Сначала с ближайшего холма мы полюбовались яркими огнями рыночной площади, а потом как-то неожиданно оказались в моем доме на Авентине, потому что Поппее вдруг понадобилось срочно выяснить у тетушки Лелии какие-то подробности о своем бедном отце. Но тетушка Лелия, естественно, давно уже почивала, и Поппея не посмела побеспокоить ее. Итак, мы сидели одни, пили вино, смотрели, как над Палатинским холмом занимается заря, и, конечно же, мечтали о том, как бы замечательно все обстояло, будь мы оба свободны.Поппея доверчиво прильнула ко мне и призналась, что она давно грезит о чистой, бескорыстной дружбе, но никак не может обрести ее. После моих долгих и настойчивых уговоров она согласилась принять от меня довольно крупную сумму, чтобы начать развод.Желая приободрить ее, я принялся рассказывать о необыкновенной приверженности Нерона своим друзьям, его благородстве и разных прочих его достоинствах, поскольку Поппея, как и все женщины, была любопытна, а сама еще ни разу не встречалась с императором. Рассказал я ей об Акте, о ее красоте и безупречных манерах, а также и о других женщинах Нерона. Я объяснил ей, что Нерон до сих пор так и не довел до конца брачный обряд с Октавией, которая ненавистна ему и как сестра Британника, и как его собственная сводная сестра.Поппея Сабина ловко льстила мне и так искусно направляла своими вопросами нашу беседу, что скоро я выложил ей все без утайки и восхитился умом ее не меньше, чем красотой. Меня поражало, как такой тонко чувствующей женщине, уже родившей ребенка, удалось сохранить душевную чистоту, присущую невинным девушкам. Я радовался, что ей претили развратные нравы двора, и все более отчетливо осознавал, сколь недоступна она для меня. О боги, как же я желал ее!..Когда на восходе солнца, незадолго до горна, мы прощались, она позволила мне дружеский поцелуй. И как только ее мягкие губы прижались к моим, я ощутил такой неподдельный восторг, что поклялся сделать все от меня зависящее, чтобы освободить Поппею от оков не достойного ее брака.Все последующие дни я жил как во сне. Мир вокруг сиял новыми красками, солнце светило ярче, и темнота ночи казалось теплой и нежной. Я был опьянен и даже принялся писать стихи. Мы встречались в храме Минервы и притворялись, будто любуемся фресками и скульптурами греческих мастеров.Поппея Сабина сказала, что переговорила с мужем. Криспиний согласился на развод, если ему заплатят хорошего отступного. С обезоруживающим здравомыслием Поппея доказала мне, что разумнее будет дать ему денег, ибо иначе придется тратить их на адвокатов, увязая во взаимных обвинениях и склоках, которые в конце концов непременно при ведут к публичному скандалу.Одна лишь мысль, что ей снова придется брать у меня деньги, ужасала Поппею. К счастью, у нее есть дорогое украшение, которое можно продать, говорила она. Конечно, это семейная драгоценность, но свобода всего дороже.Я прямо-таки робел, когда уговаривал ее принять чек к моему банкиру. Итак, теперь оставалось испросить согласия Нерона на расторжение брака — ведь император был еще и высшим понтификом, хотя частенько говаривал, что исполнение этих обязанностей делает его жизнь, и без того переполненную трудами, просто невыносимой.Сам я обращаться к Нерону с подобной просьбой опасался, ибо мог навредить Поппее: император имел полное право заподозрить меня в личной заинтересованности. Кроме того, Нерон нередко с издевкой утверждал, будто я больше смыслю в повадках носорогов, чем в искусстве, и это сильно задевало меня.Я занялся поисками посредника и спустя некоторое время решил воспользоваться помощью Отона, который был лучшим другом Нерона и которому богатство и огромное влияние позволяли даже иногда спорить с цезарем. Отон гордился своим нежным, гладким лицом; однажды я между прочим сказал, что знаю некую женщину, которая ежедневно умывается молоком ослицы.Отон сразу заинтересовался и заявил, что он тоже после бессонных ночей и бесконечных попоек нередко обтирает лицо хлебным мякишем, размоченным в молоке ослицы.В конце концов я откровенно поведал ему о Поппее Сабине и ее неудачном браке. Разумеется, добавил я, ему необходимо познакомиться с бедняжкой, прежде чем он решит, идти ли к Нерону ходатайствовать за нее.