В местах, откуда воздух уходит, создается область низкого давления.
Для наблюдения изменений атмосферного давления используют ртутный барометр, хотя отличным барометром является и человеческое тело.
12
Однажды утром за завтраком Бет спросила Рейчел:
– Почему вы так странно говорите? Джесси хихикнула.
– Так спрашивать невежливо, – упрекнула дочку Сабина, у которой, хотя она и говорила по-английски почти безупречно, тоже был акцент, но очень легкий. – Рейчел из Эссекса.
– Я-то говорю не странно, – ответила Рейчел девочке, – а ты вот – даже очень.
В этой компании Рейчел не задумывалась о своем происхождении, пока кто-нибудь не привлекал внимания к ее особенностям. Из тех, кто этим грешил, только Бет по наивности совершала подобную бестактность открыто. Не то чтобы кому-нибудь хотелось тем или иным образом унизить Рейчел – просто такая неловкость неизбежно возникает, когда повадки и признаки рабочей среды наталкиваются на нравы и предубеждения среднего класса.
Так что, когда Рейчел доводилось громко рассмеяться, она ловила на себе смущенный взгляд Сабины, которую этот смех явно коробил, и тут же, как бы со стороны, слышала отголоски своего смеха. Или, например, когда Мэтт рассказывал про своего отца-дипломата, вместе с семьей переезжавшего из одной страны в другую, Рейчел не могла не вспомнить своего отца, чья жизнь тоже прошла в бесконечных переездах… но только в качестве машиниста Британской железной дороги. Или еще когда Крисси демонстрировала на словах и в поведении свою напористую сексуальность, Рейчел чувствовала, что ее собственный опыт в этой области сравнительно узок и ограничен. Потом, когда Джеймс нюхал дешевое вино и сообщал окружающим, что в почве, на которой выросла эта лоза, было слишком много известняка, Рейчел откровенно признавала, что куда хуже разбирается в винах.
У нее, правда, было смутное подозрение насчет того, насколько разбирается в винах сам Джеймс, а именно не слеплен ли из прессованной резины его «чудо-нос», и не является ли тот таким же атрибутом клоунады, как, например, грим или рыжий парик, которые укладывают в сундук после представления. Но дело было не только в этом. Дело было в том, как уверенно жили все остальные. Как будто они с рождения умели переставлять фигуры по шахматной доске жизни, а она все еще считала квадраты и боялась ходить по диагоналям.
Например, ее удивляло, что Мэтт мог столь оживленно нести такую околесицу в затяжном припадке самоуверенности, доступной лишь человеку, которому первые восемнадцать лет его жизни окружающие твердили только о том, какой он замечательный и необыкновенный. И что Сабина могла раскладывать салфетки или сидеть, выражая всем своим видом холодное элегантное внимание, в полной убежденности, что раскладывать салфетки и сидеть полагается только так, даже если твоя голова может в конце концов отвалиться, не выдержав напряжения. Или что Крисси могла непрерывно болтать о сексе, блистая своим шикарным произношением, закидывая ногу на ногу и тут же меняя позу и поглаживая себя по бедрам, до тех пор, пока не начинало казаться, что ее влагалище в любой момент может выскочить из-под
стола и укусить за ногу проходящего официанта. И что Джеймс портил себе удовольствие от прекрасных вин тем, что упорно находил горечь, отраву и гадость в каждой третьей, если не второй бутылке.
По крайней мере, так все это представлялось Рейчел. Ей хотелось, чтобы – раз уж они все равно считают ее «девчонкой из Эссекса» – кто-нибудь из них назвал ее так в глаза, и тогда она могла бы обратить все в шутку. Но, несмотря на все сложности, сначала эти четверо действительно нравились Рейчел. Она сожалела о пробелах в своем образовании, о несовершенных манерах, о том, что, когда она чем-то увлекалась и не могла оставаться равнодушной, ее голос становился громким и пронзительным. Но она была искренне благодарна судьбе за то, что, в отличие от товарищей по отдыху, не была так очевидно задергана жизнью.
– А почему у вас татуировки? – задала следующий вопрос Бет.
– Бет! – одернула ее мать.
– Ну почему нам никого ни о чем даже спросить нельзя? – возмутилась Бет.
– Это невежливо, – ответила Джесси, разглядывая яркий кельтский узел на правой руке Рейчел.
– Все в порядке, спросить можно. Это я сделала, когда путешествовала. Когда жила в палатке в валлийских горах.
– Правда? – У Джесси загорелись глаза.
