А все остальное значения не имеет.
Быстро приняв душ и выпив бокал красного вина, я улеглась в постель с книгой, полученной от Эркиннена.
«Серийные убийцы. Основные рекомендации».
После того как мне удалось расположить подушки, я раскрыла книгу и принялась изучать оглавление. Во многих случаях речь шла об убийцах, которые были мне даже слишком хорошо знакомы. Подозреваю, что некоторые из них стремились к подобной известности – славе и бессмертию.
Я обнаружила раздел, где рассказывалось об исторических серийных убийцах; о некоторых я слышала, другие имена увидела впервые. Джек Потрошитель – ну кто о нем не знает; Влад Цепеш, легендарный кровопийца, именно с него списан образ графа Дракулы; графиня Элизабет Бэтори Венгерская графиня, жившая в XVI веке; убила 650 молодых женщин.
, которая считала, что кровь девственниц оказывает благотворное влияние на кожу, и регулярно в ней купалась. Жиль де Ре – это имя я увидела в первый раз – известный как Синяя Борода, если верить подзаголовку.
Я всегда считала, что Синяя Борода был пиратом. Наверное, я перепутала его с Черной Бородой.
В одной из глав рассказывалось о методах, в другой подробно описывались условия, которые превращали людей со склонностью к насилию в монстров. Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что в этой главе смогу найти нечто характерное для поведения любого родителя и буду испытывать дополнительное чувство вины перед своими детьми. Не самый лучший момент для подобного чтения – ведь сейчас они с отцом, – но я не смогла устоять перед искушением.
Большая часть написанного в книге была проявлением обычного здравого смысла. Достаточно взять все качества, которые мы считаем странными или извращенными, и снабдить ими одного человека. Девяносто процентов из них мочились в постель, у большинства возникали из-за этого конфликты с родителями или опекунами. Более восьмидесяти процентов подвергались насилию в детстве. Большинство были стеснительными по природе, точнее замкнутыми. Автор рассуждал о том, что физическое и сексуальное насилие – как правило, со стороны доминирующего мужчины – являлось главной причиной всех несчастий. Некоторых из серийных убийц понуждали вступать в сексуальную связь мать или бабушка.
Проклятые больные суки.
Эркиннен был прав – большинство серийных убийц, если верить автору книги, родились с Y-хромосомой. Конечно, дело не только в этом – в противном случае весь мир стоял бы перед тяжелейшими проблемами, – но именно такие люди являлись поджигателями, наркоманами, алкоголиками и сексуальными извращенцами. Так или иначе, принадлежность к мужскому полу оставалась одним из главных общих факторов.
Маленькие мальчики и подростки убивают мелких животных и избегают общества сверстников. Почти всегда они индивидуалисты, отказывающиеся от любых контактов. У них возникают проблемы в школе, они плохо учатся, несмотря на очевидные способности. Они социопаты, неспособные испытывать раскаяние, и психопаты, не поддающиеся контролю.
Но прежде всего фантазеры. Они размышляют о том, что намерены совершить, прежде чем набираются мужества и начинают действовать. Некоторые даже признаются, что готовят себя внутренне к совершению преступлений...
Я заложила страницу пальцем и закрыла книгу. Внутренне готовятся. Вероятно, преступник, которого я разыскиваю, поступал именно так – ему требовалось не менее двух месяцев между похищениями, значит, он чем-то занят в промежутке. А как насчет физической подготовки? В данном случае она должна сыграть существенную роль, если Док прав.
Я засунула заколку между страницами, чтобы не потерять то место, где остановилась, и отложила книгу в сторону. Не самое подходящее чтение перед сном, но я получила серьезную пищу для размышлений. Весьма возможно, мне что-нибудь приснится.
«Пожалуй, – подумала я перед тем, как сон сморил меня, – придется угостить Дока еще одним ленчем».
Утром в субботу, как только я посмотрела на стопку дел, которые в понедельник мне предстояло отдать Фреду, мною овладело странное чувство легкости. Одно из них, нападение, наверняка не дойдет до суда – имелись четкие показания свидетеля и достаточные улики, и если бы преступник имел немного мозгов или приличного адвоката, он бы признал вину по менее серьезной статье и сэкономил всем кучу времени – а нам бы не пришлось загонять его в угол. В любом случае он достаточно быстро выйдет на свободу и вновь совершит преступление, как только ему представится такая возможность. Иногда я спрашиваю себя: зачем я вообще работаю?
