Маргарет хотела встать, но Пенни удержала ее.— Лежи. Я сам принесу, — сказал Хэнк и, поцеловав экономку в щеку, вышел из комнаты.И только тут Пенелопа поняла, как эти двое любят друг друга. Не то чтобы она раньше не замечала их взаимного влечения, она знала о нем, но такой горячей привязанности все же не предполагала.Замкнувшись в своем одиночестве, отказавшись от общества людей, она потеряла способность трезво оценивать происходящее вокруг нее. И даже эти два любящих ее человека оставались вне поля зрения.— Ну что, Мэгги, — воспользовался отсутствием шофера Рэмзи, — собирается Хэнк сделать тебе предложение? Или вы так и будете жить во грехе?— Уж кто бы говорил о грехе, да не ты, — откликнулась миссис О'Халерен.— Ха! Да ты у нас просто старая куртизанка!— Но к тому же и хороший кулинар.— Этого у тебя не отнять, — засмеялся О'Киф и кивком предложил стоящему рядом Ноуэлю выйти в коридор. Когда они остались с сыщиком наедине, он негромко произнес, продолжая прерванный появлением Маргарет разговор:— Думаю, я поторопился, отказавшись от твоих услуг.— Согласен, — кивнул Вокер. — Нужно попытаться по письму выйти на след его отправителя. И тогда у нас будут кое-какие доказательства.Сказав это, Ноуэл вышел переговорить со своими людьми. А Рэмзи поспешил к лестнице, ведущей в подвал. Спускаясь вниз, он недоумевал, почему Мэгги живет здесь, но, увидев комнату, вполне одобрил ее выбор. Тут было гораздо уютнее, чем он предполагал: белые стены, пушистый зеленый ковер, несколько экзотических растений в кадках. Небольшая дверь слева вела в спальню, а аккуратно обставленная площадка под лестницей представляла собой довольно изящную, опрятную гостиную экономки.Посреди комнаты О'Киф увидел стоящего с опущенными руками Хэнка. Он показался ему чем-то встревоженным, и, чтобы подбодрить шофера, Рэмзи приветливо окликнул его по имени. Хэнк обернулся и уныло посмотрел на вошедшего.— Где письмо? — спросил О'Киф. И шофер протянул ему небольшой распечатанный конверт: «Корал-Ки-парк. Птичий заповедник. В час дня».— В почтовый ящик его мог бросить кто угодно, — пояснил Хэнк. — И мы вряд ли найдем на письме нужные нам отпечатки пальцев.Подняв глаза, О'Киф увидел несколько фотографий, оправленных в тонкие металлические рамочки и стоявших в ряд на полке.— Это Пенелопа? — спросил он.— Да, — ответил шофер. — Здесь ей около пяти лет.Рэмзи подивился сосредоточенному выражению лица маленькой девочки, запечатленной на снимках, словно сквозь внешний облик ребенка проглядывали черты вполне взрослого, знающего цену жизни человека. Что-то неприступное, даже мятежное светилось в ее глазах. Ни тени улыбки на губах, ни легкого проблеска детской наивности в серьезном, пристальном взгляде.— Счастливым ее детство назвать нельзя, — рассказывал между тем Хэнк. — Вначале я даже не знал ее имени. А она совсем не разговаривала. Выглядела жалко: кожа да кости. Единственной вещью, которой она дорожила, был медальон. Нашла же ее Маргарет в овощной тележке за магазином, где она спала. И возможно, с тех пор ей снятся кошмары.Рэмзи потрясло услышанное. Он ничего не знал о прошлом Пенелопы.— Маргарет вернула было ее в детский дом, — продолжал рассказывать Хэнк, — но она вновь сбежала оттуда. Мы пытались показывать ее докторам, но девочка сопротивлялась. И первыми словами, которые мы услышали от нее, были: «Не позволяй им бить меня». С тех пор Маргарет больше не отводила ее в приют.— А давно она с Мэгги?— Уже много лет. — Шофер печально покачал головой. — Позже появилась Тесс. Пришла без приглашения. Правда, характер у нее был веселый — само добродушие и шутливость.— А кто на этой фотографии? — указал О'Киф па другой снимок, стоящий на полке.— Участницы университетского женского клуба.— А это Слоун?— Да. Она.— Пенелопа выглядит постарше.— Пенни значительно отстала, когда училась в школе. Потому и поступила в университет более взрослой, чем Слоун. И та все время напоминала ей об этом. — Хэнк неприязненно поморщился. — Честно говоря, не люблю Ротмеров. Особенно эту девицу — дерзка, злопамятна. В общем, неприятное существо.— Ты ее видел?