Тогда-то Рорк с ней и познакомился. Она славная женщина.– Майкл говорит то же самое.Блисс уловила в его голосе странный неодобрительный оттенок.– А ты знаком с Рорком?– Угу.Почувствовав, что он не расположен развивать эту тему, Блисс решила, что настал момент всерьез затронуть проблему, мучившую ее еще со времен возвращения из Парижа.– А ты заметил, что знаешь обо мне почти все? Тогда как я о тебе, напротив, ничего не знаю.Шейн внутренне напрягся. Он постоянно ожидал этого вопроса.– Ну, это не совсем так. Всего я тоже не знаю. К примеру, не знаю имени парня, с которым ты впервые поцеловалась.– Пожалуйста – Билли Робертс. Это было во втором классе, он схватил меня на школьной игровой площадке и не выпускал с карусели, пока я его не поцеловала.– Украденный поцелуй – не в счет. – Раскачиваясь взад и вперед на каблуках, Шейн с удовлетворением наблюдал заблестевшие огоньки в ее глазах. – Малышу повезло. В наши дни его бы привлекли к суду за сексуальное домогательство. Итак, какому же счастливцу был подарен твой первый поцелуй?– Его звали Андре Робишо. В старших классах я была влюблена в него до безумия.– Действительно счастливчик. А что с ним теперь?– Женат, у него четверо детей. А я – крестная мать его младшей дочери.Шейн вновь невольно подумал о необычном женском характере: она была способна не только оставаться хорошим другом предмету своей первой любви, но и дружить с его женой. Пожалуй, они с Блисс представляли собой полную противоположность и совершенно не подходили друг другу. По-видимому, она с благодарностью лелеяла в памяти старые знакомства и привязанности, наслаждаясь ими, точь-в-точь как собирала и лелеяла старинные безделушки. Еще он подумал, что она всеми корнями проросла в горячую, влажную землю своей родины и невозможно представить, что когда-нибудь согласится ее покинуть.А вот он, напротив, из тех, кто не способен долго оставаться на одном месте… и с одной женщиной. В этом Шейн привык считать себя точной копией своего отца. Да и Рорк принадлежал к тому же типу – во всяком случае, покуда странным образом не увлекся помощницей прокурора, мастерицей по шитью занавесок.Да, жизнь сделала его циником, опыт прожитых лет отучил доверять кому бы то ни было, за исключением, пожалуй, собственных братьев. Блисс же, несмотря на непростое детство, неудачи в личной жизни, была полна щедрого стремления одаривать людей своим доверием.– Насколько я понимаю, этот Андре и был твоим первым любовником?– Ну… вообще-то моим первым любовником был Алан. – Она помолчала. – И значит, ты будешь вторым.Так вот он, недостающий штрих, вот этот тревожный и раздражающий сигнал, который то и дело посылала ему неожиданно взбунтовавшаяся совесть. Единственным честным выходом из создавшегося положения было бы немедленно прекратить этот неприличный фарс.– Если так, то, видно, все мужчины Нью-Орлеана слепы или не в своем уме.– Ни то, ни другое. – Счастливо вздохнув, она посмотрела ему прямо в глаза. – Просто я ждала человека, которого смогу полюбить.Полюбить! Простое слово обрушилось на него, придавив, точно камнем.– Послушай, Блисс… – Впервые в жизни он, Шейн О'Мэлли, человек, чей род занятий требовал гладкой речистости, не сумел подобрать нужные слова.– Прости… – Протянув руку, она нежно дотронулась до его щеки. – Я вовсе не собиралась ничего такого рассказывать. Во всяком случае, до того как… – Ей действительно не хотелось спугнуть его раньше времени. Она подозревала, что он сможет поднять ее на высшую ступень сексуального наслаждения, дать ей то, что Алан не сумел довести даже до мало-мальски волнующего переживания. – Но когда ты честно признался, что не можешь предложить себя навеки, я поняла, что мы с тобой очень похожи.Это прозвучало почти как признание в любви.– В чем? – отважился спросить Шейн.– Мы оба ценим правду, какой бы горькой и неприятной она ни была. И если ты честен со мной, справедливость требует, чтобы и я была с тобою так же честна.