– Правда? – скептически переспросила Сабина.
– Так ты была путешественницей «Новой эры» и жила в палатке? – ввернула Крисси.
– Путешественницей я была. А никакой «Новой эры» нет, как мне кажется.
– А что тогда есть? – спросил Джеймс, который проходил мимо стола и внезапно заинтересовался разговором.
Краткий роман Рейчел с Джеймсом был ошибкой, и, вероятно, принимать приглашение отдохнуть вместе с ним, его семьей и всеми остальными тоже не стоило. По с тех пор, как роман закончился, прошло уже два года, и она, хотя и не понимала, почему Джеймс ее пригласил, была уверена, что они оба не хотят начинать все сначала.
Когда пробирающая до костей сырость, холод, насморк и вечная грязь – атрибуты жизни в палатке – в конце концов заставили Рейчел спуститься с вершин и вернуться в город, она согласилась на работу секретарши в одном из агентств. В фирму «Гамильтон и Пут» ее приняли на должность временного личного секретаря-референта Джеймса, так как его личная секретарша слегла после нервного срыва. С Джеймсом Рейчел познакомилась только на третий день. Зато в первое же утро, явившись на работу, она была потрясена тем, как одеты многие сотрудники, – ни дать ни взять, в театр собрались. Даже Джемперы (так в фирме называли финансистов) – люди творческие и с переменчивым настроением – следовали законам модных журналов. По должности ей полагалось служить связующим звеном между Джемперами и Костюмами, этими напыщенными представителями «конторы». На следующее утро Рейчел пожала плечами, вытащила из шкафа маленькое черное платье, развернула пару дорогих тонких чулок, надела туфли на призывно-высоких каблуках и нанесла на лицо тональный крем и быстросохнущую косметику. Потом распустила волосы.
– Это рабочий день, – сказала она своему отражению в зеркале.
К одиннадцати тридцати второго дня она получила три приглашения пообедать и от всех отказалась. Рейчел и раньше работала временной секретаршей и знала, что и как надо делать. К тому времени, как Джеймс вернулся из деловой поездки на север Англии, она уже разбиралась в том, что происходило в офисе. Он был доволен, что все письма, которые она писала, были безупречно грамотны и аккуратно оформлены. Он был удивлен, когда она обратила его внимание на пример двойной бухгалтерии. Он был поражен, когда она сумела на сносном французском поговорить с клиентом, позвонившим из Парижа.
– Какие у вас планы на обеденный перерыв? – спросил Джеймс.
– В Британском музее будет интересная лекция.
Она сказала это в шутку. Шутки Джеймс не понял.
– А-а. Ну, может, в другой раз.
Рейчел стала загадкой для всей конторы. Энергичная, исполнительная и благожелательная, она держалась несколько наособицу, отклоняя все приглашения в кафе (в обеденный перерыв) или в бар (после работы). И, скрывая татуировки, смеялась над позерами Джемперами и возражала высокомерным Костюмам.
– Вы хотели бы перейти у нас на постоянную ставку? – однажды спросил ее Джеймс.
– Нет. Я эту работу ненавижу. Дурдом. Джемперы ходят мрачные и ноют, как недоделанные рок-звезды. А Костюмы суетятся, как биржевые брокеры в восьмидесятых.
– Да что вы? Все настолько плохо?
– Да не плохо, просто скучно. Работа трудоемкая и рутинная. Все интересное достается вам.
– Интересное? Вы думаете, у меня интересная работа? Посмотрите-ка на того парня. – Рейчел проследила за его взглядом и сквозь стеклянную перегородку увидела человека, которого, как она знала, звали Мэтт. – Мой друг. Сто лет его знаю. Но все идет к тому, что мне придется его уволить.
– Почему?
– Работа такая. А вы говорите – интересная.
– Я работаю, только чтобы накопить денег на следующую поездку, – сказала Рейчел, чувствуя потребность заполнить тишину словами. – Мы с приятелем собираемся в путешествие по Африке.
– По Африке? – переспросил Джеймс и этим ограничился.
Но спустя неделю после этого разговора приятеля уже не было, и, следовательно, не было никаких африканских планов. Рейчел предъявляла к спутникам жизни высокие требования и, если они таковым не соответствовали, не всегда оплакивала разрыв. В ту пятницу, когда Джеймс освободил от занимаемой должности человека по имени Мэтт, с которым Рейчел успела чуть-чуть пообщаться и который ей понравился, Джеймс заявил, что очень удручен и расстроен.
