Я понятия не имею, что делать со счетами или…
— Достаточно! — резко прервал ее Дэниел. — Мне все ясно. Но как это возможно, Генриетта? Почему тебя не научили всему этому?
Она закусила нижнюю губу.
— Меня учили.
Дэниел нахмурился:
— Что ты имеешь в виду?
— Все очень просто, — сказала она с горечью. — Не очень-то хочется учиться, когда тебя постоянно бьют, независимо от того, сделаешь ты что-нибудь хорошо или плохо. Вне дома мне было лучше, и потому я предпочитала убегать.
Дэниел медленно кивнул, затем поманил ее пальцем.
— Подойди сюда, фея. — Она осторожно приблизилась, и он положил руки ей на плечи, строго глядя на нее. — Почему ты до сих пор скрывала это?
Худенькие плечи под его руками слегка приподнялись.
— Я не решалась рассказать. Ты был так уверен, что я знаю все эти вещи, и, конечно, мне следовало бы их знать… ведь я должна учить Лиззи… — Генриетта замолчала, еще раз беспомощно пожав плечами. — Я пыталась учиться, но всего так много, что потребуется, наверное, целая жизнь.
— Чепуха, — сказал Дэниел, и в голосе его впервые прозвучали суровые нотки. — Я помогу тебе. И если захочешь, ты выучишься очень быстро. Теперь тебе не надо притворяться, и станет намного легче.
— Но у тебя сейчас и так много забот. — Она посмотрела ему в лицо. — Я тоже могла бы помочь тебе, если бы ты поделился со мной своими проблемами.
Дэниел вздохнул, отпустил ее плечи и снова возвратился к камину, чтобы поправить соскользнувшее полено.
— Пока я не получу известий от зятя, который собирается в Лондон поговорить со своим родственником, я не могу ничего решить. Меня беспокоит неопределенность. Даже если станет известно худшее, мне будет легче. По крайней мере я смогу принять какое-то решение.
Генриетта взяла его руку, ощутив налитые мускулы в разрезе рукава камзола. Он повернулся к ней и улыбнулся, истолковав ее жест, как стремление утешить его.
— Это время пройдет, фея, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в уголок губ. — Плохие времена сменяются хорошими.
— Да, я знаю. Почему бы тебе не посидеть немного у огня, а я принесу тебе пива. — В озорных глазах ее заплясали чертики. — Это я умею. Если бы у меня была гитара, я бы сыграла тебе. Я играю вполне сносно, и мне говорили, что у меня приятный голос.
— Почему же ты научилась только этому, и ничему больше? — спросил Дэниел, насмешливо посмотрев на нее.
— Потому что мне это нравится, — ответила она просто. — И танцы тоже.
— Сейчас для таких развлечений неподходящее время, — сказал Дэниел, и его расслабленность исчезла. — Парламент решил привлечь короля к суду.
Генриетта вздрогнула.
— А в чем его обвиняют?
— В том, что он поднял армию против парламента и злоупотреблял данной ему властью, — с горечью произнес Дэниел. — Они считают его виновным. Надо подождать, чтобы увидеть, насколько прочно ими овладел дьявол и смогут ли они вынести королю смертный приговор. — Он встал, тяжело вздохнув. — Я должен поехать на лонгфордское поле и посмотреть, как его огораживают, а ты продолжай свои занятия, Гэрри. После ужина я покажу тебе, как надо подводить итог по счетам.
Дэниел вышел на холодный двор, размышляя о том, что услышал. Это соответствовало его мнению о Генриетте, И сейчас стало ясно, что ничего другого от нее нельзя было ожидать. Однако она была довольно сообразительной и быстро усваивала науку. По определенным причинам он решил скрыть ее недостатки, хотя предпочел бы, чтобы она с самого начала супружеской жизни призналась в отсутствии навыков ведения хозяйства. Надо уделять ей побольше времени, решил Дэниел. Девочкам тоже будет полезно дополнительное отцовское внимание. Был уже полдень, когда неотложные дела отвлекли его от этих мыслей.
Дэниел работал не покладая рук, и вскоре атмосфера в доме стала прежней, пока не разразился скандал.
Отвратительная погода, которая заставляла Генриетту и детей долгое время сидеть дома, наконец кончилась, и на смену пришли яркие солнечные дни, голубое небо и морозный воздух. Все трое возобновили дневные прогулки верхом, возвращаясь домой в сумерках, раскрасневшиеся и усталые, но в полном согласии. Госпожа Кирстон поджимала губы и недовольно смотрела на перепачканные юбки, оторванные пуговицы и растрепанные волосы. Она не могла наказывать детей, так как их сопровождала мачеха, часто такая же растрепанная, как и они. К сожалению, сэр Дэниел уехал в Элликот-Парк, и ему нельзя было рассказать об этих нежелательных прогулках. Поэтому госпожа Кирстон вынуждена была ждать, когда придет ее время.
