.. Боже мой, да тут наверняка с десяток непочатых бутылок!
– Возьми одну и уматывай.
– Благодарствую, я так и сделаю. – Старый судья подошел к столу из вишневого дерева, на котором стояли два серебряных подноса с несколькими бутылками виски разных сортов и бутылкой коньяка. – Гак, посмотрим, – продолжил он, оборачивая белыми вышитыми салфетками сначала две бутылки, а затем и третью. – Если я буду держать их плотно под мышкой, они будут похожи на кипу белья, которую я срочно несу в прачечную.
– Поживее!
– Будь добр, открой дверь. Мне чертовски не хотелось бы уроните одну из них, пока я буду возиться с дверной ручкой. К тому же если= она разобьется, это тебя не украсит – о тебе, по-моему, никогда не говорили, что ты злоупотребляешь алкоголем.
– Убирайся, – прошипел Гейтс, открывая старику дверь.
– Спасибо, Рэнди, – сказал судья. Выйдя в коридор, он обернулся. – Не забудь отослать чек в Пятый бостонский банк завтра утром. Пятнадцать тысяч...
– Пятнадцать?!
– Даю слово, ты и представить себе не можешь, что скажет генеральный прокурор, узнав, что ты беседовал всего-навсего со мной. До свидания, советник.
Рэндолф Гейтс захлопнул дверь и поспешил в спальню к телефону, стоявшему на тумбочке возле кровати. В небольших комнатах он чувствовал себя лучше: не возникало ощущения, что выставляешь себя напоказ, как это бывает в огромных помещениях. Спальня – это всегда что-то интимное, уютное, в ней сокращается риск, что к тебе, в твою личную жизнь кто-то ворвется без спросу. Звонок, который надо было сделать, настолько его нервировал, что он не сразу смог разобраться в инструкции по международным переговорам. Поэтому, все еще встревоженный, он набрал номер коммутатора.
– Я хочу заказать разговор с Парижем, – сказал он.
Глава 6
У Борна ужасно устали глаза: ему пришлось до боли напрягать зрение, изучая компьютерные распечатки, разбросанные на кофейном столике перед кушеткой. Он просматривал их уже почти четыре часа, забыв о времени, о том, что его «контролер» должен был бы уже давно связаться с ним. Его интересовал только след Шакала в отеле «Мейфлауэр».
В первой группе распечаток, которую он временно отложил в сторону, были иностранцы: мешанина из англичан, итальянцев, шведов, западных немцев, японцев и тайванцев. Тщательно проверена подлинность личности и документов каждого, а также обоснованность деловой или частной причины для въезда в страну. Госдепартамент и ЦРУ хорошо выполнили домашнее задание: за каждого лично и профессионально ручались по крайней мере пять заслуживающих доверия лиц или компаний. Все эти люди давно вели дела с фирмами в Вашингтоне и округе, ни у одного из них не было отмечено ложного или сомнительного ответа в анкете. Если человек Шакала среди них, – что нельзя исключить, – потребуется значительно более подробная информация, чем та, которую можно найти в распечатках. Возможно, еще придется вернуться к этой группе, но пока он продолжал внимательно читать. У него так мало времени!
Из оставшихся примерно пятисот американцев – постояльцев отеля – двести двенадцать были отмечены в одном или нескольких банках данных разведслужб, так как они входили в контакт с правительством. В отношении семидесяти восьми имелись явно негативные сведения: тридцатью одним интересовалась налоговая служба, что означало, что их подозревали в сокрытии или фальсификации бухгалтерских книг, а также – или наряду с этим – в том, что у них имелись счета в Швейцарии или на Каймановых островах. Это были пустышки и ничтожества, обычные богатые и не слишком умные ворюги. От таких "связных? Карлос должен шарахаться, как от прокаженных...