Кого я пытаюсь обмануть – пока сижу за своим столом в участке: все дело в Натане Лидсе, Ларри Уайлдере, Джереде Маккензи и еще десятке других мальчиков, которые так на них похожи. Легкость, овладевшая мною несколько минут назад, мгновенно исчезла, а на смену ей пришли мрачные предчувствия.
Конечно, все тринадцать дел были индивидуальны, и их следовало рассматривать отдельно, но я не сомневалась, что они связаны между собой, хотя Фред не желает этого признавать – пока. Чуть особняком стояло дело Гарамонда. Уголок этой папки с укоризненным видом торчал из стопки. Я засунула его на место и выровняла корешки.
Узнаю ли я главную улику, если наткнусь на нее во всей этой путанице? «Старайтесь сохранять непредвзятость», – сказал Эркиннен; хороший совет, но гораздо легче его дать, чем ему следовать.
Почтовые ящики довольно удобно располагались у входа в раздевалку. Там меня поджидало несколько пухлых папок; наверное, парни, которые вели эти дела, избавились от них с радостной поспешностью, как от горячих углей. Я немного постояла возле ящиков, держа тяжелую стопку в руках, и вспомнила времена, когда моя работа, грязная и неприятная, заканчивалась вместе со сменой. Я задом подтолкнула вращающуюся дверь и вошла в раздевалку. С тех пор как я была здесь в последний раз, скамейки успели сменить; новые, более широкие оказались шероховатыми на ощупь. Быть может, теперь у женщин-полицейских более массивные задницы? И они боятся не усидеть на скамейках? В прежние времена мы обязаны были находиться в хорошей форме.
В раздевалке было пусто – до конца смены оставалось еще много времени. А потом здесь станет шумно, кто-то будет постоянно входить и выходить. Когда я была патрульной, в раздевалке всегда шла оживленная болтовня – мы хвастались своими детьми, жаловались на любовников и мужей, с гордостью рассказывали об успехах. От одной из новых девушек, дочери человека, который уже был полицейским, когда я только начинала работать в участке, я слышала, что здесь вовсю начали сплетничать. Да, все меняется к худшему.
Но кое-что осталось неизменным – тишина в участке между сменами. Телефоны молчали – если кто-то захочет со мной связаться, он воспользуется пейджером. Я присела на одну из скамеек и положила рядом с собой стопку папок, рассчитывая, что просмотрю некоторые из них, а потом вернусь в общий зал.
Я поднялась только через четыре часа.
Когда я открывала новую папку, у меня складывалось впечатление, что я читаю один и тот же сценарий. Неожиданно и без видимых причин исчезает белый мальчик. Не приходилось сомневаться, что мальчик окажется светловолосым и худощавым, с приятным лицом и чистой кожей. Всякий раз находился свидетель, утверждавший, что непосредственно перед исчезновением видел мальчика в обществе близкого человека, имевшего неопровержимое алиби (исключение составлял только мистер Гарамонд). Я была готова поставить свою месячную зарплату на то, что в остальных делах схема окажется аналогичной.
Теперь я начала понимать причину интереса Дока. Всякий раз при столкновении с таким ужасом тебя охватывает ярость и возмущение, но когда у тебя на глазах каждое следующее исчезновение укладывается в схему, становится мучительно интересно, что будет дальше – несмотря на уколы совести. Однако я очень быстро перешла в следующую стадию: наступило время мести, говорит благородный детектив. Я стала охотницей в львиной шкуре; я начала точить копье. И бежала с копьем в руке. Я хочу есть. И я утолю голод.
Глава 11
Мои опасения оказались не напрасными – во время наших расспросов, которые заняли больше времени, чем я считала разумным, выяснилось, что пропали еще дети. Один мальчик исчез перед Пятидесятницей. Вдова Ивона Кергэна, который слыл прекрасным каменщиком в приходе Сен-Круа, в Нанте, передала своего сына под опеку коварного Пуату, чья репутация к тому моменту уже должна была быть всем известна, но почему-то никто не обращал на нее внимания. Мальчика больше никто не видел.
«Здесь едят маленьких детей».
И почему только люди продолжают отдавать ему своих сыновей?
