Эймиас помолчал, задумчиво созерцая свою покалеченную руку.
— Двумя пальцами можно очень ловко обчистить карман, — сказал он, демонстрируя большой и указательный пальцы, сжатые вместе. — А если маленький калека попадется, он может утверждать, что просто не в состоянии этого сделать. Затем он начинает взывать к жалости, что порой приносит ему пару монет. Однако это не спасет его, если он пойман с поличным и нет никого, кто встал бы на его защиту. Как бы там ни было, — деловито продолжил Эймиас, — я более не нуждаюсь в подаянии и сочувствии. Так что немного набивки в нужных местах и… — Он снова натянул перчатку и поднял руку, казавшуюся абсолютно целой. — Вуаля, как говорят французы. У меня опять нормальная рука. — Он усмехнулся. — Во всяком случае, я могу есть, скакать верхом, танцевать с дамами, и никто никогда не догадается, что я скрываю, если только я не пожелаю заняться любовью… Его улыбка увяла.
— Эмбер, — тихо произнес он, — простите меня. Вы предложили мне свое сочувствие. Я попытался получить больше.
Эмбер растерянно моргнула. Его ужасная история заставила ее забыть о собственном непростительном поведении. Но теперь она все вспомнила.
— Я вела себя ужасно, — сказала она. — В сущности, я благодарна вам за то, что вы остановились. Не сделай вы этого, я бы погибла. — Ее лицо побледнело, но она вздернула подбородок и храбро продолжила: — Мне очень стыдно, и я хочу, чтобы вы знали, что я никогда раньше не делала ничего подобного. Я понимаю, что так может сказать каждый, кто совершил плохой поступок, но в моем случае это правда. Можете спросить любого… Впрочем, вряд ли это возможно, но это правда.
Эймиас накрыл ее руки своими. В его голосе звучала печаль, такая же глубокая, как и сочувствие, светившееся в его глазах.
— Не вините себя. Видите ли, я достаточно опытен в постели, чтобы понять, что у вас нет никакого опыта. Я вовсе не хочу сказать, что вы не были восхитительны, — поспешно сказал он. — Нет, вы были более чем восхитительны, вы… — Он осекся, увидев, что она снова отвернулась. — Я опять забылся. Это не комплимент для порядочной женщины, не так ли? Вам придется снова простить меня. Как я уже сказал, я привык иметь дело с особами совсем другого сорта.
— Но вы могли подумать, что я одна из них, — сказала она напряженным тоном, — я имею в виду непорядочных женщин, которых вы знали. В конце концов, вы застали меня здесь одну. И я предложила вам войти, несмотря на ночь. Я целовала вас и позволила уложить себя в постель… — Она подняла на него затуманившиеся глаза. Было видно, что она борется со слезами. — Я вела себя как распутница. А вдруг это дурная наследственность? — сказала она несчастным голосом. — Кто знает, кем была моя мать? А что, если я оказалась берегу в тот день, когда меня нашел мистер Тремеллин, не из-за кораблекрушения, а потому, что меня бросила собственная мать? Может, я ей просто надоела, она оставила меня на берегу и двинулась дальше. — Она проглотила комок в горле и продолжила: — Это объяснило бы мое поведение сегодня, потому что порядочная женщина никогда бы не позволила ничего подобного.
Эймиас ощутил очередной укол совести. — Эмбер, — искренне сказал он, — может, я и не знаток порядочных женщин, но я достаточно знаю жизнь, чтобы заверить вас, что это неправда. Я не хочу хвастаться и, поверьте, не отношусь к числу коварных соблазнителей, но, если мужчина знает, чего он хочет, у женщины практически нет шансов устоять, особенно у неискушенной. Не вините себя. Лишь тонкая грань отделяет порядочного мужчину от непорядочного, то же самое можно сказать о женщинах. Желание никак не связано с отсутствием морали. Мы, выходцы из трущоб, отлично это знаем, что бы там ни говорили истинные леди и джентльмены. А относительно того, что вас бросили на берегу… — продолжил он. — Я так не думаю. Послушайте. Я эксперт по нежеланным детям. Я встречал больше найденышей, чем вы можете себе представить. Обычно их оставляли на ступеньках больниц и церквей или подбрасывали к порогу богатых домов. Менее удачливых находили в кучах мусора в грязных переулках. Я никогда не слышал ни о ком, брошенном на берегу. Если, конечно, — сказал он с улыбкой, — вы не дочь русалки. Вы хорошо плаваете?
Эмбер кивнула, затем, сообразив, что это шутка, тоже улыбнулась. Эта бледная улыбка причинила Эймиасу боль.