Оставалось сорок семь возможных кандидатов, мужчин и женщин. Одиннадцать супружеских пар с многочисленными связями в Европе, в основном в технологических компаниях и сотрудничающих с ними фирмах ядерной и аэрокосмической промышленности; все – под неусыпным присмотром разведслужб, поскольку считались потенциальными продавцами секретной информации агентам Восточного блока, а следовательно – Москве. Из этих сорока семи вероятных кандидатов, включая две из одиннадцати супружеских пар, дюжина совершила поездки в Советский Союз, всех их можно вычеркнуть: Комитет государственной безопасности стал бы помогать Шакалу еще меньше, чем Римский Папа. Ильич Рамирес Санчес, ставший позднее наемным убийцей Карлосом, прошел подготовку в учебном лагере «Новгород», где все было устроено на американский манер: бензоколонки и бакалейные лавки, магазинчики и закусочные с гамбургерами, где все разговаривали на английском с разными американскими диалектами – русский был совершенно исключен, – и только тот, кто прошел полный курс, допускался к дальнейшему обучению. Шакалу, конечно, это удалось, но когда Комитет обнаружил, что молодой венесуэльский революционер, сталкиваясь с чем-то, что ему не по душе, шел на физическое истребление объекта, это оказалось чересчур даже для наследников жестокого ОГПУ. Санчес был изгнан, и появился Карлос-Шакал. Итак, двенадцать человек, которые ездили в Советский Союз, вычеркиваем. Шакал не будет с ними связываться, потому что во всех звеньях русской разведки имеется не подлежащий отмене приказ о ликвидации Карлоса в случае его обнаружения: «Новгород» должен быть защищен любой ценой.
Круг вероятных кандидатов, таким образом, сужается до тридцати пяти человек: они были записаны в журнале регистрации отеля – девять супружеских пар, четыре женщины и тринадцать мужчин. Распечатки приводили факты и гипотезы, на основе которых каждому объекту была дана негативная оценка. По правде говоря, гипотезы значительно превосходили факты и слишком часто основывались на нелицеприятных оценках, данных врагами или конкурентами. Однако все они требовали изучения (часто приходилось преодолевать чувство гадливости), так как среди всего этого вороха информации могли оказаться слово или фраза, указание на какое-то место или чей-то поступок, как-то связанные с Карлосом.
Вдруг, нарушая сосредоточенность Джейсона, зазвонил телефон. Он непроизвольно моргнул, словно не сразу сообразив, откуда раздался этот звук, затем соскочил с кушетки, подбежал к столику и поднял трубку.
– Слушаю.
– Это Алекс. Я звоню из автомата.
– Ты поднимешься?
– Через главный вход я не пойду. Я договорился с администрацией о служебном. Сегодня после обеда туда поставили временного привратника.
– Перекрываешь все ходы и выходы?
– Во всяком случае, поблизости от тебя, – ответил Конклин. – Это тебе не в носу ковырять. Буду через несколько минут, стукну один раз.
Борн повесил трубку и вернулся на кушетку, чтобы продолжить изучение распечаток. Он выбрал три, которые привлекли его внимание, но не потому, что они явно указывали на Шакала. В них были вполне достоверные сведения о том, что эти трое людей, по-видимому, как-то связаны друг с другом, хотя и не афишируют свои отношения. Судя по их паспортам, эти три американца – две женщины и мужчина – друг за другом в течение шести дней прилетели в международный аэропорт Филадельфии восемь месяцев назад. Женщины прибыли из Марракеша и Лиссабона, а мужчина – из Западного Берлина. Первая – дизайнер, она посетила древний марокканский город, чтобы пополнить свою коллекцию, вторая – из руководства банка «Чейз-Манхэттен» и работает в отделе зарубежных операций; мужчина – инженер, работает в аэрокосмической промышленности и временно прикомандирован компанией «Макдонел-Дуглас» к военно-воздушным силам. Почему три настолько разных человека со столь непохожими профессиями вдруг в течение недели оказались в одном и том же городе? Совпадение? Вполне возможно. Но если учесть количество международных аэропортов, включая наиболее оживленные – Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес, Майами, – то факт, что все они оказались в Филадельфии, кажется странным. Но еще более странно, что восемь месяцев спустя эта троица в одно и то же время очутилась в одном и том же отеле в Вашингтоне. Джейсону было интересно, что скажет Алекс Кон-клин, когда узнает об этом.
* * *
– Я уже распорядился, чтобы на каждого подготовили подробную справку, – сказал Алекс, утопая в кресле, стоявшем напротив кушетки и столика с распечатками.
– Ты знал?
– Это не так уж сложно... Разумеется, если просматривает компьютер... Он чертовски облегчает работу.
– Хоть бы черкнул! Я тут с восьми часов себе глаза ломаю.
– Я их нашел после девяти вечера и не хотел звонить тебе из Вирджинии.
– Ну а как другая «история»? – с любопытством спросил Борн.
– «История» – чертовски неприятная...
– «Медуза»?
– Это оказалось хуже, чем я думал. И что еще хуже, я не предполагал, что такое возможно.
– Звучит напыщенно.