«Нам обещали разные блага». Одна и та же история повторялась множество раз. Я не могла понять, почему люди ему верят – неужели лелеют безумную надежду, что именно их сын не разделит судьбу остальных, что благодаря каким-то особым качествам, которые, как всегда склонны думать родители, они привили своим детям, ему повезет, и он не станет очередной жертвой. Они должны обладать бессмертием, ведь ничто другое не сможет их защитить.
Кергэну исполнилось пятнадцать. Говорили, что он был вежливым и мягким, очень красивым для мальчика, стоящего на пороге взрослой жизни, а еще невысоким и выглядел младше своих лет. В общем, очень похож на девочку.
Мой Мишель тоже был красивым, но совсем не маленького роста – у него были длинные руки и ноги, и двигался он очень грациозно. Я всегда с удовольствием на него смотрела, на живое существо, которое Бог привел в этот мир с моей помощью. Он вступал в свою взрослую жизнь с гораздо большим достоинством, чем многие из его сверстников; и никогда не отличался неуклюжестью, столь характерной для мальчиков, когда у них ломаются голоса и становятся широкими плечи. Он часто обнимал меня, не в силах сдержать свою любовь, – женщина, которой суждено было бы стать его женой, никогда не жаловалась бы на его холодность. Я по сей день помню это ощущение: когда его руки обхватывали мою шею; и мне не нужны экзотические фокусники из Италии, чтобы напомнить силу его объятий, тепло щеки, радость от того, что он просто рядом, да и вообще живет на свете.
Разумеется, я не старалась удерживать его около себя – ни одной матери это не удается, хотя я рассталась со своим сыном значительно раньше и гораздо мучительнее многих.
В начале мая исчез еще один мальчик, и снова около Машекуля; он отправился вместе с группой детей из своей деревни в замок, чтобы попросить там подаяние. Родители считали, что в большой группе им ничего не грозит. Сначала милостыню получали девочки, затем они уходили, уступая место мальчикам. В тот день сын нищего Томаса Эза, который жил с женой в Пор-Сен-Пэр, пошел в замок вместе с несколькими детьми, но по какой-то причине ему ничего не давали. Наконец пришла его очередь.
На сей раз имелся свидетель, который видел, как его увели. Девочка по имени Доминик осталась его подождать, потому что он ей нравился и она надеялась пойти с ним вместе домой. Ее тетя пришла в магистрат, чтобы пересказать то, что ей сообщила испуганная маленькая племянница, которая всю дорогу до дома шла одна в полной темноте, потому что мальчик так и не вернулся. Она была слишком юна, чтобы понимать, какая опасность ей угрожала, и, должна заметить, не слишком умна.
Я честно признаюсь, что воспользовалась этим, когда ее незаметно, по просьбе его преосвященства, привели к нам вечером. Мы решили, что будет лучше, если с девочкой поговорю я, а не епископ, потому что она смущалась в присутствии взрослых, по крайней мере так сказала ее мать. Мне стало интересно, как в таком случае девочка осмелилась остаться, чтобы подождать мальчика, который был ее старше.
Когда мать ее привела, я все поняла.
– Пройди вперед, Доминик, – сердито сказала мать и подтолкнула дочь к нам.
Я решила, что, возможно, именно мать предложила девочке дождаться мальчика. Он был молод, но не настолько, чтобы не обратить внимание на заигрывания. Мне показалось, что ей лет тринадцать или четырнадцать, иными словами, она была чуть старше этого мальчика. Для такой девочки забеременеть – единственный способ получить мужа.
Жан де Малеструа держался в стороне, пока я разговаривала с Доминик. Если бы мне не удалось узнать у нее то, что нам нужно, он бы вмешался.
– Bonjour, ma cherie Здравствуй, дорогая (фр.).
, – сказала я.
Мать поспешно стукнула дочь по плечу, девочка присела в реверансе и откликнулась:
– Bonjour, Mere Здравствуйте, святая мать (фр.)
.
Затем она сложила руки на белом переднике, который, похоже, старательно выстирали перед визитом к епископу.
– Спасибо, что пришла к нам сегодня.
– Да, святая мать, – ответила она и снова присела.
– Мне сказали, ты что-то знаешь про то, что случилось с сыном Томаса Эза. Твоя тетя говорит, что ты видела, как он вошел в замок в Машекуле.