– Я же его столько лет знаю. Столько лет!
– Вам, наверно, очень тяжело.
– Выпьете со мной стаканчик?
– Конечно, – пожала плечами Рейчел.
«Стаканчик» плавно перешел в обед. Джеймс был остроумен, щедр, откровенен и опытен. Они выпили много дорогого вина. Когда официант налил вина на пробу, Рейчел рассмеялась, глядя, как Джеймс манерно изобразил ритуал дегустации. Она решила, что он воспроизвел эту театральную и слегка брезгливую манеру крутить бокал для смеха. Этот случай, когда Рейчел ошибочно приняла Джеймса за великого остряка, был первым, но не последним.
Все больше и больше пьянея, Джеймс уведомил Рейчел, что считает ее красивой, волнующей и потрясающей и хочет с ней переспать.
– Ты же вроде женат? Это заметно, хотя ты никогда о жене не упоминал. Даже несмотря на то что жена никогда не звонила тебе на работу. И даже несмотря на то что у тебя в кабинете нет ничего, что указывало бы на наличие жены или детей.
Джеймс покраснел.
– Не волнуйся, – успокоила его Рейчел. – Я все равно решила с тобой переспать.
Но не в эту ночь. И вообще не в Лондоне. Рейчел поставила условием: если Джеймс ее хочет, пусть свозит ее в Рим. Ей надоело, что мужчины ее используют и при этом заставляют страдать, и если уж она соберется – так она про себя решила – еще кому-нибудь уступить, то не бескорыстно. Похоже было, что Джеймс озадачен, испуган и огорчен, но потом он сдался.
– Займись этим, – сказал он. – Ты моя секретарша, ты этим и займись. Изобрети клиента в Риме.
Так что роман начался, о чем Рейчел начала сожалеть уже через пару часов после секса, рассматривая потолок в Сикстинской капелле. От прикосновения кончиков пальцев не рождалось никакой космической вспышки, земля оставалась без изменений, не дымилась и не преображалась, райское блаженство так и не наступило. Но эта прохладная связь продолжалась. Они умудрились скрыть ее от остальных сотрудников агентства.
Однажды Джеймс попросил Рейчел срочно заказать цветы для его жены Сабины. Он объяснил, что у них годовщина свадьбы, а он об этом чуть не забыл. Рейчел была в ярости.
– Я сама пойду за цветами.
– Вовсе это не обязательно, – ответил Джеймс, опять ничего не сообразив, – по телефону закажешь, и ладно.
– Да нет, схожу в обеденный перерыв.
В цветочном магазине Рейчел выбрала маленький, неприглядный фаллосообразный кактус в горшочке. Она попросила завернуть его в желтую бумагу и доставить по адресу Джеймса с запиской «Поздравляю с юбилеем».
На следующий день Джеймс был с ней очень холоден, но ни тогда, ни потом об этом случае не говорил. Рейчел тоже обошла инцидент молчанием. Все шло к тому, что роман закончится по обоюдному согласию, когда у Рейчел произошел в дамской комнате очень странный разговор с другой сотрудницей компании.
Пола Вулф отвечала за финансовый расчет по всем капитальным операциям. Это была эффектная, крутая штучка с неровно накрашенными губами; говорили, что у нее коллекция из ста пятидесяти пар туфель.
– Как тебе работается у Джеймса Клегга?
– Да ничего. – Рейчел причесывалась перед зеркалом.
– Ничего, говоришь? Чертов вонючка, так верней будет.
Сейчас самым главным было не смотреть на отражение этой женщины, когда она задает вопросы о Джеймсе.
– Это почему же?
– Ты Мэтта знаешь?
– Мэтта? Которого недавно уволили? Можно считать, нет.
– Джеймс два года пытался залезть мне под юбку. Потом появился Мэтт. Симпатичный парень, мы с ним постоянно обедали вместе. А кто-то распустил слух, что не только обедали. Джеймс взбеленился, вот и выместил злость на парне. И прощай, Мэтт.
Рейчел ошеломленно уставилась на собеседницу. Та, глядя в зеркало, сложила губы как для поцелуя.
– Все, побежала. Клиенты ждут.
Рейчел была потрясена. Не особенно доверяя Вулф, она поспрашивала о работе Мэтта ребят из его отдела. Потом спросила у Джеймса, почему был уволен Мэтт.
– Честно говоря, он паршиво работал. Попросту не справлялся.
– Знаешь, я тут кое с кем поболтала. Говорят, он работал превосходно. А то и блестяще. Или первоклассно.