– Это жалоба, – возразил отставной разведчик. – С чего же начать?.. Со службы материально-технического снабжения Пентагона? С Федеральной торговой комиссии? С нашего посла в Лондоне? А может, ты предпочитаешь верховного главнокомандующего войск НАТО в Европе?
– Боже мой!
– Да! Я могу добавить еще одного – покрупнее. Что скажешь о председателе Объединенного комитета начальников штабов?
– Боже, что это? Политический заговор?
– Это звучит слишком научно, доктор Гуманитарий. Попытайся представить себе тайный сговор, возникший давным-давно, но все еще действующий. Все они сидят на высоких постах и поддерживают друг с другом постоянную связь. Почему?
– С какой целью?
– Вот и я о том же.
– Но должна же быть какая-то причина!
– Попытайся представить себе их мотивы. Я об этом только что говорил, а все может оказаться проще пареной репы: вроде сокрытия грехов прошлого. Разве не это мы с тобой искали? Не группу бывших «медузовцев», которые пойдут на все, лишь бы их прошлое не выплыло на свет Божий?
– На них мы и вышли...
– Нет! Это вопиет нутро Святого Алекса, который чует, да объяснить не может. Понимаешь: они реагировали слишком быстро и бурно. Слишком много здесь сомнительного, а не того давнишнего, укрытого двадцатилетней пеленой.
– Ты меня не понял.
– Я и себя не понимаю. Выплыло что-то другое – не то, что мы ожидали, и я чертовски устал от ошибок... Но это не ошибка: ты сам сказал сегодня утром, что это может оказаться шпионской сетью. Я еще подумал, не сошел ли ты с ума. Я думал, может, мы найдем несколько шишек, которые не захотят, чтобы их взяли за ушко да вывели на солнышко и четвертовали за делишки двадцатилетней давности. Тогда мы смогли бы использовать их, заставить из страха делать и говорить то, что нам нужно. Но это совсем другое: это – сегодняшний день, и я не могу ни черта понять. Это больше чем страх, это – паника. Они словно обезумели от страха... Мы случайно зацепили крючком что-то, мистер Борн, и если использовать богатый словарный запас твоего друга Кактуса, восходящий к негритянскому фольклору, то скажу: «Штуковина может оказаться больше, чем кажется на первый взгляд».
– Нет рыбы крупнее Шакала! Во всяком случае, для меня. На остальное мне плевать!
– Поверь, я на твоей стороне и готов кричать об этом во всеуслышание. Я просто хотел, чтобы ты знал, о чем я думаю... За исключением краткого и неприятного периода, мы никогда ничего не скрывали друг от друга, Дэвид.
– Сейчас я предпочитаю имя Джейсон.
– Да, я знаю, – прервал его Конклин. – Мне оно ненавистно до глубины души, но я понимаю тебя.
– Разве?
– Да, – тихо ответил Алекс, закрывая глаза и кивая. – Я бы все отдал, чтобы изменить это, но я не в силах.
– Тогда послушай меня. Своим умом «мудрого змия» – так тебя назвал наш Кактус – разработай самый худший сценарий, какой тебе только придет в голову, и припри этих мерзавцев к стенке, да так, чтобы они не могли отвертеться и беспрекословно выполняли все твои условия. Потребуй, чтобы они притаились, но были готовы по твоему сигналу связаться с кем нужно и сказать что нужно.
Конклин виновато посмотрел на своего измученного друга и тихо сказал:
– Есть сценарии, с которыми мне не справиться. Я не стану делать еще одну ошибку, во всяком случае теперь. Тут потребуются большие способности – мне это не по зубам.
Борн сцепил руки, раздраженно потирая ладони. Он не сводил глаз с разбросанных перед ним распечаток. Прошло несколько секунд, и вдруг на него сошла странная умиротворенность: он откинулся на спинку кушетки и заговорил так же спокойно, как и Конклин:
– Ладно. У тебя откроются нужные способности – причем очень скоро.
– Каким образом?
– С моей помощью. Положись на меня. Мне потребуются имена, адреса, системы безопасности и график смены охраны, любимые рестораны, личные привычки, если о таковых что-либо известно. Засади своих парней за работу. Прямо сегодня вечером. Пусть работают всю ночь, если потребуется.
– Что, черт бы тебя побрал, ты задумал? – возопил Конклин, подавшись вперед. – Взять их дома штурмом? Вонзить шприц в жопу во время банкета?
