А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если бы ничего не произошло, он, возможно, поговорил бы с ней разок-другой, недолго, по часу-два, только для того, чтобы окончательно покончить с теми вопросами, которые оставались между ними еще неразрешенными. В переписке они никогда не касались этих вопросов, и у Кита было такое ощущение, что он не сможет наладить свою собственную жизнь, пока не поймет ясно и до конца, как же и почему они тогда все-таки расстались.
Конечно, после этого предстояло бы выяснить, не захотят ли они начать все сначала. Он полагал, что у Энни было такое желание; ему казалось, что он и сам хочет того же.
Разумеется, в последнем случае Клифф Бакстер оказался бы помехой подобным планам; но для всех троих было бы лучше, если бы Киту удалось как-то его обойти, а не сталкиваться с ним напрямую. Именно такой совет дал бы сам Кит молодому и еще неопытному разведчику, которого направляли бы на какое-то опасное задание.
Ручей постепенно расширялся, лесок становился все реже, и вскоре Кит выехал к большому озеру. Оно выглядело пустынным, не было видно ни купающихся, ни рыболовов. Кит очень часто бывал тут летом с друзьями, они пускали по воде игрушечные кораблики, ловили рыбу, купались; зимой же на берегах озера устраивались фейерверки, здесь катались на коньках, занимались подледным ловом.
Кит тронул поводья, поворачивая лошадь влево, и поехал вдоль немного заболоченного берега.
Если бы он находился сейчас на задании в чужой стране, подумал Кит, ему было бы относительно легко и просто выкрасть у врага что-нибудь ценное и скрыться. Но то, с чем он сталкивался сейчас, было посложнее задачи выбраться из чужого государства с украденными шифрами или с перебежчиком. На этот раз проблема, с которой он сталкивался, имела особую, специфическую грань.
Энни . Это тебе не разведывательная операция, а умыкание законной жены – старая, многократно повторявшаяся процедура, мало чем отличающаяся от того, чем занимались еще племена и роды в глубокой древности. Но в наше время и в том обществе, частью которого являлся Кит, необходимо было сперва твердо убедиться, хочет ли вообще сама чужая жена сбежать из дому.
Ему вдруг пришла в голову мысль, что ни для него самого, ни для Энни не важно, будут ли они снова вместе или нет, – неприемлема лишь перспектива того, чтобы Клифф Бакстер всю оставшуюся жизнь стоял бы у них над душой.
Конечно, можно было бы поступить и так: сложить вещи, сесть в машину и уехать отсюда как можно дальше. Но перед его мысленным взором постоянно возникала Энни – такая, какая она стояла тогда на тротуаре, со слезами на глазах, – он помнил каждое из всех писем, что получил от нее за эти годы, и вызванная всем этим боль постоянно терзала его сердце. «И уехать не могу, и остаться тоже не могу…» Он не имел возможности даже объявить перемирие, потому что Клифф Бакстер воспринял бы такой шаг как проявление слабости и в ответ только усилил бы нажим.
Кит добрался до середины противоположного берега и двинулся в обратный путь по другой стороне озера.
Быть может, размышлял он, все-таки можно будет как-то договориться с Клиффом Бакстером. Они, все трое, могли бы взять по банке пива, усесться вместе, все обсудить и прийти к какому-то решению, и сделать это культурно, по-человечески. «Да. Вот это и было бы лучшим решением проблемы». Без отвратительных сцен, без кровопролития, без риска и похищений. «Мистер Бакстер, ваша жена и я любим друг друга. Мы всегда друг друга любили. К вам она ничего не испытывает. Так что, будьте добры, пожелайте нам счастья. Необходимые для развода бумаги мы пришлем по почте. Спасибо, Клифф. По рукам?»
Конечно, после таких слов Клифф Бакстер обязательно потянется за пистолетом. Вот если бы он обладал способностью и умением ясно выражать свои мысли и чувства, если бы действительно был умным и культурным человеком, он бы ответил: «Мистер Лондри, вы полагаете, будто любите мою жену, но, скорее всего, вы просто одержимы стародавними воспоминаниями, не имеющими уже ничего общего с нынешними реалиями. А кроме того, вам после вашей принудительной отставки нечем себя занять – вот вы и ищете приключений.
