Я поймал немного рыбы, объяснил Дебер, и нужна помощь, чтобы вычистить внутренности. Но мальчик не подошел, и лицо Дебера ожесточилось. Тогда мальчик убежал. Подхватив свисток, мужчина поднес его к губам и дунул. Это был вызов. Они все слышали его, все подчинялись ему в свое время, но теперь мальчик осознал: все, это конец. И не подчинился. Он убежал.
В ту ночь мальчик не вернулся домой, он спал среди деревьев и позволял комарам жалить себя, даже когда Дебер вышел на порог и продолжал вновь и вновь свистеть, нарушая покой ночи требованием возмездия.
На следующий день мальчик не пошел в школу, потому что был уверен, что Дебер появится там, чтобы разыскать его и увести туда, куда увел его мать, и на сей раз тело не найдут, чтобы похоронить. Не будет никаких похоронных гимнов у могилы, будут только зеленая трава и грязь, пение птиц и шаги зверей, пришедших полакомиться падалью. Нет, он спрячется, затаится среди деревьев и будет ждать.
Дебер пил. Мальчик почувствовал это сразу же, как только вошел в дом. Дверь в спальню была открыта, и он слышал храп Дебера. Я могу убить его сейчас, подумал он, перерезать ему горло, пока он спит. Но меня сразу найдут и накажут, а возможно, накажут еще и женщин. Нет, подумал мальчик, лучше осуществить свой прежний замысел.
Белки глаз казались в темноте еще больше, когда его тетя с обнаженной маленькой грудью молча смотрела на него. Он приложил палец к губам, затем указал на свисток, который лежал рядом с ней на прикроватном столике. Медленно, стараясь не потревожить спящего мужчину, она перегнулась через его тело и сгребла в руку цепочку. При этом раздался мягкий скребущий звук, но Дебер, погруженный в глубокий пьяный сон, не шевельнулся. Мальчик приблизился, и женщина осторожно опустила свисток ему в ладонь. Затем он ушел.
В ту ночь он влез в школу. В хорошую школу, по местным стандартам, неплохо оборудованную и поддерживаемую фондами из средств местных жителей, которые ладно устроились в городе. В школе были не только хороший спортивный зал и футбольное поле, но и небольшая научная лаборатория. Мальчик очень тихо проскользнул в лабораторию и устроился за столом, подбирая реактивы, которые собирался смешать для своих целей: большие кристаллы йода, концентрированный раствор гидрата окиси аммония, спирт — все основные элементы, которые были в большинстве школьных лабораторий. Он давно и подробно изучал их использование в криминальной практике. Мальчик медленно соединил гидроксид аммония и кристаллы йода — в результате получилась коричневато-красная смесь; затем профильтровал ее через бумагу и очистил сначала с помощью спирта, а затем — эфира. Наконец он аккуратно упаковал субстанцию и перелил ее в мензурку с водой. Это был ни-троген 3-йодид, простая смесь, состав которой он обнаружил в одной старой книге по химии, в публичной библиотеке.
Он воспользовался паром, чтобы разделить свисток на две половинки. Затем мокрыми руками затолкал нитроген 3-йодид в каждую половинку свистка, пока не заполнил его на четверть. Мальчик заменил шарик внутри свистка на комок наждачной бумаги. Затем он тщательно склеил две половинки свистка и вернулся в дом. Его тетя все еще не спала. Она протянула руку за свистком, но он помотал головой и аккуратно положил его на столик, почувствовав запах изо рта Дебера, когда наклонялся. Уходя, он улыбался самому себе. Это было, как он думал, предвкушение того, что должно было произойти.
На следующее утро Дебер поднялся рано, как обычно, и покинул дом, унося в руках коричневый бумажный пакет с едой, который женщины всегда оставляли для него. В тот день он проехал восемьдесят миль, чтобы начать новую работу, и нитроген 3-йодид был сухим, как пыль, когда он взял свисток в зубы в последний раз и дунул. Маленький комок наждачной бумаги под воздействием трения запустил механизм простейшего взрыва...