– О последнем варианте я не подумал, – ответил, мрачно ухмыльнувшись, Джейсон. – У тебя действительно весьма богатое воображение.
– А ты – сумасшедший!.. Прости, я не хотел...
– Почему же? – спокойно отреагировал Борн. – Я ведь не читаю тебе лекцию о возвышении маньчжурской династии или династии Цинь. Коль скоро все знают, что со мной было, намек на мое безумие отчасти справедлив. – Джейсон выдержал паузу и, медленно подавшись вперед, заговорил вновь: – Но позволь заметить тебе, Алекс: может, я и забыл кое-что, но та часть моего интеллекта, которую сформировали ты и «Тредстоун», при мне. Я доказал это в Гонконге, Пекине и Макао и докажу снова. Я обязан это сделать – мне не остается ничего другого... А теперь давай выкладывай то, что знаешь. Ты упомянул нескольких человек, которые сейчас находятся в Вашингтоне... Один – из службы поставок Пентагона или что-то в этом роде...
– Материально-технического снабжения, – поправил его Конклин. – Это понятие охватывает значительно более широкую и дорогостоящую область: это генерал Суэйн. Потом есть еще Армбрустер, он – глава Федеральной торговой комиссии, и Бартон, который возглавляет...
– Он – председатель Объединенного комитета начальников штабов, – закончил Борн. – Адмирал Джек Бартон, «гроза морей», командующий Шестым флотом.
– Единственный и неповторимый! В прошлом – бич Божий на Южно-Китайском море, а теперь – самый почетный орденоносец.
– Повторяю, – сказал Джейсон, – засади своих ребят за работу. Пусть Питер Холланд поможет чем сможет. Собери всю информацию на каждого из них.
– Не могу.
– Что?
– Я могу получить информацию только о трех наших филадельфийцах, потому что они являются прямой целью нашего расследования в «Мейфлауэре» – точнее, ниточкой, ведущей к Шакалу. Но я и пальцем не могу тронуть пятерых – пока что пятерых – наследников «Медузы».
– Объясни, ради Бога, почему? Ты обязан. Мы не можем терять времени!
– Если мы оба будем мертвы, ход времени для нас остановится. К тому же это не поможет ни Мари, ни детишкам.
– О чем ты, черт бы тебя побрал?
– О причине моего опоздания. О причине, по которой я не хотел звонить тебе из Вирджинии. О причине, по которой я попросил Чарли Кэссета забрать меня в пригороде Вены, о том, почему до тех пор, пока он не приехал туда, я не был уверен, доберусь ли к тебе живым.
– Выкладывай.
– Ладно, изволь... Я и словом не обмолвился никому о том, что собираюсь заняться бывшими «медузовцами», – об этом знали только ты и я.
– Я еще подумал, когда говорил с тобой сегодня днем по телефону, что ты слишком уж секретничаешь. Чересчур, подумал я, учитывая место, где ты находишься, и то оборудование, которым вы пользуетесь.
– И место и оборудование оказались вполне надежными. Кэссет объяснил, что Управление не хочет, чтобы записи разговоров потом выплыли где не надо. Это самый надежный способ: никаких «жучков», никакой записи телефонных разговоров – ничего. Клянусь, я задышал спокойнее, когда услышал это.
– Так в чем же дело? Ты все время недоговариваешь...
– Потому что мне надо разобраться с другим адмиралом, прежде чем я двинусь в глубь территории «Медузы»... Эткинсон – наш ничем не запятнанный посол при Сент-Джеймском дворе, наш стопроцентный америкашка. Так вот Эткинсон сказал – что яснее и не выразишься. В панике он сорвал маски с Бартона и Тигартена в Брюсселе.
– Ну и?..
– Он сказал, что Тигартен сможет справиться с Управлением, если всплывет история о старом Сайгоне, потому что у него есть кое-кто в высшем эшелоне в Лэнгли.
– И?..
– «Высшим эшелоном» в Вашингтоне называют обычно первых лиц, а в Лэнгли – это директор ЦРУ... которым является не кто иной, как Питер Холланд.
– Ты сам мне говорил сегодня утром, что, по его словам, он и секунды не задумался бы, если бы ему потребовалось ликвидировать любого из «Медузы»...
– Говорить можно что угодно. А вот делать?
* * *
В это время в тысячах миль от них, по ту сторону Атлантического океана, в старом парижском предместье Нейи-сюр-Сен по бетонированной дорожке ко входу в кафедральный собор, построенный в XVI столетии и известный как собор Святого Причастия, медленно подошел старик в темном поношенном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
– Возьми одну и уматывай.
