— Я тебе покажу бородавки… Сыпь у меня, понятно? От перемены погоды. Никто никогда не осмеливался говорить, что у меня… Квасу; чтобы вам пусто было! Заснули, орясины?!За дверью застучали сапогами, встревоженно зашептали в несколько голосов. Видимо, комендант, ублажая натруженное за день горло, вылакал весь запас.— Сию минуту-с, — просунулся в кабинет солдат. — Только в трактир-с сбегаем. Сию минуту-с…— Негодяи, — икнул майор, снова усаживаясь. — Итак… кр-расная р-рвань… Значит, решил поиздеваться над дворянином? Над боевым офицером его царского величества?— Никак нет, — смиренно ответил я.— Молча-а-ать! — рявкнул майор, потом, подумав, заявил: — А вот я лучше тебя сейчас застрелю. Чтоб не заставлял меня больше нервничать… Не буду ждать до обеда. Где мой пистолет был? Сейчас только кваску еще глотну…Я подобострастно подал майору стакан. Отпив глоток, комендант нахмурился, пожевал губами и молвил:— Что-то меня в жар кинуло… Значит, о чем я? А, пистолет… Вот он, мой пистолет. Хм… Странно… Очень странно… И голова закружилась.— А живот-то не болит? — с надеждой осведомился я.— Живот не болит. А голова закружилась. Так… Значит, мы разговариваем. Ага… — Он с недоумением и испугом озирался по сторонам, точно находился не в собственном кабинете, а, скажем, в питерской Кунсткамере.— Вы хотели меня застрелить, не дожидаясь обеденного перерыва, — напомнил я.— Застрелить… — вдруг задумался майор. — Интересная мысль. Убийство себе подобного, если рассуждать логически, приравнивается к убийству самого себя, то есть самоубийству. Ведь, по сути, воспринимая отдельного индивидуума в качестве самодостаточной единицы мирового сообщества… хм… И это интересная мысль! Необходимо ее обдумать!Он вскочил со стула и зашагал по комнате, глубокомысленно покачивая головой и дергая себя то за правый, то за левый ус.Действует! Эликсир старого Моисея действует! Как он говорил? Если каждому влить в рот каплю Эликсира Добра и Всепрощения, то и красные, и белые, и зеленые, и… кто там еще?… все прекратят междоусобную бойню и, украсив друг друга цветами, разойдутся с песнями по домам. Только то, что я подлил в стакан майору, явно не Эликсир Добра и Всепрощения… Это, скорее всего…— Закон вселенского равновесия… — бормотал майор, вышагивая за моей спиной. — Бытие определяет сознание… Материя первична, а дух? Хм… Очень интересно… Вот! — воскликнул он, выстрелив указательным пальцем в потолок. — Все понятно! Если так — то вот так, а если эдак, то вот… вот эдак! Ага! Это, скорее всего, Эликсир Мудрости. Вон как майора перекосило от внезапного наплыва мыслей. Ну не намного хуже диареи…— Господин комендант, я могу идти? — осторожно спросил я.— А? Что? Конечно, идите, не отвлекайте меня. Сейчас я вам пропуск выпишу.Отлично! Спасибо старому Моисею! Майор метнулся за стол, обмакнул перо в чернильницу, занес ее над бумагой и вдруг замер.— Позвольте, — сказал он, хмурясь, — как я вас просто так отпущу, если вы шпион? Шпионов не отпускают с миром — это было бы не логично, — а расстреливают, жгут и режут. В крайнем случае, вешают.— Так ведь убийство себе подобного приравнивается к самоубийству, — напомнил я.— Этот постулат я минуту назад опроверг блестящим и остроумным доказательством! — отмахнулся комендант. — Каким? Хм… Забыл. Столько еще всякого надо обдумать! Голова, извините, пухнет. Предположим, я вас все-таки повешу. А не противоречит ли это действие основам мирового разума?— Противоречит! — убежденно заявил я.— Отнюдь, отнюдь, — снова погружаясь в себя, проговорил майор. — Если так, то вот так… Правильно? А если эдак, то наверняка — вот эдак? Верно?Нет, Эликсир Мудрости в данном случае не подходит. Чего доброго, зафилософствовавшийся комендант придет к соломонову решению: разрубить меня на половинки, одну отпустить восвояси, в другую повесить. Где же здесь, в этом свертке, Эликсир Добра и Всепрощения? Не мог Моисей скорлупки свои пометить, что ли?