Проклятие! Шейн невольно подумал, на месте ли в чулане старый дробовик Рорка. Уж лучше сразу застрелиться, чем ждать, когда тайное, темное, гнусное варево неизбежно выплеснется наружу и, подобно урагану, напрочь сокрушит и сметет эти светлые и доверительные отношения, так неожиданно сложившиеся между ними. Эта искренняя, с нежным сердцем женщина заслуживает гораздо лучшего человека, чем он. Человека, которым Шейн не мог стать ни при каких условиях. Даже если бы прожил тысячу жизней.– Я не знаю, что сказать. – Наконец-то это была правда.Улыбка, отразившаяся в ее больших, выразительных глазах, охватила его такой волной тепла и нежности, каких он, кажется, не испытывал никогда.– А не надо ничего говорить, Шейн, – промолвила она, призывно обнимая его шею. – Просто… будем любить друг друга… – голос дрожал от дурманящей смеси волнения и желания, – всю ночь. Ты согласен?Видит Бог, едва ли не впервые в жизни он хотел поступить честно! Но слишком поздно. В конце концов, он всего-навсего простой смертный, не стремившийся быть святым, особенно с тех пор, как эту роль в семье присвоил себе Майкл. И Шейн жадно прильнул губами к трепетным, зовущим губам Блисс, поднял ее на руки и понес в спальню. Глава десятая Постель оказалась восхитительно упругой.– Как на облаке, – счастливо промурлыкала Блисс. – Чудесном, благоухающем облаке.– Матрас набит испанским мхом. И еще какими-то травами.– Если я уже чувствую себя почти на небесах, что же за волшебные ощущения ждут меня впереди! – В уединенном, скрытом от посторонних глаз, живописном месте она окончательно раскрепостилась, прониклась каким-то удивительно легким и светлым состоянием души.– И поверь, милая, я тебя хорошо понимаю, – отозвался он. Их губы слились в страстном поцелуе. Он начал медленно расстегивать на ней блузку, и Блисс невольно затрепетала.Она не только была способна заливаться краской, но и дрожала от его прикосновений. Он привык заниматься любовью с женщинами светскими, опытными, искушенными в любовных играх и в наслаждениях. Такую женщину, как Блисс, он встретил впервые.Под цветастым шелком оказалась пена кружев.– Как ты прекрасна!Блисс страстно желала услышать от мужчины, что она прекрасна. Нет, больше чем прекрасна, подумала она, вся задрожав от прикосновения его губ…Ей хотелось ошеломлять, сводить с ума. Хотелось быть женщиной, перед которой невозможно устоять. Хотелось, чтобы он навсегда позабыл всех других, опытных и изощренных, всех женщин, что превосходно знали, как удержать мужчину своими цепкими, унизанными драгоценностями пальцами. Как та элегантная брюнетка, с которой она столкнулась в гардеробной в Париже…– Ты меня боишься? – На губах ее любимого играла улыбка, глаза были полны искреннего участия.– Нет, не тебя, – выговорила она с немалым трудом, потому что именно в этот момент он с беглой нежностью провел кончиком пальца по кружевному контуру, обрамлявшему ее вздымающуюся грудь. – Только не тебя. – Ах, ну почему, так беспомощно, так предательски дрожит ее голос? – Просто дело в том, что я никогда не умела… не была сильна… я по натуре не очень-то… страстная… Я боюсь, что не смогу дать тебе то, что ты хочешь.Все ее существо буквально источало непритворную, болезненную ранимость, будто некую мерцающую ауру, подобную тем загадочным огням святого Эльма, что нередки на речных лиманах. Никогда еще не ощущал себя Шейн таким смиренным, таким робким и безыскусным, быть может, только очень давно, в первый раз.– Ты не должна беспокоиться об этом, Блисс. – Он подавил в себе желание сорвать с нее остатки одежды и изо всех сил постарался выразить ей необычную для него нежность. – Просто доверься мне.– Я доверяюсь, – прошептала она с поспешной старательностью, под стать ее напряженному взгляду. – Полностью.Это прилежное доверие, выраженное так наивно и неумело, породило у Шейна новый острый приступ вины, который он мужественно подавил.– Никогда не заботься о том, что даешь, – тихо пробормотал он, почти касаясь ее губ, таких сладких и манящих. – Сосредоточься на том, что получаешь.От долгого, томительно долгого поцелуя голова у нее пошла кругом, и Блисс не сумела ничего возразить. Впрочем, она и не хотела.Успокоиться и расслабиться ей помогла длительная процедура разувания. Утром у Блисс было искушение надеть туфли на высоких каблуках, ведь они подчеркивали бы стройность ног. Но практичность одержала верх, и она выбрала пастельные, точно лепестки розы, матерчатые тапочки на высокой шнуровке.