– Благодарствую, я так и сделаю. – Старый судья подошел к столу из вишневого дерева, на котором стояли два серебряных подноса с несколькими бутылками виски разных сортов и бутылкой коньяка. – Гак, посмотрим, – продолжил он, оборачивая белыми вышитыми салфетками сначала две бутылки, а затем и третью. – Если я буду держать их плотно под мышкой, они будут похожи на кипу белья, которую я срочно несу в прачечную.
– Поживее!
– Будь добр, открой дверь. Мне чертовски не хотелось бы уроните одну из них, пока я буду возиться с дверной ручкой. К тому же если= она разобьется, это тебя не украсит – о тебе, по-моему, никогда не говорили, что ты злоупотребляешь алкоголем.
– Убирайся, – прошипел Гейтс, открывая старику дверь.
– Спасибо, Рэнди, – сказал судья. Выйдя в коридор, он обернулся. – Не забудь отослать чек в Пятый бостонский банк завтра утром. Пятнадцать тысяч...
– Пятнадцать?!
– Даю слово, ты и представить себе не можешь, что скажет генеральный прокурор, узнав, что ты беседовал всего-навсего со мной. До свидания, советник.
Рэндолф Гейтс захлопнул дверь и поспешил в спальню к телефону, стоявшему на тумбочке возле кровати. В небольших комнатах он чувствовал себя лучше: не возникало ощущения, что выставляешь себя напоказ, как это бывает в огромных помещениях. Спальня – это всегда что-то интимное, уютное, в ней сокращается риск, что к тебе, в твою личную жизнь кто-то ворвется без спросу. Звонок, который надо было сделать, настолько его нервировал, что он не сразу смог разобраться в инструкции по международным переговорам. Поэтому, все еще встревоженный, он набрал номер коммутатора.
– Я хочу заказать разговор с Парижем, – сказал он.
Глава 6
У Борна ужасно устали глаза: ему пришлось до боли напрягать зрение, изучая компьютерные распечатки, разбросанные на кофейном столике перед кушеткой. Он просматривал их уже почти четыре часа, забыв о времени, о том, что его «контролер» должен был бы уже давно связаться с ним. Его интересовал только след Шакала в отеле «Мейфлауэр».
В первой группе распечаток, которую он временно отложил в сторону, были иностранцы: мешанина из англичан, итальянцев, шведов, западных немцев, японцев и тайванцев. Тщательно проверена подлинность личности и документов каждого, а также обоснованность деловой или частной причины для въезда в страну. Госдепартамент и ЦРУ хорошо выполнили домашнее задание: за каждого лично и профессионально ручались по крайней мере пять заслуживающих доверия лиц или компаний. Все эти люди давно вели дела с фирмами в Вашингтоне и округе, ни у одного из них не было отмечено ложного или сомнительного ответа в анкете. Если человек Шакала среди них, – что нельзя исключить, – потребуется значительно более подробная информация, чем та, которую можно найти в распечатках. Возможно, еще придется вернуться к этой группе, но пока он продолжал внимательно читать. У него так мало времени!
Из оставшихся примерно пятисот американцев – постояльцев отеля – двести двенадцать были отмечены в одном или нескольких банках данных разведслужб, так как они входили в контакт с правительством. В отношении семидесяти восьми имелись явно негативные сведения: тридцатью одним интересовалась налоговая служба, что означало, что их подозревали в сокрытии или фальсификации бухгалтерских книг, а также – или наряду с этим – в том, что у них имелись счета в Швейцарии или на Каймановых островах. Это были пустышки и ничтожества, обычные богатые и не слишком умные ворюги. От таких "связных? Карлос должен шарахаться, как от прокаженных...