Дэниел вернулся в субботу днем. Его визит к Элликотам не принес радостных вестей. Джеймс обратился в Лондоне в комиссию по делу своего шурина, но никакого решения пока не было принято. Дома Дэниела ждало письмо от сэра Реджинальда Транта, в котором он требовал уплатить долг сэра Джеральда Эшби и проценты, накопившиеся за последние десять лет. Требование было изложено в грубых выражениях, и Дэниел, побелев от гнева, смял письмо и швырнул его в камин.
Дэниел рассчитывал выплатить долг по частям, хотя и это должно было существенно урезать его средства, так как он собирался продать часть земли, чтобы уплатить контрибуцию. Дэниел вынужден был резко уменьшить число людей, работающих в доме, в садах и на полях. Мысль о том, что он обречет на лишения тех, кого должен уволить, доводила его до белого каления. Он был взбешен наглым письмом Транта и бесстыдным обманом негодяя Эшби.
И как назло госпожа Кирстон выбрала именно этот момент, чтобы обратить внимание Дэниела на некоторые вещи. Она поспешила вниз, как только услышала о его возвращении, решив поговорить, пока его жены и дочерей не было дома. Дэниел выслушал ее в полной тишине. Его дочери стали дерзкими и неуправляемыми, она не может нести за них ответственность, когда подрывается ее авторитет. Обследование лисьих нор, лазание по деревьям, ловля рыбы в ручьях всегда были запрещены, пока… Здесь она поджала губы и замолчала. Можно было не продолжать фразу, и она не стала открыто обвинять леди Драммонд.
— Все это остается под запретом, — резко сказал Дэниел. — Я разберусь с ними, госпожа Кирстон.
Он вышел из дома во второй половине декабрьского дня. Солнце уже клонилось к закату, дул холодный, пронизывающий ветер. Дэниел плотнее закутался в плащ, размышляя, откуда начать поиски. В конюшне сказали, что они не взяли лошадей, значит, находились где-то недалеко.
Внезапно он услышал взволнованный крик Нэн, донесшийся из рощи:
— Ты можешь поймать его, Гэрри? О, бедный малыш… Надеюсь, он не упадет!
— Глупышка, котята никогда не падают, — раздался презрительный голос Лиззи, прозвучавший как-то приглушенно. — Во всяком случае, Гэрри возьмет его.
Причина приглушенности голоса стала очевидной, как только он вошел в рощу. Лиззи сидела на развилке соснового ствола, глядя вверх, где Дэниел различил синее пятно. Это была юбка Генриетты. Нэн, слишком маленькая, чтобы лазать по деревьям, и в тот момент не знавшая, что в этом ее счастье, прыгала вокруг дерева, пронзительно крича.
— Элизабет!
Услышав голос отца, Лиззи чуть не свалилась с ветки. Нэн мгновенно замолчала и, как обычно делала в напряженные моменты, сунула большой палец в рот.
Дэниел вытащил палец.
— Ты уже достаточно большая. Отправляйся немедленно к госпоже Кирстон.
Нэн убежала, не говоря ни слова, а ее сестра спустилась с дерева. Она стояла, заложив руки за спину, уставившись в какую-то точку за плечом отца.
В ее волосах застряли сосновые иголки, юбка испачкана, щеки вымазаны грязью. Дэниел вспомнил о матери детей. Нэн была очень аккуратной женщиной, такой грациозной и женственной, хорошо знавшей свои обязанности.
— Тебе было запрещено лазать по деревьям, разве не так?
— Да, сэр.
— Иди в свою комнату. Я скоро приду туда.
Лиззи пошла, едва передвигая ноги. Генриетта, которая осторожно спустилась с другой стороны дерева, вышла из-за своего укрытия. В руках она держала крошечного рыжего в полоску котенка.
— Надеюсь, ты не станешь наказывать Лиззи, — медленно и отчетливо произнесла Генриетта. — Она решила, что раз я влезла на дерево, значит, это не запрещено.
— Хотя мне и неприятно, но исправить ошибку — мой долг, — резко сказал Дэниел.