Добавьте сюда и то, что вам не нравлюсь я сам из-за каких-то конфликтов, которые были между нами в детстве, так что для вас отнять у меня жену – просто способ посчитаться со мной. Это некрасиво, мистер Лондри, и это нечестно по отношению к Энни, которой сейчас приходится очень тяжело, – не говоря уже о том, что окажется разоренным семейное гнездо, что мне самому и без того хватает переживаний и острых ощущений на работе и что вообще все мы уже немолодые люди. Мы с Энни по-своему счастливы друг с другом и ждем того времени, когда я выйду на пенсию и мы будем спокойно доживать свои дни. Так ведь, Энни?»
Если бы Бакстер сказал нечто подобное, Киту бы это не понравилось: в этих или похожих словах была бы доля истины.
На самом же деле никакая беседа такого рода никогда не состоится, и им, всем троим – и Киту Лондри, и Клиффу Бакстеру, и Энни Прентис Бакстер, – суждено выпутываться из создавшегося положения каждому самостоятельно, на ощупь, так, как поступают в подобных обстоятельствах большинство людей, нанося при этом себе и остальным максимальный ущерб и причиняя максимальную боль. И, когда все будет уже позади, у каждого из них останутся только глубокие шрамы на сердце, чувство раскаяния и угрызения совести, но счастлив ни один из них никогда уже не будет.
Кит снова въехал под деревья, нашел ручей и двинулся назад к ферме, преисполненный решимости немедленно сложить вещи и покинуть родной дом, как он это уже сделал однажды, двадцать пять лет тому назад, только на этот раз безо всякой надежды когда-нибудь вернуться сюда снова.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В самом начале вечера того же дня Кит сидел на кухне за столом, пытаясь набросать черновик своего окончательного, прощального письма к Энни, однако дело у него продвигалось очень туго. Надо ли предложить ей встретиться в самый последний раз перед тем, как он уедет насовсем? Должно ли это письмо быть кратким и лаконичным, не вдающимся в долгие объяснения, или же, напротив, он обязан полностью раскрыть ей все свои мысли и чувства? Нет, это только сделало бы их обоих еще более несчастными. Никаких долгих прощаний и последних встреч. Нужно быть сильным, благородным, мужественным и кратким.
«Дорогая Энни! – писал он. – Не в наших силах переделать прошлое, мы не можем вернуться назад в прежний Спенсервиль или же в Боулинг-грин. Каждый из нас прожил свою собственную жизнь, вдалеке от другого. Как я тебе когда-то написал, я действительно заглянул сюда проездом и не хочу, чтобы мое пребывание здесь причинило кому-нибудь вред. Будь осторожна и, пожалуйста, пойми. С любовью, Кит».
Вот так. Все кончено. Он вложил письмо в конверт и написал на нем адрес сестры Энни.
Потом встал из-за стола и оглядел кухню. Собрал кое-что по мелочам, но душа у него как-то не лежала к этому занятию.
Он понимал, что письмо надо будет отправить уже после того, как он отсюда уедет; а уехать он намеревался как можно быстрее, прежде чем произойдет что-то такое, что могло бы повлиять на его решение. Каждый проведенный здесь лишний день таил бы в себе возможность открытого столкновения с Бакстером или новой встречи с Энни.
Человек приходит в жизнь, подумал Кит, не по собственной воле; и жизнь его, как бы и сколько бы она ни длилась, тоже складывается не по его выбору; пожалуй, единственный выбор, какой может сделать человек, это уйти из жизни раньше, чем ему предначертано; но вот уйти хотя бы на день позже отмеренного тебе срока невозможно. Однако в промежутке между приходом в жизнь и уходом из нее у человека обычно бывает множество действительно значимых альтернатив; и тут выбор, который он может сделать, попадает в одну из четырех категорий – хороший и плохой, трудный и легкий. И всякий хороший выбор обычно бывает еще и трудным.
– Так, выбор первый: складываться или поужинать? – Он решил поужинать и открыл холодильник. – Что же мне взять на ужин? – Там выбор был невелик. – «Корс» или «Будвайзер»? – Он выбрал «Буд».
Зазвонил телефон, и Кит решил не отвечать, однако телефон продолжал трезвонить не переставая, поэтому Кит передумал и взял трубку.
– Лондри слушает.
– Привет, Лондри. Это Портер. Угадай, который из двоих?
Кит улыбнулся и ответил:
– Гейл.
– Нет, Джеффри. Просто мне яйца шортами защемило.
– Что стряслось?
– Хочу тебе напомнить о сегодняшнем собрании в церкви Святого Джеймса. В восемь вечера.