– Да, матушка.
– Он вошел туда один или с кем-нибудь?
– С мужчиной.
– Ты его знаешь?
– Нет. Но я видела его в Машекуле. Говорят, его зовут Анри.
Мне нужно было постараться не показать, что я почувствовала позорное и нечестивое возбуждение. Я еще не успела поделиться с епископом своими мыслями относительно милорда де Ре и исчезновения детей.
– А ты слышала, что сказал этот мужчина, Анри, мальчику?
– Его зовут Дени, матушка.
– Хорошо, Дени. Месье Анри что-нибудь ему сказал?
– Да, матушка.– Она снова поспешно присела, а потом продолжила: – Он сказал, что, если Дени не получил мяса, он может войти в замок, и ему дадут.
Мясо – это большой соблазн для голодного ребенка.
– А Дени ответил ему что-нибудь?
– Нет, он сразу пошел в замок.
– Ас тобой он говорил перед тем, как туда пойти? Она едва заметно опустила голову.
– Нет.
Потом мальчика увели. Она последняя видела его перед замком.
Мы собрали последние сведения и записали их вместе с тем, что мне удалось узнать раньше. Стопки листков бумаги лежали повсюду. И я удивлялась, почему они еще не вспыхнули жарким пламенем от того, что в них написано.
Как-то раз мы стояли среди них, понимая, что картина начинает складываться.
– Жильметта, – решительно проговорил епископ.
– Да, ваше преосвященство...
– Вырисовывается вполне определенная картина.
– Да, ваше преосвященство, я и сама об этом подумала. Мы несколько мгновений размышляли над выводами, к которым пришли.
– И что будем делать?
Я не могу найти слов, чтобы описать мысли, вихрящиеся у меня в голове, поскольку они были слишком путаными и неясными. Мне совсем не хотелось, чтобы они принимали более четкие очертания, но они не желали меня слушаться.
– Я не совсем тот человек, которому следует задавать этот вопрос, – тихо проговорила я.– Я не могу сделать непредвзятых выводов.
Мне не было необходимости объяснять, что я имела в виду. Епископ прекрасно знал, что у меня на сердце. Но понять истинную суть моих страданий он все равно не мог – это не дано человеку, который не растил ребенка с самыми лучшими намерениями и терпением и вдруг видит, что он сошел с пути истинного.
– Мне совершенно очевидно, что лорд де Ре крадет детей, или, по крайней мере, это делает кто-то, находящийся у него на службе. Неужели он так слеп и не видит, что творят его слуги?
– Будем надеяться, что это так, – сказала я.
Я сделала несколько глубоких вдохов, прежде чём его слова дошли до моего сознания.
– Но вы так не думаете.
– Я не знаю, что мне думать, – вскричала я почти жалобно.– Возможно, они пользуются его доверием и обеспечивают самыми разными развлечениями, а он не знает их источника. Такая вероятность ведь тоже существует, ваше преосвященство.
Жан де Малеструа кинул на меня тревожный взгляд.
– Да, такое действительно возможно, и мы должны принять это во внимание.
Я видела, что епископ изо всех сил пытается сдерживаться. Но я позволила себе сказать то, что думала.
– Не могу поверить, что он на такое способен, – продолжала я.– Голова говорит мне одно, а сердце – другое.
Я лгала. В глубине души я знала правду. Уже тогда. И тут его преосвященство поразил меня еще одним сердитым заявлением.
– Что до меня, моя голова не сомневается в том, что Жиль де Ре в состоянии забыть обо всем на свете в погоне за нечистыми удовольствиями.
Я потеряла дар речи на несколько мгновений, а затем сложила на груди руки, словно пытаясь защитить сердце.
– Ваше преосвященство, он человек благородного происхождения – предполагается, что он не обязан следовать законам обычных людей. Вам известна его история – вы знаете его всю жизнь.
– Вы тоже. И гораздо лучше меня. Хотя мое ограниченное знание дает мне более ясное представление о его характере – похоже, вас ослепили ваши чувства, как это нередко происходит с женщинами. Я надеялся, что в данном вопросе вы покажете себя с лучшей стороны.
