-ши… Упал с небес и разбился Сурья; Индра случайно убил ваджрой Шиву и умер от мук совести; Вишну сошел с ума и растворился в Асат, тоже больше не существующем… Boxy Мана, Ахура-Мазда и Ашу Вахишта не поделили с Другом, Ака Мана и Айшмой ездового льва-грифона, передрались и были развеяны в прах Заратуштрой, впоследствии растворившимся вместе с Буддой в нирване… Инара повесилась на Иггдрасиле; сгинул в неведомом Теле-пину… Шамаш и Ушу, Иштар и Инанна, Адад и Ишкур, Син и Наина, Осирис и Сет, Анубис и Тот, Исида и Нут, Тосмису и A н y … Где они теперь, что с ними стало? Куда пропали Владыка Тимериннона Локи, вспыльчивый Перун и прячущий от Фригг поллитровку Один, замученный вечными поездками Скирнир и виршеплет Браги, недалекий Зевс и хромоногий Гефест, шлюха Афродита и воительница Алура, мрачная красавица Магура и истеричная Мария?..
Неведомо. Тишина, темнота и лишь эта осточертевшая капель в темноте…
Тень тени среди теней. Она бродит по сумеречным залам, слушает стук капель о гранитный пол и с ужасом думает о том, когда опять все укутает тьма и растворит тень е себе, когда исчезнет это бледное подобие формы, таская жизнь в мертвом мире. Тень бродит из зала в зал, мечтает всего лишь о вдохе, глотке вина или звуке ветра, но мертво все в чертогах, наполненных вечность назад жизнью.
«Когда-то меня звали Тенью Огня…»
Тень тени среди теней шепчет плоскими губами свое имя, цепляясь за него и мечтая снова увидеть живой золотистый огонь. Но застывшая в капле янтаря, упавшей в бесконечность океана Вселенной, вечность намертво сковывает тень, сдавливает ее в два измерения, вырывает из уст имя, но все напрасно. Тень продолжает помнить, как ее звали тысячи миллионов веков назад всего на одной исчезающе малой песчинке материи среди безбрежной, наполненной жизнью пустоты. Но именно это и не нравится Хозяину залов и снова укрывает чертоги мертвых богов, припавших где-то между вечностью и бесконечностью янтарной реки липкого времени, Тьма…
«Меня звали Хоори, Тень Огня, — говорит тень тени среди теней, — меня так звали,.. Теперь я тень-воспоминание, абрис боли на мраморной стене, гниющая муха, попавшая в янтарь…»
И тень тени среди теней, которую когда-то звали Хоори, вспоминает, пока снова не наступают сумерки и он не отправляется бродить по пустым залам с гранитным полом. Бесконечно долго падает на пол вода, стачивает вырезанные цветы и все никак не может сточить. Разрывает мозг этот звук: кап, кап, кап-кап, кап… И остается — ненависть.
Тень Огня падает на мраморную колонну с рубинами, но не чувствует этого. Хоори давно мертв, как и все здесь, но признать этого никак не может, не хочет, не в силах. Жить, ненавидя вечность, храня воспоминания о том, что здесь было раньше, о Небесном Доме, пограничной тропе, скале Мудрости Тимеринноне, Межмирье… О жизни.
Хоори осталось только вспоминать и слушать звук падающих на пол капель вечности. И звук такой же вязкий, как янтарь, бесконечный, медленный, выматывающий силы и душу. По ненависть сильнее смерти, хотя ненавидеть уже давно некого…»
Ринф отложил книгу и подошел к окну. Читать дальше он не мог: руки дрожали, перед глазами все плыло, зубы лязгали от страха, в голове что-то звенело. Эльф понимал, что он просто слишком свыкся с мыслью о том, что всего этого знать смертным не положено, чтобы не случилось беды или еще чего похуже, но ничего не мог с собой поделать.
Вдруг кто-то пинком отворил дверь, и Ринф едва не подпрыгнул от слишком резкого звука. Стремительно обернувшись, эльф имел сомнительное счастье наблюдать загулявшую парочку его спутников, причем Гриф, с основательно попорченным лицом, нес на плече совершенно невменяемого Белого Тигра.
— Эт' наш' комнат', — глотая окончания, заплетающимся языком произнес то ли вопросительно, то ли утвердительно наемник.
— Ваша соседняя, — устало проговорил эльф. — Пойдем, провожу.
Он взвалил Тигра себе на плечо и тут же понял, что зря это сделал. Гриф, потеряв ношу, потерял и равновесие и теперь был способен передвигаться исключительно при посильной поддержке со стороны всегда радой прийти на помощь стены. Хорошо, что комната наемника была поблизости. Эльф решил не тащить Тигра в его номер и, не слушая возражений Грифа, уложил Лишенного Имени на единственную постель в комнате.
— Agtsenhaeslagrassel. Zihazutshaesgiilte…Tsvin, короче, — выругался Гриф, усаживаясь на пол и закутываясь в плащ. — Чего ты, r'okke ol zutsh gliignteg, смотришь? Думал, мы напиться не можем? Можем… Tuel ilh wes ag-tsenha отсюдова!
