А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В 1885 году он подал заявление о приеме на должность приват-доцента по невропатологии и получил это место. Отныне для него была открыта дорога к успешной медицинской карьере.
Работая в институте Мейнерта, Фрейд совершенствовался в невропатологии. Первая из публикаций Фрейда по нейроанатомии касалась корней нейронных связей слухового нерва (1885). Затем он публикует исследовательскую работу о чувствительных нервах и мозжечке (1886), далее еще статью о слуховом нерве (1886). Из его работ по клинической неврологии две были особенно значительны. Так, его книга о детском церебральном параличе и сегодня считается важным вкладом в медицинскую науку; а другая — об афазии (1891) — менее известна, но с точки зрения теории даже более фундаментальна.
Работа Фрейда в области неврологии шла параллельно с его первыми опытами как психопатолога в области истерии и гипнотизма.
Интерес к психологическим аспектам медицины проявился у него в 1886 году, когда он получил стипендию, позволившую ему поехать на стажировку в Париж к профессору Шарко, который находился тогда в зените славы. К моменту возвращения в Вену Фрейд уже был ревностным сторонником взглядов Шарко на гипноз и истерию.
После недолгого периода безуспешного экспериментирования с применением различных приемов в 1895 году Фрейд открыл метод свободной ассоциации. Новая техника Фрейда состояла в том, что он предлагал своим пациентам отбросить сознательный контроль над своими мыслями и говорить первое, что придет в голову. Свободная ассоциация, как выяснил Фрейд, через достаточно длительное время подводила пациента к забытым событиям, которые он не только вспоминал, но и вновь проживал эмоционально. Эмоциональное реагирование при свободной ассоциации, в сущности, подобно тому состоянию, которое пациент испытывает во время гипноза, но оно не столь внезапно и бурно выражено, и поскольку реагирование идет порциями, при полном сознании, сознательное «Я» способно справиться с эмоциями, постепенно «прорубая» путь сквозь подсознательные конфликты. Именно этот процесс Фрейд и назвал «психоанализом», впервые употребив этот термин в 1896 году.
Фрейд научился читать между строк и постепенно понял значение символов, которыми пациенты выражали глубоко спрятанное. Он назвал перевод этого языка подсознательных процессов на язык повседневности «искусством толкования». Однако по-настоящему все это было осознано и понято лишь после того, как Фрейд раскрыл значение сновидений.
Он заинтересовался сновидениями, заметив, что многие из его пациентов в процессе свободной ассоциации вдруг начинали рассказывать о своих снах. Тогда он стал задавать вопросы о том, какие мысли приходили им в связи с тем или иным элементом сновидения. И заметил, что часто эти ассоциации раскрывали тайный смысл сновидения. Затем он попытался, пользуясь внешним содержанием этих ассоциаций, реконструировать тайный смысл сновидения — его латентное содержание — и таким путем обнаружил особый язык подсознательных умственных процессов. Он опубликовал свои находки в работе «Толкование сновидений» в 1900 году. Эта книга по праву может считаться самым существенным его вкладом в науку.
Вот что пишет Роже Дадун: «Царским путем сна, извилистыми тропинками неврозов, через великолепную одиссею самоанализа, смелые аналогии из области искусства, литературы, религии, общественной жизни, политики, культуры Фрейд подводит нас к непосредственному соприкосновению с областью, которая порождает наши самые затаенные желания и от которой мы, тем не менее, не перестаем упорно отворачиваться. С областью, которую он называет, заимствуя выражение Гете, Главными дверями, и где вырисовываются основные формы человеческого бытия: Любовь и Смерть, Эрос и Танатос.
Фрейд черпает из наших бездонных глубин многочисленные факты, странные и интимные, изложенные живо и ясно, с необходимой рациональностью, но все же с сохранением мистической ауры.