Оставалось сорок семь возможных кандидатов, мужчин и женщин. Одиннадцать супружеских пар с многочисленными связями в Европе, в основном в технологических компаниях и сотрудничающих с ними фирмах ядерной и аэрокосмической промышленности; все – под неусыпным присмотром разведслужб, поскольку считались потенциальными продавцами секретной информации агентам Восточного блока, а следовательно – Москве. Из этих сорока семи вероятных кандидатов, включая две из одиннадцати супружеских пар, дюжина совершила поездки в Советский Союз, всех их можно вычеркнуть: Комитет государственной безопасности стал бы помогать Шакалу еще меньше, чем Римский Папа. Ильич Рамирес Санчес, ставший позднее наемным убийцей Карлосом, прошел подготовку в учебном лагере «Новгород», где все было устроено на американский манер: бензоколонки и бакалейные лавки, магазинчики и закусочные с гамбургерами, где все разговаривали на английском с разными американскими диалектами – русский был совершенно исключен, – и только тот, кто прошел полный курс, допускался к дальнейшему обучению. Шакалу, конечно, это удалось, но когда Комитет обнаружил, что молодой венесуэльский революционер, сталкиваясь с чем-то, что ему не по душе, шел на физическое истребление объекта, это оказалось чересчур даже для наследников жестокого ОГПУ. Санчес был изгнан, и появился Карлос-Шакал. Итак, двенадцать человек, которые ездили в Советский Союз, вычеркиваем. Шакал не будет с ними связываться, потому что во всех звеньях русской разведки имеется не подлежащий отмене приказ о ликвидации Карлоса в случае его обнаружения: «Новгород» должен быть защищен любой ценой.
Круг вероятных кандидатов, таким образом, сужается до тридцати пяти человек: они были записаны в журнале регистрации отеля – девять супружеских пар, четыре женщины и тринадцать мужчин. Распечатки приводили факты и гипотезы, на основе которых каждому объекту была дана негативная оценка. По правде говоря, гипотезы значительно превосходили факты и слишком часто основывались на нелицеприятных оценках, данных врагами или конкурентами. Однако все они требовали изучения (часто приходилось преодолевать чувство гадливости), так как среди всего этого вороха информации могли оказаться слово или фраза, указание на какое-то место или чей-то поступок, как-то связанные с Карлосом.
Вдруг, нарушая сосредоточенность Джейсона, зазвонил телефон. Он непроизвольно моргнул, словно не сразу сообразив, откуда раздался этот звук, затем соскочил с кушетки, подбежал к столику и поднял трубку.
– Слушаю.
– Это Алекс. Я звоню из автомата.
– Ты поднимешься?
– Через главный вход я не пойду. Я договорился с администрацией о служебном. Сегодня после обеда туда поставили временного привратника.
– Перекрываешь все ходы и выходы?
– Во всяком случае, поблизости от тебя, – ответил Конклин. – Это тебе не в носу ковырять. Буду через несколько минут, стукну один раз.
Борн повесил трубку и вернулся на кушетку, чтобы продолжить изучение распечаток. Он выбрал три, которые привлекли его внимание, но не потому, что они явно указывали на Шакала. В них были вполне достоверные сведения о том, что эти трое людей, по-видимому, как-то связаны друг с другом, хотя и не афишируют свои отношения. Судя по их паспортам, эти три американца – две женщины и мужчина – друг за другом в течение шести дней прилетели в международный аэропорт Филадельфии восемь месяцев назад. Женщины прибыли из Марракеша и Лиссабона, а мужчина – из Западного Берлина. Первая – дизайнер, она посетила древний марокканский город, чтобы пополнить свою коллекцию, вторая – из руководства банка «Чейз-Манхэттен» и работает в отделе зарубежных операций; мужчина – инженер, работает в аэрокосмической промышленности и временно прикомандирован компанией «Макдонел-Дуглас» к военно-воздушным силам. Почему три настолько разных человека со столь непохожими профессиями вдруг в течение недели оказались в одном и том же городе? Совпадение? Вполне возможно. Но если учесть количество международных аэропортов, включая наиболее оживленные – Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес, Майами, – то факт, что все они оказались в Филадельфии, кажется странным. Но еще более странно, что восемь месяцев спустя эта троица в одно и то же время очутилась в одном и том же отеле в Вашингтоне. Джейсону было интересно, что скажет Алекс Кон-клин, когда узнает об этом.
* * *
– Я уже распорядился, чтобы на каждого подготовили подробную справку, – сказал Алекс, утопая в кресле, стоявшем напротив кушетки и столика с распечатками.
– Ты знал?
– Это не так уж сложно... Разумеется, если просматривает компьютер... Он чертовски облегчает работу.
– Хоть бы черкнул! Я тут с восьми часов себе глаза ломаю.
– Я их нашел после девяти вечера и не хотел звонить тебе из Вирджинии.
– Ну а как другая «история»? – с любопытством спросил Борн.
– «История» – чертовски неприятная...
– «Медуза»?
– Это оказалось хуже, чем я думал. И что еще хуже, я не предполагал, что такое возможно.
– Звучит напыщенно.