— Скорее всего, — сказал он, — ваша мать была на корабле, который разбился во время бури, как предполагает Тремеллин.
Эмбер задумалась над его словами, а Эймиас размышлял о том, как бы поприличнее обставить свой уход. Совсем недавно он сгорал от желания, но теперь жаждал уйти. Он чувствовал себя отвратительно, и не только из-за неудовлетворенного желания. Эмбер была красива, добра, умна и порядочна. А он чуть не соблазнил ее, зная, что его планы не простираются дальше постели. Он ощущал себя низким, грязным и порочным, каким, видимо, и был на самом деле.
Он искренне пытался измениться. На этот раз Эймиас хотел сделать все правильно. Он готов был жениться на Грейс Тремеллин, жить с ней честно и достойно, хоть и без пылкой любви, и обосноваться в здешних местах как человек, занимающий определенное положение, уважаемый и любимый. Вместо этого он пустился в откровения и был вышвырнут пинком под зад, как нашкодивший мальчишка. И что он сделал, чтобы исправить положение? Обидел эту очаровательную девушку и, похоже, каким-то непостижимым образом обидел самого себя. Он сомневался, что способен чувствовать себя хуже, чем сейчас, и не хотел задерживаться здесь из опасения обнаружить, что это еще не предел.
«Бедная безымянная Эмбер», — подумал он, глядя на девушку. Всегда такая яркая и живая, что он согревался рядом с ней, она выглядела теперь потерянной и уязвимой и еще более желанной в своей печали. Ему хотелось заключить ее в объятия, утешить и утешиться самому. Но это был прямой путь к катастрофе.
Он должен найти способ избавить ее от угрызений совести, направив ее негодование на него, истинного виновника случившегося. Даже если для этого придется рассказать ей правду.
— Вы никогда не имели дела с мужчинами, подобными мне, — сказал он, — да и вообще с мужчинами. Во всяком случае, в постели. Неужели вы думаете, что я этого не понимал? Я воспользовался этим.
Она изумленно уставилась на него.
— Эмбер, — сказал он, — я преступник. Осужденный и приговоренный. Господи, я бывший каторжник! Человек, который с детства учился обманывать ближних и совершенствовал свое мастерство в самых жутких тюрьмах его величества. Конечно, мне больше не приходится заниматься этим, но от старых привычек нелегко избавиться. Перестаньте винить себя. Все, что произошло, полностью лежит на моей совести.
— Но вы остановились… — Эмбер помедлила, проглотив ком в горле. Эймиас выглядел таким озабоченным, таким сочувствующим. Она отвела взгляд, опасаясь утонуть в синих глубинах его глаз. — Вы оказались достаточно благородны, чтобы остановиться, как только я вас попросила.
Эймиас мог только кивнуть.
Жаль, что он не может остановить то, что происходит сейчас. Ему хотелось сказать ей, чтобы она не тревожилась. Хотелось протянуть руку и коснуться ее гладкой щеки, придвинуться ближе, запечатлеть легкий поцелуй на этих прелестных губах и предложить ей руку и сердце. Все, что угодно, лишь бы заставить ее снова улыбнуться, не претендуя на большее. Но он знал, что обманывает себя.
Грейс Тремеллин потеряна для него. Может, оно и к лучшему. Но он также лишился уважения ее отца. Тремеллин никогда больше не будет относиться к нему как к равному, да и никто в деревне, даже если он женится на его подопечной и построит самый лучший дом в округе для своей семьи. Он всегда будет считаться чужаком и негодяем. Чего-чего, а этого в его жизни было более чем достаточно. Придется найти другую деревню, другую женщину и другую жизнь, которая станет его собственной. Он должен уехать отсюда, прямо сейчас.
— Считайте, что вам повезло, — сказал Эймиас. — Если бы мы завершили то, что начали, мне пришлось бы сделать вам предложение. Я не совсем лишен совести. А вам, с вашими принципами, пришлось бы принять его, невзирая на мое сомнительное происхождение. Но я не гожусь для вас. У меня есть друзья и деньги, но нет достойного места в этом мире. Вы знаете, что это значит, поскольку и сами настрадались от этого. Это значит вечно чувствовать себя ущербным по сравнению с любым человеком, кому посчастливилось иметь родителей, которые дали ему имя. Я выдумал Сент-Айвза. Вам нужно настоящее имя.
Как и ему. Он должен жениться на женщине из уважаемой семьи, чтобы навсегда забыть, что он никто.
Одним гибким движением Эймиас поднялся на ноги.