Кроме отмеченной Джонсом „деликатности“ нетрудно заметить, что для тех, кто оставался, возобновление членства в группе превращалось в демонстрацию преданности, новую клятву в верности. Когда позднее другие психоаналитические общества повторят способ Фрейда, то целью их, признаваемой или негласной, будет избавление от неудобных членов, чтобы сохранить, по выражению Джонса, „лишь тех, кто серьезно отдается изучению психоанализа“. Таким образом был открыт путь системе зависимости и тому духу серьезности, которые придали среде психоаналитиков характерную для нее суровую манеру деятельности».
После очередных наблюдений за пациентами в 1905 году была опубликована новая работа «Три очерка по теории сексуальности». Его теоретические выводы относительно сексуальной природы человека стали известны под названием «теория либидо».
«Влечение и Либидо, — пишет Р. Дадун, — два главных и наиболее типичных понятия фрейдовской теории сексуальности и психического аппарата в целом. Вместе они образуют часть того, что в „Метапсихо-логии“ называется „фундаментальными концепциями“ психоанализа, действенный характер которых проявлен вполне отчетливо; несмотря на „некоторую неопределенность“, они незаменимы в качестве основы и инструментов исследования. Будучи „пограничными концепциями“, они располагаются на пересечении соматического и психического, количественного и качественного, но именно со стороны психического и качественного психоанализ действует даже в том случае, когда его понятия насыщены телесным и количественным».
В работе «Коллективная психология и анализ Я» Фрейд пишет: «Либидо — это термин, заимствованный из теории эффективности. Мы с его помощью обозначаем энергию (рассматриваемую как количественная, но пока что не поддающаяся измерению величина) стремлений, относящихся к тому, что мы объединяем словом „любовь“. Ядро любви в нашем понимании, естественно, слагается из того, что обычно называется любовью и воспето поэтами, то есть половой любви, завершением которой является половой союз. Но мы не отделяем от него другие разновидности любви, такие, как любовь к себе, любовь к родителям и детям, дружба, человеческая любовь в целом, так же как не отделяем привязанности к конкретным предметам и абстрактным идеям».
Наиболее точное определение либидо Фрейд дал в своем последнем обращении к данной проблеме в «Кратком курсе психоанализа»:
«Вот как мы представляем себе первичное состояние: вся энергия Эроса, которую мы отныне будем называть либидо, находится внутри еще недифференцированного Я. Это и служит для нейтрализации разрушительных тенденций, также присутствующих в нем (для обозначения энергии влечения к разрушению мы не располагаем термином, аналогичным „либидо“)».
Как отмечает Дадун: «Оппозиция либидо своего Я и либидо объекта отвечает (не соответствуя полностью) основной двойственности влечений, установленной Фрейдом при интерпретации сексуальности: влечениям своего Я (то есть самосохранению, обеспечивающему выживание индивидуума, примером которого является влечение к пище) противостоит половое влечение, его предназначение — сохранение вида. Выдвигая эту пару противоположностей — голод и любовь, — Фрейд продолжает давнюю традицию. Но он идет значительно дальше: разделяет понятия „влечение“ и „инстинкт“, освобождая последнее от специфики его биологического прочтения, видевшего в нем врожденную, наследственную, автоматическую, слепую структуру, ограниченную репродуктивной функцией. С введением концепции влечения, которая является скорее не „пограничной“, как называл ее Фрейд, а пороговой, он создал необычайно удобный инструмент для психологии.
Фрейд обозначает „суть влечения“ двумя главными чертами: „Его происхождение связано с источниками возбуждения внутри организма, а проявляется оно в качестве постоянной силы“.
„Целью влечения, — считает Фрейд, — всегда является удовлетворение“, то есть оно находится в полной зависимости от принципа удовольствия. Удовлетворение рассматривается как разгрузка напряжения, созданного возбуждением».
«Объектом влечения служит то, в чем или посредством чего влечение может достигнуть своей цели». Здесь речь может идти как о внешнем объекте, личности или предмете, так и о собственном теле и его частях. Разнообразие объектов влечения и типов взаимоотношений — фиксации, переноса, распада — между объектом и влечением образует область приложения психоаналитических исследований.
«Теория либидо» вместе с открытием детской сексуальности явилась одной из главных причин того, что Фрейд был отвергнут и своими собратьями по профессии, и широкой публикой.