— Да. Еще когда Пенелопа училась в колледже. Особенно это злобное существо досаждало Тесс. А ведь девочки никогда ничего плохого не сделали Слоун. Она не любила их просто потому, что считала недостойными выходцами из бедных семей. Но чем больше она злобствовала, тем больше Пенни и Тесс дорожили друг другом.— Я заметил это.— Тесс была чемпионкой. — Хэнк показал ему обложку журнала «Мир гимнастики». — А Пенни стала знаменитой артисткой.«С какой гордостью он говорит о ней», — подумал Рэмзи, осматривая комнату. На всех полках, столах и даже стенах были разложены и развешены фотографии Пенелопы, вырезки из газет и журналов, посвященные ей. Раскрытая книга, лежащая на столе, привлекла его внимание. Но не успел он прочитать и нескольких строк, как Хэнк торопливо захлопнул ее, настороженно взглянув на О'Кифа.— Все, что Маргарет делает, она делает ради Пенелопы, — попытался оправдать свою подругу шофер.— А ложь?Хэнк замер на месте, готовый отразить любое нападение. Но Рэмзи уже пожалел о том, что сказал.— Иди к своей подруге, — извиняющимся тоном произнес он. — Она нуждается в твоей помощи.Шофер повернулся, чтобы уйти, но в дверях столкнулся с Пенни.— Мэгги зовет тебя, — сказала она, и он поспешил наверх. — А ты все что-то разыскиваешь? — обратилась она к О'Кифу.— Нет. Всего лишь слушаю то, что мне рассказывают. А ты, похоже, подслушиваешь.— Трудно удержаться от греха, когда знаешь, что поблизости разбирают твое прошлое.— Что бы ни случилось в те годы, в этом нет твоей вины.— Тогда я была маленькой испуганной девочкой, которой некуда податься.— Да, но с тех пор ты поднялась очень высоко. — Он кивнул на обложку одного из журналов.— Я не нуждаюсь в твоем одобрении, — пожала она плечами. — К тому же я плохо помню то время, когда повстречалась с Маргарет. Так что сразу говорю тебе: напрасно будет спрашивать меня об этом.— Твое прошлое интересует меня только потому, что оно еще имеет над тобой какую-то власть. Я не собираюсь кому бы то ни было о нем рассказывать.— Я знаю, — смягчилась Пенелопа. — Но я все так же не могу понять родителей, которые бросают своего ребенка.— Ты уверена, что тебя бросили?— Да. Я это чувствую. Ощущение потери связано для меня с запахом какого-то фрукта. Но оно проходит, прежде чем я успеваю угадать — какого именно.— А что-нибудь еще ты помнишь?— Только темноту и голос, отказывающий мне в возвращении.— А я, — задумчиво проговорил Рэмзи, — часто представляю себе, что бы думал обо мне мой сын.— Твой сын? — удивленно переспросила Пенелопа.— Я встретился с его матерью совершенно случайно и не думал, что увижу когда-нибудь еще. Но однажды мне сказали, что она родила ребенка. Я вернулся из плавания и поспешил к ней, но успел лишь на ее похороны.— А сын?— Он умер на моих руках.Лицо О'Кифа исказилось, и Пенни, подойдя к нему, ласково обняла за плечи. Он прижался губами к ее волосам и тихо продолжал:— Большей болью было лишь прикосновение к спине плети для рабов.— Рабов? — вновь удивилась она.— Да, — кивнул он. — Однажды негодяи, с которыми я враждовал, обманом выманили меня с корабля и, заковав в цепи, продали в рабство на турецком невольничьем рынке.— Какой ужас!— Я оставался в рабстве, пока люди Дэйна не освободили меня.— Значит, ты действительно служил в континентальном флоте?— Да.— Тогда тебе незачем стыдиться своих шрамов.— Конечно. Без этой памятки, оставленной на моем теле, из меня бы ничего не вышло, кроме самоуверенного проходимца.— Можно подумать, сейчас ты не таков! — усмехнулась Пенелопа. Глава 32 Поднявшись на несколько, лестницы, Пенни нахмурилась и, обернувшись к Рэмзи, кивнула в сторону открытой двери. Он подошел к ней и увидел стоящего в проеме двери со сложенными на груди руками Ноуэла. Пенелопа с суровым видом прошла мимо сыщика, хмурым выражением лица стараясь показать свое презрение к тем, кто подслушивает у замочной скважины. Но он не обратил никакого внимания на ее тщательно разыгранное недовольство.Гадая о том, слышал или нет Ноуэл их разговор с Пенни, О'Киф вновь покосился на конверт с анонимным посланием и подумал, что будь он в своем времени, не долго думая вызвал бы на дуэль и Фэлона, и Слоун, и самого черта, если бы тот стал ему поперек дороги. Но в двадцатом веке были, увы, другие законы и правила поведения, и приходилось согласовывать свои намерения. Поэтому он передал письмо сыщику и с любопытством стал ждать, что тот скажет.