– Это жалоба, – возразил отставной разведчик. – С чего же начать?.. Со службы материально-технического снабжения Пентагона? С Федеральной торговой комиссии? С нашего посла в Лондоне? А может, ты предпочитаешь верховного главнокомандующего войск НАТО в Европе?
– Боже мой!
– Да! Я могу добавить еще одного – покрупнее. Что скажешь о председателе Объединенного комитета начальников штабов?
– Боже, что это? Политический заговор?
– Это звучит слишком научно, доктор Гуманитарий. Попытайся представить себе тайный сговор, возникший давным-давно, но все еще действующий. Все они сидят на высоких постах и поддерживают друг с другом постоянную связь. Почему?
– С какой целью?
– Вот и я о том же.
– Но должна же быть какая-то причина!
– Попытайся представить себе их мотивы. Я об этом только что говорил, а все может оказаться проще пареной репы: вроде сокрытия грехов прошлого. Разве не это мы с тобой искали? Не группу бывших «медузовцев», которые пойдут на все, лишь бы их прошлое не выплыло на свет Божий?
– На них мы и вышли...
– Нет! Это вопиет нутро Святого Алекса, который чует, да объяснить не может. Понимаешь: они реагировали слишком быстро и бурно. Слишком много здесь сомнительного, а не того давнишнего, укрытого двадцатилетней пеленой.
– Ты меня не понял.
– Я и себя не понимаю. Выплыло что-то другое – не то, что мы ожидали, и я чертовски устал от ошибок... Но это не ошибка: ты сам сказал сегодня утром, что это может оказаться шпионской сетью. Я еще подумал, не сошел ли ты с ума. Я думал, может, мы найдем несколько шишек, которые не захотят, чтобы их взяли за ушко да вывели на солнышко и четвертовали за делишки двадцатилетней давности. Тогда мы смогли бы использовать их, заставить из страха делать и говорить то, что нам нужно. Но это совсем другое: это – сегодняшний день, и я не могу ни черта понять. Это больше чем страх, это – паника. Они словно обезумели от страха... Мы случайно зацепили крючком что-то, мистер Борн, и если использовать богатый словарный запас твоего друга Кактуса, восходящий к негритянскому фольклору, то скажу: «Штуковина может оказаться больше, чем кажется на первый взгляд».
– Нет рыбы крупнее Шакала! Во всяком случае, для меня. На остальное мне плевать!
– Поверь, я на твоей стороне и готов кричать об этом во всеуслышание. Я просто хотел, чтобы ты знал, о чем я думаю... За исключением краткого и неприятного периода, мы никогда ничего не скрывали друг от друга, Дэвид.
– Сейчас я предпочитаю имя Джейсон.
– Да, я знаю, – прервал его Конклин. – Мне оно ненавистно до глубины души, но я понимаю тебя.
– Разве?
– Да, – тихо ответил Алекс, закрывая глаза и кивая. – Я бы все отдал, чтобы изменить это, но я не в силах.
– Тогда послушай меня. Своим умом «мудрого змия» – так тебя назвал наш Кактус – разработай самый худший сценарий, какой тебе только придет в голову, и припри этих мерзавцев к стенке, да так, чтобы они не могли отвертеться и беспрекословно выполняли все твои условия. Потребуй, чтобы они притаились, но были готовы по твоему сигналу связаться с кем нужно и сказать что нужно.
Конклин виновато посмотрел на своего измученного друга и тихо сказал:
– Есть сценарии, с которыми мне не справиться. Я не стану делать еще одну ошибку, во всяком случае теперь. Тут потребуются большие способности – мне это не по зубам.
Борн сцепил руки, раздраженно потирая ладони. Он не сводил глаз с разбросанных перед ним распечаток. Прошло несколько секунд, и вдруг на него сошла странная умиротворенность: он откинулся на спинку кушетки и заговорил так же спокойно, как и Конклин:
– Ладно. У тебя откроются нужные способности – причем очень скоро.
– Каким образом?
– С моей помощью. Положись на меня. Мне потребуются имена, адреса, системы безопасности и график смены охраны, любимые рестораны, личные привычки, если о таковых что-либо известно. Засади своих парней за работу. Прямо сегодня вечером. Пусть работают всю ночь, если потребуется.
– Что, черт бы тебя побрал, ты задумал? – возопил Конклин, подавшись вперед. – Взять их дома штурмом? Вонзить шприц в жопу во время банкета?
– О последнем варианте я не подумал, – ответил, мрачно ухмыльнувшись, Джейсон. – У тебя действительно весьма богатое воображение.