И вот я, дурья голова, самолично ввел Поппею в роскошный дом Отона. Ее красота, сдержанность манер и прозрачная кожа произвели на хозяина такое впечатление, что он тут же согласился быть ее заступником перед Нероном. Но для этого, конечно, ему понадобилось выяснить некоторые подробности.Любезно улыбаясь, он стал расспрашивать Поппею о мельчайших деталях ее супружеской жизни. Заметив, что от смущения я не знаю, куда девать глаза, он тактично предложил мне погулять в саду. Я понимал, что о таких вещах застенчивой Поппее удобнее рассказывать без свидетелей.Они оставались за закрытыми дверями до самого обеда. Наконец Поппея вышла ко мне, взяла за руку и скромно потупила свои серые глаза. Отон поблагодарил меня за то, что я познакомил его с такой очаровательной женщиной, и пообещал сделать все от него зависящее, чтобы способствовать разводу. Поппея от разговора с ним даже раскраснелась — такая уж она была.Отон сдержал слово. Нерон в присутствии двух судей и сверяясь с документами, предъявленными ему, расторг брак между Поппеей и Криспинием. Сына оставили матери. А несколько недель спустя без всякой огласки и без положенных в таком случае девяти месяцев воздержания Поппея и Отон поженились.Сначала я отказывался этому верить. Казалось, обрушилось само небо, и солнце померкло. У меня начались такие головные боли, что я на целых пять дней заперся в темной комнате.Придя в себя, я с остервенением сжег свои стихи на домашнем алтаре и поклялся никогда больше ничего подобного не писать. И этому решению я верен до сих пор.Я ни в чем не мог упрекать Отона, ибо слишком хорошо знал колдовскую силу Поппеи. И тем не менее я сомневался в том, что Отон, известный всему Риму любитель красавиц и хрупких мальчиков, мог влюбиться в столь скромную и неискушенную женщину. Возможно, впрочем, что он решил изменить свою беспорядочную жизнь. Возможно, благонравная Поппея смогла оказать возвышенное влияние на его развращенную душу.Приглашение на свадебное пиршество я получил из собственных рук Поппеи и заранее послал молодым в подарок набор серебряных чаш тончайшей работы. На самом празднике я бродил по залам, словно тень из загробного мира, и пил куда больше обычного. Прощаясь, я со слезами на глазах объявил Поппее, что тоже, видимо, потребую развода.О Минуций, почему же ты раньше ни словечком не намекнул мне на это?! — печально упрекнула меня Поппея. — Но нет, я не смогла бы причинить такую боль Флавии Сабине. Конечно, у Отона есть свои недостатки. Он несколько женоподобен и вдобавок приволакивает ногу, тогда как твоя хромота совсем незаметна. Однако он твердо обещал мне исправиться и бросить своих дурных друзей, о которых я и слышать не желаю. Бедный Отон очень слабохарактерный и легко поддается чужому влиянию, но я верю, что мне удастся сделать из него другого человека.А кроме того, он богаче меня, он древнего рода и весьма дружен с Нероном, — добавил я, не скрывая горечи.Поппея с упреком посмотрела на меня и дрожащим голосом проговорила:— Ты так плохо обо мне думаешь, Минуций? Я полагала, ты давно понял, что имя и богатство ничего для меня не значат. Я же не смотрю на тебя свысока, хотя ты всего лишь управитель зверинца.Она казалась оскорбленной и была при этом так хороша, что я не мог долго на нее сердиться и тут же попросил прощения.На некоторое время Отона и впрямь точно подменили. Он стал избегать кутежей Нерона, а если и появлялся во дворце, призванный туда императором, то рано уходил, говоря, что не может заставлять свою красавицу-жену так долго ждать его. О красоте Поппеи и ее искусности в любви он рассказывал с таким неподдельным восторгом, что вызвал жгучее любопытство Нерона. В конце концов це зарь предложил Отону представить ему жену.Отон возразил, что Поппея слишком скромна и целомудренна, и придумал еще множество отговорок, а потом похвастался, что сама Венера, выходя из морской пены, наверняка не была так прекрасна, как Поппея, когда она по утрам принимает молочные ванны. Отон завел целое стадо ослиц для нее. Они оба с наслаждением плещутся в молоке после любовных безумств.