– Джеффри, я не могу.
– Можешь, можешь.
– Могу, конечно, но не хочу.
– Хочешь.
– Нет.
– Ты что, допустишь, чтобы революция началась без тебя?
– Это было бы прекрасно. Пришлите мне стенограмму. А сейчас я сажусь ужинать.
– Не пудри мне мозги, Кит. Мне еще пятьдесят звонков надо выдать.
– Послушай, Джеффри, я… я решил…
– Погоди-ка… – Джеффри, видимо, прикрыл трубку рукой, но до Кита все равно доносился его приглушенный голос; потом Джеффри произнес: – Гейл говорит, что она согласна на что угодно, только бы ты пришел; и к тому же ты ей должен за те сигареты с травкой.
– Послушай… а впрочем, ладно…
– Вот и хорошо. Сказать чего-нибудь хочешь?
– Да: до свидания.
– Нет, я имею в виду, на собрании. Рассказать о своих впечатлениях о Спенсервиле после двадцатилетнего отсутствия? О своих планах на будущее?
– В другой раз. До встречи. – Он положил трубку и проговорил: – Я еще с прошлым не разобрался.
Попозже вечером Кит отправился в церковь Святого Джеймса. Когда он подъехал, на лужайках вокруг церкви, используемых под стоянки, было припарковано уже около полусотни легковушек и пикапов; такое количество машин Киту случалось тут видеть разве что на Рождество и под Пасху.
Он вышел из машины и направился к церкви. Около входа несколько юношей и девушек раздавали какие-то брошюрки. В притворе группка стоявших там людей приветствовала вновь прибывших. Кит увидел Гейл и Джеффри и попытался проскользнуть мимо, но они тоже заметили его и поспешили навстречу.
– Ну и чем же я могу тебя отблагодарить? – заулыбалась Гейл.
– Одного поцелуя будет вполне достаточно.
Она чмокнула его и сказала:
– Немногим же ты довольствуешься. Я была готова на большее.
– Гейл, пожалуйста, мы же ведь в церкви, – проговорил Джеффри. – Странно, что на нас до сих пор еще потолок не рухнул.
– Да неужто ты веришь в возмездие небес? – заметил Кит.
– Кто знает, – ответил Джеффри.
– Тут уже больше сотни человек, – сказала Гейл. – Все скамьи заполнены, и хоры тоже. Я же тебе говорила, люди натерпелись. Они хотят перемен.
– Нет, Гейл, – возразил ей Кит, – они здесь именно потому , что перемены уже произошли. Эти люди хотели бы повернуть время вспять, а это невозможно. И надо, чтобы они это поняли.
– Ты прав, – кивнула Гейл. – Мы, каждый из нас троих, сами из деревни, но уже забыли, как и что думают тут люди. Надо изменить это мышление, изменить старые привычки и отношения.
Кит закатил глаза. Неудивительно, что революционеры отпугивают от себя всех и каждого.
– Нет, – возразил он, – эти люди вовсе не собираются менять свое мышление и свои привычки. Они хотят, чтобы их ценности и их представления взяли бы верх, получили бы поддержку. Чтобы власти и общество отражали бы их взгляды и ценности, а не ваши.
– Тогда они действительно хотят повернуть время вспять, а это невозможно.
– В буквальном смысле нет, но можно нарисовать перед ними картину такого будущего, которое выглядело бы как прошлое, только раскрашенное в более яркие цвета. Представь себе, что ты берешь старую открытку и расцвечиваешь ее современными красками. Или просто расчищаешь и подновляешь старинную линогравюру.
Гейл улыбнулась:
– А ты тоже любитель манипулировать людьми, совсем как мы. Этим ты и зарабатывал?
– Примерно… я когда-то работал в пропаганде… но мне не понравилось.
– Звучит безумно интересно. Подобным подходом можно пользоваться в собственной жизни и добиваться успеха.
– Если бы. – Кит сменил тему. – А кстати, кто тот ненормальный пастор, который пустил вас сюда заниматься подрывной деятельностью?
– Пастор Уилкес, – ответил Джеффри.
– Правда? Я думал, он уже давно вышел на пенсию, а может быть, даже и умер.
– Вообще-то он мог успеть и то и другое, – заметил Джеффри. – Он уже очень старый. Но на проведение в его церкви нашего собрания согласился сразу же. У меня даже сложилось такое впечатление, что ему самому Бакстер тоже не особенно по душе.
