В последние дни он и так занимал в ее мыслях чересчур много места.
– Никакого голодания.
Мэлори открыла глаза:
– Что?
К этому моменту она уже успела забыть, с чего начинался их разговор. Это было похоже на Сэбина – неожиданно для собеседника переключаться на ту тему, которую ему хотелось обсуждать.
– Я сама решу, нужно ли мне это, когда приеду в Марасеф.
Его лоб прорезала складка.
– Я даже слышать не хочу… – начал Сэбин, но осекся. Его лоб разгладился. – Это случится еще только через две недели. Я буду держать рот на замке, и, возможно, ты об этом забудешь.
– Не забуду, – пообещала Мэлори. – Хотя иногда мне этого очень хочется. Так было бы легче жить. – Она снова закрыла глаза, подалась вперед и очутилась в его объятиях, испытав при этом огромное облегчение. Там, за пределами этой комнаты, Сэбин был опасен, даже очень, здесь же он был сама надежность. – Давай поспим, Сэбин.
Его рука крепче сжала плечи Мэлори, а губы прикоснулись к ее лбу.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что я не могу верить в то, во что веришь ты.
Мэлори подумалось, что тот Сэбин, каким он бывает вне этой спальни, защищен слишком толстой броней, чтобы произнести подобные слова.
– Не надо извиняться, – прошептала она, поудобнее устраиваясь щекой на его плече. – Мы и раньше часто расходились во мнениях. Одним разом больше, одним меньше…
– Но мне кажется, эта тема для тебя гораздо важнее, чем все остальные.
У него был чудесный голос. Обычно Мэлори невероятно нравилось лежать с закрытыми глазами на этой кровати и прислушиваться к его глубокому тембру, к тому, как четко он выговаривает каждое слово, но сейчас ей хотелось, чтобы он помолчал. Его слова мучили ее, причиняя такую боль, какую она еще никогда раньше не испытывала.
– Не будем об этом говорить. Я хочу спать.
– Хорошо.
Погруженная в полумрак комната укутала их своим тихим уютом, и они больше не разговаривали. Но впервые с тех пор, как они оказались в этой спальне, ни один из них не уснул.
* * *
– Мне нравится эта красная шелковая штуковина, которая на тебе надета.
– Во-первых, это не «штуковина», а топик, и во-вторых, он не красный, а темно-бордовый. Я никогда не ношу красного.
– Почему? Этот цвет в сочетании с твоими темными волосами выглядел бы потрясающе.
Мэлори устроилась поудобнее рядом с мужчиной:
– Он слишком вызывающий.
– Понятно. А ты к числу эксгибиционистов не относишься, – задумчиво проговорил Сэбин. – Наверное, тебе нелегко дались те пленочки.
– Еще бы.
– Но ты на это все же пошла.
– Если знаешь, что делаешь что-то важное, то не позволяешь себе распускать нюни.
– Они были прекрасны. Нет, это ты прекрасна.
Мэлори молчала. Она вся сжалась, хотя и не понимала, почему.
– Что тебе не нравится в моих словах?
– Когда ты так говоришь, то становишься похож на патологоанатома. Кроме того, мне пора хоть немного поспать.
– Еще не пора. Почему тебе не нравится, когда я говорю тебе о том, как ты прекрасна?
– Потому, черт возьми, что это во мне далеко не самое главное!
Сэбин оперся на локоть, пытаясь в сумраке комнаты разглядеть выражение ее лица.
– Какая страстность!
– С самого детства, кто бы меня ни увидел, он непременно считал своим долгом потрепать меня за щечку и сказать: «О, какая красивая девочка!» Не «умная девочка», не «милая девочка», не «талантливая девочка». Они видели лишь то, что на поверхности. Все видят во мне только одно.
– Однако для карьеры киноактрисы такая внешность является огромным подспорьем. Разве не так?
– И да и нет. – Мэлори скорчила недовольную рожицу. – Джеймс говорит, что мое лицо запоминается не хуже, чем лицо Моны Лизы. Лицо, перед которым открываются любые двери. Но скажи на милость, много ли ролей подходят для Моны Лизы? Мы живем в реальном мире, и зрители хотят видеть на экране живых людей, а не портреты. Поэтому мне всегда приходилось работать до седьмого пота, чтобы окружающие забыли о моей внешности и поняли, что я живая, что я человек, а не произведение искусства.
Сэбин усмехнулся:
– Лично у меня твоя внешность никогда не вызывала подобного ощущения.