Майор, закатив глаза, шевелил губами, мысленно рассуждая, а я влил в его стакан содержимое другой скорлупки. Тоненькая маслянистая пленочка блеснула на свету.— Хлебните кваску, — посоветовал я. — Поможет… Машинально комендант смочил губы в квасе.И мгновенно вскочил на ноги.— Ну как? — поинтересовался я.— А? Что? Где я? Что со мной? О-ой!— Что случилось?— Н-ногу свело-о! Ай, больно! И руку… И в носу свербит! А-пчхи!Майор захрипел, застонал, покрылся красными пятнами, молниеносно пропотел, высох, затрясся в ознобе, вывалил язык и выпучил глаза. На лбу его вспух лиловый лишай, на обеих щеках вздулись чудовищных размеров флюсы. Силясь что-то сказать, он повалился на стол и забился в эпилептическом припадке.Опять не то… Эликсир Постоянных Болезней! Этого еще не хватало… Сейчас вбегут на шум солдаты и, увидев беднягу, заколют меня штыками…Комендант, подрыгавшись, встал, лунатиком походил по кабинету, хромая одновременно на правую и левую ногу, рухнул на пол, должно быть впав в кому… Положительно на него было страшно смотреть — лицо майора напоминало изработанную палитру запойного художника: по раздутым щекам маршировали крупные веснушки, лоб бугрился оспинами: нос то наливался сливой, то вовсе проваливался, из глаз градом текли слезы… Бородавки пульсировали, ежесекундно меняя цвет и форму. Ужас! Поспешно я вскрыл очередную скорлупку и влил майору в рот третью порцию Моисеева зелья.— Алле-э! — закричал майор, подпрыгивая. — Оп-па! ~— Шпион? — ткнул он в меня пальцем, удачно приземлившись, — Расстрелять! Ха-ха! Шутка! Что может быть глупее и тоскливее обыкновенного расстрела? А вот обмазать тебя дегтем, обвалять в перьях и посадить на кол — гораздо веселее! Или завернуть в фольгу и запечь в доменной печи в собственном соку! Идея! Ха-ха! Жаркое по-комиссарски! Так и сделаем! Конво-ой!Он прокатился колесом по комнате, свистнул и, вскочив на стол, забил неистовую чечетку. Солдат, заглянувший в кабинет как раз тогда, когда комендант крутил под потолком тройное сальто, в ужасе перекрестился и упал в обморок.— Осечка! — пробормотал я, вынимая из кармана скорлупку. — Сейчас исправим…Как выяснилось, поймать и напоить из скорлупки майора, находящегося под действием Эликсира Неутомимого Веселья, оказалось делом вовсе не простым. Комендант, заливаясь по-детски лучезарным смехом, бегал от меня вокруг стола, показывал язык, издавал неприличные звуки, непечатно хохмил и кидался стульями — в общем, веселился от души. Даже припертый к стене тяжелым креслом, он пытался сплясать качучу, горланя: «Эх, яблочко, как мы веселы-ы! Комиссара изловили и повесили-и…»
На втором куплете я ловко влил ему в рот содержимое скорлупки и отскочил в сторону. На всякий случай — мало ли что!Майор минуту стоял неподвижно, потом тряхнул головой и медленно выполз из-за кресла.— Грех, брат, — тихо проговорил он, печально глядя на меня. — Большой грех — обижать ближнего.— Ты первый начал! — выкрикнул я. — Кто меня хотел повесить, застрелить, зарубить и посадить на кол?— Я? — удивился майор.— Нет, моя бабушка Наина Карповна!Солдат, пришедший в себя после обморока, поднялся на ноги, заглянул в кабинет и вторично лишился чувств, увидев, как грозный майор пал на колени и завыл, простирая руки к красному шпиону:— Батюшка! Родненький! Прости меня, скота неразумного!— Пропуск напишешь? — осведомился я.— Напишу! Напишу! Грех свой отмаливать буду веки вечные! В монастырь уйду!— А Петра Карася отпустишь? — обрадовался я.— И Карася отпущу! Кто я такой, червь неразумный, чтобы живую тварь свободы лишать? Я и мухи теперь не обижу, не то что Карася… Всех отпущу, всех умолять о прощении буду! Каюсь! Каюсь! Грешен!— Та-ак… Войско свое разоружишь? — вконец обнаглел я.— Разоружу! Сам по городам и весям буду в рубище ходить, людей к покаянию призывать! Прости меня, народ православный!..Ну все, наконец-то… Никак я господина коменданта Эликсиром Святости попотчевал. Я вытер пот со лба и устало вздохнул. Ох, тяжелая эта работа — исправлять человеческую природу…
