Они внимательно посмотрели друг другу в глаза, отец и сын, знающие друг друга как самые близкие, родные люди.
— Что ж, я позвоню ему и попрошу о встрече, хорошо?
— В этом нет необходимости, — ответил Мэнни. — Все уже устроено.
— Что?
— Завтра Лэнг будет в Лос-Анджелесе в «Сенчури-Плаза». Там состоится обед в память покойного государственного секретаря. После этого он немного приведет себя в порядок, а к семи часам будет ждать тебя в отеле. И тебя тоже, моя дорогая. Лэнг на этом настаивает.
* * *
Двое агентов охраны в вестибюле возле президентских апартаментов сразу же узнали конгрессмена. Они кивнули ему и Калейле, а человек, стоявший справа, повернулся и позвонил в колокольчик. Через несколько мгновений Лэнгфорд Дженнингс открыл дверь. Он выглядел бледным и изнуренным, с темными кругами под глазами. Дженнингс попытался выдавить из себя знаменитую президентскую ухмылку, но не смог. Вместо этого лишь нежно улыбнулся и протянул руку:
— Здравствуйте, мисс Рашад. Для меня удовольствие и большая честь познакомиться с вами. Пожалуйста, входите.
— Благодарю вас, мистер президент, — ответила Калейла.
— Эван, очень рад видеть вас снова.
— И я рад вас видеть, сэр, — отозвался Кендрик и, входя, подумал, что Дженнингс выглядит постаревшим, таким он его еще не видел.
— Пожалуйста, садитесь. — Президент провел гостей в гостиную к двум стоявшим друг против друга диванам, которые связывал между собой круглый покрытый стеклом кофейный столик. — Пожалуйста, — повторил он, жестом указывая им на диван справа, а сам направляясь к тому, что был слева. А после того как все уселись, добавил: — Мне нравится смотреть на привлекательных людей. Полагаю, мои клеветники нашли бы это очередным признаком моей чрезмерной поверхностности, но мне по душе, как сказал однажды Гарри Трумэн: «Я лучше стану смотреть на голову лошади, чем на ее задницу». Простите меня за мой язык, молодая леди.
— Я. не слышала ничего такого, за что мне следовало бы вас прощать, сэр, — откликнулась Калейла.
— Как поживает Мэнни?
— Он, видимо, не выиграет, но принимает бой, — ответил Эван. — Я так понял, что вы приезжали к нему несколько недель назад?
— Я плохо поступил?
— Вовсе нет, но было немного жестоко с его стороны не рассказать мне об этом.
— Это была моя идея. Я хотел дать вам обоим время все обдумать, а обратился к Вайнграссу потому, что мне надо, было побольше узнать о вас, чем это можно вычитать в документах, написанных правительственным жаргоном. Он оказался единственным живым источником. Прошу меня простить.
— Вам не за что извиняться, сэр.
— Вайнграсс — смелый человек. Он знает, что умирает, но обращается с неотвратимой смертью так, словно она ему совершенно нестрашна. Я не надеюсь дожить до восьмидесяти одного года, но если доживу, то, постараюсь иметь столько же мужества.
— До восьмидесяти шести, — ровным голосом поправил Кендрик. — Я тоже думал, что ему восемьдесят один, но вчера выяснилось, что ему на самом деле восемьдесят шесть.
Лэнгфорд Дженнингс пристально посмотрел на Эвана, потом откинулся на спинку дивана, выгнул шею и засмеялся тихо, но от всей души, так, словно только что услышал очень забавную шутку.
— Что тут смешного? — удивился Эван. — Я знаю Мэнни уже двадцать лет, но он никогда не говорил правды о своем возрасте, даже умудрился изменить его в паспорте.
— Это как-то не стыкуется с тем, что он рассказывал мне, — объяснил президент, продолжая смеяться. — Я не стану загружать вас подробностями, однако он мне кое-что прояснил, и был чертовски прав. Между прочим, я предложил ему занять очень высокую должность. А он ответил: «Простите, Лэнг, не могу ее принять. Не могу себе позволить обременять вас моими взятками».
— Мэнни большой оригинал, мистер президент, — заметила Калейла.