Он уже не мог сдерживаться, и весь его гнев обрушился на жену. Генриетта не могла научить детей ни управлению домашним хозяйством, ни поведению, достойному знатной женщины, так как сама не умела этого. Она могла похвастаться лишь мальчишескими выходками и мятежным духом. Она ничего не принесла ему, кроме обременительного долга, который и без контрибуции мог уничтожить его.
— Я не допущу, чтобы мои дочери превратились в непослушных, неряшливых, крикливых сорванцов.
Генриетта не сомневалась, что эта характеристика относится и к ней самой. Каждое его слово звучало, как удар, но она держалась твердо, убежденная, что Лиззи не должна страдать за недостатки своей мачехи.
— Позволь мне поговорить с ней, — произнесла она. — Я объясню Лиззи положение вещей так, чтобы она могла понять. Котенок очень жалобно мяукал, потому что прилип к дереву, и мы не думали ни о чем, кроме как о его спасении.
— У нас много мужчин и мальчишек, которые могли бы сделать это, — сказал Дэниел все так же резко. — Мне сказали, что мои дети стали дерзкими и непослушными под влиянием своей мачехи. Этого не должно быть.
— Конечно, — быстро согласилась Генриетта. — Если все это так, ты вправе вмешаться. Но я не верю, что в этом есть необходимость.
— Как ты можешь быть судьей?
Генриетта вздрогнула, но смело ответила:
— Потому что я знаю разницу между жизнерадостностью и неповиновением, а другие нет. — Почувствовав, что он заколебался, она заговорила еще энергичней: — Только позволь объяснить все Лиззи, и я обещаю, что подобное никогда не повторится.
Дэниел терпеть не мог наказывать своих детей, но всегда боялся, что его снисходительность испортит ребенка. Однако если возникала альтернатива, он всегда соглашался. Сейчас Дэниел стоял в задумчивости, чувствуя, что гнев проходит и он может отчетливо представить ситуацию. Растрепанная, раскрасневшаяся Генриетта, прижимающая к груди котенка, выглядела в этот момент не таким уж ребенком, каким он всегда ее считал. Возможно, обе они, Генриетта и Лиззи, придут к правильной оценке случившегося, если поговорят наедине.
— Обещаю, что подобное никогда больше не повторится, — снова сказала Генриетта, рассеянно почесывая котенка за ушками.
— Да, уж лучше не надо, — сказал Дэниел, отворачиваясь и тем самым давая понять, что согласен.
Генриетта посмотрела на рыжего котенка.
— Это ты во всем виноват, — сказала она недовольно. — Я могла бы свернуть твою тощую шейку. — Она поставила котенка на траву и с изумлением увидела, как он побежал к той же самой сосне, забрался на нее и начал жалобно мяукать. — О нет! Как ты можешь быть таким глупым!
Услышав это восклицание, Дэниел обернулся:
— Ну, что теперь, черт побери?
— Котенок, — сказала она, смеясь и плача. — Он снова залез на дерево.
— Это какой-то кошмар, — проворчал Дэниел и решительно добавил: — Оставь его там, где он есть. Пусть научится выживать.
— О, я не могу, Дэниел. Только послушай, как он пищит. — Она горестно сжала руки. — Если ты немного приподнимешь меня, я легко его достану. Это не будет считаться лазанием по деревьям.
В это невозможно было поверить. Дэниел почувствовал то же самое, что и тогда, когда Генриетта возвратилась из Ноттингема с пропусками для всех. Из его груди вырвался громкий смех, совершенно неуместный после всего, что он ей только что говорил. Подбежав к жене, он повернул ее лицом к дереву, чтобы она не могла видеть выражения его глаз.
— Ты неисправима! — Взяв Генриетту за талию, он приподнял ее, чувствуя в своих руках гибкое женское тело.
— Я достала его. Благодарю. — Дэниел поставил жену на землю, и она повернулась, крепко держа царапающегося котенка. — Дэниел, мне кажется, ты смеешься.
— Вовсе нет! — горячо возразил он. — Я никогда не смеюсь, когда происходит такое.
— Нет, конечно, нет, — смиренно согласилась Генриетта. — Не могу понять, как я могла ошибиться.
— Я тоже не могу понять. Отнеси это несчастное животное куда положено и, ради Бога, прежде чем пойдешь к Лиззи, приведи себя в порядок! — С этими словами Дэниел быстро зашагал к дому.
Ничуть не огорченная случившимся, Генриетта отнесла котенка на конюшню к другим котятам, задержалась в своей комнате, чтобы сменить платье и причесать волосы, а затем пошла к Лиззи.
Девочка сидела на кровати, но, когда дверь открылась, сразу вскочила на ноги с испуганным выражением лица. Она явно удивилась, увидев Генриетту.