Наверное, в Рогунове никогда еще за всю историю города не было зафиксировано такое громадное количество случаев нервных припадков, обмороков, истерик и помешательств. Весь гарнизон наблюдал за тем, как лютый зверь господин майор полз на коленях от камеры к камере, отпирая двери, выпуская на волю несчастных узников, а красный шпион важно вышагивал позади коменданта и время от времени поддавал по жирному заду сапогом.— Еще! — рыдал при этом майор. — Еще ударь, да посильнее! Искуплю вину свою перед человечеством, искуплю! Еще! Сильнее! Ах, в радость мне это, в радость!И справа, и слева солдаты, узрев такое, друг за другом валились в обморок как кегли. Городок переполошился. Отпущенные на волю узники, ошалев от свежего воздуха, носились по улицам, сшибая прохожих, словно бешеные коровы. Майору незачем было выполнять свое обещание относительно разоружения войска — два стрелковых батальона, побросав оружие, разбежались в полнейшей растерянности. За особо стойкими в психическом отношении солдатами, довершая разгром гарнизона, гонялся старый Моисей с ведром Эликсира Добра и Всепрощения. От алхимика бежали как от чумы, — видимо, никто не хотел приобрести такое же таинственное заболевание, какое поразило коменданта.Городок Рогуново пал в одночасье! Когда отряд леших ворвался на улицы, сражаться было не с кем. Комиссар Огоньков, несущийся впереди своей артиллерии, кричал:— Собирайте оружие! Оружие собирайте! Карась, на радостях простивший мне все прошлые прегрешения (не мои, кстати, а этого самого Чапаева), передал мне магический кристалл. От греха подальше я сунул артефакт в карман, пообещав себе на досуге разобраться с механизмом действия непредсказуемой этой штуковины. А неизрасходованные скорлупки потихоньку выбросил. На всякий случай. Очень мне не хочется случайно хлебнуть Эликсира Подавляющего Уныния или еще чего-нибудь похлеще…Вежливо поздоровавшись, меня обогнала компания скромных молодых людей. Как все-таки в дневное время суток сложно отличить оборотней от обычных граждан! Ну разве, глядя на спокойные и добродушные, правда, чуть бледноватые" физиономии, скажешь, что эти ничем не примечательные товарищи с наступлением полночи превращаются в диких зверей? Нипочем не скажешь. Группа туристов на выгуле — и все тут. Кстати, в качестве экскурсовода выступала Анна, прекрасная, как всегда, зеленоволосая моя кикимора — в неизменном кожаном облачении, с шашкой на одном боку и револьвером на другом. ,— Извинись, — толкнул меня в бок Карась, — за недостойное свое поведение. И перед Анной, и перед лешим Кузьмой. Вон он, Кузьма, — в канаве валяется… Ванну то есть принимает по твоему приказу об утреннем моционе.Да, извиниться не помешает. Хотя я ни в чем совершенно не виноват. Это Василий Иванович, чтоб ему…— Анна, — проговорил я, подходя к кикиморе, — во-первых, докладываю, что город Рогуново взят. Комендант успешно сведен с ума, гарнизон разоружен, личный состав белого войска деморализован.— А во-вторых? — довольно хмуро спросила Анна.— Позвольте принести извинения, — вздохнул я. — И оправдаться. Дело в том, что…— Не надо, — сказала она. — Я все знаю.— Как это — ты все знаешь? О чем? И что именно?..— Меня уже просветили, — ответила Анна.— Кто?!— Твой старый боевой товарищ. Он сегодня рано утром прибыл на место дислокации дивизии и не был, кстати, очень удивлен тем, что тебя не застал.— Ничего не понимаю…— А вот и он…Оглянувшись, она указала мне на шелудивого пса, трусливо семенящего ко мне по краю сточной канавы. ГЛАВА 6