Джеймс разозлился.
– Что происходит? С чего это ты суешь нос в мои дела? Решила вместо меня агентством управлять? Иди на свое место. Тебя совершенно не касается, кого мы нанимаем, а кого увольняем.
Постоянная секретарша Джеймса поправилась после болезни и готова была вернуться на работу. Рейчел не хотела никаких разговоров насчет обязательств. Она пообедала с Джеймсом и, когда на десерт принесли кокосовый крем-карамель, положила конец этой любовной истории. Джеймс, по-видимому, воспринял это спокойно.
Тем не менее, когда они возвращались, Джеймс был удручен и подавлен; вдруг он остановился и показал на другую сторону улицы.
– Ты посмотри на нее! Бедняга!
Это была лондонская нищенка в грязном пальто и вязаной шапке. Почему-то поверх пальто она повязала фартук. Она промышляла у светофора на перекрестке, где движение транспорта управляется пешеходами. В руке у нее была тряпка, которой она любовно полировала электронный блок управления светофором с кнопкой, как старомодная домохозяйка, которая до блеска надраивает бронзовую табличку на двери своего дома. Пока они на нее смотрели, нищенка дохнула на свой обрывок тряпки и стала протирать табло «стойте/идите».
Джеймс перешел дорогу, по пути нащупывая бумажник. Рейчел стремглав побежала за ним.
– Хватит этим заниматься, матушка, – сказал Джеймс, сунув старушке в руку пачку денег. – Вот, возьмите. Идите выпейте чашку чаю. – Он зашагал обратно, едва глянув, идет ли за ним Рейчел.
Рейчел подумала, что чашка чаю окажется довольно внушительной. В той пачке было, наверное, фунтов двести. Остаток пути они прошли в мрачном молчании. Начался дождь. На Шарлотт-стрит, перед дверьми «Гамильтона и Пута», Рейчел остановила спутника:
– Джеймс, в тебе прячется очень хороший человек.
Джеймс посмотрел на нее с отвращением.
– А этого мало, милочка. Требуется гораздо больше.
– Я просто хотела сказать…
Джеймс нс дал ей договорить. Отвращение на его лице сменилось отчаянием.
– Пообещай мне кое-что. Когда люди расстаются, они обычно говорят друг другу всякие жалостные слова насчет того, чтобы оставаться друзьями, только не имеют этого в виду. Но дело в том, что мне-то и нужен был именно друг. Мне не нужна любовница. Так что уж обещай, что ты не будешь моим фиговым другом.
Джеймс не стал ждать ответа. Он быстро вошел в агентство, а Рейчел осталась стоять на улице, чувствуя себя побежденной. Дождь пошел сильнее и больно бил ее по щекам.
– Так что же есть, если «Новой эры» нет? – опять спросил Джеймс.
– Повторение, – ответила Рейчел. – Бесконечное повторение одних и тех же достижений и ошибок, у всех и каждого, во все времена.
Джеймс, Крисси и Джесси зачарованно смотрели на Рейчел. Бет явно заскучала,
– Да, – сказала Сабина, вставая из-за стола. – И я, пожалуй, повторю бесконечное приготовление обеда.
13
В один из последующих дней они встали рано утром, по очереди позавтракали и собрались ехать на обеих машинах в Ласко осматривать знаменитые наскальные рисунки. Тут Джеймс, который с утра не выходил из своей комнаты, объявил, что не поедет.
Из-за закрытой двери в спальню они слышали, как Сабина визжала:
– Если болен, скажи ты мне, ради бога, что с тобой!
Они шаркали ногами и обменивались взглядами, дожидаясь, чем все кончится. Джесси тоже затошнило. Всем своим существом она ощущала, как набирают силы и приходят в столкновение болезнь отца и возмущение матери. Она стояла в патио, глядя вдаль, на край долины. Крисси подошла к ней и дружески обняла, но Джесси никак не отреагировала.
– Папа всегда все портит, – сказала Бет.
– Нет, не портит! – выкрикнула Джесси. Ее лицо залилось гневным румянцем, и внезапно она осознала, что орет на сестру: – НЕТ, НЕ ПОРТИТ, НЕ ПОРТИТ, НЕ ПОРТИТ!
Джеймс через кухню вышел в патио.
– Господи помилуй! По какому поводу такие вопли? – Он взял на руки Бет, которая вся сжалась от того, как яростно на нее набросилась сестра. – Так едем мы в эту пещеру или нет?