— Папа тоже придет?
— Нет, — сказала Генриетта, закрывая дверь. — Но, думаю, будет лучше, если ты проведешь остаток дня в прилежных занятиях с госпожой Кирстон. — Она села на кровать, похлопав ладонью рядом с собой. — Садись, Лиззи, нам надо поговорить. Есть вещи, которые мы должны попытаться понять вместе.
Глава 8
Через час Гэрри покинула спальню Лиззи. Трудно было объяснить восьмилетней девочке, что жена его отца не всегда является подходящим примером и часто сама нуждается в напоминании о том, что такое
хорошие манеры. Чувствуя себя не такой мудрой, как хотелось бы, Генриетта вошла в свою комнату, желая побыть в одиночестве.
Однако она недолго оставалась одна. Минут через пять появился Дэниел.
— Расскажи мне об этом сэре Реджинальде Транте, — начал он без предисловий. — Мне известно только, что он старый, вонючий и с гнилыми зубами, но я не знаю его характера.
Генриетта задумчиво сдвинула брови, ставя в большую медную вазу букет желтых листьев.
— Я встречалась с ним дважды. Мне кажется, он человек, лишенный юмора, так же как и мой отец. — Она отступила назад, критически оглядывая свою композицию. — А почему он тебя интересует?
— Я должен ему деньги, разве ты забыла? — сказал Дэниел, не в силах удержаться от язвительного тона.
Генриетта смущенно покраснела.
— На минуту выпустила это из головы. Он потребовал вернуть долг?
— Да. Он требует в самой наглой форме немедленно уплатить всю сумму с начисленными процентами. — Дэниел начал ходить по комнате. — Черт побери, я даже не представляю, где взять столько денег.
— А ты не можешь воспользоваться частью моего наследства? — Она поправила веточку. — Я не знаю, как вы договорились, потому что мне не разрешили остаться в комнате, но. уверена…
— Твой отец ничего не дает за тобой, — прервал ее Дэниел. Он не собирался говорить ей об этом унизительном факте, но на прямой вопрос надо было дать прямой ответ.
Генриетта повернулась к нему лицом:
— Не может быть! Я вышла замуж с его согласия.
«Благополучное избавление», — с горечью вспомнил Дэниел. Он покачал головой:
— И тем не менее, Гэрри, твой отец отказался дать в приданое даже пенни.
Генриетта отчаянно замотала головой, две золотистые косы заметались по спине. Глаза ее расширились от гнева.
— Значит, он обманул тебя, Дэниел! Доля наследства моей матери в случае ее смерти переходит ко мне, если только я не выйду замуж против воли отца. Эти деньги мои. Я не ждала от него ни пенни. — В голосе ее звучало отвращение и презрение. — Он не дал бы мне и обрезков своих ногтей. Если я правильно расслышала господина Филберта, мне причитается сумма в три тысячи фунтов и…
Дэниел повелительно поднял руку:
— Минутку. Кто такой господин Филберт?
— Адвокат из Лондона, — волнуясь, сказала Генриетта. — Я подслушивала у окна, когда он разговаривал с эсквайром Осбертом и моим отцом. — Она напрягла память. — Эсквайр Осберт пришел обсудить возможный брак Уилла со мной. Отец сказал, что никогда не согласится на это, а если я выйду замуж без его согласия, то не получу причитающейся мне доли наследства. На что господин Филберт ответил, что все верно, но это единственное условие, при котором деньги переходят к моему отцу. Вот почему эсквайр Осберт не хотел, чтобы Уилл женился на мне.
Дэниел снова вспомнил хитрую улыбку, промелькнувшую на лице сэра Джеральда Эшби, когда тот выдвинул свой ультиматум. Он надеялся избавиться от долга и одновременно сохранить наследство дочери в своих руках.
— Могла бы ты узнать об этой доле наследства, если бы не подслушала у окна? — медленно спросил он.
Генриетта кивнула:
— Мне ничего не сказали об этом. Но потом эсквайр Осберт все объяснил Уиллу, а Уилл передал мне подробности. Конечно, мой отец не знал, что мне известно о наследстве. Если бы я вышла замуж за сэра Реджинальда, часть денег моей матери ушла бы на погашение долга. Таким образом…
— Таким образом, — закончил за нее Дэниел, — твой отец избавился бы от долга и, вероятно, прибрал бы к рукам остальную часть денег, по праву принадлежащих тебе. Он предполагал, что ты не потребуешь того, о чем не знаешь.