Теперь, сама того не замечая, она, затаив дыхание, следила, как он неторопливо распутывает атласные ленты, крест-накрест перетягивающие икры. Но вот он неожиданно прикоснулся губами к какой-то невообразимо чувствительной точке у нее под коленом. Горячий, шумный вздох невольно вырвался из груди, и она замерла на миг.– Расслабься, – точно баюкая, тихо уговаривал он, осторожно поглаживая освобожденную от обуви ногу – не возбуждая, а скорее успокаивая. – Все будет хорошо. Я не причиню тебе зла.И это, разумеется, была еще одна ложь, очередная ложь из тысячи. Разумеется, он причинит ей зло, это неизбежно. Это было ясно с самого начала. Но теперь Шейн все больше понимал, что и ему не выйти из нынешнего оперативного задания без потерь.Он нежно и уверенно начал гладить ее плечи, затем руки, безмолвной лаской как бы помогая ее телу расслабиться. Он переплел ее пальцы со своими и одновременно прильнул губами к ее губам. Поцелуй, поначалу легкий как пушинка, постепенно делался все жарче и проникновеннее, увлекая Блисс в упоительные туманные дали и, точно злых духов, отгоняя прочь страх и беспокойство. Поцелуй погружал ее в теплую, обволакивающую пучину наслаждения, где начинала растворяться и плавиться каждая частичка ее существа.– Так вот она какая, моя Блисс, – улыбаясь, прошептал он. Она почувствовала эти слова и улыбку на своих устах. Но вот уже его умелые, дразнящие губы двинулись ниже, лаская шею, доводя ее и без того распаленную кровь едва ли не до точки кипения – под стать послеполуденному жару летней Луизианы. – До чего же ты сладкая. – Кончиком языка он дотронулся до нежной ямки между ключицами, и сердце Блисс бешено отозвалось стократно учащенными ударами пульса. – Такая мягкая и нежная. – А язык между тем неумолимо продолжал свое безжалостное исследование, увлажняя теперь едва прикрывавшие ее грудь кружева.Блисс замерла. Страстно, сильнее прежнего желая его, она вдруг стала ощущать какую-то непонятную томную вялость – оттого что он все продолжал и продолжал это странное действо, словно бы поставил цель довести ее до экстаза с помощью одного лишь языка.И вдруг неприметно, точно по волшебству, он высвободил ее из лифа. А потом, совершенно расслабленная и парящая где-то в небесах, Блисс не заметила, как он легчайшим движением расстегнул и снял ее нарядную тонкую юбку, ощутив лишь медленное движение прохладного шелка по голым ногам.Он был так терпелив. Так нежен. В каждом слове и в каждом движении. Он до мельчайших черточек оказался тем самым прекрасным принцем, о котором она грезила еще маленькой девочкой. Он был тем мужчиной, о котором она уже перестала мечтать.Но он существовал. Шейн Бруссар был до неправдоподобия, до сердечной боли живым и настоящим. И именно сейчас, именно с ним Блисс впервые до конца почувствовала, что означают слова «хороший любовник».Разгоравшийся внутри огонь все сильнее распалял плоть молодой женщины. Ее инстинктивные, полные наивного очарования ответные ласки показались Шейну необычайно возбуждающими. Но он и тут не стал спешить, не стремился взять ее стремительным натиском. Он терпеливо, умело и настойчиво дожидался своего часа. И с чего это он взял, что ему нравятся опытные женщины? – думал он, нежно касаясь ртом шелковистой кожи в ложбинке между грудями возлюбленной и улавливая в ответ тихие хрипловатые вздохи, непроизвольно исторгаемые из глубины ее гортани.Когда, зажав губами, он легонько потянул кожу на внутренней поверхности ее бедра, резкий болезненный вздох Блисс внезапно обратился в горячий и страстный смех восторга – оттого что она впервые ощутила тонкую грань между болью и наслаждением. Все сексуальные приемы и навыки из прошлого опыта Шейна вдруг померкли в сравнении с этим новым опытом. Тем самым, промелькнуло где-то на задворках сознания, который должен стать поворотным в его жизни.– Я хочу… – внезапно, точно под гипнозом, взметнулись руки Блисс. – Мне тоже… – Сладостно и мучительно исцелованные, распухшие губы ее с трудом выговаривали слова, и сознание безучастно плыло по золотым, ослепляющим волнам наслаждения, о существовании которого она даже не подозревала.