Никак не отделанное помещение с грубыми бетонными стенами соседствовало с лабораторией и было отделено от нее двойными дверьми с резиновым уплотнением. Круглый резервуар с формалином, двенадцати футов в диаметре, был вделан в пол и прикрыт крышкой из оцинкованного железа. В крышке было несколько люков на рояльных петлях. В углу этой комнаты стоял мусоросжигатель, в котором уничтожались все собранные за день отходы, в данном случае целая коллекция разнообразных ушей.
Над резервуаром нависал цепной подъемник. Трупы, все с табличками, под своими номерами, каждый в специальной сбруе из тонкой цепочки, были прикреплены к продольному брусу, тянувшемуся по всему периметру резервуара. На стене висел большой вентилятор с покрытыми пылью лопастями. Ганнибал включил вентилятор и поднял тяжелые металлические створки люка в крышке. Прикрепил к телу табличку, заключил его в цепную сбрую и с помощью подъемника поднял тело над резервуаром и опустил его в формалин.
– Вы приехали из Френа вместе с ним? – спросил он, когда от тела пошли пузыри.
– Да.
– Вы присутствовали при казни?
– Да.
– Зачем, господин инспектор?
– Я его арестовывал. Раз уж я довел его до этого, мне следовало присутствовать.
– Вопрос совести, господин инспектор?
– Последствием того, что я делаю, является смерть. Я верю в последствия. Вы обещали Луи Ферра настойку опия?
– Настойка опия приобретена законным образом.
– Но рецепт не был выписан законным образом.
– Это обычная практика в отношении осужденных. В обмен на разрешение использовать их тела. Я уверен, вы прекрасно об этом знаете.
– Да. Но ему это не давайте.
– Ферра тоже один из ваших клиентов? И вы предпочитаете, чтобы он умер в трезвом уме?
– Да.
– Вы хотите, чтобы он полностью прочувствовал все последствия, господин инспектор? Вы, может быть, попросите «месье Парижа» снять чехол с гильотины, чтобы он мог видеть лезвие ножа, видеть его трезвым взглядом, незамутненным взором?
– Причины – мое личное дело. Вам всего лишь не следует давать ему настойку опия. Если я обнаружу, что он принял «микстуру», вам никогда не видать разрешения на врачебную практику во Франции. Взгляните на это незамутненным взором.
Ганнибал уже видел, что это помещение совершенно не смущает Попиля. И наблюдал за тем, как чувство долга берет верх над инспектором.
Попиль отвернулся от него и сказал:
– Это было бы неправильно, потому что вы многообещающий студент. Я вас поздравляю с вашими замечательными оценками. Вы порадовали... ваша семья могла бы... нет, она просто гордится вами, очень гордится. Доброй ночи.
– Доброй ночи, господин инспектор. И спасибо за билеты в оперу.

38

Вечер в Париже, легкий дождь, булыжник мостовой сверкает. Владельцы магазинов, закрываясь на ночь, с помощью свернутых в трубы обрезков ковров направляли потоки дождевой воды в сточных канавах в нужную им сторону.
Маленький «дворник» на лобовом стекле фургона, принадлежащего медицинскому факультету, работал от компрессора, так что Ганнибалу по дороге в тюрьму «Санте» приходилось время от времени снимать ногу с педали газа, чтобы очистить стекло.
Он сдал машину задним ходом в ворота и далее во двор. Холодные капли дождя упали ему сзади на шею, едва он высунул голову из окна фургона, чтобы оглянуться. Охранник, сидевший в будке у ворот, не собирался выходить и указывать ему дорогу.
В главном коридоре «Санте» помощник «месье Парижа» поманил его в комнату, где стояла гильотина. На нем были клеенчатый фартук и клеенчатая же накидка, наброшенная поверх новенького котелка, надетого явно по сегодняшнему поводу. Он установил щиток напротив своего обычного места прямо перед лезвием, чтобы уберечь от кровавых брызг ботинки и манжеты брюк.
Рядом с гильотиной стояла высокая плетеная корзина, облицованная изнутри оцинкованным железом и готовая принять в себя обезглавленное тело.
– Никаких мешков, это приказ начальства, – заявил помощник. – Вам придется увезти его в корзине, потом привезете ее назад. Она войдет в ваш фургон?
– Да.
– Может, лучше ее обмерить?
– Не надо.
– Ну тогда заберете все вместе. Голову мы ему под мышку засунем. Он в соседней комнате.
В беленной известью комнате с высокими забранными решеткой окнами на каталке лежал связанный Луи Ферра, освещенный жестким светом свисавших с потолка ламп.
Под ним уже была опрокидывающаяся подставка гильотины, bascule. Из его руки торчал катетер для внутривенных инъекций.
Над Луи Ферра стоял инспектор Попиль и что-то тихо ему говорил, заслоняя ему ладонью глаза от режущего света. Тюремный врач вставил в катетер шприц и ввел небольшое количество прозрачной жидкости.
Когда Ганнибал вошел в комнату, Попиль даже не поднял глаз.
– Вспомни, Луи, – продолжал он говорить, – я хочу, чтобы ты вспомнил.
Вытаращенный глаз Луи сразу углядел Ганнибала.
Тут и Попиль заметил Ганнибала и вытянул руку, чтобы не подпустить его ближе. Наклонившись над потным лицом Луи Ферра, он повторил снова:
– Скажи же мне!
– Я упрятал тело Сандрины в два мешка. Потом сунул туда для тяжести старые лемехи от плугов. Потом начались рифмы...
– Да я не про Сандрину, Луи! Вспомни! Кто сообщил Клаусу Барбье Клаус Барбье – нацистский военный преступник, был шефом гестапо в Лионе; занимался, в частности, депортацией евреев из Франции в лагеря уничтожения.