— Он негодяй! — воскликнула Генриетта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Достаточно! — резко прервал ее Дэниел. — Мне все ясно. Но как это возможно, Генриетта? Почему тебя не научили всему этому?
Она закусила нижнюю губу.
— Меня учили.
Дэниел нахмурился:
— Что ты имеешь в виду?
— Все очень просто, — сказала она с горечью. — Не очень-то хочется учиться, когда тебя постоянно бьют, независимо от того, сделаешь ты что-нибудь хорошо или плохо. Вне дома мне было лучше, и потому я предпочитала убегать.
Дэниел медленно кивнул, затем поманил ее пальцем.
— Подойди сюда, фея. — Она осторожно приблизилась, и он положил руки ей на плечи, строго глядя на нее. — Почему ты до сих пор скрывала это?
Худенькие плечи под его руками слегка приподнялись.
— Я не решалась рассказать. Ты был так уверен, что я знаю все эти вещи, и, конечно, мне следовало бы их знать… ведь я должна учить Лиззи… — Генриетта замолчала, еще раз беспомощно пожав плечами. — Я пыталась учиться, но всего так много, что потребуется, наверное, целая жизнь.
— Чепуха, — сказал Дэниел, и в голосе его впервые прозвучали суровые нотки. — Я помогу тебе. И если захочешь, ты выучишься очень быстро. Теперь тебе не надо притворяться, и станет намного легче.
— Но у тебя сейчас и так много забот. — Она посмотрела ему в лицо. — Я тоже могла бы помочь тебе, если бы ты поделился со мной своими проблемами.
Дэниел вздохнул, отпустил ее плечи и снова возвратился к камину, чтобы поправить соскользнувшее полено.
— Пока я не получу известий от зятя, который собирается в Лондон поговорить со своим родственником, я не могу ничего решить. Меня беспокоит неопределенность. Даже если станет известно худшее, мне будет легче. По крайней мере я смогу принять какое-то решение.
Генриетта взяла его руку, ощутив налитые мускулы в разрезе рукава камзола. Он повернулся к ней и улыбнулся, истолковав ее жест, как стремление утешить его.
— Это время пройдет, фея, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в уголок губ. — Плохие времена сменяются хорошими.
— Да, я знаю. Почему бы тебе не посидеть немного у огня, а я принесу тебе пива. — В озорных глазах ее заплясали чертики. — Это я умею. Если бы у меня была гитара, я бы сыграла тебе. Я играю вполне сносно, и мне говорили, что у меня приятный голос.
— Почему же ты научилась только этому, и ничему больше? — спросил Дэниел, насмешливо посмотрев на нее.
— Потому что мне это нравится, — ответила она просто. — И танцы тоже.
— Сейчас для таких развлечений неподходящее время, — сказал Дэниел, и его расслабленность исчезла. — Парламент решил привлечь короля к суду.
Генриетта вздрогнула.
— А в чем его обвиняют?
— В том, что он поднял армию против парламента и злоупотреблял данной ему властью, — с горечью произнес Дэниел. — Они считают его виновным. Надо подождать, чтобы увидеть, насколько прочно ими овладел дьявол и смогут ли они вынести королю смертный приговор. — Он встал, тяжело вздохнув. — Я должен поехать на лонгфордское поле и посмотреть, как его огораживают, а ты продолжай свои занятия, Гэрри. После ужина я покажу тебе, как надо подводить итог по счетам.
Дэниел вышел на холодный двор, размышляя о том, что услышал. Это соответствовало его мнению о Генриетте, И сейчас стало ясно, что ничего другого от нее нельзя было ожидать. Однако она была довольно сообразительной и быстро усваивала науку. По определенным причинам он решил скрыть ее недостатки, хотя предпочел бы, чтобы она с самого начала супружеской жизни призналась в отсутствии навыков ведения хозяйства. Надо уделять ей побольше времени, решил Дэниел. Девочкам тоже будет полезно дополнительное отцовское внимание. Был уже полдень, когда неотложные дела отвлекли его от этих мыслей.
Дэниел работал не покладая рук, и вскоре атмосфера в доме стала прежней, пока не разразился скандал.
Отвратительная погода, которая заставляла Генриетту и детей долгое время сидеть дома, наконец кончилась, и на смену пришли яркие солнечные дни, голубое небо и морозный воздух. Все трое возобновили дневные прогулки верхом, возвращаясь домой в сумерках, раскрасневшиеся и усталые, но в полном согласии. Госпожа Кирстон поджимала губы и недовольно смотрела на перепачканные юбки, оторванные пуговицы и растрепанные волосы. Она не могла наказывать детей, так как их сопровождала мачеха, часто такая же растрепанная, как и они. К сожалению, сэр Дэниел уехал в Элликот-Парк, и ему нельзя было рассказать об этих нежелательных прогулках. Поэтому госпожа Кирстон вынуждена была ждать, когда придет ее время.