– Чего ты хочешь, милая? – Поймав ее руку, он прильнул открытым ртом к запястью, почти на вкус ощущая быстрое, горячее биение пульса. – Скажи, чего ты хочешь.Но слова не шли с уст. Как будто вместе с ее сердцем он похитил и способность разговаривать. Вдохнув поглубже, Блисс усилием воли заставила разбегающиеся мысли сосредоточиться.– Я тоже хочу тебя видеть. – Она потянулась к нему как будто во сне. – Хочу до тебя дотронуться.– А я уж подумал, ты так и не попросишь…Он поднес ее руку к своей груди; пришлось призвать на помощь всю выдержку, покуда ее пальцы неловко возились с пуговицами на рубашке. Когда наконец она прижалась к его обнаженной груди, сперва руками, а вслед за тем и губами, Шейн почувствовал резкий толчок, сотрясший всю нижнюю часть тела, давно терзаемую мучительной жаждой.– Бог свидетель, я старался быть терпеливым, сколько мог! – хрипло пробормотал он, приподнимаясь, но лишь затем, чтобы содрать с себя остатки одежды. – Больше ждать я не в силах!Блисс подняла взор на возвышающегося над ней обнаженного мужчину, сильного и великолепно сложенного, желанного и трепещущего от желания. Сила его страсти была очевидна, и сознание, что это она, Блисс, тому причиной, было поистине головокружительным. Как будто жар его тела с головой захлестнул и ее. Она почувствовала себя до безумия сексуальной. Нет, невообразимо, небывало, на редкость распутной!– Я не хочу больше ждать! – вскричала она, поднимаясь на колени и обхватывая этот восхитительный торс, прижимаясь ртом к горячему, влажному животу. – Мне кажется, я ждала этой минуты от самого Парижа!– Я тоже! – Со сдавленным звуком, чем-то средним между божбой и проклятием, он потянул ее на постель, накрывая ее мягкое и податливое тело своим.Боль пронзила его насквозь, когда он вошел в нее. Сперва острая, затем исполненная невыносимой сладости боль. Еще ни одна женщина не позволяла ему ощутить себя таким подлинным, почувствовать в себе такую силу и свободу. Но прежде чем он успел прошептать своей возлюбленной, что она особенная, ничуть не похожая на других, Блисс уже обвила своими длинными ногами его бедра, и он начал свое движение, поначалу медленно, потом все быстрее, все сильнее и энергичнее, вдавливая ее все глубже в душистое травяное ложе, подталкивая их обоих туда, ближе и ближе к вершине блаженства, к некоему восхитительному пределу. И дальше, за предел.А потом, лежа в его объятиях и умиротворенно, блаженно слушая стук дождевых капель над головой, Блисс думала, что теперь всякий раз под шум дождя она будет вспоминать о Шейне. Еще никогда не чувствовала она себя более счастливой, более любимой, более состоявшейся. Опять ей захотелось сказать, что она любит его, но, боясь спугнуть, она удовлетворилась тем, что, прижавшись щекой к его груди, нежно водила пальцем по темной стрелке волос, надвое разделяющей грудь, и слушала тяжелые удары сердца под самым своим ухом.Шейн тоже думал о том, что отныне шум дождя будет вечно напоминать ему о Блисс. Но то не были счастливые думы. Напротив, он никогда прежде не чувствовал себя столь несчастным, ничтожным и жалким, столь виноватым, столь злым на самого себя. О чем он думал, позволив себе так забыться? Что будет с ней, когда она узнает правду? Нет, лучше уже сейчас постепенно отдаляться, покуда дело не зашло слишком далеко, не запуталось окончательно.– Прости, – тихо сказала Блисс, уловив его едва заметное движение прочь.– За что, ради всего святого? – изумился он.– Я ведь говорила, что не очень опытна. – Приподняв голову, она встретилась с его странно раздосадованным взглядом. – Но я всегда была способной ученицей, так что…Не в силах устоять перед неизбежным, он снова притянул ее к себе и поцеловал. Долгий, чувственный поцелуй был призван растворить, сжечь в своем пламени все остатки ее неуверенности, опасений, болезненной ранимости.– Это было замечательно, – прошептал он, когда они наконец оторвались друг от друга. – Ты необыкновенная женщина!– Но ты ведь привык к этим эффектным дамам из общества, которых… – Она не произнесла «которых предпочел мне мой муж», но Шейн отчетливо уловил ее мысль.– Требуешь от меня сравнительного анализа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18