Его слова меня обидели, но я промолчала, понимая, что некоторые люди в трудных ситуациях склонны прибегать к насмешкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Быстро приняв душ и выпив бокал красного вина, я улеглась в постель с книгой, полученной от Эркиннена.
«Серийные убийцы. Основные рекомендации».
После того как мне удалось расположить подушки, я раскрыла книгу и принялась изучать оглавление. Во многих случаях речь шла об убийцах, которые были мне даже слишком хорошо знакомы. Подозреваю, что некоторые из них стремились к подобной известности – славе и бессмертию.
Я обнаружила раздел, где рассказывалось об исторических серийных убийцах; о некоторых я слышала, другие имена увидела впервые. Джек Потрошитель – ну кто о нем не знает; Влад Цепеш, легендарный кровопийца, именно с него списан образ графа Дракулы; графиня Элизабет Бэтори Венгерская графиня, жившая в XVI веке; убила 650 молодых женщин.
, которая считала, что кровь девственниц оказывает благотворное влияние на кожу, и регулярно в ней купалась. Жиль де Ре – это имя я увидела в первый раз – известный как Синяя Борода, если верить подзаголовку.
Я всегда считала, что Синяя Борода был пиратом. Наверное, я перепутала его с Черной Бородой.
В одной из глав рассказывалось о методах, в другой подробно описывались условия, которые превращали людей со склонностью к насилию в монстров. Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что в этой главе смогу найти нечто характерное для поведения любого родителя и буду испытывать дополнительное чувство вины перед своими детьми. Не самый лучший момент для подобного чтения – ведь сейчас они с отцом, – но я не смогла устоять перед искушением.
Большая часть написанного в книге была проявлением обычного здравого смысла. Достаточно взять все качества, которые мы считаем странными или извращенными, и снабдить ими одного человека. Девяносто процентов из них мочились в постель, у большинства возникали из-за этого конфликты с родителями или опекунами. Более восьмидесяти процентов подвергались насилию в детстве. Большинство были стеснительными по природе, точнее замкнутыми. Автор рассуждал о том, что физическое и сексуальное насилие – как правило, со стороны доминирующего мужчины – являлось главной причиной всех несчастий. Некоторых из серийных убийц понуждали вступать в сексуальную связь мать или бабушка.
Проклятые больные суки.
Эркиннен был прав – большинство серийных убийц, если верить автору книги, родились с Y-хромосомой. Конечно, дело не только в этом – в противном случае весь мир стоял бы перед тяжелейшими проблемами, – но именно такие люди являлись поджигателями, наркоманами, алкоголиками и сексуальными извращенцами. Так или иначе, принадлежность к мужскому полу оставалась одним из главных общих факторов.
Маленькие мальчики и подростки убивают мелких животных и избегают общества сверстников. Почти всегда они индивидуалисты, отказывающиеся от любых контактов. У них возникают проблемы в школе, они плохо учатся, несмотря на очевидные способности. Они социопаты, неспособные испытывать раскаяние, и психопаты, не поддающиеся контролю.
Но прежде всего фантазеры. Они размышляют о том, что намерены совершить, прежде чем набираются мужества и начинают действовать. Некоторые даже признаются, что готовят себя внутренне к совершению преступлений...
Я заложила страницу пальцем и закрыла книгу. Внутренне готовятся. Вероятно, преступник, которого я разыскиваю, поступал именно так – ему требовалось не менее двух месяцев между похищениями, значит, он чем-то занят в промежутке. А как насчет физической подготовки? В данном случае она должна сыграть существенную роль, если Док прав.
Я засунула заколку между страницами, чтобы не потерять то место, где остановилась, и отложила книгу в сторону. Не самое подходящее чтение перед сном, но я получила серьезную пищу для размышлений. Весьма возможно, мне что-нибудь приснится.
«Пожалуй, – подумала я перед тем, как сон сморил меня, – придется угостить Дока еще одним ленчем».
Утром в субботу, как только я посмотрела на стопку дел, которые в понедельник мне предстояло отдать Фреду, мною овладело странное чувство легкости. Одно из них, нападение, наверняка не дойдет до суда – имелись четкие показания свидетеля и достаточные улики, и если бы преступник имел немного мозгов или приличного адвоката, он бы признал вину по менее серьезной статье и сэкономил всем кучу времени – а нам бы не пришлось загонять его в угол. В любом случае он достаточно быстро выйдет на свободу и вновь совершит преступление, как только ему представится такая возможность. Иногда я спрашиваю себя: зачем я вообще работаю?