– Но ты хоть раз подумал обо мне, как о человеке? Я хорошая актриса, я неплохо играю на рояле и обычно жертвую больше, чем могу себе позволить, Обществу гуманного отношения к животным, поскольку фотографии, которые они присылают с просьбами о пожертвованиях, настолько ужасны, что у меня разрывается сердце. Я достаточно образованна и умна, а также преданна своим друзьям. Мой внутренний мир – гораздо важнее, чем внешность, и я ненавижу, когда…
– Я верю тебе.
Мэлори умолкла и с удивлением посмотрела на Сэбина:
– Правда? Он кивнул:
– Честное слово. Но все же, когда ты смотришь на себя в зеркало, ты наверняка не видишь всего того, что вижу в тебе я.
– И что же ты видишь?
– Твердый характер, ум, чувство юмора, душевное тепло, решимость.
– Так много всего?
– Разве ты не знаешь, что именно это делает тебя особенной? Почему люди останавливаются на улицах и смотрят тебе вслед? Не только из-за того, что ты прекрасно сложена, не только из-за твоих глаз и походки. Но из-за того, какая ты есть.
Мэлори моргнула:
– Весьма… лестно.
– Лишний комплимент тебе не повредит. Мне кажется, люди, которые трепали тебя по щечке, здорово тебе навредили.
– В каком смысле?
– Ты пытаешься убедить себя в том, что хорошенькое личико не самое главное в тебе. Но сама не до конца в это веришь.
– Разве?
– Да. – Сэбин нежно проследил пальцем линию ее брови. – А вот я в это верю. Когда ты станешь старой, седой и морщинистой, как породистый бульдог, ты будешь по-прежнему такой же интересной, и люди будут дорожить дружбой с тобой не меньше, чем сейчас.
Сердце Мэлори захлестнула теплая волна.
– Спасибо.
– На здоровье. – Сэбин откинулся на спину и снова привлек ее к себе. – Вот теперь можешь засыпать.
Женщина лежала, думая над его словами и о том, какую неожиданную проницательность и понимание он обнаружил. Внезапно она хихикнула.
– Что смешного?
– Я представила себе Мону Лизу с бульдожьей мордой.
– Не забывай, я сказал «породистый бульдог».
– А они менее безобразны?
– Нет, но они обладают большей целеустремленностью.
– А-а, ну тогда все в порядке.
* * *
Через три дня после этого Мэлори, как обычно, лениво потянулась, медленно приходя в себя после обычного послеобеденного сна. Сев на кровати, она заметила, что в комнате гораздо темнее, нежели обычно.
– Господи! Сколько сейчас времени?
– Девятый час.
– В семь часов я должна была встретиться с Кери в саду. – Она быстро вскочила на ноги. – Не понимаю, почему в последние дни я стала так подолгу спать.
– Может быть, потому, что не спишь по ночам? – Сэбин тоже приподнялся на постели и прислонился к изголовью кровати, наблюдая, как Мэлори торопливо влезает в блузку и джинсы. – Лично мне ни разу не удалось по-человечески выспаться ночью с тех пор, как ты здесь появилась.
– А мне – наоборот.
Однако это было не правдой. Ночами Мэлори по большей части ворочалась с боку на бок. Ей удавалось как следует выспаться только тогда, когда после обеда они с Сэбином уходили в его комнату и она оказывалась в его объятиях.
– Не пытайся меня обмануть, Мэлори. Ты забываешь, что я уже давно досконально изучил твое прекрасное лицо и тело. Я сразу же замечаю небрежно уложенные волосы и тем более круги под глазами.
Женщина почувствовала, что ее щеки заливает краска.
– Я действительно прекрасно высыпаюсь, честное слово.
Она повернулась к Сэбину, но его лицо в сумраке комнаты виделось лишь неясным светлым пятном.
– И тебе это удается даже без снотворного?
Мэлори замялась:
– Иногда удается. Вчера, правда, пришлось выпить таблетку.
– Это нехорошо. – Сэбин помолчал, а затем предложил:
– Лучше приходи ко мне.
– Что?
– Когда тебе не спится, приходи ко мне. – Голос, звучавший в темноте, глубокий и низкий, чуть дрожал. – И мы вместе прекрасно выспимся.
– Ты уверен? – напряженно спросила женщина.
– Да. Мы привыкли друг к другу за последние две недели. И, мне кажется, стали друг другу нужны.
– Тем больше оснований для того, чтобы отучиться от этой вредной привычки.
– Ты никогда не задумывалась над тем, что некоторые привычки могут пойти тебе только на пользу? Я намного лучше, чем любые твои пилюли, уж поверь.
– Тебе можно доверять только в такие моменты, как сейчас.
– Тогда распространи свое доверие чуть шире. Обещаю: если ты придешь ко мне сегодня ночью, я стану обращаться с тобой в точности так же, как каждый день после обеда. Мое слово нерушимо.