— Увы, годы никого не щадят... — грустно произнес Дженнингс, и лицо его потемнело. Потом он взглянул на Рашад: — Ваш дядя Митч просил передать вам привет.
— Правда?
— Пейтон уехал час назад. К сожалению, понадобилось срочно вернуться в Вашингтон, но вчера он настоял на том, чтобы мы с ним повидались, прежде чем я встречусь с конгрессменом Кендриком.
— Почему? — смущенно поинтересовался Эван.
— Эм-Джей наконец рассказал мне всю историю «Инвер Брасс». Ну, конечно, не всю, потому что его никто не знает. Уинтерс и Варак ушли из жизни, и теперь, наверное, невозможно выяснить, как оказался открыт оманский файл, но это уже не имеет значения. «Инвер Брасс» закончил существование.
— А разве раньше он вам про него не рассказывал? — удивился Кендрик и тут же вспомнил Ахмата, который говорил, что вряд ли Дженнингс знает все то, о чем ему поведал Пейтон.
— Рассказав честно все, Эм-Джей подал в отставку, но я ее тут же отверг. Он сказал, что если бы я раньше знал всю историю этой группы, то вряд ли согласился бы с тем, чтобы вы стали моим заместителем. Не знаю, возможно, так и было бы, но сейчас это уже неуместно. Вы не только начинаете сначала, но и обладаете национальным мандатом, конгрессмен.
— Мистер президент, — возразил Эван, — все это создано искусственно...
— А какого черта Сэм Уинтерс это делал? Наверное, у него на то были веские соображения, — перебил его Дженнингс. — Я не берусь судить, черт побери, насколько чистыми были мотивы членов «Инвер Брасс», но главная их беда в том, что они забыли уроки истории. А Уинтерс лучше всех должен был их помнить. Когда кто-то объявляет себя избранным человеком и начинает манипулировать волей других, в движение приходит чертовски опасный механизм. Так что, по существу, организация «высших существ», красиво названная
«Инвер Брасс», ничем не лучше племени бессовестных головорезов Боллингера. И те и другие действовали одним и тем же способом. Их способом. Эван резко подался вперед:
— Значит, именно по этим причинам...
В этот момент зазвонил дверной колокольчик — раздалось четыре коротких звонка.
Вытянув руку, Дженнингс посмотрел на Калейлу:
— Оцените, мисс Рашад. То, что вы только что услышали, — условный код.
— Что?
— Ну, конечно, не слишком изощренный код, но он работает, говорит мне о том, кто там сейчас у двери. — И, повернувшись в сторону нее, президент крикнул: — Входите!
В комнату вошел Джералд Брюс и плотно притворил за собою дверь.
— Простите, что вторгаюсь, мистер президент, но только что пришло донесение от Бейджинга, а мне известно, что вы хотели бы о нем знать.
— С этим можно подождать, Джерри. Позвольте мне представить вас...
— Джо?.. — Имя как-то самопроизвольно сорвалось с губ Кендрика. Перед ними стоял красивый молодой специалист из Государственного департамента, сопровождавший его в Сардинию.
— Здравствуйте, конгрессмен, — отозвался Брюс. Он подошел к дивану и обменялся с Эваном рукопожатиями.
Кендрик, кивнув в сторону Календы, назвал ее:
— Мисс Рашад.
— Все правильно, — вмешался Дженнингс. — Джерри рассказывал мне, что видел вас, когда вы летели в Оман... Не стану хвалить его перед вами, но Митчелл Пейтон выкрал Джерри у Фрэнка Свонна из Государственного департамента, а я, в свою очередь, украл этого парня у него. Ему нет равных в. компьютерных делах и в том, как держать их в секрете. Он — настоящий профессионал.
— Вы так добры, что смущаете меня, сэр, — произнес Брюс. — А что касается Бейджинга, мистер президент, то его ответ утвердительный. Надо ли мне еще раз подтвердить ваше предложение?
— Это еще один код, — с улыбкой пояснил Дженнингс. — Я обещал свернуть скулы нашим ведущим банкирам на бирже, чтобы они не слишком жадничали в Гонконге. Разумеется, в ответ на...
— Мистер президент, — вежливо остановил его Брюс.