Эмбер соскользнула с кровати и тоже встала.
Она привела себя в порядок, только волосы оставались распущенными, обрамляя ее побледневшее лицо. Эймиас сжал пальцы в кулаки, борясь с желанием заключить ее в свои объятия. Перчатки напомнили ему об ухищрениях, к которым ему приходилось прибегать, и впервые в жизни он был рад этому напоминанию. Если он коснется ее сейчас, то не сможет остановиться.
— Мне нужно идти, — сказал он. — Когда-нибудь, оглянувшись назад, вы будете рады, что у меня хватило чести хотя бы на это. Никто, кроме нас с вами, никогда не узнает, что здесь произошло, по крайней мере, от меня. Ни Тремеллин, ни Грейс, если, конечно, вы не расскажете им сами. Я никогда не заговорю об этом, но я никогда не забуду добрую и великодушную женщину, которая предложила мне утешение, не понимая, что есть вещи, которые не следует предлагать недостойному человеку. Спасибо, Эмбер. И, пожалуйста, простите меня, если сможете.
Он нагнулся и коснулся губами ее щеки. Этот невесомый поцелуй чуть не поколебал его решимость. Эймиас выпрямился и, не дав ей шанса что-либо сказать, шагнул к двери. Распахнул дверь и вышел, прежде чем мог передумать.
Снаружи по-прежнему лил дождь. Запахнув плащ, Эймиас бросился к пристройке позади сторожки, где он оставил свою лошадь. К тому времени, когда он доберется до гостиницы, на нем не останется сухой нитки. Но он должен бежать отсюда, и чем, скорее, тем лучше.
Эймиас забрался в седло и поскакал навстречу буре, ни разу не оглянувшись назад, хотя все его мысли были заняты женщиной, которую он оставил позади.
После его ухода Эмбер села у окна и просидела, глядя в темноту, до самого рассвета. Но даже тогда она не спешила возвращаться домой. Она больше не была уверена, что имеет право находиться там. За долгие часы ночного бдения она вынуждена была признать, что никогда не чувствовала себя так легко и естественно, как в объятиях лжеца и бывшего каторжника. Что бы она ни говорила, охваченная стыдом, смущением и неизбывной печалью, она так и не сказала ему правды, о которой он, возможно, догадывался. Она отдалась бы ему, если бы он только попросил.
Глава 14
Солнце уже взошло, когда Эмбер направилась домой. Она шла туда, потому что ей было больше некуда идти. Шагая к дому Тремеллинов, она пыталась решить, как себя вести, когда ей расскажут об обмане Сент-Айвза, но так ничего и не придумала. Ладно, она разберется с этим по ходу дела. У нее была слишком беспокойная ночь, чтобы думать над этим сейчас. Эмбер подняла голову к солнцу и сделала глубокий вдох. Буря очистила воздух, и он благоухал свежестью. Море успокоилось и переливалось в лучах утреннего солнца. Погода идеально подходила к ее настроению: она тоже пережила эмоциональную бурю и должна жить дальше.
При всем желании Эмбер не могла винить Эймиаса Сент-Айвза в своем теперешнем состоянии. Как никто другой, она понимала его тягу к респектабельности и покою после переменчивой, полной бурных событий жизни. И потом, он причинил ей не больше вреда, чем она позволила.
И все же она чувствовала себя опустошенной и оцепеневшей. Должно быть, ее сердце разбито, предположила Эмбер. Она не сознавала, насколько увлечена Сент-Айвзом, пока он не коснулся ее. А теперь он исчез, забрав с собой все ее надежды. Он не только отверг ее, но и подтвердил ее худшие опасения относительно ее будущего. У нее нет ничего, кроме того, чем одарила ее природа, и ей не на что надеяться. Эмбер вздохнула и ускорила шаг. Ничего, она справится.
Она будет охать и ахать, разговаривая с Грейс, и цокать языком, слушая рассказ мистера Тремеллина о его стычке с Сент-Айвзом. И жить дальше, потому что ей больше ничего не остается, хотя она никогда еще не чувствовала себя такой ничтожной и неуверенной в себе.
Добравшись до дома, Эмбер постаралась взять себя в руки. Она вошла через заднюю дверь и повесила плащ на крюк у двери. Затем проследовала в кухню и замерла на пороге, изумленная увиденным.
Помимо кухарки, там находились Грейс с отцом. Они сидели за кухонным столом и завтракали. В это время Грейс обычно спала, а мистер Тремеллин поднимался с рассветом и уходил из дома, чтобы проводить свои суда в море, так что они редко завтракали вместе. Самым удивительным было то, что, увидев Эмбер, они оба одарили ее широкими улыбками.