— А что? — осведомился заместитель начальника отдела кадров бес Филимон, смакуя бордо из личных запасов коменданта. — Вполне приличная маскировка. Понимаешь, я, как только прибыл в этот временно-пространственный период, сразу же приоделся согласно местным обычаям. Ну как и полагается по инструкции. Тельняшка, бескозырка, пулеметные ленты крест-накрест на груди, наган и винтовка. Едва вышел за пределы города, тут же нарвался на какую-то банду и чуть не был расстрелян как краснопузая сволочь. Еле выкрутился. Переоделся в рваный тулуп, шаровары… прихватил с собой черное знамя с лозунгом «Анархия — мать порядка». Через два часа был арестовал белогвардейским патрулем и почти повешен как преступный элемент. Убежал. Ладно… Нацепил мундир штабс-капитана, увешался аксельбантами и эполетами, словно новогодняя елка — и что же? Не прошло и получаса, как меня поймали и хотели судить ревтрибуналом! Бардак! Ну, думаю, пошли вы все к моей чертовой бабушке Сигизмунде Прокофьевне! Превращусь-ка лучше в пса. И вот…Мы сидели за столом в гостиной дома, где квартировал майор-комендант, и планомерно опустошали майорский погребок.— И все-таки, — подкладывая себе фаршированного цыпленка, осведомился я, — зачем пожаловал?— И мне положи… И маслин, ага… и лососины. И бордо подлей. Хороший аппетит, надо сказать, был у твоего коменданта! — Ага, точно. И чувство юмора. Любил господин майор пообедать, наблюдая, как полуденный ветерок колышет тела повешенных. — Наш человек! — обрадовался Филимон.— Теперь грехи свои отмаливает …— Вот всегда так, — помрачнел мой коллега. — Вечно ты, Адольф, ценные кадры для преисподней портишь. Тебя с твоим характером человеколюбивым ни на дюйм нельзя к оперативной работе подпускать. Я бы на твоем месте давно в бессрочный отпуск ушел…— Ну ладно, ладно… — поморщился я. — Ты о деле говори. Надо полагать, ты не ради удовольствия повидаться со мной сюда прибыл?Филимон кивнул. Допил бордо, закусил маслинкой и довольно крякнул. И тут же посерьезнел.— Значит, так, — проговорил он. — Сколько ты уже в этом временно-пространственном периоде?— Да порядочно, — уклонился я от прямого ответа.— Так. А встречи с клиентом — с VIP-клиентом — у тебя еще не было?— Ну… как-то не сложилось. Зато посмотри, как я здесь поднялся! Командую дивизией! И не какой-нибудь там вшивой человеческой дивизиешкой, а боевой дивизией борцов за свободу малых Темных народов!— Ты мне зубы не заговаривай! Догадываешься, почему я здесь?Я вздохнул. Шутки кончились.— Догадываюсь… Черный Барон жалобу накатал в высшие инстанции?— А ты как думал! Ничего себе — вызвал, понимаешь, беса, а того все нет и нет! Клиент делает запрос в стол справок преисподней, а ему отвечают: мол, оперативный сотрудник Адольф давным-давно отбыл в командировку в вашем направлении. Ждите!Я пожал плечами.— Кристалл Перемещения, надо полагать, уже у тебя? — деловито спросил Филимон.— Чего?.. А, эта штуковина? У меня, чтоб ей провалиться.— Разобрался уже, как им пользоваться?— Н-не совсем.— Как это? Каким же тогда образом ты мотался по параллельным мирам — туда и обратно?— Н-ну… — Я отвел глаза в сторону. — Оно как-то само собой получилось… Нечаянно.— Все у тебя нечаянно и само собой! — вскипел Филимон. — Меня за тебя, дурака, взгрели на очередном заседании! Дескать, доверили оперативному сотруднику Адольфу важное дело, а он… Почему я за тебя должен отдуваться?— Послушай, Филимон, — попытался я перевести разговор в иное русло, — ты, кажется, в курсе всех этих… параллельных дел. Объясни мне, пожалуйста, что происходит? Почему в этом временно-пространственном периоде ни одна собака про такую легендарную личность, как красный комдив Василий Иванович, не знает? А в альтернативной реальности — пожалуйста! Всем известен. Только не как красный герой, а как желтый. И эти полеты-перелеты мои через гиперпространство. Что это все значит?