Они, конечно, допрашивали мальчика, но он тщательно убрал за собой в лаборатории и отмыл руки отбеливателем, а потом водой, чтобы уничтожить все следы субстанции, которую изготовил. И у мальчика было алиби — богобоязненные женщины, которые клялись, что мальчик был с ними весь предшествующий день, что он не выходил из дома ночью, потому что они бы услышали. Они утверждали, что Дебер потерял свой свисток несколько дней назад и мечтал вернуть его себе, считая его своим счастливым талисманом, тотемом. Полиция задержала мальчика на целый день, его небрежно поколотили, чтобы посмотреть, не расколется ли он, а потом отпустили, потому что на его место претендовали недовольные рабочие, ревнивые мужья и драчуны из местного бара.
В конце концов, это была миниатюрная бомба, изготовленная с таким умыслом, чтобы пострадал один Дебер. Это было делом не мальчика, но мужа.
Дебер с развороченным лицом умер в мучениях через два дня, что стало, как говорил черный народ, милостью для него.
* * *
В своем номере Луис безразлично наблюдал, как в последних новостях сообщали о том, что были обнаружены тела убитых в баре Каины, и сбитый с толку Верджил Госсард наслаждался своими пятнадцатью минутами триумфа. Его голова была забинтована, а на руках едва высохла моча. Пресс-секретарь полиции штата сообщила, что у них есть прямые улики и дала описание старой машины марки «форд». Брови Луиса слегка поднялись от удивления. Впрочем, они сожгли машину в поле к востоку от Алеендейла, а затем направились на север на «лумине», которая никак не была задействована в деле, а позже разделились на окраине этого городка. Даже если «форд» обнаружат и докажут причастность этой машины к убийствам, в ней не найдут никаких зацепок, поскольку он был собран из частей полудюжины автомобилей и специально подготовлен для немедленного использования и быстрого уничтожения. Луиса обеспокоило только одно: кто-то видел, как они уезжали, а значит, мог дать их описание. Эти опасения были несколько развеяны, но не исчезли полностью, когда пресс-секретарь сообщила только, что в связи с событиями разыскиваются высокий афроамериканец и, по крайней мере, еще одна неопределенная персона.
Верджил Госсард, подумал Луис. Им надо было убить его, когда представилась возможность, но, если он был единственным свидетелем и все, что он знает, это то, что один мужчина был черным, им нечего бояться. Впрочем, существовала вероятность того, что полиции известно больше, чем сообщила пресс-секретарь, и это смутно беспокоило его. Будет лучше, если они с Эйнджелом разойдутся на некоторое время. Это решение направило его мысли к человеку в комнате наверху. Луис лежал, думая о нем, пока шум улицы не стих, а затем покинул мотель.
Телефонная будка стояла в пяти кварталах к северу, около парковки перед китайской прачечной. Луис опустил в отверстие два доллара, набрал номер и услышал, как телефон трижды прозвонил, пока его не взяли.
— Это я. У меня есть кое-какая работа для вас. На заправочной станции вниз по Огичи, на шестнадцатой после Спарты. Вы не сможете миновать ее, потому что она выглядит так, будто ее украшали телепузики. Старику-хозяину надо напомнить, чтобы он забыл, что двое мужчин проезжали через его бензоколонку вчера. Он знает, о чем идет речь.
Он сделал паузу и выслушал то, что ответили на другом конце провода.
— Нет, пока это обстоит так, что моего внушения достаточно. Но все же убедитесь, осознает ли дед последствия, если вдруг ему захочется стать примерным гражданином. Объясните ему, что червям нет разницы, чье мясо обгладывать — хорошего или плохого человека. Затем разыщите придурка по имени Верджил Госсард, в данный момент местную знаменитость. Угостите его выпивкой, посмотрите, что ему известно о происшедшем. Проверьте, что он видел. Когда все сделаете и вернетесь, позвоните мне, затем следите за сообщениями на автоответчике всю следующую неделю. Возможно, вы мне понадобитесь для дела.
С этими словами Луис отключился, протер платком телефонную трубку, кнопки аппарата. Затем, опустив голову, направился обратно в мотель и пролежал без сна, пока проезжающие машины не стали совсем редкими. И на мир снизошла тишина.
Итак, эти двое остались в своих номерах, каждый сам по себе, но соединенные невидимой нитью, мимоходом вспоминая о людях, которые умерли у них на глазах этой ночью. Один дотянулся сознанием до другого и пожелал ему покоя, и этот покой был обретен на какое-то время, пришел вместе со сном.
Но подлинный мир требует определенной жертвы.
Хотя у Луиса уже была идея о том, как эта жертва может быть принесена.