Дэниел вернулся в субботу днем. Его визит к Элликотам не принес радостных вестей. Джеймс обратился в Лондоне в комиссию по делу своего шурина, но никакого решения пока не было принято. Дома Дэниела ждало письмо от сэра Реджинальда Транта, в котором он требовал уплатить долг сэра Джеральда Эшби и проценты, накопившиеся за последние десять лет. Требование было изложено в грубых выражениях, и Дэниел, побелев от гнева, смял письмо и швырнул его в камин.
Дэниел рассчитывал выплатить долг по частям, хотя и это должно было существенно урезать его средства, так как он собирался продать часть земли, чтобы уплатить контрибуцию. Дэниел вынужден был резко уменьшить число людей, работающих в доме, в садах и на полях. Мысль о том, что он обречет на лишения тех, кого должен уволить, доводила его до белого каления. Он был взбешен наглым письмом Транта и бесстыдным обманом негодяя Эшби.
И как назло госпожа Кирстон выбрала именно этот момент, чтобы обратить внимание Дэниела на некоторые вещи. Она поспешила вниз, как только услышала о его возвращении, решив поговорить, пока его жены и дочерей не было дома. Дэниел выслушал ее в полной тишине. Его дочери стали дерзкими и неуправляемыми, она не может нести за них ответственность, когда подрывается ее авторитет. Обследование лисьих нор, лазание по деревьям, ловля рыбы в ручьях всегда были запрещены, пока… Здесь она поджала губы и замолчала. Можно было не продолжать фразу, и она не стала открыто обвинять леди Драммонд.
— Все это остается под запретом, — резко сказал Дэниел. — Я разберусь с ними, госпожа Кирстон.
Он вышел из дома во второй половине декабрьского дня. Солнце уже клонилось к закату, дул холодный, пронизывающий ветер. Дэниел плотнее закутался в плащ, размышляя, откуда начать поиски. В конюшне сказали, что они не взяли лошадей, значит, находились где-то недалеко.
Внезапно он услышал взволнованный крик Нэн, донесшийся из рощи:
— Ты можешь поймать его, Гэрри? О, бедный малыш… Надеюсь, он не упадет!
— Глупышка, котята никогда не падают, — раздался презрительный голос Лиззи, прозвучавший как-то приглушенно. — Во всяком случае, Гэрри возьмет его.
Причина приглушенности голоса стала очевидной, как только он вошел в рощу. Лиззи сидела на развилке соснового ствола, глядя вверх, где Дэниел различил синее пятно. Это была юбка Генриетты. Нэн, слишком маленькая, чтобы лазать по деревьям, и в тот момент не знавшая, что в этом ее счастье, прыгала вокруг дерева, пронзительно крича.
— Элизабет!
Услышав голос отца, Лиззи чуть не свалилась с ветки. Нэн мгновенно замолчала и, как обычно делала в напряженные моменты, сунула большой палец в рот.
Дэниел вытащил палец.
— Ты уже достаточно большая. Отправляйся немедленно к госпоже Кирстон.
Нэн убежала, не говоря ни слова, а ее сестра спустилась с дерева. Она стояла, заложив руки за спину, уставившись в какую-то точку за плечом отца.
В ее волосах застряли сосновые иголки, юбка испачкана, щеки вымазаны грязью. Дэниел вспомнил о матери детей. Нэн была очень аккуратной женщиной, такой грациозной и женственной, хорошо знавшей свои обязанности.
— Тебе было запрещено лазать по деревьям, разве не так?
— Да, сэр.
— Иди в свою комнату. Я скоро приду туда.
Лиззи пошла, едва передвигая ноги. Генриетта, которая осторожно спустилась с другой стороны дерева, вышла из-за своего укрытия. В руках она держала крошечного рыжего в полоску котенка.
— Надеюсь, ты не станешь наказывать Лиззи, — медленно и отчетливо произнесла Генриетта. — Она решила, что раз я влезла на дерево, значит, это не запрещено.
— Хотя мне и неприятно, но исправить ошибку — мой долг, — резко сказал Дэниел.