– Какая мне разница, от чего засыпать – от тебя или от своих таблеток!
– Кстати, как случилось, что у тебя возникла необходимость в снотворном?
Она мгновенно вспомнила, как посреди ночи раздается зловещее дребезжание телефона.
– Я переживала довольно тяжелый период.
– Но ты сильная женщина. Никогда бы не подумал, что тебя так просто выбить из колеи. Интересно… В последнее время меня тревожило то, что ты – всегда такая спокойная и дисциплинированная.
– С какой стати это должно тебя тревожить? Такова моя натура.
– Так ли?
– Да, и это не имеет ничего общего с тем, что я принимаю снотворное.
Губы мужчины скептически скривились.
– Однако эти таблетки, судя по всему, помогают тебе оставаться невозмутимой и хладнокровно идти по жизни? Тебе это нужно?
– Ты пытаешься выступать в роли моего психоаналитика?
– Я лишь пытаюсь понять тебя. От кого ты унаследовала такой безмятежный характер? Мэлори весело рассмеялась.
– Мои родители были самые беспечные, самые импульсивные люди, каких только можно себе представить. Совсем не такие, как я. Они все время либо спорили, либо занимались любовью, либо…
– Ты говоришь так, будто жила все время сама по себе. Тебе, наверное, было одиноко?
– Они никогда не хотели, чтобы я испытывала одиночество… Ты не правильно истолковал мои слова. Я их очень любила, а они любили меня. Но кому-то нужно было их уравновешивать.
– И этим «кем-то» стала ты – единственный член семьи, который никогда не теряет над собой контроль, присматривает за всеми остальными и неизменно сохраняет спокойствие. Могу поспорить, что ты ни разу в жизни не действовала под влиянием момента. Не считая, конечно, того случая, когда вышла за Бена, – более тихим голосом добавил Сэбин.
Мэлори не нравилось это копание в ее душе. Сейчас она чувствовала себя даже более беззащитной, чем в ту ночь, когда, обнаженная, лежала перед Сэбином на широком диване.
– Это лишний раз говорит в пользу того, что не поддаваться на мимолетные порывы суть проявление мудрости, – сказала она. – Поверь мне, брак с Беном не прошел для меня бесследно. Мне преподнесли достаточно много неприятных уроков.
– Значит, ты всегда сдерживаешь свой гнев, действуешь рассудительно и никогда не теряешь над собой контроль?
– А почему бы и нет? Вполне цивилизованный подход к жизни.
– Но твой ли это подход, вот что мне хотелось бы выяснить.
– Такова моя натура, таков мой характер, – повторила Мэлори и направилась к двери. – Увидимся за ужином.
Уже вслед уходящей женщине Сэбин проговорил:
– Хочу верить в то, что ты права по поводу своих таблеток, но я боюсь, что ты принимаешь их уже слишком долго и отказаться от них тебе будет не так просто. Выброси их лучше в сортир и приходи ко мне.
* * *
Мэлори с отвращением смотрела на темно-коричневый пузырек, стоявший на тумбочке возле ее постели. Она ненавидела всяческие таблетки не меньше, чем Сэбин, и понимала, что ей не надо принимать их ни сегодня вечером, ни когда-либо еще.
Три часа спустя она все также смотрела в никуда. Сна не было ни в одном глазу.
Приходи ко мне, звал ее из темноты низкий, не слышимый никем голос Сэбина, обещая отдых, покой и силу.
Она перевернулась на другой бок и постаралась прогнать воспоминание, которое представляло для нее еще большее искушение, нежели темно-коричневый пузырек со снотворным.
Приходи ко мне.
* * *
– Ты приняла таблетки?
– Нет.
– Но ты и не спала. – Указательный палец Сэбина пробежал по темным кругам под глазами женщины. – Тебе следует…
– Ненавижу тех, кто указывает, что мне нужно делать, – прервала она Сэбина, ложась на постель и оказываясь в его объятиях. Затем она устало закрыла глаза. Наконец-то дома. В безопасности. Теперь можно и поспать. Сэбин будет оберегать ее сон.
– Ты правильно сделала, что пришла ко мне, – доносился до нее из темноты его прекрасный сильный голос. Его руки, как два надежных крыла, защищали ее от любых реальных или воображаемых опасностей.
* * *
– Ты принимала таблетки?
– Я же сказала тебе, что не принимаю их больше.
– Тогда выкинь их.
– Это было бы глупо. Мне может понадобиться… Мэлори умолкла, осознав, что она сказала. Она уже попала в зависимость от снотворного.