Джесси привлекала к себе слишком много внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Для наблюдения изменений атмосферного давления используют ртутный барометр, хотя отличным барометром является и человеческое тело.
12
Однажды утром за завтраком Бет спросила Рейчел:
– Почему вы так странно говорите? Джесси хихикнула.
– Так спрашивать невежливо, – упрекнула дочку Сабина, у которой, хотя она и говорила по-английски почти безупречно, тоже был акцент, но очень легкий. – Рейчел из Эссекса.
– Я-то говорю не странно, – ответила Рейчел девочке, – а ты вот – даже очень.
В этой компании Рейчел не задумывалась о своем происхождении, пока кто-нибудь не привлекал внимания к ее особенностям. Из тех, кто этим грешил, только Бет по наивности совершала подобную бестактность открыто. Не то чтобы кому-нибудь хотелось тем или иным образом унизить Рейчел – просто такая неловкость неизбежно возникает, когда повадки и признаки рабочей среды наталкиваются на нравы и предубеждения среднего класса.
Так что, когда Рейчел доводилось громко рассмеяться, она ловила на себе смущенный взгляд Сабины, которую этот смех явно коробил, и тут же, как бы со стороны, слышала отголоски своего смеха. Или, например, когда Мэтт рассказывал про своего отца-дипломата, вместе с семьей переезжавшего из одной страны в другую, Рейчел не могла не вспомнить своего отца, чья жизнь тоже прошла в бесконечных переездах… но только в качестве машиниста Британской железной дороги. Или еще когда Крисси демонстрировала на словах и в поведении свою напористую сексуальность, Рейчел чувствовала, что ее собственный опыт в этой области сравнительно узок и ограничен. Потом, когда Джеймс нюхал дешевое вино и сообщал окружающим, что в почве, на которой выросла эта лоза, было слишком много известняка, Рейчел откровенно признавала, что куда хуже разбирается в винах.
У нее, правда, было смутное подозрение насчет того, насколько разбирается в винах сам Джеймс, а именно не слеплен ли из прессованной резины его «чудо-нос», и не является ли тот таким же атрибутом клоунады, как, например, грим или рыжий парик, которые укладывают в сундук после представления. Но дело было не только в этом. Дело было в том, как уверенно жили все остальные. Как будто они с рождения умели переставлять фигуры по шахматной доске жизни, а она все еще считала квадраты и боялась ходить по диагоналям.
Например, ее удивляло, что Мэтт мог столь оживленно нести такую околесицу в затяжном припадке самоуверенности, доступной лишь человеку, которому первые восемнадцать лет его жизни окружающие твердили только о том, какой он замечательный и необыкновенный. И что Сабина могла раскладывать салфетки или сидеть, выражая всем своим видом холодное элегантное внимание, в полной убежденности, что раскладывать салфетки и сидеть полагается только так, даже если твоя голова может в конце концов отвалиться, не выдержав напряжения. Или что Крисси могла непрерывно болтать о сексе, блистая своим шикарным произношением, закидывая ногу на ногу и тут же меняя позу и поглаживая себя по бедрам, до тех пор, пока не начинало казаться, что ее влагалище в любой момент может выскочить из-под
стола и укусить за ногу проходящего официанта. И что Джеймс портил себе удовольствие от прекрасных вин тем, что упорно находил горечь, отраву и гадость в каждой третьей, если не второй бутылке.
По крайней мере, так все это представлялось Рейчел. Ей хотелось, чтобы – раз уж они все равно считают ее «девчонкой из Эссекса» – кто-нибудь из них назвал ее так в глаза, и тогда она могла бы обратить все в шутку. Но, несмотря на все сложности, сначала эти четверо действительно нравились Рейчел. Она сожалела о пробелах в своем образовании, о несовершенных манерах, о том, что, когда она чем-то увлекалась и не могла оставаться равнодушной, ее голос становился громким и пронзительным. Но она была искренне благодарна судьбе за то, что, в отличие от товарищей по отдыху, не была так очевидно задергана жизнью.
– А почему у вас татуировки? – задала следующий вопрос Бет.
– Бет! – одернула ее мать.
– Ну почему нам никого ни о чем даже спросить нельзя? – возмутилась Бет.
– Это невежливо, – ответила Джесси, разглядывая яркий кельтский узел на правой руке Рейчел.
– Все в порядке, спросить можно. Это я сделала, когда путешествовала. Когда жила в палатке в валлийских горах.
– Правда? – У Джесси загорелись глаза.