, где спрятаны дети, чтобы тот мог их отправить на восток? Я хочу, чтобы ты вспомнил.
– Я просил Сандрину, я ей сказал: не трогай! А она только смеялась, а потом начались рифмы...
– Оставь Сандрину в покое, – сказал Попиль. – Кто сообщил нацистам, где прячутся дети?
– У меня нет сил думать про это.
– Соберись с силами еще разок. Это поможет тебе вспомнить.
Врач ввел еще немного лекарства в вену Луи, помассировав ему руку, чтобы оно разошлось.
– Луи, ты должен это помнить. Клаус Барбье отправлял детей в Аушвиц Аушвиц – принятое на Западе немецкое название концлагеря Освенцим.

. Кто сообщил ему, где прячутся дети? Это ты ему сообщил?
Лицо Луи стало серым.
– Гестапо поймало меня на подделке продуктовых карточек, – сказал он. – Когда они сломали мне пальцы, я выдал им Парду – Парду знал, где спрятаны эти сироты. Он и им услужил, и себе пальцы сберег. Он теперь мэр в Тран-ла-Форе. Я все это видел, но помочь им не мог. Они смотрели на меня из кузова грузовика.
– Парду, значит. – Попиль кивнул. – Спасибо, Луи. Попиль уже отвернулся от него, когда Луи вдруг спросил:
– Господин инспектор?
– Да, Луи?
– Когда наци забрасывали детей в грузовики, где тогда была полиция?
Попиль на секунду прикрыл глаза, потом кивнул охраннику, который отворил дверь в комнату с гильотиной. Ганнибал заметил там священника и «месье Парижа», стоящих возле устройства. Помощник палача снял цепочку с крестиком с шеи Луи и сунул их ему в руку, привязанную к боку. Луи взглянул на Ганнибала. Приподнял голову и открыл рот. Ганнибал приблизился к нему, и Попиль не стал ему в этом препятствовать.
– Куда направить деньги, Луи?
– В церковь Сен-Сюльпис. Но не в кружку для бедных, а в пожертвования на молитвы задуши тех, кто мается в Чистилище. Где «микстура»?
– Как обещано, – ответил Ганнибал. Пузырек с разбавленной настойкой опия был у него в кармане пиджака. Охранник и помощник палача отвернулись – вполне официально. Попиль отворачиваться не стал. Ганнибал поднес пузырек к губам Луи, и тот выпил все его содержимое. Потом, указав на крестике распятием у себя в руке, снова открыл рот. Ганнибал вложил цепочку с крестиком ему в рот, прежде чем его повернули на подставке, чтобы в таком виде отнести и уложить под нож.
Ганнибал наблюдал, как смягчается напряженное выражение на лице Луи. Каталка стукнулась о порог комнаты с гильотиной, и охранник затворил дверь.
– Он хотел, чтобы распятие оставалось вместе с его головой, а не у сердца, – заметил Попиль. – Вы знали, что он сам так захотел, не правда ли? Что еще общего у вас с Луи?
– Любопытство по поводу того, где была полиция, когда наци забрасывали детей в грузовики. Вот это у нас общее.
В тот момент Попиль мог его ударить. Но момент этот прошел. Попиль закрыл свой блокнот и покинул помещение.
Ганнибал тут же подошел к врачу.
– Доктор, что это у вас за препарат?
– Сложный раствор – тиопентал и парочка других анестетиков. В Сюрте Французская сыскная полиция.