– Вот именно, – мягко сказал Сэбин, словно прочитав ее мысли. – Снотворное, как партизан, уже подбирается к твоей глотке. Выкинь их, Мэлори.
– Успокойся, Сэбин. – Ее руки обвили плечи мужчины, и Мэлори сама удивилась тому, что когда-то его боялась. Теперь она мечтала о том моменте, когда снова окажется в его объятиях, с каким-то зверским и сладостным голодом. Она ловила себя на том, что, репетируя с Кери, то и дело нетерпеливо поглядывает на часы.
Еще три часа, и она отправится к Сэбину.
Еще два часа, и Сэбин прижмет ее к себе.
Он станет гладить ее волосы, а когда она проснется, мир окажется обновленным и свежим.
Еще час, и он задернет шторы, а затем станет говорить с ней нежным, как бархат, и светлым, как зарница в ночи, голосом.
Он наклонился вперед, и его слова едва уловимым шепотом прошелестели возле ее виска: «Приходи ко мне».
* * *
Таблетка на ее ладони была маленькой и желтой. Она выглядела совершенно безобидной, как драже «Скитлс».
Мэлори закрыла глаза.
Нет, эта таблетка далеко не безобидна. Она опасна.
Мэлори открыла глаза, швырнула таблетку в раковину и смыла ее водой из стакана, который уже приготовила, чтобы запить снотворное.
Затем она взяла с тумбочки пузырек, высыпала все его содержимое в унитаз и спустила воду.
Все.
Внезапно Мэлори испытала приступ паники. Она вроде бы освободилась, но ощущала страх.
Развернувшись, она выскочила из своей комнаты и побежала вдоль длинного коридора, а через несколько секунд уже открывала дверь в спальню Сэбина.
Здесь было темно, но Мэлори уже успела привыкнуть к сумраку, царящему в этой комнате.
– Как раз вовремя. Я ждал тебя, – раздался голос Сэбина со стороны огромной кровати. В нем не чувствовалось ни капли сна. В комнату проникал свет из коридора за спиной женщины, и она с трудом различала фигуру Сэбина, полулежащего, упершись спиной в изголовье кровати. Ей уже много раз приходилось видеть его в этой позе.
Мэлори стояла на пороге комнаты, грудь ее вздымалась и опадала от учащенного дыхания.
– Я выбросила таблетки.
– Это хорошо.
– Мне страшно.
– Это плохо. – Сэбин подвинулся и похлопал ладонью по кровати рядом с собой. – Добро пожаловать домой.
Домой!
Мэлори как на крыльях пролетела через всю комнату.
Он откинул простыню, и женщина нырнула под нее, очутившись в его теплых руках. Сразу же вслед за этим она резко выдохнула. Он был обнажен.
– Ты… не одет.
Мужчина, невидимый в темноте, усмехнулся:
– А чего ты ожидала! Не спать же мне в одежде. – Его рука принялась ласкать ее волосы. – Впрочем, невелика разница.
Его тело прижалось к ней – горячее и сильнее, другое и одновременно то же, что и раньше. Мэлори почувствовала, что напряжение потихоньку начинает ее отпускать.
– Мне не следует находиться здесь. – Сэбин нежно гладил ее по волосам. – Почему ты так добр ко мне? Когда ты принудил меня остаться здесь, я ожидала совершенно иного.
– А почему бы мне не быть по отношению к тебе добрым, если мне это нравится?
– Поговори со мной. Я так люблю слушать твой голос!
– Что ты хочешь услышать?
Больше всего Мэлори хотелось услышать от него одну фразу… Нет! Прозвучав в ее мозгу, она напугала женщину не меньше, чем маленькая желтая таблетка. Чтобы выгнать ее из своего сознания, Мэлори быстро проговорила:
– Все, что угодно.
– Может, тогда мне рассказать тебе о своей новой сделке с французскими виноторговцами? Тогда ты уснешь мертвым сном, и в считанные секунды.
– Мне все равно. – Мэлори дышала глубоко и с наслаждением. Ей нравился исходивший от него запах свежести и мужского одеколона. Тепло его тела обволакивало ее уютным покровом. – Говори все, что тебе хочется.
– Что мне хочется? – Голос Сэбина внезапно стал даже ниже, чем обычно. – Нет, вряд ли. – Он помолчал. – Лучше я расскажу тебе о своем первом семестре в Гарварде. Тебя это должно позабавить. Это был год, когда я делал все не так.
– Ты?
– Знаю, в это трудно поверить, но даже мне пришлось пройти стадию кокона, прежде чем я превратился в то совершенное существо, каким теперь и являюсь.