– Правда? – скептически переспросила Сабина.
– Так ты была путешественницей «Новой эры» и жила в палатке? – ввернула Крисси.
– Путешественницей я была. А никакой «Новой эры» нет, как мне кажется.
– А что тогда есть? – спросил Джеймс, который проходил мимо стола и внезапно заинтересовался разговором.
Краткий роман Рейчел с Джеймсом был ошибкой, и, вероятно, принимать приглашение отдохнуть вместе с ним, его семьей и всеми остальными тоже не стоило. По с тех пор, как роман закончился, прошло уже два года, и она, хотя и не понимала, почему Джеймс ее пригласил, была уверена, что они оба не хотят начинать все сначала.
Когда пробирающая до костей сырость, холод, насморк и вечная грязь – атрибуты жизни в палатке – в конце концов заставили Рейчел спуститься с вершин и вернуться в город, она согласилась на работу секретарши в одном из агентств. В фирму «Гамильтон и Пут» ее приняли на должность временного личного секретаря-референта Джеймса, так как его личная секретарша слегла после нервного срыва. С Джеймсом Рейчел познакомилась только на третий день. Зато в первое же утро, явившись на работу, она была потрясена тем, как одеты многие сотрудники, – ни дать ни взять, в театр собрались. Даже Джемперы (так в фирме называли финансистов) – люди творческие и с переменчивым настроением – следовали законам модных журналов. По должности ей полагалось служить связующим звеном между Джемперами и Костюмами, этими напыщенными представителями «конторы». На следующее утро Рейчел пожала плечами, вытащила из шкафа маленькое черное платье, развернула пару дорогих тонких чулок, надела туфли на призывно-высоких каблуках и нанесла на лицо тональный крем и быстросохнущую косметику. Потом распустила волосы.
– Это рабочий день, – сказала она своему отражению в зеркале.
К одиннадцати тридцати второго дня она получила три приглашения пообедать и от всех отказалась. Рейчел и раньше работала временной секретаршей и знала, что и как надо делать. К тому времени, как Джеймс вернулся из деловой поездки на север Англии, она уже разбиралась в том, что происходило в офисе. Он был доволен, что все письма, которые она писала, были безупречно грамотны и аккуратно оформлены. Он был удивлен, когда она обратила его внимание на пример двойной бухгалтерии. Он был поражен, когда она сумела на сносном французском поговорить с клиентом, позвонившим из Парижа.
– Какие у вас планы на обеденный перерыв? – спросил Джеймс.
– В Британском музее будет интересная лекция.
Она сказала это в шутку. Шутки Джеймс не понял.
– А-а. Ну, может, в другой раз.
Рейчел стала загадкой для всей конторы. Энергичная, исполнительная и благожелательная, она держалась несколько наособицу, отклоняя все приглашения в кафе (в обеденный перерыв) или в бар (после работы). И, скрывая татуировки, смеялась над позерами Джемперами и возражала высокомерным Костюмам.
– Вы хотели бы перейти у нас на постоянную ставку? – однажды спросил ее Джеймс.
– Нет. Я эту работу ненавижу. Дурдом. Джемперы ходят мрачные и ноют, как недоделанные рок-звезды. А Костюмы суетятся, как биржевые брокеры в восьмидесятых.
– Да что вы? Все настолько плохо?
– Да не плохо, просто скучно. Работа трудоемкая и рутинная. Все интересное достается вам.
– Интересное? Вы думаете, у меня интересная работа? Посмотрите-ка на того парня. – Рейчел проследила за его взглядом и сквозь стеклянную перегородку увидела человека, которого, как она знала, звали Мэтт. – Мой друг. Сто лет его знаю. Но все идет к тому, что мне придется его уволить.
– Почему?
– Работа такая. А вы говорите – интересная.
– Я работаю, только чтобы накопить денег на следующую поездку, – сказала Рейчел, чувствуя потребность заполнить тишину словами. – Мы с приятелем собираемся в путешествие по Африке.
– По Африке? – переспросил Джеймс и этим ограничился.
Но спустя неделю после этого разговора приятеля уже не было, и, следовательно, не было никаких африканских планов. Рейчел предъявляла к спутникам жизни высокие требования и, если они таковым не соответствовали, не всегда оплакивала разрыв. В ту пятницу, когда Джеймс освободил от занимаемой должности человека по имени Мэтт, с которым Рейчел успела чуть-чуть пообщаться и который ей понравился, Джеймс заявил, что очень удручен и расстроен.
– Я же его столько лет знаю. Столько лет!