Ученого преследовали с момента, когда он заложил и развил свою теорию и назвал ее психоанализом. Его утверждение, что невротические недуги, которым подвержены люди, следствие сексуальных сбоев, воспринималось респектабельными учеными мужами не более чем как непристойность. Его поразительный тезис об универсальности Эдипова комплекса (излагая упрощенно), когда маленький мальчик любит мать и ненавидит отца, казался скорее литературной выдумкой, нежели научной проблемой, достойной внимания ученого-психолога.
Однако время доказало правоту Фрейда. Об этом ярко сказал в 1971 году Жан-Бертран Понталис: «Больше никто сегодня не пишет, что фрейдизм — это интерпретационный бред, достаточно плохо системагазированный, что его метод можно заимствовать, отбросив теорию (Далбье); нет больше ни великолепных противников вроде Алена, способных утверждать, что психоанализ — это психология обезьян, ни глупцов, сомневающихся в том, что, высвободив наших демонов, он провоцирует анархию; нет больше друзей-тугодумов, видящих противоречия капитализма в фиксации на садистско-анальной стадии… Очевидно, героическая эпоха миновала; повсюду, даже среди осторожных иезуитов, Фрейда встречают с распростертыми объятиями. Из бреда, из моды, из тяжелого труда психоанализ».
ХРОМОСОМНАЯ ТЕОРИЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТИ
В 1900 году независимо друг от друга трое ботаников — К. Корренс (Германия), Г. де Фриз (Голландия) и Э. Чермак (Австрия) обнаружили в своих опытах открытые ранее Менделем закономерности. Затем, натолкнувшись на его работу, они вновь опубликовали ее в 1901 году. Это способствовало глубокому интересу к количественным закономерностям наследственности. К тому времени цитологи обнаружили материальные структуры, роль и поведение которых могли быть однозначно связаны с менделевскими закономерностями.
Подобную связь усмотрел в 1903 году В. Сэтгон. Получили обоснование воззрения Менделя о наследственных факторах, о наличии одинарного набора факторов в гаметах и двойного — в зиготах.
Годом ранее Т. Бовери представил доказательства в пользу участия хромосом в процессах наследственной передачи. Он показал, например, что нормальное развитие морского ежа возможно лишь при наличии всех хромосом.
Установлением того факта, что именно хромосомы несут наследственную информацию, Сэттон и Бовери положили начало новому направлению генетики — хромосомной теории наследственности.
Решающий вклад в развитие этой теории внес американский ученый Морган.
Томас Гент Морган (1866–1945) родился в Лексингтоне, штат Кентукки. Его отцом был Чарльтон Гент Морган, консул США на острове Сицилия и родственник знаменитого магната Дж. П.Моргана. С детства Томас проявлял интерес к естествознанию. Он поступает в университет в Кентукки, и оканчивает его в 1886 году. Летом, сразу после его окончания, он поехал на морскую станцию в Эннисквам на побережье Атлантики, севернее Бостона. Здесь Томас впервые познакомился с морской фауной. Это знакомство захватило его, и с тех пор изучение морских форм привлекало его особый интерес в течение всей жизни. Свою дипломную работу он сделал под руководством Вильяма Кейта Брукса, морского биолога. В 1888 году Морган перебирается в Вудс-Хол, а летом этого же года стал работать на Государственной станции рыболовства. Однако в 1890 году Томас возвратился в Вудс-Хол на Морскую биологическую станцию, и все дальнейшие годы своей жизни большей частью проводил лето именно здесь. В том же году Морган сменил на посту руководителя отдела в Брайн-Маур-Колледже. В 1897 году его избрали одним из попечителей морской станции, и он оставался им всю свою жизнь. То был год, когда станция и управление ею были захвачены «младотурками», и Морган оказался одним из новых попечителей, избранным в этот переломный период. Тогда же на станции появился Вильсон из Чикагского университета.
Именно Вильсон в 1904 году убедил его занять профессорскую кафедру в Колумбийском университете. В течение двадцати четырех лет они работали в очень тесном общении.