Она хихикнула и пододвинулась ближе к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Никакого голодания.
Мэлори открыла глаза:
– Что?
К этому моменту она уже успела забыть, с чего начинался их разговор. Это было похоже на Сэбина – неожиданно для собеседника переключаться на ту тему, которую ему хотелось обсуждать.
– Я сама решу, нужно ли мне это, когда приеду в Марасеф.
Его лоб прорезала складка.
– Я даже слышать не хочу… – начал Сэбин, но осекся. Его лоб разгладился. – Это случится еще только через две недели. Я буду держать рот на замке, и, возможно, ты об этом забудешь.
– Не забуду, – пообещала Мэлори. – Хотя иногда мне этого очень хочется. Так было бы легче жить. – Она снова закрыла глаза, подалась вперед и очутилась в его объятиях, испытав при этом огромное облегчение. Там, за пределами этой комнаты, Сэбин был опасен, даже очень, здесь же он был сама надежность. – Давай поспим, Сэбин.
Его рука крепче сжала плечи Мэлори, а губы прикоснулись к ее лбу.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что я не могу верить в то, во что веришь ты.
Мэлори подумалось, что тот Сэбин, каким он бывает вне этой спальни, защищен слишком толстой броней, чтобы произнести подобные слова.
– Не надо извиняться, – прошептала она, поудобнее устраиваясь щекой на его плече. – Мы и раньше часто расходились во мнениях. Одним разом больше, одним меньше…
– Но мне кажется, эта тема для тебя гораздо важнее, чем все остальные.
У него был чудесный голос. Обычно Мэлори невероятно нравилось лежать с закрытыми глазами на этой кровати и прислушиваться к его глубокому тембру, к тому, как четко он выговаривает каждое слово, но сейчас ей хотелось, чтобы он помолчал. Его слова мучили ее, причиняя такую боль, какую она еще никогда раньше не испытывала.
– Не будем об этом говорить. Я хочу спать.
– Хорошо.
Погруженная в полумрак комната укутала их своим тихим уютом, и они больше не разговаривали. Но впервые с тех пор, как они оказались в этой спальне, ни один из них не уснул.
* * *
– Мне нравится эта красная шелковая штуковина, которая на тебе надета.
– Во-первых, это не «штуковина», а топик, и во-вторых, он не красный, а темно-бордовый. Я никогда не ношу красного.
– Почему? Этот цвет в сочетании с твоими темными волосами выглядел бы потрясающе.
Мэлори устроилась поудобнее рядом с мужчиной:
– Он слишком вызывающий.
– Понятно. А ты к числу эксгибиционистов не относишься, – задумчиво проговорил Сэбин. – Наверное, тебе нелегко дались те пленочки.
– Еще бы.
– Но ты на это все же пошла.
– Если знаешь, что делаешь что-то важное, то не позволяешь себе распускать нюни.
– Они были прекрасны. Нет, это ты прекрасна.
Мэлори молчала. Она вся сжалась, хотя и не понимала, почему.
– Что тебе не нравится в моих словах?
– Когда ты так говоришь, то становишься похож на патологоанатома. Кроме того, мне пора хоть немного поспать.
– Еще не пора. Почему тебе не нравится, когда я говорю тебе о том, как ты прекрасна?
– Потому, черт возьми, что это во мне далеко не самое главное!
Сэбин оперся на локоть, пытаясь в сумраке комнаты разглядеть выражение ее лица.
– Какая страстность!
– С самого детства, кто бы меня ни увидел, он непременно считал своим долгом потрепать меня за щечку и сказать: «О, какая красивая девочка!» Не «умная девочка», не «милая девочка», не «талантливая девочка». Они видели лишь то, что на поверхности. Все видят во мне только одно.
– Однако для карьеры киноактрисы такая внешность является огромным подспорьем. Разве не так?
– И да и нет. – Мэлори скорчила недовольную рожицу. – Джеймс говорит, что мое лицо запоминается не хуже, чем лицо Моны Лизы. Лицо, перед которым открываются любые двери. Но скажи на милость, много ли ролей подходят для Моны Лизы? Мы живем в реальном мире, и зрители хотят видеть на экране живых людей, а не портреты. Поэтому мне всегда приходилось работать до седьмого пота, чтобы окружающие забыли о моей внешности и поняли, что я живая, что я человек, а не произведение искусства.
Сэбин усмехнулся:
– Лично у меня твоя внешность никогда не вызывала подобного ощущения.