Он уже не мог сдерживаться, и весь его гнев обрушился на жену. Генриетта не могла научить детей ни управлению домашним хозяйством, ни поведению, достойному знатной женщины, так как сама не умела этого. Она могла похвастаться лишь мальчишескими выходками и мятежным духом. Она ничего не принесла ему, кроме обременительного долга, который и без контрибуции мог уничтожить его.
— Я не допущу, чтобы мои дочери превратились в непослушных, неряшливых, крикливых сорванцов.
Генриетта не сомневалась, что эта характеристика относится и к ней самой. Каждое его слово звучало, как удар, но она держалась твердо, убежденная, что Лиззи не должна страдать за недостатки своей мачехи.
— Позволь мне поговорить с ней, — произнесла она. — Я объясню Лиззи положение вещей так, чтобы она могла понять. Котенок очень жалобно мяукал, потому что прилип к дереву, и мы не думали ни о чем, кроме как о его спасении.
— У нас много мужчин и мальчишек, которые могли бы сделать это, — сказал Дэниел все так же резко. — Мне сказали, что мои дети стали дерзкими и непослушными под влиянием своей мачехи. Этого не должно быть.
— Конечно, — быстро согласилась Генриетта. — Если все это так, ты вправе вмешаться. Но я не верю, что в этом есть необходимость.
— Как ты можешь быть судьей?
Генриетта вздрогнула, но смело ответила:
— Потому что я знаю разницу между жизнерадостностью и неповиновением, а другие нет. — Почувствовав, что он заколебался, она заговорила еще энергичней: — Только позволь объяснить все Лиззи, и я обещаю, что подобное никогда не повторится.
Дэниел терпеть не мог наказывать своих детей, но всегда боялся, что его снисходительность испортит ребенка. Однако если возникала альтернатива, он всегда соглашался. Сейчас Дэниел стоял в задумчивости, чувствуя, что гнев проходит и он может отчетливо представить ситуацию. Растрепанная, раскрасневшаяся Генриетта, прижимающая к груди котенка, выглядела в этот момент не таким уж ребенком, каким он всегда ее считал. Возможно, обе они, Генриетта и Лиззи, придут к правильной оценке случившегося, если поговорят наедине.
— Обещаю, что подобное никогда больше не повторится, — снова сказала Генриетта, рассеянно почесывая котенка за ушками.
— Да, уж лучше не надо, — сказал Дэниел, отворачиваясь и тем самым давая понять, что согласен.
Генриетта посмотрела на рыжего котенка.
— Это ты во всем виноват, — сказала она недовольно. — Я могла бы свернуть твою тощую шейку. — Она поставила котенка на траву и с изумлением увидела, как он побежал к той же самой сосне, забрался на нее и начал жалобно мяукать. — О нет! Как ты можешь быть таким глупым!
Услышав это восклицание, Дэниел обернулся:
— Ну, что теперь, черт побери?
— Котенок, — сказала она, смеясь и плача. — Он снова залез на дерево.
— Это какой-то кошмар, — проворчал Дэниел и решительно добавил: — Оставь его там, где он есть. Пусть научится выживать.
— О, я не могу, Дэниел. Только послушай, как он пищит. — Она горестно сжала руки. — Если ты немного приподнимешь меня, я легко его достану. Это не будет считаться лазанием по деревьям.
В это невозможно было поверить. Дэниел почувствовал то же самое, что и тогда, когда Генриетта возвратилась из Ноттингема с пропусками для всех. Из его груди вырвался громкий смех, совершенно неуместный после всего, что он ей только что говорил. Подбежав к жене, он повернул ее лицом к дереву, чтобы она не могла видеть выражения его глаз.
— Ты неисправима! — Взяв Генриетту за талию, он приподнял ее, чувствуя в своих руках гибкое женское тело.
— Я достала его. Благодарю. — Дэниел поставил жену на землю, и она повернулась, крепко держа царапающегося котенка. — Дэниел, мне кажется, ты смеешься.
— Вовсе нет! — горячо возразил он. — Я никогда не смеюсь, когда происходит такое.
— Нет, конечно, нет, — смиренно согласилась Генриетта. — Не могу понять, как я могла ошибиться.
— Я тоже не могу понять. Отнеси это несчастное животное куда положено и, ради Бога, прежде чем пойдешь к Лиззи, приведи себя в порядок! — С этими словами Дэниел быстро зашагал к дому.
Ничуть не огорченная случившимся, Генриетта отнесла котенка на конюшню к другим котятам, задержалась в своей комнате, чтобы сменить платье и причесать волосы, а затем пошла к Лиззи.
Девочка сидела на кровати, но, когда дверь открылась, сразу вскочила на ноги с испуганным выражением лица. Она явно удивилась, увидев Генриетту.