Кого я пытаюсь обмануть – пока сижу за своим столом в участке: все дело в Натане Лидсе, Ларри Уайлдере, Джереде Маккензи и еще десятке других мальчиков, которые так на них похожи. Легкость, овладевшая мною несколько минут назад, мгновенно исчезла, а на смену ей пришли мрачные предчувствия.
Конечно, все тринадцать дел были индивидуальны, и их следовало рассматривать отдельно, но я не сомневалась, что они связаны между собой, хотя Фред не желает этого признавать – пока. Чуть особняком стояло дело Гарамонда. Уголок этой папки с укоризненным видом торчал из стопки. Я засунула его на место и выровняла корешки.
Узнаю ли я главную улику, если наткнусь на нее во всей этой путанице? «Старайтесь сохранять непредвзятость», – сказал Эркиннен; хороший совет, но гораздо легче его дать, чем ему следовать.
Почтовые ящики довольно удобно располагались у входа в раздевалку. Там меня поджидало несколько пухлых папок; наверное, парни, которые вели эти дела, избавились от них с радостной поспешностью, как от горячих углей. Я немного постояла возле ящиков, держа тяжелую стопку в руках, и вспомнила времена, когда моя работа, грязная и неприятная, заканчивалась вместе со сменой. Я задом подтолкнула вращающуюся дверь и вошла в раздевалку. С тех пор как я была здесь в последний раз, скамейки успели сменить; новые, более широкие оказались шероховатыми на ощупь. Быть может, теперь у женщин-полицейских более массивные задницы? И они боятся не усидеть на скамейках? В прежние времена мы обязаны были находиться в хорошей форме.
В раздевалке было пусто – до конца смены оставалось еще много времени. А потом здесь станет шумно, кто-то будет постоянно входить и выходить. Когда я была патрульной, в раздевалке всегда шла оживленная болтовня – мы хвастались своими детьми, жаловались на любовников и мужей, с гордостью рассказывали об успехах. От одной из новых девушек, дочери человека, который уже был полицейским, когда я только начинала работать в участке, я слышала, что здесь вовсю начали сплетничать. Да, все меняется к худшему.
Но кое-что осталось неизменным – тишина в участке между сменами. Телефоны молчали – если кто-то захочет со мной связаться, он воспользуется пейджером. Я присела на одну из скамеек и положила рядом с собой стопку папок, рассчитывая, что просмотрю некоторые из них, а потом вернусь в общий зал.
Я поднялась только через четыре часа.
Когда я открывала новую папку, у меня складывалось впечатление, что я читаю один и тот же сценарий. Неожиданно и без видимых причин исчезает белый мальчик. Не приходилось сомневаться, что мальчик окажется светловолосым и худощавым, с приятным лицом и чистой кожей. Всякий раз находился свидетель, утверждавший, что непосредственно перед исчезновением видел мальчика в обществе близкого человека, имевшего неопровержимое алиби (исключение составлял только мистер Гарамонд). Я была готова поставить свою месячную зарплату на то, что в остальных делах схема окажется аналогичной.
Теперь я начала понимать причину интереса Дока. Всякий раз при столкновении с таким ужасом тебя охватывает ярость и возмущение, но когда у тебя на глазах каждое следующее исчезновение укладывается в схему, становится мучительно интересно, что будет дальше – несмотря на уколы совести. Однако я очень быстро перешла в следующую стадию: наступило время мести, говорит благородный детектив. Я стала охотницей в львиной шкуре; я начала точить копье. И бежала с копьем в руке. Я хочу есть. И я утолю голод.
Глава 11
Мои опасения оказались не напрасными – во время наших расспросов, которые заняли больше времени, чем я считала разумным, выяснилось, что пропали еще дети. Один мальчик исчез перед Пятидесятницей. Вдова Ивона Кергэна, который слыл прекрасным каменщиком в приходе Сен-Круа, в Нанте, передала своего сына под опеку коварного Пуату, чья репутация к тому моменту уже должна была быть всем известна, но почему-то никто не обращал на нее внимания. Мальчика больше никто не видел.
«Здесь едят маленьких детей».
И почему только люди продолжают отдавать ему своих сыновей?