– Но ты хоть раз подумал обо мне, как о человеке? Я хорошая актриса, я неплохо играю на рояле и обычно жертвую больше, чем могу себе позволить, Обществу гуманного отношения к животным, поскольку фотографии, которые они присылают с просьбами о пожертвованиях, настолько ужасны, что у меня разрывается сердце. Я достаточно образованна и умна, а также преданна своим друзьям. Мой внутренний мир – гораздо важнее, чем внешность, и я ненавижу, когда…
– Я верю тебе.
Мэлори умолкла и с удивлением посмотрела на Сэбина:
– Правда? Он кивнул:
– Честное слово. Но все же, когда ты смотришь на себя в зеркало, ты наверняка не видишь всего того, что вижу в тебе я.
– И что же ты видишь?
– Твердый характер, ум, чувство юмора, душевное тепло, решимость.
– Так много всего?
– Разве ты не знаешь, что именно это делает тебя особенной? Почему люди останавливаются на улицах и смотрят тебе вслед? Не только из-за того, что ты прекрасно сложена, не только из-за твоих глаз и походки. Но из-за того, какая ты есть.
Мэлори моргнула:
– Весьма… лестно.
– Лишний комплимент тебе не повредит. Мне кажется, люди, которые трепали тебя по щечке, здорово тебе навредили.
– В каком смысле?
– Ты пытаешься убедить себя в том, что хорошенькое личико не самое главное в тебе. Но сама не до конца в это веришь.
– Разве?
– Да. – Сэбин нежно проследил пальцем линию ее брови. – А вот я в это верю. Когда ты станешь старой, седой и морщинистой, как породистый бульдог, ты будешь по-прежнему такой же интересной, и люди будут дорожить дружбой с тобой не меньше, чем сейчас.
Сердце Мэлори захлестнула теплая волна.
– Спасибо.
– На здоровье. – Сэбин откинулся на спину и снова привлек ее к себе. – Вот теперь можешь засыпать.
Женщина лежала, думая над его словами и о том, какую неожиданную проницательность и понимание он обнаружил. Внезапно она хихикнула.
– Что смешного?
– Я представила себе Мону Лизу с бульдожьей мордой.
– Не забывай, я сказал «породистый бульдог».
– А они менее безобразны?
– Нет, но они обладают большей целеустремленностью.
– А-а, ну тогда все в порядке.
* * *
Через три дня после этого Мэлори, как обычно, лениво потянулась, медленно приходя в себя после обычного послеобеденного сна. Сев на кровати, она заметила, что в комнате гораздо темнее, нежели обычно.
– Господи! Сколько сейчас времени?
– Девятый час.
– В семь часов я должна была встретиться с Кери в саду. – Она быстро вскочила на ноги. – Не понимаю, почему в последние дни я стала так подолгу спать.
– Может быть, потому, что не спишь по ночам? – Сэбин тоже приподнялся на постели и прислонился к изголовью кровати, наблюдая, как Мэлори торопливо влезает в блузку и джинсы. – Лично мне ни разу не удалось по-человечески выспаться ночью с тех пор, как ты здесь появилась.
– А мне – наоборот.
Однако это было не правдой. Ночами Мэлори по большей части ворочалась с боку на бок. Ей удавалось как следует выспаться только тогда, когда после обеда они с Сэбином уходили в его комнату и она оказывалась в его объятиях.
– Не пытайся меня обмануть, Мэлори. Ты забываешь, что я уже давно досконально изучил твое прекрасное лицо и тело. Я сразу же замечаю небрежно уложенные волосы и тем более круги под глазами.
Женщина почувствовала, что ее щеки заливает краска.
– Я действительно прекрасно высыпаюсь, честное слово.
Она повернулась к Сэбину, но его лицо в сумраке комнаты виделось лишь неясным светлым пятном.
– И тебе это удается даже без снотворного?
Мэлори замялась:
– Иногда удается. Вчера, правда, пришлось выпить таблетку.
– Это нехорошо. – Сэбин помолчал, а затем предложил:
– Лучше приходи ко мне.
– Что?
– Когда тебе не спится, приходи ко мне. – Голос, звучавший в темноте, глубокий и низкий, чуть дрожал. – И мы вместе прекрасно выспимся.
– Ты уверен? – напряженно спросила женщина.
– Да. Мы привыкли друг к другу за последние две недели. И, мне кажется, стали друг другу нужны.
– Тем больше оснований для того, чтобы отучиться от этой вредной привычки.
– Ты никогда не задумывалась над тем, что некоторые привычки могут пойти тебе только на пользу? Я намного лучше, чем любые твои пилюли, уж поверь.
– Тебе можно доверять только в такие моменты, как сейчас.
– Тогда распространи свое доверие чуть шире. Обещаю: если ты придешь ко мне сегодня ночью, я стану обращаться с тобой в точности так же, как каждый день после обеда. Мое слово нерушимо.