– Вам, наверно, очень тяжело.
– Выпьете со мной стаканчик?
– Конечно, – пожала плечами Рейчел.
«Стаканчик» плавно перешел в обед. Джеймс был остроумен, щедр, откровенен и опытен. Они выпили много дорогого вина. Когда официант налил вина на пробу, Рейчел рассмеялась, глядя, как Джеймс манерно изобразил ритуал дегустации. Она решила, что он воспроизвел эту театральную и слегка брезгливую манеру крутить бокал для смеха. Этот случай, когда Рейчел ошибочно приняла Джеймса за великого остряка, был первым, но не последним.
Все больше и больше пьянея, Джеймс уведомил Рейчел, что считает ее красивой, волнующей и потрясающей и хочет с ней переспать.
– Ты же вроде женат? Это заметно, хотя ты никогда о жене не упоминал. Даже несмотря на то что жена никогда не звонила тебе на работу. И даже несмотря на то что у тебя в кабинете нет ничего, что указывало бы на наличие жены или детей.
Джеймс покраснел.
– Не волнуйся, – успокоила его Рейчел. – Я все равно решила с тобой переспать.
Но не в эту ночь. И вообще не в Лондоне. Рейчел поставила условием: если Джеймс ее хочет, пусть свозит ее в Рим. Ей надоело, что мужчины ее используют и при этом заставляют страдать, и если уж она соберется – так она про себя решила – еще кому-нибудь уступить, то не бескорыстно. Похоже было, что Джеймс озадачен, испуган и огорчен, но потом он сдался.
– Займись этим, – сказал он. – Ты моя секретарша, ты этим и займись. Изобрети клиента в Риме.
Так что роман начался, о чем Рейчел начала сожалеть уже через пару часов после секса, рассматривая потолок в Сикстинской капелле. От прикосновения кончиков пальцев не рождалось никакой космической вспышки, земля оставалась без изменений, не дымилась и не преображалась, райское блаженство так и не наступило. Но эта прохладная связь продолжалась. Они умудрились скрыть ее от остальных сотрудников агентства.
Однажды Джеймс попросил Рейчел срочно заказать цветы для его жены Сабины. Он объяснил, что у них годовщина свадьбы, а он об этом чуть не забыл. Рейчел была в ярости.
– Я сама пойду за цветами.
– Вовсе это не обязательно, – ответил Джеймс, опять ничего не сообразив, – по телефону закажешь, и ладно.
– Да нет, схожу в обеденный перерыв.
В цветочном магазине Рейчел выбрала маленький, неприглядный фаллосообразный кактус в горшочке. Она попросила завернуть его в желтую бумагу и доставить по адресу Джеймса с запиской «Поздравляю с юбилеем».
На следующий день Джеймс был с ней очень холоден, но ни тогда, ни потом об этом случае не говорил. Рейчел тоже обошла инцидент молчанием. Все шло к тому, что роман закончится по обоюдному согласию, когда у Рейчел произошел в дамской комнате очень странный разговор с другой сотрудницей компании.
Пола Вулф отвечала за финансовый расчет по всем капитальным операциям. Это была эффектная, крутая штучка с неровно накрашенными губами; говорили, что у нее коллекция из ста пятидесяти пар туфель.
– Как тебе работается у Джеймса Клегга?
– Да ничего. – Рейчел причесывалась перед зеркалом.
– Ничего, говоришь? Чертов вонючка, так верней будет.
Сейчас самым главным было не смотреть на отражение этой женщины, когда она задает вопросы о Джеймсе.
– Это почему же?
– Ты Мэтта знаешь?
– Мэтта? Которого недавно уволили? Можно считать, нет.
– Джеймс два года пытался залезть мне под юбку. Потом появился Мэтт. Симпатичный парень, мы с ним постоянно обедали вместе. А кто-то распустил слух, что не только обедали. Джеймс взбеленился, вот и выместил злость на парне. И прощай, Мэтт.
Рейчел ошеломленно уставилась на собеседницу. Та, глядя в зеркало, сложила губы как для поцелуя.
– Все, побежала. Клиенты ждут.
Рейчел была потрясена. Не особенно доверяя Вулф, она поспрашивала о работе Мэтта ребят из его отдела. Потом спросила у Джеймса, почему был уволен Мэтт.
– Честно говоря, он паршиво работал. Попросту не справлялся.
– Знаешь, я тут кое с кем поболтала. Говорят, он работал превосходно. А то и блестяще. Или первоклассно.