«Нам обещали разные блага». Одна и та же история повторялась множество раз. Я не могла понять, почему люди ему верят – неужели лелеют безумную надежду, что именно их сын не разделит судьбу остальных, что благодаря каким-то особым качествам, которые, как всегда склонны думать родители, они привили своим детям, ему повезет, и он не станет очередной жертвой. Они должны обладать бессмертием, ведь ничто другое не сможет их защитить.
Кергэну исполнилось пятнадцать. Говорили, что он был вежливым и мягким, очень красивым для мальчика, стоящего на пороге взрослой жизни, а еще невысоким и выглядел младше своих лет. В общем, очень похож на девочку.
Мой Мишель тоже был красивым, но совсем не маленького роста – у него были длинные руки и ноги, и двигался он очень грациозно. Я всегда с удовольствием на него смотрела, на живое существо, которое Бог привел в этот мир с моей помощью. Он вступал в свою взрослую жизнь с гораздо большим достоинством, чем многие из его сверстников; и никогда не отличался неуклюжестью, столь характерной для мальчиков, когда у них ломаются голоса и становятся широкими плечи. Он часто обнимал меня, не в силах сдержать свою любовь, – женщина, которой суждено было бы стать его женой, никогда не жаловалась бы на его холодность. Я по сей день помню это ощущение: когда его руки обхватывали мою шею; и мне не нужны экзотические фокусники из Италии, чтобы напомнить силу его объятий, тепло щеки, радость от того, что он просто рядом, да и вообще живет на свете.
Разумеется, я не старалась удерживать его около себя – ни одной матери это не удается, хотя я рассталась со своим сыном значительно раньше и гораздо мучительнее многих.
В начале мая исчез еще один мальчик, и снова около Машекуля; он отправился вместе с группой детей из своей деревни в замок, чтобы попросить там подаяние. Родители считали, что в большой группе им ничего не грозит. Сначала милостыню получали девочки, затем они уходили, уступая место мальчикам. В тот день сын нищего Томаса Эза, который жил с женой в Пор-Сен-Пэр, пошел в замок вместе с несколькими детьми, но по какой-то причине ему ничего не давали. Наконец пришла его очередь.
На сей раз имелся свидетель, который видел, как его увели. Девочка по имени Доминик осталась его подождать, потому что он ей нравился и она надеялась пойти с ним вместе домой. Ее тетя пришла в магистрат, чтобы пересказать то, что ей сообщила испуганная маленькая племянница, которая всю дорогу до дома шла одна в полной темноте, потому что мальчик так и не вернулся. Она была слишком юна, чтобы понимать, какая опасность ей угрожала, и, должна заметить, не слишком умна.
Я честно признаюсь, что воспользовалась этим, когда ее незаметно, по просьбе его преосвященства, привели к нам вечером. Мы решили, что будет лучше, если с девочкой поговорю я, а не епископ, потому что она смущалась в присутствии взрослых, по крайней мере так сказала ее мать. Мне стало интересно, как в таком случае девочка осмелилась остаться, чтобы подождать мальчика, который был ее старше.
Когда мать ее привела, я все поняла.
– Пройди вперед, Доминик, – сердито сказала мать и подтолкнула дочь к нам.
Я решила, что, возможно, именно мать предложила девочке дождаться мальчика. Он был молод, но не настолько, чтобы не обратить внимание на заигрывания. Мне показалось, что ей лет тринадцать или четырнадцать, иными словами, она была чуть старше этого мальчика. Для такой девочки забеременеть – единственный способ получить мужа.
Жан де Малеструа держался в стороне, пока я разговаривала с Доминик. Если бы мне не удалось узнать у нее то, что нам нужно, он бы вмешался.
– Bonjour, ma cherie Здравствуй, дорогая (фр.).
, – сказала я.
Мать поспешно стукнула дочь по плечу, девочка присела в реверансе и откликнулась:
– Bonjour, Mere Здравствуйте, святая мать (фр.)
.
Затем она сложила руки на белом переднике, который, похоже, старательно выстирали перед визитом к епископу.
– Спасибо, что пришла к нам сегодня.
– Да, святая мать, – ответила она и снова присела.
– Мне сказали, ты что-то знаешь про то, что случилось с сыном Томаса Эза. Твоя тетя говорит, что ты видела, как он вошел в замок в Машекуле.