— О, простите, Джерри! Я знаю, что сейчас это самый главный наш секрет, и мы должны хранить его в тайне от всех остальных сотрудников Белого дома. Но я надеюсь, что очень скоро мне ничего не придется утаивать от конгрессмена Кендрика.
— Кстати об этом. — Глядя на президента, компьютерный гений послал мимолетно улыбку Эвану. — За время вашего отсутствия, сэр, от вице-президента Боллингера поступило заявление об отставке.
— Надеюсь, он не собирается застрелиться на глазах миллионов телезрителей? — усмехнулся Дженнингс.
— Не совсем так, мистер президент. Он заявил, что собирается посвятить оставшуюся жизнь утолению голода на Земле.
— Боюсь, как бы ему не пришлось провести ее в Ливенворте.
— Бейджинг, сэр, — напомнил Брюс. — Нужно ли мне подтвердить?
— Конечно, можете это сделать и добавьте, что я признателен этим воришкам.
Кивнув Кендрику и Калейле, Брюс вышел и вновь плотно закрыл за собою дверь.
— На чем мы остановились? — обратился к своим гостям Дженнингс.
— На «Инвер Брасс», — ответил Эван. — Они искусственно создали меня и выставили перед публикой таким, каким я вовсе не являюсь. На этих условиях мое избрание вряд ли можно будет считать волеизъявлением народа. Это шарада.
— Вы — шарада? — удивился президент.
— Вы понимаете, сэр, о чем я говорю. Я не искал и не хотел этого. Как вы правильно отметили, мною манипулировали, без моего ведома меня втянули в политическую игру. Я сам ничем не заслужил того, чтобы баллотироваться на столь высокую должность.
Лэнгфорд Дженнингс внимательно посмотрел на Кендрика. На какое-то время в комнате воцарилась напряженная тишина.
— Вы ошибаетесь, Эван, — наконец произнес президент. — Вы это именно заслужили. Я говорю не об Омане и Бахрейне и даже не о находящемся в пеленках Южном Йемене. Все ваши действия там были актами вашего личного мужества. Но они заставили обратить на вас внимание. Это ничем не отличается от героизма на войне или подвигов астронавтов, а потому — самый правильный и законный путь, который вывел вас к рампе сцены. Я не признаю способы, которыми все это делалось, поскольку они таились в секрете людьми, нарушавшими закон, но вы тут ни при чем. Лично вы сказали то, что нужно было сказать, и страна услышала вас. Никто не выдумал те телевизионные записи, и никто не вкладывал в ваши уста сказанные вами слова. Вы нанесли сокрушительный удар по бюрократам, привыкшим идти своим путем. И самое главное, на мой — Лэнга Дженнингса из Айдахо — взгляд, вы спасли нацию от фанатиков, настоящих одержимых. О том, куда они могли нас завести, я даже не хочу думать.
— Вы бы и сами их нашли, — возразил Эван. — Когда-нибудь, где-нибудь один из них задел бы вас слишком сильно, а вам пришлось бы толкнуть его в ответ, так и обнаружились бы все остальные. Я видел человека, который пытался навалиться на вас в Овальном кабинете. Он все понял, когда дерево вот-вот готово было обрушиться на него...
— О, Герберт Деннисон и эта медаль Свободы! — На лице президента появилось его знаменитая на весь мир ухмылка. — Герб был жесткий, но безвредный, хотя и натворил кучу дел, которые мне были не по душе. Теперь он ушел, стал членом одного старейшего эксклюзивного клуба на Уолл-Стрит, в который никто не может пробраться, а мы с вами и не захотели бы попасть. Так что он снова преграждает путь этим парням с деньжатами. Герб наконец-то получил чин полковника, о котором так мечтал...
— Прошу прощения? — сказал Кендрик.
— Не важно, забудьте. Национальная безопасность, государственная тайна и все тому подобное.
— В таком случае позвольте мне прояснить то, о чем мы оба с вами знаем, мистер президент. У меня нет того уровня профессиональной подготовки, которая нужна...
— Черт возьми! — закричал Дженнингс. — А может, скажете, кто ее имеет, чтобы работать у меня? Да никто!
— Я говорю не о вас...