* * *
А далеко на севере Сайрус Найрн наслаждался своей первой ночью на свободе.
Его выпустили из Томастона этим утром, все его имущество лежало в черном мешке для мусора. Одежда сидела на нем ничуть не лучше и не хуже, чем когда-либо, поскольку тюремное заключение не оказало особенного воздействия на согнутое годами и природой тело. Он стоял за стеной тюрьмы и смотрел на нее. Голоса молчали, но Сайрус знал: Леонард здесь, рядом с ним. И он не чувствовал страха при взгляде на существа, которые собирались в толпы вокруг тюремных стен, — с огромными крыльями на спине и с темными глазами, которые все видели. Он дотронулся до своей спины и представил, как за его спиной расправляются такие же мощные крылья.
Сайрус направился на центральную улицу Томастона и заказал в закусочной кока-колу и пончик, молча указав на желаемое. Парочка за ближайшим столиком уставилась на него, затем отвернулась, когда он поймал их взгляд. Манера поведения отдаляла Сайруса от людей ничуть не меньше, чем черный пакет для мусора у его ног. Он быстро поел и попил, потому что даже простая кока-кола казалась вкуснее вне стен тюрьмы, затем подал знак, чтобы ему налили еще, и подождал, пока закусочная опустеет. В данный момент он был в закусочной один, не считая женщины за стойкой, которая временами бросала озабоченные взгляды в его сторону.
Вскоре после полудня вошел мужчина и устроился за соседним с Сайрусом столиком. Он заказал кофе, прочел свою газету, затем ушел, оставив газету на столе. Сайрус взял ее и сделал вид, что читает первую страницу, затем опустил ее на свой столик. Конверт, спрятанный внутри, скользнул в его руку с легким тихим звяканьем и оттуда перекочевал в карман его куртки. Сайрус оставил четыре доллара за еду на столе и затем быстро вышел из закусочной.
Машина была двухлетней давности, «ниссан». В бардачке лежали карта, клочок бумаги с двумя адресами и телефонным номером, написанным сверху. Там был второй конверт, в котором оказались 1000 долларов старыми банкнотами и набор ключей для трейлера, стоящего в парке около Вестбрука. Сайрус запомнил адреса и номер телефона, затем уничтожил бумагу, свернув ее в комок и бросив в канаву, как ему было велено сделать.
Наконец он откинулся в кресле и стал шарить под пассажирским сидением. Он не обратил внимания на пистолет, который там лежал, а продолжал ощупывать найденный сверток пальцами один раз и два, пока не поднес их к носу и не принюхался.
Чистый, подумал он. Красивый и чистый.
Затем он развернул машину и направился на юг, как раз, когда голос настиг его.
— Ты счастлив, Сайрус?
— Счастлив, Леонард. Очень счастлив.
Глава 14
Я смотрелся на себя в зеркало.
Мои глаза были налиты кровью, на шее — красная сыпь. Я чувствовал себя так, будто пил всю ночь напролет: из-за нарушения координации движений я постоянно врезался в мебель. Меня все еще лихорадило, и кожа была липкой на ощупь. Я хотел заползти обратно в кровать и натянуть одеяло на голову, но не мог позволить себе такой роскоши. Вместо этого приготовил себе кофе и принялся смотреть новости. Когда начался утренний сериал, я опустил голову на руки и позволил своему кофе совсем остыть. Прошло довольно много времени, пока я почувствовал себя в состоянии позвонить по телефону.
По словам Рэнди Бурриса из Управления тюрьмами и исправительными заведениями Южной Каролины, исправительная колония округа Ричленд была одним из тех заведений, где приняли схему, согласно которой выпущенные на свободу заключенные исполняли молитвенные гимны за тех, кто все еще находился в тюрьме. Программа называлась ПиО (Прощение и обновление) и проводилась в Чарлстоне. Это был тот же самый правительственный проект, что и ИВБП (Истинное выздоровление с Божьей помощью), призванный оказать помощь заключенным на севере штата. Бывшие заключенные должны были убедить остальных в будущем не нарушать закон. В Южной Каролине около 30 процентов из десяти тысяч заключенных, выпускаемых на свободу ежегодно, попадают за решетку в течение последующих трех лет, так что в интересах штата оказать поддержку министерству любыми средствами, которые у них имеются. Человек по имени Терезий — известно только это его имя — был привлечен к работе в ПиО, и, по словам одного из администраторов, женщины по имени Ирен Йакаитис, он единственный из членов общества, который был избран министерством для миссии в Рич-ленде. Охранник в Ричмонде рассказал мне, что Терезий провел немало времени в тюрьме, консультируя Атиса Джонса. Теперь он проживал в доме гостиничного типа за Кинг-стрит, вплотную к «Ва Ча Лайк» — магазину духовной литературы и музыки. До этого Терезий жил в одном из городских благотворительных приютов и подыскивал себе работу. Дом находился в пяти минутах езды от моего отеля.