— Папа тоже придет?
— Нет, — сказала Генриетта, закрывая дверь. — Но, думаю, будет лучше, если ты проведешь остаток дня в прилежных занятиях с госпожой Кирстон. — Она села на кровать, похлопав ладонью рядом с собой. — Садись, Лиззи, нам надо поговорить. Есть вещи, которые мы должны попытаться понять вместе.
Глава 8
Через час Гэрри покинула спальню Лиззи. Трудно было объяснить восьмилетней девочке, что жена его отца не всегда является подходящим примером и часто сама нуждается в напоминании о том, что такое
хорошие манеры. Чувствуя себя не такой мудрой, как хотелось бы, Генриетта вошла в свою комнату, желая побыть в одиночестве.
Однако она недолго оставалась одна. Минут через пять появился Дэниел.
— Расскажи мне об этом сэре Реджинальде Транте, — начал он без предисловий. — Мне известно только, что он старый, вонючий и с гнилыми зубами, но я не знаю его характера.
Генриетта задумчиво сдвинула брови, ставя в большую медную вазу букет желтых листьев.
— Я встречалась с ним дважды. Мне кажется, он человек, лишенный юмора, так же как и мой отец. — Она отступила назад, критически оглядывая свою композицию. — А почему он тебя интересует?
— Я должен ему деньги, разве ты забыла? — сказал Дэниел, не в силах удержаться от язвительного тона.
Генриетта смущенно покраснела.
— На минуту выпустила это из головы. Он потребовал вернуть долг?
— Да. Он требует в самой наглой форме немедленно уплатить всю сумму с начисленными процентами. — Дэниел начал ходить по комнате. — Черт побери, я даже не представляю, где взять столько денег.
— А ты не можешь воспользоваться частью моего наследства? — Она поправила веточку. — Я не знаю, как вы договорились, потому что мне не разрешили остаться в комнате, но. уверена…
— Твой отец ничего не дает за тобой, — прервал ее Дэниел. Он не собирался говорить ей об этом унизительном факте, но на прямой вопрос надо было дать прямой ответ.
Генриетта повернулась к нему лицом:
— Не может быть! Я вышла замуж с его согласия.
«Благополучное избавление», — с горечью вспомнил Дэниел. Он покачал головой:
— И тем не менее, Гэрри, твой отец отказался дать в приданое даже пенни.
Генриетта отчаянно замотала головой, две золотистые косы заметались по спине. Глаза ее расширились от гнева.
— Значит, он обманул тебя, Дэниел! Доля наследства моей матери в случае ее смерти переходит ко мне, если только я не выйду замуж против воли отца. Эти деньги мои. Я не ждала от него ни пенни. — В голосе ее звучало отвращение и презрение. — Он не дал бы мне и обрезков своих ногтей. Если я правильно расслышала господина Филберта, мне причитается сумма в три тысячи фунтов и…
Дэниел повелительно поднял руку:
— Минутку. Кто такой господин Филберт?
— Адвокат из Лондона, — волнуясь, сказала Генриетта. — Я подслушивала у окна, когда он разговаривал с эсквайром Осбертом и моим отцом. — Она напрягла память. — Эсквайр Осберт пришел обсудить возможный брак Уилла со мной. Отец сказал, что никогда не согласится на это, а если я выйду замуж без его согласия, то не получу причитающейся мне доли наследства. На что господин Филберт ответил, что все верно, но это единственное условие, при котором деньги переходят к моему отцу. Вот почему эсквайр Осберт не хотел, чтобы Уилл женился на мне.
Дэниел снова вспомнил хитрую улыбку, промелькнувшую на лице сэра Джеральда Эшби, когда тот выдвинул свой ультиматум. Он надеялся избавиться от долга и одновременно сохранить наследство дочери в своих руках.
— Могла бы ты узнать об этой доле наследства, если бы не подслушала у окна? — медленно спросил он.
Генриетта кивнула:
— Мне ничего не сказали об этом. Но потом эсквайр Осберт все объяснил Уиллу, а Уилл передал мне подробности. Конечно, мой отец не знал, что мне известно о наследстве. Если бы я вышла замуж за сэра Реджинальда, часть денег моей матери ушла бы на погашение долга. Таким образом…
— Таким образом, — закончил за нее Дэниел, — твой отец избавился бы от долга и, вероятно, прибрал бы к рукам остальную часть денег, по праву принадлежащих тебе. Он предполагал, что ты не потребуешь того, о чем не знаешь.
— Он негодяй! — воскликнула Генриетта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38