— Послушайте меня, Эван. Я не обманываю себя. Мне хорошо известно, что у меня нет ни достаточного воображения, ни интеллектуальных способностей Джефферсона или Адамса, Мэдисона, Линкольна, Вильсона, Гувера... Да, я сказал Гувера, этого блестящего, но во многом пагубного человека. Я не могу себя сравнить с Франклином Делано Рузвельтом, Трумэном, Никсоном, Кеннеди или даже блистательным, Картером, у которого было слишком много мозговых клеток, чтобы хорошо проводить собственную политику. Но теперь мы вступаем в другую эпоху. Разумеется, я имею в виду не эпоху Водолея, а нынешний расцвет телевидения, компьютерных технологий, мгновенной, моментальной связи. И у меня есть главное — доверие людей, потому что они видят и слышат во мне человека. Черчилль как-то сказал, что у демократии полно недостатков, но это лучшая из всех придуманных на Земле систем. Я тоже так думаю и верю всем этим скучным людям, которые считают, что Америка — самая великая, самая сильная и благополучная страна на нашей планете. Можете назвать меня мистером Простаком, но я в этом убежден. А это видят, слышат, наконец, чувствуют люди... Я наблюдал за вами, Эван, читал все, что писали о вас, долго говорил с моим другом Эммануилом Вайнграссом и пришел к окончательному выводу — вы должны занять должность вице-президента, хотите того или нет.
— Мистер президент, — мягко прервал Дженнингса Кендрик. — Я ценю все, что вы сделали для нации, но со всей откровенностью должен сказать, мы с вами расходимся во многих позициях. Вы проводите политику, которую я не могу поддержать...
— О Боже! Да никто и не просит вас об этом!.. Я доверяю вам, Эван, и хочу одного: чтобы вы доверились мне. Без страха и никому не нужной любезности всегда говорите мне, в чем я не прав, — вот что нужно этому офису, черт бы его побрал! Тогда, даже отвлекаясь на какие-то вещи, я буду знать, что меня вернут на место. Спросите мою жену. После последней пресс-конференции, которая была два месяца назад, я поднялся в Белом доме на кухню, ожидая от семьи поздравлений. А вместо них получил удар. «Да кто ты такой, — встретила она меня. — Людовик XIV с его деспотической властью? Ты не умнее кролика!» А моя дочь добавила, что подарит мне на мой день рождения учебник по грамматике... Я знаю мои ограниченные возможности, Эван, но также знаю, что смогу сделать, если мне будут советовать умные люди. Поэтому я не упущу вас, конгрессмен. И давайте приступим к делам...
— Повторяю, я не готов.
— А люди думают, что вы готовы, и я тоже. Вот почему вам остается только принять ваше назначение.
На сей раз наступила очередь Кендрика рассматривать президента Соединенных Штатов.
— Боже правый, вы просто обольститель...
— Это мои торговые уловки, мистер вице-президент, — усмехнулся Дженнингс.
— Не знаю. Просто не знаю...
— Зато я знаю, — решительно вмешалась Калейла, дотронувшись до руки Эвана. — Я думаю, полевой офицер Рашад должна подать в отставку.
— И это еще не все, — подхватил Лэнгфорд Дженнингс, изогнув брови. — Вам надо пожениться. Вице-президенту не следует жить во грехе. Представляете, что устроят евангелисты, которые могут принести вам множество голосов, если ваш нынешний статус станет достоянием гласности? Это просто не укладывается в мой имидж.
— Мистер президент, сэр!
— Да, мистер вице-президент?
— Замолчите сейчас же!
— С удовольствием, сэр: Хочу только внести небольшое пояснение. Ради Бога, не говорите моей жене то, что я вам только что сказал. Дело в том, что после нашего развода мы жили вместе двенадцать лет и приобрели вне брака двоих детей. И только за три недели до съезда вновь поженились. Имейте в виду, я посвятил вас в государственную тайну.
— Я никогда не расскажу об этом, мистер президент.
— Знаю, что не расскажете. Я доверяю вам, и вы мне нужны. Наша нация только выиграет от нас обоих и, вполне понятно, впоследствии от вас.
— Сомневаюсь в этом, сэр, — сказал Эван Кендрик.
— А я нет... будущий мистер президент.
За дверью апартаментов вновь зазвучал колокольчик — четыре коротких резких звонка.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84