— Компьютерная бумага, шрифт простой, — авторитетно сообщил Ноуэл, разглядывая листок на просвет. — Вряд ли мы сможем что-нибудь извлечь из этого. Но ничего, я подключил подслушивающее устройство к вашему телефону, и, возможно, это что-либо прояснит. Хотя с другой стороны, маловероятно, что нападавшие пойдут на такой риск. Впрочем, чем черт не шутит, пока Бог спит. Для охраны же, я думаю, вполне достаточно десяти человек и одной камеры.— Хорошо, — резко ответил Рэмзи. — Я полагаюсь на тебя. Но не хочу, чтоб кто-нибудь еще пострадал.— Трудно защищаться, когда не знаешь, кто на тебя нападает.У Ноуэла не было доказательств причастности к этому делу Ротмера. Он не хотел также упоминать в разговоре о бриллиантах, чтобы не возник вопрос, откуда он знает о существовании драгоценностей. О'Киф же, в свою очередь, боялся вмешивать в историю Пенелопу и Тесс, опасаясь за их репутацию. Он знал, что Пенни желала избежать широкой огласки происходящего, и уважал се волю.— Посвящая тебя в суть дела, — сказал он, — я боюсь поставить тебя в затруднительное положение.— Ладно, ладно, — поспешил согласиться Ноуэл. — Я тебя понимаю. И все же ты должен мне доверять.Сказав это, сыщик вышел из комнаты. Рэмзи хотел последовать за ним, но его внимание привлекла стопка дневников, лежавших на столе. Он взял в руки первый дневник и, немного помедлив, заметил краешек записки, высовывавшейся из него. Достав маленький листочек бумаги, он прочитал то, что на нем было написано, и улыбнулся, чем-то очень довольный.«Рэмзи, — говорилось там, — я знаю, что ты все равно не успокоишься, пока не доберешься до этих записей, и тютому иду тебе навстречу. Может быть, дневники прольют для тебя какой-нибудь свет на прошлое и настоящее. Пенелопа».О'Киф торопливо пролистал взятую им тетрадь. Это были записи Тесс. И сердце Рэмзи радостно затрепетало в груди. Он понял, что Пенни доверила ему самое дорогое — свою старую дружбу, отраженную в этих пожелтевших страницах, а значит, он получил больше, чем надеялся.Осторожно прикоснувшись кончиком указательного пальца к аккуратным выцветшим буквам, он попытался представить себе, о чем думала Тесс, когда готовила к отправке сундук для Пенелопы. Наверное, рисовала в воображении картину смущения и беспомощности своей подруги перед полученным ею подарком.«Но Пенни упряма», — подумал он, вспомнив с улыбкой недавний разговор, когда Пенелопа наконец-то позволила ему хотя бы отчасти заглянуть в свою душу. То, что он узнал, не явилось для него такой уж большой неожиданностью. Он давно ждал чего-то подобного, потому что видел, как мучает Пенелопу сознание своего одиночества, как путают смутные полночные сны. Во всем, что с нею случилось, она обвиняет только себя. А значит, относится к себе чересчур критически. Недаром недавно она назвала себя тем ядом, который опасно любить. Эти мысли еще усугублялись образом жизни, который она ведет: без друзей, без гостей, без развлечений. И поэтому нет ничего удивительного в том, что ей так дорога дружба Тесс.Хотя, честно говоря, трудно поверить, что две эти женщины были так близки друг другу — столь не похожа отчаянная, дерзкая, бесстрашная Тесс, пролетающая сквозь жизнь как ослепительная искра, на упрямую, скрытную, отгородившуюся душевным холодом Пенелопа, не подпускающую к себе никого из внешнего мира.Да, Пенни щедра и добра к своим домочадцам, но душа се таится от посторонних. Она милосердна, но свято хранит от других богатства своей внутренней жизни. И даже ему — искренне любящему ее человеку — выделяет эти богатства по капле.