— Был бы ты стоящим сотрудником, — буркнул Филимон, — сам бы давно все выяснил у Черного Барона. Что получается? Орудие производства в руки получил, а инструкций по применению не знаешь!— Какое орудие…— Да Кристалл Перемещения же!— Тьфу ты… Адово пекло… Ты хочешь сказать, что эта прозрачная ограненная фиговина мне не случайно обломилась?— Конечно, не случайно! Не будь ты ребенком, Адольф! Во всех временно-пространственных периодах ничего не бывает случайно. Барон так и рассчитал, чтоб Кристалл у тебя оказался. Но вот инструкцию передать не удалось. Потому как она должна быть только устной. Но это не его промах, а твой. Кто не явился вовремя к клиенту?— Погоди, погоди… Не до конца понимаю… Я ведь перехватил Кристалл, можно сказать, случайно. Какой уж тут расчет! Меня этот Барлог дурацкий едва не сожрал! Я чудом выкрутился!Филимон хмыкнул:— Барлог! Старая скотинка! Все еще безобразничает? Здоровый, а глупый. Ну я тебе скажу, Адольф, состязание с Барлогом — это нетрудное испытание.— Как это — испытание? Это что… Барон проверял меня на профпригодность, что ли?— Вроде того…— Ничего себе! — возмутился я. — Я бес! А не подопытный кролик! Филимон! Ты "же мне друг и начальник! Ты же член профсоюза преисподней! Как ты-то такое издевательство допустил?!— VIP-клиент, — развел руками Филимон. — С начальством на «ты».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
На втором куплете я ловко влил ему в рот содержимое скорлупки и отскочил в сторону. На всякий случай — мало ли что!Майор минуту стоял неподвижно, потом тряхнул головой и медленно выполз из-за кресла.— Грех, брат, — тихо проговорил он, печально глядя на меня. — Большой грех — обижать ближнего.— Ты первый начал! — выкрикнул я. — Кто меня хотел повесить, застрелить, зарубить и посадить на кол?— Я? — удивился майор.— Нет, моя бабушка Наина Карповна!Солдат, пришедший в себя после обморока, поднялся на ноги, заглянул в кабинет и вторично лишился чувств, увидев, как грозный майор пал на колени и завыл, простирая руки к красному шпиону:— Батюшка! Родненький! Прости меня, скота неразумного!— Пропуск напишешь? — осведомился я.— Напишу! Напишу! Грех свой отмаливать буду веки вечные! В монастырь уйду!— А Петра Карася отпустишь? — обрадовался я.— И Карася отпущу! Кто я такой, червь неразумный, чтобы живую тварь свободы лишать? Я и мухи теперь не обижу, не то что Карася… Всех отпущу, всех умолять о прощении буду! Каюсь! Каюсь! Грешен!— Та-ак… Войско свое разоружишь? — вконец обнаглел я.— Разоружу! Сам по городам и весям буду в рубище ходить, людей к покаянию призывать! Прости меня, народ православный!..Ну все, наконец-то… Никак я господина коменданта Эликсиром Святости попотчевал. Я вытер пот со лба и устало вздохнул. Ох, тяжелая эта работа — исправлять человеческую природу…
Наверное, в Рогунове никогда еще за всю историю города не было зафиксировано такое громадное количество случаев нервных припадков, обмороков, истерик и помешательств. Весь гарнизон наблюдал за тем, как лютый зверь господин майор полз на коленях от камеры к камере, отпирая двери, выпуская на волю несчастных узников, а красный шпион важно вышагивал позади коменданта и время от времени поддавал по жирному заду сапогом.— Еще! — рыдал при этом майор. — Еще ударь, да посильнее! Искуплю вину свою перед человечеством, искуплю! Еще! Сильнее! Ах, в радость мне это, в радость!И справа, и слева солдаты, узрев такое, друг за другом валились в обморок как кегли. Городок переполошился. Отпущенные на волю узники, ошалев от свежего воздуха, носились по улицам, сшибая прохожих, словно бешеные коровы. Майору незачем было выполнять свое обещание относительно разоружения войска — два стрелковых батальона, побросав оружие, разбежались в полнейшей растерянности. За особо стойкими в психическом отношении солдатами, довершая разгром гарнизона, гонялся старый Моисей с ведром Эликсира Добра и Всепрощения. От алхимика бежали как от чумы, — видимо, никто не хотел приобрести такое же таинственное заболевание, какое поразило коменданта.