Подобно большинству биологов-зоологов того времени, Морган был образован в области сравнительной анатомии и особенно описательной эмбриологии. Его диссертация касалась эмбриологии одного из видов морских пауков и сделана на материале, который он собирал в Вудс-Холе. Эта работа базировалась на данных описательной эмбриологии с выводами, простирающимися в область филогении.
Морган рано почувствовал интерес к экспериментальной эмбриологии. Проблемы, над решением которых Морган и другие эмбриологи тогда трудились, касались того, в какой степени развитие зависит от специфических формативных веществ, предположительно присутствующих в яйце, или испытывает их влияние. Как такие формативные вещества участвуют в развитии и каким образом они функционируют. Занимался молодой ученый и физиологическими исследованиями. Но настоящую славу ему принесла генетика.
В конце девятнадцатого века Морган побывал в саду Гуго де Фриза в Амстердаме, где он увидел дефризовские линии энотеры. Именно тогда у него проявился первый интерес к мутациям. Сыграл свою роль в переориентации Моргана и директор Биостанции в Вудс-Холе Уитмен, который был генетиком-экспериментатором. Он многие годы посвятил изучению гибридов между разными видами горлиц и голубей, но никак не желал применять менделевский подход. Это понятно, так как у голубей в этом случае получается, мягко выражаясь, мешанина. Странные признаки, не дающие красивое соотношение 3:1, смущали и Моргана. До поры до времени и он не видел выхода.
Таким образом, до 1910 года Морган скорее мог считаться антименделистом. В том году ученый занялся изучением мутаций — наследуемых изменений тех или иных признаков организма.
Морган проводил свои опыты на дрозофилах, мелких плодовых мушках. С его легкой руки они стали излюбленным объектом генетических исследований в сотнях лабораторий. Их легко раздобыть, они водятся повсеместно. Питаются соком растений, всякой плодовой гнильцой. Их личинки поглощают бактерии. Энергия размножения дрозофил огромна: от яйца до взрослой особи — десять дней. Для генетиков важно и то, что дрозофилы подвержены частым наследственным изменениям. У них мало хромосом — всего четыре пары. В клетках слюнных желез мушиных личинок содержатся гигантские хромосомы, которые особенно удобны для исследований.
С помощью мушки генетика к настоящему времени сделала множество открытий. Известность дрозофилы столь велика, что на английском языке издается ежегодник, ей посвященный, содержащий обильную разнообразную информацию.
Приступив к своим опытам, Морган вначале добывал дрозофил в бакалейных и фруктовых лавках, благо лавочники, которым мушки досаждали, охотно разрешали чудаку ловить их. Потом он вместе с сотрудниками стал разводить мушек в своей лаборатории, в большой комнате, окрещенной «мушиной». Это была комната размером в тридцать пять квадратных метров, в которой помещалось восемь рабочих мест. Там было место, где варили корм для мух. В комнате обычно сидело по меньшей мере пять работающих.
«Боюсь, что я не смогу дать представление об атмосфере, царившей в лаборатории, — вспоминал один из соратников ученого Альфред Стёртевант. — Я думаю, это было нечто такое, что нужно пережить, чтобы полностью оценить. Одним из крупнейших достоинств этого места было присутствие обоих — и Моргана, и Вильсона. Так студенты, специализирующиеся у одного из них, очень часто видели другого. Они дополняли друг друга в целом ряде отношений и были большими друзьями. В первые годы работы в Колумбийском университете мы кормили дрозофилу бананами, и в углу комнаты всегда висела большая связка бананов. Комната Вильсона находилась через несколько дверей от нашей, по коридору. Он очень любил бананы, так нашлась еще одна побудительная причина часто посещать „мушиную комнату“.
В течение всего этого времени Морган регулярно приезжал в Вудс-Хол. Это, однако, не означало перерыва в опытах с дрозофилами. Все культуры упаковывались в бочонки — большие бочонки из-под сахара, и отправлялись пароходом-экспрессом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68