– Какая мне разница, от чего засыпать – от тебя или от своих таблеток!
– Кстати, как случилось, что у тебя возникла необходимость в снотворном?
Она мгновенно вспомнила, как посреди ночи раздается зловещее дребезжание телефона.
– Я переживала довольно тяжелый период.
– Но ты сильная женщина. Никогда бы не подумал, что тебя так просто выбить из колеи. Интересно… В последнее время меня тревожило то, что ты – всегда такая спокойная и дисциплинированная.
– С какой стати это должно тебя тревожить? Такова моя натура.
– Так ли?
– Да, и это не имеет ничего общего с тем, что я принимаю снотворное.
Губы мужчины скептически скривились.
– Однако эти таблетки, судя по всему, помогают тебе оставаться невозмутимой и хладнокровно идти по жизни? Тебе это нужно?
– Ты пытаешься выступать в роли моего психоаналитика?
– Я лишь пытаюсь понять тебя. От кого ты унаследовала такой безмятежный характер? Мэлори весело рассмеялась.
– Мои родители были самые беспечные, самые импульсивные люди, каких только можно себе представить. Совсем не такие, как я. Они все время либо спорили, либо занимались любовью, либо…
– Ты говоришь так, будто жила все время сама по себе. Тебе, наверное, было одиноко?
– Они никогда не хотели, чтобы я испытывала одиночество… Ты не правильно истолковал мои слова. Я их очень любила, а они любили меня. Но кому-то нужно было их уравновешивать.
– И этим «кем-то» стала ты – единственный член семьи, который никогда не теряет над собой контроль, присматривает за всеми остальными и неизменно сохраняет спокойствие. Могу поспорить, что ты ни разу в жизни не действовала под влиянием момента. Не считая, конечно, того случая, когда вышла за Бена, – более тихим голосом добавил Сэбин.
Мэлори не нравилось это копание в ее душе. Сейчас она чувствовала себя даже более беззащитной, чем в ту ночь, когда, обнаженная, лежала перед Сэбином на широком диване.
– Это лишний раз говорит в пользу того, что не поддаваться на мимолетные порывы суть проявление мудрости, – сказала она. – Поверь мне, брак с Беном не прошел для меня бесследно. Мне преподнесли достаточно много неприятных уроков.
– Значит, ты всегда сдерживаешь свой гнев, действуешь рассудительно и никогда не теряешь над собой контроль?
– А почему бы и нет? Вполне цивилизованный подход к жизни.
– Но твой ли это подход, вот что мне хотелось бы выяснить.
– Такова моя натура, таков мой характер, – повторила Мэлори и направилась к двери. – Увидимся за ужином.
Уже вслед уходящей женщине Сэбин проговорил:
– Хочу верить в то, что ты права по поводу своих таблеток, но я боюсь, что ты принимаешь их уже слишком долго и отказаться от них тебе будет не так просто. Выброси их лучше в сортир и приходи ко мне.
* * *
Мэлори с отвращением смотрела на темно-коричневый пузырек, стоявший на тумбочке возле ее постели. Она ненавидела всяческие таблетки не меньше, чем Сэбин, и понимала, что ей не надо принимать их ни сегодня вечером, ни когда-либо еще.
Три часа спустя она все также смотрела в никуда. Сна не было ни в одном глазу.
Приходи ко мне, звал ее из темноты низкий, не слышимый никем голос Сэбина, обещая отдых, покой и силу.
Она перевернулась на другой бок и постаралась прогнать воспоминание, которое представляло для нее еще большее искушение, нежели темно-коричневый пузырек со снотворным.
Приходи ко мне.
* * *
– Ты приняла таблетки?
– Нет.
– Но ты и не спала. – Указательный палец Сэбина пробежал по темным кругам под глазами женщины. – Тебе следует…
– Ненавижу тех, кто указывает, что мне нужно делать, – прервала она Сэбина, ложась на постель и оказываясь в его объятиях. Затем она устало закрыла глаза. Наконец-то дома. В безопасности. Теперь можно и поспать. Сэбин будет оберегать ее сон.
– Ты правильно сделала, что пришла ко мне, – доносился до нее из темноты его прекрасный сильный голос. Его руки, как два надежных крыла, защищали ее от любых реальных или воображаемых опасностей.
* * *
– Ты принимала таблетки?
– Я же сказала тебе, что не принимаю их больше.
– Тогда выкинь их.
– Это было бы глупо. Мне может понадобиться… Мэлори умолкла, осознав, что она сказала. Она уже попала в зависимость от снотворного.