Джеймс разозлился.
– Что происходит? С чего это ты суешь нос в мои дела? Решила вместо меня агентством управлять? Иди на свое место. Тебя совершенно не касается, кого мы нанимаем, а кого увольняем.
Постоянная секретарша Джеймса поправилась после болезни и готова была вернуться на работу. Рейчел не хотела никаких разговоров насчет обязательств. Она пообедала с Джеймсом и, когда на десерт принесли кокосовый крем-карамель, положила конец этой любовной истории. Джеймс, по-видимому, воспринял это спокойно.
Тем не менее, когда они возвращались, Джеймс был удручен и подавлен; вдруг он остановился и показал на другую сторону улицы.
– Ты посмотри на нее! Бедняга!
Это была лондонская нищенка в грязном пальто и вязаной шапке. Почему-то поверх пальто она повязала фартук. Она промышляла у светофора на перекрестке, где движение транспорта управляется пешеходами. В руке у нее была тряпка, которой она любовно полировала электронный блок управления светофором с кнопкой, как старомодная домохозяйка, которая до блеска надраивает бронзовую табличку на двери своего дома. Пока они на нее смотрели, нищенка дохнула на свой обрывок тряпки и стала протирать табло «стойте/идите».
Джеймс перешел дорогу, по пути нащупывая бумажник. Рейчел стремглав побежала за ним.
– Хватит этим заниматься, матушка, – сказал Джеймс, сунув старушке в руку пачку денег. – Вот, возьмите. Идите выпейте чашку чаю. – Он зашагал обратно, едва глянув, идет ли за ним Рейчел.
Рейчел подумала, что чашка чаю окажется довольно внушительной. В той пачке было, наверное, фунтов двести. Остаток пути они прошли в мрачном молчании. Начался дождь. На Шарлотт-стрит, перед дверьми «Гамильтона и Пута», Рейчел остановила спутника:
– Джеймс, в тебе прячется очень хороший человек.
Джеймс посмотрел на нее с отвращением.
– А этого мало, милочка. Требуется гораздо больше.
– Я просто хотела сказать…
Джеймс нс дал ей договорить. Отвращение на его лице сменилось отчаянием.
– Пообещай мне кое-что. Когда люди расстаются, они обычно говорят друг другу всякие жалостные слова насчет того, чтобы оставаться друзьями, только не имеют этого в виду. Но дело в том, что мне-то и нужен был именно друг. Мне не нужна любовница. Так что уж обещай, что ты не будешь моим фиговым другом.
Джеймс не стал ждать ответа. Он быстро вошел в агентство, а Рейчел осталась стоять на улице, чувствуя себя побежденной. Дождь пошел сильнее и больно бил ее по щекам.
– Так что же есть, если «Новой эры» нет? – опять спросил Джеймс.
– Повторение, – ответила Рейчел. – Бесконечное повторение одних и тех же достижений и ошибок, у всех и каждого, во все времена.
Джеймс, Крисси и Джесси зачарованно смотрели на Рейчел. Бет явно заскучала,
– Да, – сказала Сабина, вставая из-за стола. – И я, пожалуй, повторю бесконечное приготовление обеда.
13
В один из последующих дней они встали рано утром, по очереди позавтракали и собрались ехать на обеих машинах в Ласко осматривать знаменитые наскальные рисунки. Тут Джеймс, который с утра не выходил из своей комнаты, объявил, что не поедет.
Из-за закрытой двери в спальню они слышали, как Сабина визжала:
– Если болен, скажи ты мне, ради бога, что с тобой!
Они шаркали ногами и обменивались взглядами, дожидаясь, чем все кончится. Джесси тоже затошнило. Всем своим существом она ощущала, как набирают силы и приходят в столкновение болезнь отца и возмущение матери. Она стояла в патио, глядя вдаль, на край долины. Крисси подошла к ней и дружески обняла, но Джесси никак не отреагировала.
– Папа всегда все портит, – сказала Бет.
– Нет, не портит! – выкрикнула Джесси. Ее лицо залилось гневным румянцем, и внезапно она осознала, что орет на сестру: – НЕТ, НЕ ПОРТИТ, НЕ ПОРТИТ, НЕ ПОРТИТ!
Джеймс через кухню вышел в патио.
– Господи помилуй! По какому поводу такие вопли? – Он взял на руки Бет, которая вся сжалась от того, как яростно на нее набросилась сестра. – Так едем мы в эту пещеру или нет?
Джесси привлекала к себе слишком много внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31