– Вот как? Никогда бы не подумал, что он знает Бакстера лично. Бакстеры ведь всегда посещали только церковь Святого Иоанна, ту, что в городе и куда ходят все местные знаменитости. А сюда, кроме фермеров, никто и не ездит.
– Ну, ему, несомненно, известна репутация, которой пользуется Бакстер; а кроме того, он наверняка общается с другими священниками, в том числе и с городскими. Хорошо бы нам в разведке иметь такую же налаженную систему информации. Ну, так или иначе, а сегодня вечером речь наверняка пойдет о том, что начальник полиции Бакстер – грешник и прелюбодей.
– Это еще не делает его плохим человеком.
– Ты невозможен, – рассмеялась Гейл. – Иди, встань в угол.
– Слушаюсь, мадам. – Кит вошел внутрь церкви и за последним рядом скамеек отыскал свободное место, куда еще можно было приткнуться. Церковь действительно была уже заполнена до предела; Кит обратил внимание на то, что алтарь прикрывали легкие щиты, скрывавшие заодно от глаз и оконные витражи – в результате лютеранская церковь преобразилась и стала напоминать скорее молельный дом квакеров или аманитов.
Люди, стоявшие вокруг Кита и сидевшие на скамьях, казалось, представляли все слои населения округа Спенсер. Сюда пришли те, в ком Кит безошибочно угадывал фермеров, независимо от того, были ли это мужчины или женщины и какая на них была одежда. Он даже заметил в толпе Мартина и Сью Дженкинсов. Здесь представлены были и явно городские люди – рабочие, служащие – и все возрастные группы – от старшеклассников до стариков.
Кит вспомнил времена, еще до того, как телевидение и всевозможные электронные устройства прочно заняли свое нынешнее место, когда бесчисленные собрания составляли неотъемлемую часть сельской жизни. Его родители всегда посещали все собрания в местном клубе, в церкви, все общественные мероприятия, чему бы они ни были посвящены. Тогда для женщин существовали кружки кройки и шитья, вышивания; для мужчин устраивались политические собрания и курсы по изучению фермерского дела. Кит помнил и еще более отдаленные времена, когда собирались у кого-нибудь в доме, в гостиной, музицировали на фортепьяно, пили пунш, играли в карты и настольные игры. Но те времена и тот образ жизни остались в прошлом; да и, честно говоря, хороший фильм или футбольный матч, которые можно посмотреть по телевизору, сидя в кресле и потягивая пиво, куда приятнее и интереснее, чем плохая игра на пианино, домашние игры или пунш. Но тем не менее было когда-то такое время, когда жители сельских мест во всем, что касалось развлечений, могли полагаться на самих себя. Но еще важнее то, что многие из величайших политических движений, что были в истории страны, – такие, как популизм, или движение за отмену рабства, – зарождались и начинались когда-то в маленьких сельских церквах. Но страна давно уже перестала быть аграрной, и сельские районы не располагали теперь ни достаточно многочисленным населением, ни волей для того, чтобы влиять на политику в национальных масштабах. Поэтому глубинка ушла в себя, и, ощущая свою заброшенность и изолированность от крупных городов – центров политической власти и влияния, – люди здесь потихоньку начинали думать и действовать самостоятельно, заботиться о себе и решать свои проблемы сами, разве что изредка прибегая к некоторой помощи со стороны тех, кто, как Портеры или сам Кит, сбежал из города или из университетской среды.
Глядя на продолжавших подходить людей, Кит заметил среди них Дженни; со Дня труда они так больше ни разу и не встречались. Дженни тоже увидела его, заулыбалась и энергично помахала Киту рукой; но она пришла в сопровождении какого-то мужчины, и они вдвоем втиснулись на уже заполненную скамью.
Пока все пришедшие рассаживались и устраивались поудобнее, Кит наблюдал за толпой. Несомненно, в зале сидели как минимум два-три шпиона – те, кто доложит потом Бакстеру о том, как прошло собрание. Их присутствие можно было считать само собой разумеющимся – Кит не сомневался, что такие старые революционеры, как Джеффри и Гейл, должны были это знать, даже если простые граждане Спенсервиля и не подозревали о такой возможности. Кит искренне надеялся, что Портеры сознавали, во что они втягивают тех, кто собрался в тот вечер в церкви. Профессиональные революционеры, подумал Кит, делятся на две категории: на романтиков и прагматиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35