им пользуются при допросах. Он помогает высвободить подавленное сознание. У приговоренных.
– Нам нужно такое – для исследования образцов крови. Можно мне взглянуть?
Врач протянул ему пузырек:
– Формула и дозировка указаны на этикетке.
Из соседней комнаты донесся звук тяжелого удара.
– На вашем месте я бы несколько минут подождал, – заметил врач. – Пусть Луи немного успокоится.

39

Ганнибал лежал на низкой кровати в своей комнате в мансарде. Пламя свечей отблесками освещало лица, которые он нарисовал по памяти, лица из его снов. Тени плясали на черепе гиббона. Он смотрел в пустые глазницы, потом втянул нижнюю губу и прикусил ее зубами, словно намереваясь сравнить собственные зубы с клыками гиббона. Рядом с ним стоял заводной фонограф с трубой в виде лилии. В руке он держал иглу шприца, наполненного смесью наркотиков, которые использовались при допросах Луи Ферра.
– Мика, Мика, я иду к тебе. Пламя на маминой одежде, пламя свечей, принесенных прихожанами и горящих перед статуей святой Жанны. Голос церковного сторожа: «Время!»
Он запустил граммофон и опустил толстый звукосниматель с иглой на пластинку с записью детских песен. Пластинка была поцарапанная, звук от нее исходил какой-то металлический и тонкий, но он пронизывал его насквозь.
Sagt, wer mag das Mannlein sein
Das da steht im Walde allein.
Он нажал на поршень шприца, опустив его на четверть дюйма, и почувствовал, как раствор огнем запылал в вене. Он помассировал руку, чтобы лекарство быстрее разошлось. Ганнибал неотрывно смотрел на отсветы пламени свечи на лицах, являвшихся ему во сне, и пытался заставить их губы двигаться. Может, они сначала запоют, а потом назовут свои имена. Ганнибал и сам запел, чтобы заставить их петь.
Нет, он не мог больше заставить эти лица двигаться, как не мог одеть плотью череп гиббона. Но именно гиббон улыбнулся первым, улыбнулся из-за своих клыков, своим безгубым ртом, нижняя челюсть скривилась в улыбке, и Голубоглазый улыбнулся следом за ним, и его озадаченное выражение лица обожгло сознание Ганнибала. А затем запах горящих дров в охотничьем домике, дым, поднимающийся слоями в ледяной комнате, трупная вонь изо рта сгрудившихся вокруг них с Микой людей. А потом их потащили в амбар. Обрывки детской одежды в амбаре, все в пятнах, незнакомые. Он не слышал, что говорят эти люди, не мог слышать, как они называют друг друга, но потом возник искаженный голос Плошки, который сказал: «Бери ее, она все равно вот-вот подохнет. А он еще немного побудет све-е-еженьким». От отбивался и кусался, но вот подошел тот самый момент, который он не мог вынести, не в силах был на него смотреть, – Мику подняли в воздух чужие руки, оторвав от земли, от окровавленного снега, она извернулась, обернулась к нему, ПОСМОТРЕЛА НА НЕГО...
– АННИБА! – Ее голос...
Ганнибал вырывается и бежит к двери следом за ними, дверь амбара с грохотом захлопывается и бьет его по руке, кость хрустит, Голубоглазый возвращается, поднимает полено, с размаху бьет его по голове, со двора доносится звук топора, и вот наконец долгожданная тьма.

* * *

Ганнибал заворочался на кровати, зрение рисует то четкие, то расплывчатые картины, лица плывут по стене.
Дальше, дальше. Мимо этого зрелища, которое он не может видеть, не в силах слышать, с которым он не сможет жить. Вот он очнулся – в охотничьем домике, голова сбоку вся в засохшей крови, руку пронзает боль, он привязан запертой на замок цепью к перилам лестничной площадки на втором этаже, сверху на него набросили ковер. Гром... нет, это артиллерийские залпы из леса, люди сгорбились возле камина, Кухарь держит свою кожаную сумку, и они снимают с себя солдатские медальоны и засовывают в эту сумку вместе со своими документами, вытаскивают и выбрасывают документы и бумажки из бумажников и надевают нарукавные повязки с красными крестами. Потом свист и грохот зажигательного снаряда – он слепящей вспышкой взорвался, попав в разбитый танк рядом с домиком, и весь дом уже в огне, пылает, пылает. Мародеры стремительно бросаются в ночь, к своему полугусеничному вездеходу, а Кухарь задерживается у двери, подносит свою сумку клипу, прикрывая его от жара, достает из кармана ключ от замка и швыряет его Ганнибалу, когда взрывается следующий снаряд, а они и не слышали его свиста и разрыва, просто домик заходил ходуном, балкон лестничной площадки, где лежал Ганнибал, обваливается, он сползает вниз по перилам, а лестница обрушивается на Кухаря. Ганнибал слышит, как трещат на огне его волосы, а затем он уже снаружи, вездеход с ревом ползет прочь через лес, одеяло, накинутое ему на спину, дымится с одного края, взрывы сотрясают землю, обломки с воем пролетают мимо. Загасив дымящийся ковер в снегу, он бредет, бредет, рука висит безжизненно.