Городок Рогуново пал в одночасье! Когда отряд леших ворвался на улицы, сражаться было не с кем. Комиссар Огоньков, несущийся впереди своей артиллерии, кричал:— Собирайте оружие! Оружие собирайте! Карась, на радостях простивший мне все прошлые прегрешения (не мои, кстати, а этого самого Чапаева), передал мне магический кристалл. От греха подальше я сунул артефакт в карман, пообещав себе на досуге разобраться с механизмом действия непредсказуемой этой штуковины. А неизрасходованные скорлупки потихоньку выбросил. На всякий случай. Очень мне не хочется случайно хлебнуть Эликсира Подавляющего Уныния или еще чего-нибудь похлеще…Вежливо поздоровавшись, меня обогнала компания скромных молодых людей. Как все-таки в дневное время суток сложно отличить оборотней от обычных граждан! Ну разве, глядя на спокойные и добродушные, правда, чуть бледноватые" физиономии, скажешь, что эти ничем не примечательные товарищи с наступлением полночи превращаются в диких зверей? Нипочем не скажешь. Группа туристов на выгуле — и все тут. Кстати, в качестве экскурсовода выступала Анна, прекрасная, как всегда, зеленоволосая моя кикимора — в неизменном кожаном облачении, с шашкой на одном боку и револьвером на другом. ,— Извинись, — толкнул меня в бок Карась, — за недостойное свое поведение. И перед Анной, и перед лешим Кузьмой. Вон он, Кузьма, — в канаве валяется… Ванну то есть принимает по твоему приказу об утреннем моционе.Да, извиниться не помешает. Хотя я ни в чем совершенно не виноват. Это Василий Иванович, чтоб ему…— Анна, — проговорил я, подходя к кикиморе, — во-первых, докладываю, что город Рогуново взят. Комендант успешно сведен с ума, гарнизон разоружен, личный состав белого войска деморализован.— А во-вторых? — довольно хмуро спросила Анна.— Позвольте принести извинения, — вздохнул я. — И оправдаться. Дело в том, что…— Не надо, — сказала она. — Я все знаю.— Как это — ты все знаешь? О чем? И что именно?..— Меня уже просветили, — ответила Анна.— Кто?!— Твой старый боевой товарищ. Он сегодня рано утром прибыл на место дислокации дивизии и не был, кстати, очень удивлен тем, что тебя не застал.— Ничего не понимаю…— А вот и он…Оглянувшись, она указала мне на шелудивого пса, трусливо семенящего ко мне по краю сточной канавы. ГЛАВА 6
— А что? — осведомился заместитель начальника отдела кадров бес Филимон, смакуя бордо из личных запасов коменданта. — Вполне приличная маскировка. Понимаешь, я, как только прибыл в этот временно-пространственный период, сразу же приоделся согласно местным обычаям. Ну как и полагается по инструкции. Тельняшка, бескозырка, пулеметные ленты крест-накрест на груди, наган и винтовка. Едва вышел за пределы города, тут же нарвался на какую-то банду и чуть не был расстрелян как краснопузая сволочь. Еле выкрутился. Переоделся в рваный тулуп, шаровары… прихватил с собой черное знамя с лозунгом «Анархия — мать порядка». Через два часа был арестовал белогвардейским патрулем и почти повешен как преступный элемент. Убежал. Ладно… Нацепил мундир штабс-капитана, увешался аксельбантами и эполетами, словно новогодняя елка — и что же? Не прошло и получаса, как меня поймали и хотели судить ревтрибуналом! Бардак! Ну, думаю, пошли вы все к моей чертовой бабушке Сигизмунде Прокофьевне! Превращусь-ка лучше в пса. И вот…Мы сидели за столом в гостиной дома, где квартировал майор-комендант, и планомерно опустошали майорский погребок.— И все-таки, — подкладывая себе фаршированного цыпленка, осведомился я, — зачем пожаловал?— И мне положи… И маслин, ага… и лососины. И бордо подлей. Хороший аппетит, надо сказать, был у твоего коменданта! — Ага, точно. И чувство юмора. Любил господин майор пообедать, наблюдая, как полуденный ветерок колышет тела повешенных. — Наш человек! — обрадовался Филимон.