– Вот именно, – мягко сказал Сэбин, словно прочитав ее мысли. – Снотворное, как партизан, уже подбирается к твоей глотке. Выкинь их, Мэлори.
– Успокойся, Сэбин. – Ее руки обвили плечи мужчины, и Мэлори сама удивилась тому, что когда-то его боялась. Теперь она мечтала о том моменте, когда снова окажется в его объятиях, с каким-то зверским и сладостным голодом. Она ловила себя на том, что, репетируя с Кери, то и дело нетерпеливо поглядывает на часы.
Еще три часа, и она отправится к Сэбину.
Еще два часа, и Сэбин прижмет ее к себе.
Он станет гладить ее волосы, а когда она проснется, мир окажется обновленным и свежим.
Еще час, и он задернет шторы, а затем станет говорить с ней нежным, как бархат, и светлым, как зарница в ночи, голосом.
Он наклонился вперед, и его слова едва уловимым шепотом прошелестели возле ее виска: «Приходи ко мне».
* * *
Таблетка на ее ладони была маленькой и желтой. Она выглядела совершенно безобидной, как драже «Скитлс».
Мэлори закрыла глаза.
Нет, эта таблетка далеко не безобидна. Она опасна.
Мэлори открыла глаза, швырнула таблетку в раковину и смыла ее водой из стакана, который уже приготовила, чтобы запить снотворное.
Затем она взяла с тумбочки пузырек, высыпала все его содержимое в унитаз и спустила воду.
Все.
Внезапно Мэлори испытала приступ паники. Она вроде бы освободилась, но ощущала страх.
Развернувшись, она выскочила из своей комнаты и побежала вдоль длинного коридора, а через несколько секунд уже открывала дверь в спальню Сэбина.
Здесь было темно, но Мэлори уже успела привыкнуть к сумраку, царящему в этой комнате.
– Как раз вовремя. Я ждал тебя, – раздался голос Сэбина со стороны огромной кровати. В нем не чувствовалось ни капли сна. В комнату проникал свет из коридора за спиной женщины, и она с трудом различала фигуру Сэбина, полулежащего, упершись спиной в изголовье кровати. Ей уже много раз приходилось видеть его в этой позе.
Мэлори стояла на пороге комнаты, грудь ее вздымалась и опадала от учащенного дыхания.
– Я выбросила таблетки.
– Это хорошо.
– Мне страшно.
– Это плохо. – Сэбин подвинулся и похлопал ладонью по кровати рядом с собой. – Добро пожаловать домой.
Домой!
Мэлори как на крыльях пролетела через всю комнату.
Он откинул простыню, и женщина нырнула под нее, очутившись в его теплых руках. Сразу же вслед за этим она резко выдохнула. Он был обнажен.
– Ты… не одет.
Мужчина, невидимый в темноте, усмехнулся:
– А чего ты ожидала! Не спать же мне в одежде. – Его рука принялась ласкать ее волосы. – Впрочем, невелика разница.
Его тело прижалось к ней – горячее и сильнее, другое и одновременно то же, что и раньше. Мэлори почувствовала, что напряжение потихоньку начинает ее отпускать.
– Мне не следует находиться здесь. – Сэбин нежно гладил ее по волосам. – Почему ты так добр ко мне? Когда ты принудил меня остаться здесь, я ожидала совершенно иного.
– А почему бы мне не быть по отношению к тебе добрым, если мне это нравится?
– Поговори со мной. Я так люблю слушать твой голос!
– Что ты хочешь услышать?
Больше всего Мэлори хотелось услышать от него одну фразу… Нет! Прозвучав в ее мозгу, она напугала женщину не меньше, чем маленькая желтая таблетка. Чтобы выгнать ее из своего сознания, Мэлори быстро проговорила:
– Все, что угодно.
– Может, тогда мне рассказать тебе о своей новой сделке с французскими виноторговцами? Тогда ты уснешь мертвым сном, и в считанные секунды.
– Мне все равно. – Мэлори дышала глубоко и с наслаждением. Ей нравился исходивший от него запах свежести и мужского одеколона. Тепло его тела обволакивало ее уютным покровом. – Говори все, что тебе хочется.
– Что мне хочется? – Голос Сэбина внезапно стал даже ниже, чем обычно. – Нет, вряд ли. – Он помолчал. – Лучше я расскажу тебе о своем первом семестре в Гарварде. Тебя это должно позабавить. Это был год, когда я делал все не так.
– Ты?
– Знаю, в это трудно поверить, но даже мне пришлось пройти стадию кокона, прежде чем я превратился в то совершенное существо, каким теперь и являюсь.
Она хихикнула и пододвинулась ближе к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18