– Да, матушка.
– Он вошел туда один или с кем-нибудь?
– С мужчиной.
– Ты его знаешь?
– Нет. Но я видела его в Машекуле. Говорят, его зовут Анри.
Мне нужно было постараться не показать, что я почувствовала позорное и нечестивое возбуждение. Я еще не успела поделиться с епископом своими мыслями относительно милорда де Ре и исчезновения детей.
– А ты слышала, что сказал этот мужчина, Анри, мальчику?
– Его зовут Дени, матушка.
– Хорошо, Дени. Месье Анри что-нибудь ему сказал?
– Да, матушка.– Она снова поспешно присела, а потом продолжила: – Он сказал, что, если Дени не получил мяса, он может войти в замок, и ему дадут.
Мясо – это большой соблазн для голодного ребенка.
– А Дени ответил ему что-нибудь?
– Нет, он сразу пошел в замок.
– Ас тобой он говорил перед тем, как туда пойти? Она едва заметно опустила голову.
– Нет.
Потом мальчика увели. Она последняя видела его перед замком.
Мы собрали последние сведения и записали их вместе с тем, что мне удалось узнать раньше. Стопки листков бумаги лежали повсюду. И я удивлялась, почему они еще не вспыхнули жарким пламенем от того, что в них написано.
Как-то раз мы стояли среди них, понимая, что картина начинает складываться.
– Жильметта, – решительно проговорил епископ.
– Да, ваше преосвященство...
– Вырисовывается вполне определенная картина.
– Да, ваше преосвященство, я и сама об этом подумала. Мы несколько мгновений размышляли над выводами, к которым пришли.
– И что будем делать?
Я не могу найти слов, чтобы описать мысли, вихрящиеся у меня в голове, поскольку они были слишком путаными и неясными. Мне совсем не хотелось, чтобы они принимали более четкие очертания, но они не желали меня слушаться.
– Я не совсем тот человек, которому следует задавать этот вопрос, – тихо проговорила я.– Я не могу сделать непредвзятых выводов.
Мне не было необходимости объяснять, что я имела в виду. Епископ прекрасно знал, что у меня на сердце. Но понять истинную суть моих страданий он все равно не мог – это не дано человеку, который не растил ребенка с самыми лучшими намерениями и терпением и вдруг видит, что он сошел с пути истинного.
– Мне совершенно очевидно, что лорд де Ре крадет детей, или, по крайней мере, это делает кто-то, находящийся у него на службе. Неужели он так слеп и не видит, что творят его слуги?
– Будем надеяться, что это так, – сказала я.
Я сделала несколько глубоких вдохов, прежде чём его слова дошли до моего сознания.
– Но вы так не думаете.
– Я не знаю, что мне думать, – вскричала я почти жалобно.– Возможно, они пользуются его доверием и обеспечивают самыми разными развлечениями, а он не знает их источника. Такая вероятность ведь тоже существует, ваше преосвященство.
Жан де Малеструа кинул на меня тревожный взгляд.
– Да, такое действительно возможно, и мы должны принять это во внимание.
Я видела, что епископ изо всех сил пытается сдерживаться. Но я позволила себе сказать то, что думала.
– Не могу поверить, что он на такое способен, – продолжала я.– Голова говорит мне одно, а сердце – другое.
Я лгала. В глубине души я знала правду. Уже тогда. И тут его преосвященство поразил меня еще одним сердитым заявлением.
– Что до меня, моя голова не сомневается в том, что Жиль де Ре в состоянии забыть обо всем на свете в погоне за нечистыми удовольствиями.
Я потеряла дар речи на несколько мгновений, а затем сложила на груди руки, словно пытаясь защитить сердце.
– Ваше преосвященство, он человек благородного происхождения – предполагается, что он не обязан следовать законам обычных людей. Вам известна его история – вы знаете его всю жизнь.
– Вы тоже. И гораздо лучше меня. Хотя мое ограниченное знание дает мне более ясное представление о его характере – похоже, вас ослепили ваши чувства, как это нередко происходит с женщинами. Я надеялся, что в данном вопросе вы покажете себя с лучшей стороны.
Его слова меня обидели, но я промолчала, понимая, что некоторые люди в трудных ситуациях склонны прибегать к насмешкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62