Меня терзали такие муки ревности, что я избегал всех сборищ, где мог бы оказаться Отон. Друзья подшучивали над моей угрюмой физиономией, я же утешался тем, что должен желать Поппее только добра, если действительно люблю ее, и обязан радоваться тому, что она сделала самую блестящую партию в Риме.А Сабина все более отдалялась от меня. Мы уже не могли находиться вместе, не ссорясь, и я начал всерьез задумываться о разводе, хотя и понимал, что этим навлеку на себя ненависть всего рода Флавиев. Я не посмел бы обвинить суровую своенравную Сабину в осквернении семейного очага, невзирая на то, что она уже давно дала мне понять: я внушил ей глубокое отвращение к супружеским обязанностям.Мою жену совершенно не трогало, что время от времени я пользовался услугами какой-нибудь молоденькой рабыни — лишь бы я пореже попадался ей на глаза. Короче говоря, у меня не было обоснованной причины для расторжения брака, заключенного по полному обряду. Да я даже и не пытался заикнуться о разводе — Сабина просто рассвирепела, когда я однажды попробовал заговорить с ней об этом. Думаю, она боялась лишиться своих любимых зверей. Мне оставалось лишь надеяться, что рано или поздно львы разорвут ее за то, что она, насилуя их волю, вместе с укротителем Эпафродитом заставляет хищников делать всякие невиданные трюки.Вот так протекли мои первые пять лет жизни при правлении Нерона. Наверное, это было счастливейшее время, пережитое миром, и лучшего ему уже не дождаться. Мне, однако, казалось, будто я заперт в клетку. Мало-помалу я перестал следить за собой, забросил скачки и растолстел.Впрочем, я не очень-то отличался от других римлян — своих ровесников. На улицах столицы тогда часто встречались неухоженные, длинноволосые молодые люди: потные и грязные, они громко распевали, возвещая о появлении нового племени, презревшего строгие нравы предков. Я стал ко всему равнодушен, махнув рукой на то, что проходит лучшая пора моей жизни, ибо мне не было еще и тридцати.Вскоре Нерон и Отон рассорились. Желая подразнить Нерона, Отон однажды привел Поппею во дворец, и император влюбился в нее до безумия. Этот избалованный ребенок привык немедленно получать все, что ни пожелает, но Поппея решительно отвергла Нерона, заявив, что он, мол, не может предложить ей больше, чем Отон.После трапезы Нерон велел открыть флакон драгоценных благовоний, чтобы все гости могли умастить себя несколькими пахучими каплями. Когда же вскоре Нерон был в гостях у Отона, тот распорядился, чтобы такие же благовония разбрызгивались, подобно дождю, из маленьких серебряных рожков.Говорили, будто однажды Нерон, измученный неутоленной страстью, среди ночи велел отнести себя к дому Отона и безуспешно ломился в его дверь. Отон же не впустил цезаря, потому что Поппея сочла время визита неприличным. В другой раз он якобы заявил Нерону в присутствии свидетелей:— Ты видишь во мне будущего императора!Не знаю, действительно ли Отону это напророчили или же он сам додумался до такой сумасбродной мысли. Нерон лишь громко рассмеялся в ответ и высокомерно сказал:— Да я не вижу в тебе даже будущего консула.В один ослепительно солнечный день, когда в садах Лукулла на Пинции пышно цвели вишни, Поппея позвала меня к себе. Я надеялся, что сумел забыть ее, но, как выяснилось, мне это не удалось, и я помчался к ней в дом, дрожа от возбуждения. Поппея стала еще красивее, чем прежде. Маленький сын возился подле нее на полу, и она держала себя так, как и приличествует добродетельной матери. На Поппее были шелковые одежды, скорее подчеркивавшие ее пленительные формы, нежели скрывавшие их.— О Минуций, — воскликнула она, — как я ошиблась в тебе! Ты оказался единственным моим бескорыстным другом. Мне срочно нужен твой совет.Я сразу насторожился, потому что отлично помнил, чем в прошлый раз обернулось мое участие к ее судьбе. Но Поппея так светло улыбалась, что заподозрить ее в чем-либо дурном было просто невозможно.— Ты, конечно, слышал, в какое затруднительное положение я поставлена Нероном, — проговорила она. — Я не понимаю, как это могло случиться, ибо не давала ему ни малейшего повода. Так или иначе, Нерон преследует меня своими домогательствами, а Отон впал в немилость, защищая мою добродетель.