* * *

Заря серым светом прошлась по крышам Парижа. В мансарде пластинка на граммофоне замедлила свое вращение и остановилась, свечи уже чадят. У Ганнибала глаза открыты. Лица на стенах неподвижны. Это снова лишь наброски мелом, листы шевелятся от сквозняка. Гиббон смотрит с прежним выражением. День приближается. Везде зажигается свет. Новый свет повсюду.

40

Вильнюс, Литва. Низкое серое небо. Легковая полицейская «шкода» свернула с забитой транспортом улицы Свентарагио в узкий переулок неподалеку от университета, сигналя клаксоном пешеходам, чтобы убрались с дороги, заставляя их ругаться себе под нос. Она остановилась возле нового, построенного русскими многоквартирного дома, похожего на улей и выглядящего свежим посреди квартала полуразвалившихся старых домов. Из машины вылез высокий мужчина в форме советского офицера милиции, прошелся пальцем по кнопкам звонков, нажал на нужную, возле которой было написано «Дортлих».
Звонок раздался в квартире на третьем этаже, где в кровати лежал старик. На столике рядом с ним кучей стояли разнообразные лекарства. Над кроватью висели швейцарские часы с маятником. С часов к подушке свисал шнурок. Старик был крепок, но ночью, когда его одолевали страхи, он всегда мог дернуть за шнурок и услышать в темноте, как часы отбивают время, услышать, что он еще не умер. Минутная стрелка рывками двигалась по кругу. Он представил себе, как маятник тихо определяет момент его смерти.
Звонок старик по ошибке принял за свое собственное хриплое дыхание. Потом услышал громкий голос служанки в коридоре, потом она просунула в дверь голову с торчащими из-под косынки волосами:
– Это ваш сын.
Милиционер Дортлих протиснулся мимо нее и вошел в комнату.
– Привет, отец.
– Я пока еще не умер. Еще не время меня грабить. – Старик сам поразился тому, что гнев лишь на секунду вспыхнул в сознании, не затронув сердца.
– Я привез тебе шоколад.
– Отдай его Бергид, когда будешь уходить. Только не трахай ее. Пока, милиционер Дортлих.
– Тебе уже не следует себя так вести. Ты же умираешь. Я заехал, чтобы узнать, не нужно ли тебе чего, кроме этой квартиры.
– Мог бы сменить фамилию. Сколько раз ты перебегал от одних к другим?
– Достаточно, чтобы остаться в живых.
На Дортлихе была новенькая форма пограничника, цвета зеленых листьев. Сняв перчатку, он приблизился к постели отца. Попытался взять старика за руку, нащупать пульс, но тот оттолкнул изуродованную шрамами руку сына. Вид этой руки вызвал прилив влаги к глазам старика. Он с усилием поднял руку и коснулся медалей, свисавших с груди Дортлиха, наклонившегося над постелью. Награды включали в себя знак «Заслуженный работник МВД», значок Института повышения квалификации сотрудников лагерей и тюрем и «Заслуженный понтонер СССР» Упомянутые награды, как и многое другое в данной главе, – плод фантазии автора.

. Последняя награда была не совсем уместна: Дортлих и впрямь построил несколько понтонных мостов, но для нацистов, когда служил в частях трудового фронта. Тем не менее это был красивый знак, с эмалью, а если ему кто-то задавал про него вопросы, он мог рассказывать до бесконечности.
– Они что, игрушечные?
– Я приехал вовсе не для того, чтобы выслушивать твои издевки, я лишь хотел узнать, не нужно ли тебе чего. И попрощаться.
– Мне вполне хватило видеть тебя в советской форме.
– Ага. Двадцать седьмой стрелковый полк, – ответил Дортлих.
– Еще хуже, когда ты был в нацистской. Это убило твою мать.
– Ну, таких тогда было много. Не один я. А все же я жив. А у тебя есть кровать, чтобы спокойно умереть, не в канаве. У тебя есть уголь. Это все, что я мог для тебя сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26