Ринф хмыкнул. Ругань наемника прогнала страх, вызванный чтением «Янтаря Вечности», и теперь эльфу уже совершенно не хотелось уходить из этой комнаты и возвращаться к книге. Потому он и не спешил. Ринф стащил сапоги со спящего мертвым сном, пьяного в стельку Тигра, поставил их рядом со столом и теперь придумывал, куда бы уложить умолкшего, но так и не поднявшегося с пола Грифа.
— Начитался своего драгоценного «Янтаря»? — вдруг поинтересовался наемник, поднимая мутный, залитый спиртным, взгляд на эльфа. — Умный теперь, наверное… Все наперед знаешь. А ведь частенько гораздо меньше мы знаем о прошлом. Вот, например, эта Арна. Кто ж знал, что она жива и теперь всего лишь жрица Световида? А раньше… О, ты не видел ее до падения Айлегрэнда! Сумасшедшая красота совершенного тела не вступала в диссонанс с острым умом и прекрасно гармонировала с бешеным нравом… И кто бы мог подумать… А я и не знал, что Тигр ее действительно любил… Я думал…
Гриф так и не высказал свою мысль, упал на бок и захрапел. Ринф вздохнул, махнул рукой, решив, что в теплом плаще крепкий наемник не замерзнет, и вернулся в свою комнату.
Закат червонным золотом стекал по оконным стеклам, уступая место лиловым сумеркам. Ринф сел па широкий подоконник и прислонился щекой к холодному стеклу.
— Я всего лишь снежинка в вихре подобных, — пробормотал он негромко. — Я всего лишь…
— Ты эльф и этим все сказано, — прозвучал знакомый голос, и Ринф приоткрыл один глаз, успев заметить около двери синюю нить схлопывающегося портала. Рядом со столом посреди комнаты стояла Гюрза и медленно стягивала с рук перчатки. — Вы нашли?..
— Да. — Эльф кивком указал на черную шкатулку. — Только… Тебе надо бы поговорить с Локи. Огненный Лис знает гораздо больше, чем кажется.
— Где же я его найду? — хмыкнула Гюрза, осторожно беря в руки бледно-зеленую книжицу.
— А ты угадай! — Ринф рассмеялся. — Кое-что в «Янтаре Вечности» может оказаться полезным и при жизни, не только после смерти.
Гюрза вскинула на эльфа непонимающий взгляд, а потом вдруг несмело улыбнулась.
— Ты ведь знаешь уже, что я еду в Близкое Приграничье, верно?..
Ответить Ринф не успел. Лишенная Имени, явно воспользовавшись заранее заготовленным сквиллом, открыла портал и канула в его черно-фиолетовом нутре.
Локи встряхнул стаканчик и выбросил кости на стол. Три шестерки и одна тройка. Результат более чем замечательный, особенно когда он выпадает пятый раз подряд. Чужими костями. Локи поморщился. Если кости падали не шестерками вверх, значит, где-то он совершил промашку, что-то сделал не так.
Рослый Пограничник хмыкнул и сгреб кости. Его это уже не забавляло. Он пять раз подряд выбросил три шестерки и единицу. Самое минимальное, в чем он подозревал Локи, — это в использовании Волшебства, но пока опасался об этом заговаривать.
Локи закрыл глаза, загадал желание и представил катящиеся по столу кости. Пять и три. Действительно, где-то он здорово дал маху. Но где?
— А мне-то почем знать, — пожал плечами Пограничник и бросил кости. Три шестерки и единица.
Локи хмыкнул, поняв, что произнес последний вопрос вслух. Такая игра в кости его не развлекала, а лишь заставляла задуматься. На равных в игре он чувствовал себя только с Алурой, но и тогда случались вот такие шуточки, когда иллиа Судьба настойчиво намекала на что-то. На что?
От подобных размышлений третий день подряд разболелась голова, но и откинуть эти мысли Локи не мог. По опыту он прекрасно знал, что последствия подобного небрежения к намекам Судьбы заканчивались, как правило, очень большими неприятностями. А Локи неприятностей не любил. Когда они приходили, он их встречал лицом, а не бегал от них, но все же они были неприятны.
— Еще раз кинем? — предложил Пограничник.
— А какой толк? — Локи пожал плечами и отодвинул стаканчик с костями в сторону. Пограничник закрыл его крышечкой и убрал в карман. После второго совпадения они даже ставок не делали, просто надеясь переупрямить кости, но они всегда падали одинаково.
— Может, в карты? — Пограничнику было так же, как и Локи, муторно от долгого стояния на одном месте, и он не знал, чем бы ему заняться.
— Да нет, пожалуй.
С картами было еще хуже. Локи на руки шли все самые крупные карты, но всякий раз он едва не проигрывал. Вот это «едва» и «чуть-чуть» раздражало больше всего. Что имела в виду Судьба? Что?
Локи не знал.
После смерти Одди прошел целый месяц. С того момента лагерь Пограничников совсем немного продвинулся на юг, а командование целиком и полностью перешло в руки Алуры. Яровитовна занималась этим с превеликим удовольствием, но кидаться в бой не спешила. А осень уже вступила в свои права и того гляди могли начаться дожди. Вряд ли кому хотелось мокнуть в открытом всем ветрам лагере или на марше, и Алура металась в поисках выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40