Потрясенная известием, Пенни неловким жестом положила трубку на рычаг телефона и, оглянувшись, спросила:— Где Рэмзи?— Должно быть, на улице, — ответила Маргарет, пожав плечами и не отрываясь от шитья, которым она занималась последние двадцать минут. — Либо меняет дранку на крыше, либо сколачивает для меня ящик под цветы. Надо признаться, я еще не встречала такого трудолюбивого человека.— Он и меня все время просит ему помочь, — сказал вошедший с подносом в руках Хэнк.— Удивительно, — пробормотала Пенелопа, посторонившись, чтобы пропустить принесшего завтрак шофера.— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась миссис О'Халерен, встревоженная ее растерянным видом. — У тебя такое лицо, словно ты увидела привидение. Тебе что-то дурное сообщили по телефону? Кто это звонил?— Тони. Он сказал, что Рэмзи разыскивает Александр Блэквелл. А я-то думала, что никого из них давно уже нет в живых.— Тогда пойди и сама расскажи об этом нашему капитану, — тихо произнесла Маргарет, покосившись на Хэнка.— Да, кстати, — проговорила направившаяся к двери Пенелопа, — я надеюсь, что ты, Хэнк, присмотришь за ней. И не позволишь ей встать, если она снова захочет это сделать.Шофер успокаивающе улыбнулся, но, как только Пенни скрылась за дверью, легонько толкнул в бок экономку и негромко сказал:— Пора вставать, старушка.— Но она рассердится на меня, — ответила та, глядя вслед удаляющейся Пенелопе.— Ты недооцениваешь широту ее души.— Я боюсь, — прошептала Маргарет, и у нее на глазах появились слезы. Она и хотела бы позвать Пенни и во всем признаться ей, но у нее не хватало мужества.А Пенелопа между тем, открыв входную дверь, обнаружила стоявшего за ней охранника с почтой в руках. Прищурившись, она оглядела его с ног до головы, словно давая понять, что нехорошо разглядывать чужую корреспонденцию, но ничего не сказала, подумав, что он, возможно, проверял, нет ли среди ее писем бомбы.— Спасибо. Я возьму это с собой, — произнесла она после некоторого молчания и, забрав у охранника почту, вернулась в холл.Пенни хотела уже бросить пакеты на столик, но тут заметила большой синий конверт, на котором не было обратного адреса. Открыв его, она высыпала содержимое на стол и тут же вздрогнула от неожиданности. «Черт! Будьте вы прокляты!» — пробормотала она, осматривая со всех сторон злополучный конверт. На нем не было ни марки, ни какого-либо штемпеля, указывавшего на личность отправителя. И все же Пенелопа догадалась, кто мог его послать. В сердцах разорвала она выпавшую на стол фотографию и бросила обрывки в мусорную корзину. Потом, тяжело дыша, провела рукой по лбу.За одно мгновение перед внутренним взором прошла вся ее жизнь. И она поняла, что должна объясниться с Рэмзи, рассказать ему все сама. Иначе за нее это сделает кто-нибудь другой. Надо раз и навсегда положить предел преследующим ее кошмарам. Быть может, именно в нем она обретет столь нужную ей поддержку. Ведь недаром чувствует она спокойствие и уверенность, когда он находится рядом.
Рэмзи вытер тряпкой круп лошади и с улыбкой оглядел ее глянцевую, лоснящуюся спину. «Восхитительное животное:» — подумал он, похлопывая ее по шее, и, заставив переступить, поднял копыто. Сегодня он чистил конюшню: убирал навоз, подкладывал недостающее сено и за работой весело пел старую матросскую песню. Пот тонкой струйкой стекал по его груди, выступал каплями на спине, но это ничуть не беспокоило его. Труд приносил радость. Этот знакомый с детства запах, эта привычная работа заставляли его радостно улыбаться и вспоминать далекое прошлое.Он прочитал дневник Тесс и позабавился: все казавшееся ей восхитительным и странным, было для него обыкновенным и естественным. Вспомнив благодаря ей восемнадцатый век, Рэмзи захотел хотя бы ненадолго вернуться к приметам оставленного им времени и дать своим рукам привычную издавна работу. То, что он искал, нашлось в этой старой грязной конюшне. И О'Киф с радостью отдыхал за тяжелым физическим трудом от всех новшеств и изобретений чуждого ему столетия. Здесь было спокойно и хорошо. Точно так же в свое время на Корал-Ки, где Дэйн никогда не ограничивал свободу своего друга, его чаще всего можно было отыскать в большой конюшне Блэквеллов, которую он предпочитал любой разбитной девке из портовой таверны. Фамильные усадьбы всегда вызывали у него уважение и зависть. Он понимал, что они одинаково принадлежат и прошлому, и будущему. Это то священное убежище, которое хранит жизнь нескольких поколений; где укрываются от дождя летом и от холода зимой, где находят приют счастливые влюбленные и где в равной мере хорошо и спокойно и убеленным сединой старикам, и наивным, не искушенным в жизни детям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46