Когда я выехал на Кинг-стрит, она оказалась забита туристическими автобусами; кучка гидов старалась перекричать шум проезжающего автотранспорта. Кинг-стрит всегда была торговым центром Чарлстона. Ниже площади Чарлстона располагались миленькие магазинчики, предназначенные в большинстве своем для приезжих. Но, если вы направитесь на север, вы, вероятно заметите, что магазины становятся более практичными, рестораны — менее домашними и уютными. Здесь попадается все больше черных лиц и сорняков по обочинам. Я проехал «Ва Ча Лайк» и мастерскую по ремонту телевизоров и продаже музыкальных записей «Честный Джон». Трое молодых белых людей в серой униформе, кадеты из Цитадели, молча шагали по тротуару. Само их существование напоминало о прошлом города, потому что Цитадель обязана своим происхождением неудачному восстанию рабов из голландского поселения Весей и уверенности горожан в том, что хорошо оснащенный арсенал необходим для защиты от возможных в будущем восстаний. Я остановился, чтобы позволить кадетам пересечь улицу, затем свернул налево и припарковался напротив баптистской церкви на Моррис-стрит. Старик-негр следил за мной, сидя на ступеньках, ведущих к боковому входу в дом Терезия, и поедая что-то похожее на арахис из коричневого бумажного пакетика. Он протянул мне свой пакет, когда я приблизился к ступенькам.
— Хотите земляных орешков?
— Нет, спасибо.
— У вас что, аллергия?
— Нет.
— Вы следите за своим весом?
— Нет.
— Ну тогда, черт возьми, угощайтесь!
Я сделал то, что мне велели, хотя и не очень люблю арахис. Орехи были настолько горячими, что мне пришлось выпятить губы и втянуть в себя воздух, чтобы остудить их уже во рту.
— Горячие, — сказал я.
— А вы чего ждали? Я вас предупреждал, что это настоящие орешки.
Он уставился на меня, как на тупого. Наверно, он был прав.
— Мне нужен человек по имени Терезий.
— Его нет дома.
— Вы не знаете, где мне найти его?
— А зачем он вам нужен?
Я показал ему свое удостоверение.
— Далековато вас занесло, — сказал он, — очень далеко.
Он все еще не сказал мне, где я мог бы найти Терезия.
— Я не собираюсь причинять ему никакого зла и не хочу создавать ему проблемы. Он помог молодому человеку, моему клиенту. Что бы Терезий ни рассказал мне, это может помочь парню избежать смерти.
Старик некоторое время рассматривал меня снизу вверх. У него не было зубов, и, когда он давил арахис во рту, губы его издавали влажный шипящий звук.
— Да уж, вопрос жизни и смерти — это довольно серьезно, — сказал он с легкой насмешкой. Он был, возможно, прав, поддразнивая меня, как бы дергая за веревочку. Мои слова действительно звучали как реплики персонажа мыльной оперы.
— Это звучит слишком драматично?
— Ну, в общем, чересчур пафосно, — кивнул он.
— Как бы то ни было, дело обстоит именно так. Мне нужно поговорить с Терезием.
В этот момент скорлупка арахиса достаточно размякла, чтобы он мог вытащить из нее орех. Старик аккуратно выплюнул шкурку себе в руку.
— Терезий работает в центре города в одном из баров с девицами около Митинг-стрит, — сказал он с усмешкой, — так что его не раздевайте.
— Звучит обнадеживающе.
— Он там убирает, — продолжал старик, — смывает сперму с пола.
Старик издал кудахтающий смешок и шлепнул себя по бедрам, а затем сказал мне название клуба — «Лэп-Ленд». Я поблагодарил его.
— Я не настаиваю, но вы все еще можете высосать этот орешек, — сказал он, когда я готов был с ним проститься.
— Если честно, я не очень люблю арахис, — признался я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41