Она внимательно смотрела на меня. Белокурые волосы ее были уложены так искусно, что она казалась небожительницей: слоновая кость, обрамленная чистым золотом.Поппея сплела руки и призналась:— Самое ужасное, что я не могу оставаться совершенно равнодушной к нему. Он очень красивый мужчина. Его рыжие волосы, его глаза завораживают меня. Он так благороден. А когда я слышу, как Нерон поет, я не в силах отвести от него взгляда. Если бы он был столь же бескорыстен, как и ты, то постарался бы щадить мои чувства, а не возбуждать их. Хотя, быть может, он и не подозревает, что со мной творится при его приближении. Да, Минуций, поверишь ли, я вся дрожу, стоит мне увидеть его. Слава римским богам, до сих пор я сумела сохранить себя и избегнуть встреч с ним, насколько это возможно для женщины, чей муж очень часто бывает при дворе.Поппея говорила сдержанно и в то же время мечтательно; думаю, она даже не понимала, какие страдания причиняет мне.— Ты в большой опасности, Поппея, — испуганно сказал я. — Тебе нужно немедленно бежать из Рима. Уговори Отона, пусть попытается получить должность проконсула в любой провинции. Не оставайся в столице!Поппея посмотрела на меня так, словно я был умалишенным.Да где же мне жить, как не в Риме? В другом месте я умру от тоски! И знаешь, есть еще кое-что, странное и таинственное, такое, что я едва решаюсь сказать тебе, едва решаюсь довериться. Представь, некий иудейский прорицатель — ты же знаешь, иудеи в этом понимают толк, — так вот, он сказал мне, будто в один прекрасный день, только не смейся, я стану женой императора!Дорогая Поппея, — промолвил я примирительно, — разве ты не читала, что писал о пророчествах Цицерон? Не ломай свою хорошенькую головку над этими благоглупостями.Она бросила на меня недовольный взгляд и обиженно спросила:— Отчего же ты называешь это глупостями? Отон древнего рода, у него много друзей в сенате. Нерон может предотвратить исполнение этого предсказания, только разрушив наш брак. И потом, у него же есть Октавия. Он, правда, клянется, что никогда не ложился с ней на брачное ложе — так сильна его неприязнь к этой неумной девчонке. Но вот чего я совсем не могу уразуметь, так это того, как может столь красивый и юный повелитель путаться с бывшей рабыней! Мне это кажется настолько низменным и недостойным, что просто кровь вскипает, когда я думаю о них обоих!Я помолчал, а потом спросил:— Но чем же я могу помочь тебе?Поппея погладила меня по щеке, нежно заглянула в глаза и вздохнула.— Ах, Минуций, какой ты и в самом деле недогадливый, — жалобно сказала она. — Но, видно, этим ты мне и нравишься. Каждой женщине нужен друг, с которым она может быть откровенна. Если ты и впрямь хорошо ко мне относишься, ты пойдешь к Нерону и все ему расскажешь. Он обязательно выслушает тебя, раз ты пришел от моего имени. Он так влюблен, что я сумею вертеть им, как захочу.— Как же тебя понимать? — спросил я. — Только что ты просила все сохранить в тайне!Поппея смущенно схватила мою руку, прижала ее к своей трепещущей груди и умоляюще произ несла:— Пусть он оставит меня в покое, ибо я слабею, завидев его. Я всего лишь женщина, а он так неотразим! Вот что ты должен сказать Нерону. Если же я не устою перед его чарами искусителя, то мне останется только лишить себя жизни, чтобы сохранить самоуважение. Обесчещенной я жить не буду, так и передай. Поведай цезарю и о прорицании. Мне невыносима мысль, что Отон может причинить ему зло. По глупости я рассказала мужу о пророчестве и теперь сильно жалею об этом — ведь я не предполагала, что он так стремится к власти.Мне не хотелось вновь выступать ходатаем за Поппею, но близость ее парализовала мою волю. То, что она так уповала на мою поддержку, польстило моему мужскому самолюбию. В глубине души у меня шевелилось подозрение, что Поппея не так уж беззащитна, но разве я мог отказать этому слабому, невинному существу? Знай Поппея, какие страсти бушуют в моей душе, не прильнула бы она так доверчиво ко мне и не позволила бы обнять себя!После продолжительных поисков я наконец нашел Нерона в цирке Гая Юлия. На спор с Гаем Софонием Тигеллином он правил квадригой. Тигеллин недавно был возвращен из изгнания и назначен конюшим Нерона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45