— Доброе утро! — радостно воскликнула Грейс. — Прекрасная погода, правда?
— Ты умница, что осталась ночевать в сторожке, — заметил Тремеллин. — Буря разыгралась не на шутку. Как спалось?
— Так себе, — отозвалась Эмбер. — Было слишком шумно из-за ветра и дождя. Но у вас такой веселый вид. Что-нибудь случилось?
Грейс обменялась сияющим взглядом с отцом.
— Скажи ей.
— Мне кажется, — улыбнулся он, — тебе следует сделать это самой.
— Хорошо, — согласилась Грейс, подскочив на сиденье. Она чуть ли не прыгала от ликования. — Эмбер! Только представь! Я выхожу замуж.
Эмбер повезло, что она стояла у раковины. Изумленно уставившись на Грейс, она попятилась назад, и только раковина спасла ее от падения.
— Замуж? — ахнула она.
Неужели он все-таки вернулся сюда прошлым вечером? Из-за дождя она не могла видеть, куда направился Сент-Айвз, покинув сторожку. Неужели он придумал какое-то оправдание и нашел доводы, позволившие вернуть расположение Тремеллина? Как ему это удалось? Хотя если вспомнить, как легко он склонил ее на свою сторону, то остается только удивляться, почему он не сделал этого сразу.
Но чтобы отправиться из ее объятий прямиком к Грейс? Ее пронзила дрожь. Это пошло, мерзко и непростительно. Хотя вряд ли он нуждается в ее прощении. Одно ясно: она не может здесь больше оставаться. Она не сможет жить, помня, что было между ними, и, сознавая, что это может повториться.
— О Боже! — воскликнула Грейс. — Тебе плохо, Эмбер? Я не думала, что ты так отнесешься к этому известию.
— Я… я просто удивлена, — пробормотала Эмбер. — Признаться, я не была уверена, что мистер Тремеллин даст согласие. Я хочу сказать, так быстро.
— А почему бы ему не согласиться? — спросила Грейс, бросив обеспокоенный взгляд на отца. — И почему ты считаешь, что это слишком быстро?
Эмбер тоже перевела взгляд на Тремеллина. Неужели он не рассказал Грейс о признаниях Сент-Айвза?
— Грейси, — хмыкнул тот, — ты забыла, что Эмбер отсутствовала всю ночь и половину утра. Она не знает, что случилось'. Она думает, что мы говорим об этом проходимце Сент-Айвзе. Да, Эмбер, ты правильно угадала. Я отказал этому негодяю, когда он попросил разрешения ухаживать за моей дочерью. Парень оказался лжецом и к тому же бывшим преступником. Он был на каторге! Можешь себе такое представить? И у него хватило наглости… ухаживать за моей Грейси! Я вышвырнул его из дома, можешь быть уверена. Велел убираться и забыть сюда дорогу. Ему еще повезло, что я не пристрелил его на месте. Но не прошло и часа после его ухода, скатертью ему дорога, как прискакал юный Тобиас. В такой дождь, представляешь? Ворвался в мой кабинет, расплескивая воду, как вытащенная из воды рыба, и заявил, что намерен довести до моего сведения, что у Грейси есть кое-кто, готовый отдать за нее жизнь. Так и сказал, да еще стиснул кулаки при этом. Он, видите ли, все решил, собрался с духом, отрепетировал речь и не может ждать более ни минуты. Да еще Сент-Айвз подлил масла в огонь своими ухаживаниями. Бедняга испугался, что я позволю этому типу увести у него из-под носа любовь всей его жизни, — усмехнулся Тремеллин и добавил: — Нахальный щенок.
— Да ладно тебе, папа, — хихикнула Грейс. — Просто он ужасно расстроился. Если этот коварный Сент-Айвз и сделал что-то хорошее, так это придал Тоби смелости, и он наконец-то решился попросить моей руки. Он знал, что Сент-Айвз придет сегодня вечером, и догадался, с какой целью. Видишь ли, мы с ним… — Она помедлила, залившись очаровательным румянцем. — Конечно, мы встречались, но просто так, от случая к случаю, потому что ни один из нас не был уверен в чувствах другого. Вот почему я ничего не сказала тебе, Эмбер. А когда появился Сент-Айвз и начал ухаживать за мной, Тоби понял, что пора делать признание. Я ужасно счастлива! Я так его люблю!
— Что ж, — сказал Тремеллин, откинувшись назад на стуле и засунув большие пальцы рук в кармашки для часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29