– А ты – сумасшедший!.. Прости, я не хотел...
– Почему же? – спокойно отреагировал Борн. – Я ведь не читаю тебе лекцию о возвышении маньчжурской династии или династии Цинь. Коль скоро все знают, что со мной было, намек на мое безумие отчасти справедлив. – Джейсон выдержал паузу и, медленно подавшись вперед, заговорил вновь: – Но позволь заметить тебе, Алекс: может, я и забыл кое-что, но та часть моего интеллекта, которую сформировали ты и «Тредстоун», при мне. Я доказал это в Гонконге, Пекине и Макао и докажу снова. Я обязан это сделать – мне не остается ничего другого... А теперь давай выкладывай то, что знаешь. Ты упомянул нескольких человек, которые сейчас находятся в Вашингтоне... Один – из службы поставок Пентагона или что-то в этом роде...
– Материально-технического снабжения, – поправил его Конклин. – Это понятие охватывает значительно более широкую и дорогостоящую область: это генерал Суэйн. Потом есть еще Армбрустер, он – глава Федеральной торговой комиссии, и Бартон, который возглавляет...
– Он – председатель Объединенного комитета начальников штабов, – закончил Борн. – Адмирал Джек Бартон, «гроза морей», командующий Шестым флотом.
– Единственный и неповторимый! В прошлом – бич Божий на Южно-Китайском море, а теперь – самый почетный орденоносец.
– Повторяю, – сказал Джейсон, – засади своих ребят за работу. Пусть Питер Холланд поможет чем сможет. Собери всю информацию на каждого из них.
– Не могу.
– Что?
– Я могу получить информацию только о трех наших филадельфийцах, потому что они являются прямой целью нашего расследования в «Мейфлауэре» – точнее, ниточкой, ведущей к Шакалу. Но я и пальцем не могу тронуть пятерых – пока что пятерых – наследников «Медузы».
– Объясни, ради Бога, почему? Ты обязан. Мы не можем терять времени!
– Если мы оба будем мертвы, ход времени для нас остановится. К тому же это не поможет ни Мари, ни детишкам.
– О чем ты, черт бы тебя побрал?
– О причине моего опоздания. О причине, по которой я не хотел звонить тебе из Вирджинии. О причине, по которой я попросил Чарли Кэссета забрать меня в пригороде Вены, о том, почему до тех пор, пока он не приехал туда, я не был уверен, доберусь ли к тебе живым.
– Выкладывай.
– Ладно, изволь... Я и словом не обмолвился никому о том, что собираюсь заняться бывшими «медузовцами», – об этом знали только ты и я.
– Я еще подумал, когда говорил с тобой сегодня днем по телефону, что ты слишком уж секретничаешь. Чересчур, подумал я, учитывая место, где ты находишься, и то оборудование, которым вы пользуетесь.
– И место и оборудование оказались вполне надежными. Кэссет объяснил, что Управление не хочет, чтобы записи разговоров потом выплыли где не надо. Это самый надежный способ: никаких «жучков», никакой записи телефонных разговоров – ничего. Клянусь, я задышал спокойнее, когда услышал это.
– Так в чем же дело? Ты все время недоговариваешь...
– Потому что мне надо разобраться с другим адмиралом, прежде чем я двинусь в глубь территории «Медузы»... Эткинсон – наш ничем не запятнанный посол при Сент-Джеймском дворе, наш стопроцентный америкашка. Так вот Эткинсон сказал – что яснее и не выразишься. В панике он сорвал маски с Бартона и Тигартена в Брюсселе.
– Ну и?..
– Он сказал, что Тигартен сможет справиться с Управлением, если всплывет история о старом Сайгоне, потому что у него есть кое-кто в высшем эшелоне в Лэнгли.
– И?..
– «Высшим эшелоном» в Вашингтоне называют обычно первых лиц, а в Лэнгли – это директор ЦРУ... которым является не кто иной, как Питер Холланд.
– Ты сам мне говорил сегодня утром, что, по его словам, он и секунды не задумался бы, если бы ему потребовалось ликвидировать любого из «Медузы»...
– Говорить можно что угодно. А вот делать?
* * *
В это время в тысячах миль от них, по ту сторону Атлантического океана, в старом парижском предместье Нейи-сюр-Сен по бетонированной дорожке ко входу в кафедральный собор, построенный в XVI столетии и известный как собор Святого Причастия, медленно подошел старик в темном поношенном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13