— Теперь грехи свои отмаливает …— Вот всегда так, — помрачнел мой коллега. — Вечно ты, Адольф, ценные кадры для преисподней портишь. Тебя с твоим характером человеколюбивым ни на дюйм нельзя к оперативной работе подпускать. Я бы на твоем месте давно в бессрочный отпуск ушел…— Ну ладно, ладно… — поморщился я. — Ты о деле говори. Надо полагать, ты не ради удовольствия повидаться со мной сюда прибыл?Филимон кивнул. Допил бордо, закусил маслинкой и довольно крякнул. И тут же посерьезнел.— Значит, так, — проговорил он. — Сколько ты уже в этом временно-пространственном периоде?— Да порядочно, — уклонился я от прямого ответа.— Так. А встречи с клиентом — с VIP-клиентом — у тебя еще не было?— Ну… как-то не сложилось. Зато посмотри, как я здесь поднялся! Командую дивизией! И не какой-нибудь там вшивой человеческой дивизиешкой, а боевой дивизией борцов за свободу малых Темных народов!— Ты мне зубы не заговаривай! Догадываешься, почему я здесь?Я вздохнул. Шутки кончились.— Догадываюсь… Черный Барон жалобу накатал в высшие инстанции?— А ты как думал! Ничего себе — вызвал, понимаешь, беса, а того все нет и нет! Клиент делает запрос в стол справок преисподней, а ему отвечают: мол, оперативный сотрудник Адольф давным-давно отбыл в командировку в вашем направлении. Ждите!Я пожал плечами.— Кристалл Перемещения, надо полагать, уже у тебя? — деловито спросил Филимон.— Чего?.. А, эта штуковина? У меня, чтоб ей провалиться.— Разобрался уже, как им пользоваться?— Н-не совсем.— Как это? Каким же тогда образом ты мотался по параллельным мирам — туда и обратно?— Н-ну… — Я отвел глаза в сторону. — Оно как-то само собой получилось… Нечаянно.— Все у тебя нечаянно и само собой! — вскипел Филимон. — Меня за тебя, дурака, взгрели на очередном заседании! Дескать, доверили оперативному сотруднику Адольфу важное дело, а он… Почему я за тебя должен отдуваться?— Послушай, Филимон, — попытался я перевести разговор в иное русло, — ты, кажется, в курсе всех этих… параллельных дел. Объясни мне, пожалуйста, что происходит? Почему в этом временно-пространственном периоде ни одна собака про такую легендарную личность, как красный комдив Василий Иванович, не знает? А в альтернативной реальности — пожалуйста! Всем известен. Только не как красный герой, а как желтый. И эти полеты-перелеты мои через гиперпространство. Что это все значит?— Был бы ты стоящим сотрудником, — буркнул Филимон, — сам бы давно все выяснил у Черного Барона. Что получается? Орудие производства в руки получил, а инструкций по применению не знаешь!— Какое орудие…— Да Кристалл Перемещения же!— Тьфу ты… Адово пекло… Ты хочешь сказать, что эта прозрачная ограненная фиговина мне не случайно обломилась?— Конечно, не случайно! Не будь ты ребенком, Адольф! Во всех временно-пространственных периодах ничего не бывает случайно. Барон так и рассчитал, чтоб Кристалл у тебя оказался. Но вот инструкцию передать не удалось. Потому как она должна быть только устной. Но это не его промах, а твой. Кто не явился вовремя к клиенту?— Погоди, погоди… Не до конца понимаю… Я ведь перехватил Кристалл, можно сказать, случайно. Какой уж тут расчет! Меня этот Барлог дурацкий едва не сожрал! Я чудом выкрутился!Филимон хмыкнул:— Барлог! Старая скотинка! Все еще безобразничает? Здоровый, а глупый. Ну я тебе скажу, Адольф, состязание с Барлогом — это нетрудное испытание.— Как это — испытание? Это что… Барон проверял меня на профпригодность, что ли?— Вроде того…— Ничего себе! — возмутился я. — Я бес! А не подопытный кролик! Филимон! Ты "же мне друг и начальник! Ты же член профсоюза преисподней! Как ты-то такое издевательство допустил?!— VIP-клиент, — развел руками Филимон. — С начальством на «ты».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33