А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Никаких обязательств, кроме тех, которые он сам на себя пожелал взять.
Но долгожданная свобода обернулась совсем не тем, что он так предвкушал.
Связь с Салли была полна страсти, секс с ней – потрясающим. И все бывало просто превосходно: она одевалась и уезжала к себе домой. Ни тебе сцен, ни тебе фальшивых слов о любви.
Уоррен был прав: Джек сделал неправильный выбор. Он променял душевное тепло на горячий секс. Жизнь, о которой он когда-то так мечтал, не оправдала надежд, оказалась ужасающе пустой.
– Джек? – Салли тронула его за руку.
Он с трудом очнулся от задумчивости. Зал аплодировал. Быстро взглянув на Салли, он понял, что пропустил момент, когда его представляли публике.
Джек встал и пошел на сцену, пробираясь сквозь заполнившую зал толпу. Наконец он добрался до микрофона и произнес речь, с которой за последние несколько месяцев выступал по крайней мере с десяток раз, призывая спортсменов к честному соперничеству.
Когда он закончил, раздались бурные аплодисменты. А потом Джек целый час позировал перед фотографами и отвечал на вопросы журналистов.
Потом к нему подошла Салли:
– Нам надо поговорить.
Не дожидаясь ответа, она взяла его за руку и повела в бар. Там они устроились в дальнем углу.
– Я просто не знаю, что и думать, – сказала она.
– А что случилось? – спросил Джек, хотя прекрасно понимал, о чем она говорит.
– Ты вот уже целую неделю избегаешь меня. Я ведь никогда не предъявляю тебе никаких претензий, Джек. Я знаю, что ты женат. Так в чем же дело?
В полумраке она казалась совсем юной.
– Знаешь, последние пятнадцать лет – до того как встретить тебя – я был верен жене. Но я помнил всех женщин, от которых отказался по собственной воле. Я каждый раз так гордился этим. Я думал: молодец, Джек, сила воли у тебя железная. Вечерами я возвращался домой, ложился в постель с женой и говорил, что люблю ее.
– Какое отношение все это имеет ко мне?
И тут Джек понял, что надо честно сказать Салли о решении, которое он подсознательно уже принял.
– Я не хочу спать с женщиной просто потому, что теперь я могу себе это позволить.
– Ты говоришь ужасные вещи. Мы, конечно, не сходим с ума от любви, но я все-таки думала, что мы друзья.
– Да ладно тебе, Салли. Друзья разговаривают. Хотят получше узнать друг друга. Они не ложатся в постель, чтобы наутро проснуться по-прежнему одинокими.
– Ты сам никогда не хотел просыпаться вместе, – с болью в голосе сказала она.
– Я все еще люблю свою жену. И я даже не представлял себе, насколько сильно, до тех пор пока не потерял ее.
Салли посмотрела ему в глаза:
– Так ты хочешь сказать, что между нами все кончено?
– Салли, ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать.
Джек видел, что она изо всех сил старается казаться спокойной, но ее губы предательски задрожали. Салли уверена, что любит меня, – эта мысль никогда раньше не приходила Джеку в голову. Как он мог оставаться таким слепцом! Он взял ее за руку и сказал:
– Я не тот, кто тебе нужен, Салли. Поверь мне.
Он вспомнил, как Элизабет расплакалась, когда он в первый раз поцеловал ее.
– Когда по-настоящему полюбишь, это понимаешь сразу. Салли вздохнула:
– А ты знаешь, что самое жуткое в этих твоих признаниях? После них ты стал для меня еще желаннее. И что же будет теперь с моей работой?
– Том полагает, что из тебя выйдет прекрасный помощник продюсера.
– Потрясающе! Вот я стала женщиной, сделавшей карьеру и постели. – Она допила вино и встала: – Все, я пошла. Не могу больше терпеть такое унижение. Пока, Джек.
Джек смотрел ей вслед и со страхом думал, что он почувствует, когда она скроется из виду. Несколько дней назад он бы сильно пожалел о разрыве с Салли.
А сейчас Джек почувствовал облегчение.
Он заплатил за напитки и вышел из бара. На улице на него с такой силой обрушился дождь, что он сразу вспомнил Орегон. Вспомнил о доме.
Джек знал, где ему сейчас хотелось бы оказаться – конечно, не в пустой служебной квартире. Когда-то ему казалось, что возможности, открывающиеся перед свободным мужчиной, безграничны. Теперь же он понимал, как легко сделать неверный шаг и потерять все на свете. И последствия этого шага не всегда можно исправить.
Впервые за многие годы Джек обратился к Богу с молитвой:
– Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы еще можно было все исправить.
Глава одиннадцатая
Элизабет сидела на своем любимом камне и смотрела на океан. Вокруг не было видно ни тюленей, которые обычно нежились на скалах, ни птиц, нырявших за рыбой. Волны набегали на берег, и, глядя на белую пену, которую они оставляли на песке, она погрузилась мыслями в прошлое.
Всю прошлую ночь Элизабет никак не могла заснуть. Ей так о многом надо было подумать! О ее маме и той ужасной цене, которую она заплатила за любовь. Об отце, о своих детях, об их отношениях с Джеком, о своем призвании.
Может быть, впервые перед ней предстала полная картина ее жизни. Ее главной ошибкой была неспособность полюбить себя так же, как она любила Джека и девочек.
И вот она наконец задумалась о себе и поменяла свою жизнь. Она поставила на первый план свои мечты и рассталась с Джеком. Элизабет делала все, чтобы осуществить свою мечту, она не выпускала кисть из рук, доводила себя работой до изнеможения.
Но при первой же неудаче она пала духом, готова была снова стать прежней Птичкой. Как будто смысл искусства заключался для нее в том, чтобы ее картины покупали! Она так злилась на себя за это.
Элизабет встала с камня и пошла по пляжу. Ледяная прибойная вода залилась ей в резиновые сапоги, намочила брюки. Но ничто не могло уже остановить ее.
Она никогда не бросит рисовать! Если даже ее картины никому не будут нравиться, ей будет достаточно того, что она получает удовольствие, работая над ними.
Элизабет вдруг побежала и бросилась в ледяной прибой. И даже, когда вода с силой ударила ей в лицо, она не сделала попытки вернуться на берег.
Она поднырнула под волну – у нее никогда раньше не хватало на это смелости. Выплыла Элизабет там, где океан был спокойным.
Этому она научилась после провала выставки – всегда надеяться на то, что впереди. Ей просто нужно еще больше работать, и учиться. Ничто в жизни не дается человеку легко. Пора бы ей признать это.
И тут ее подхватила волна и вынесла на берег. Элизабет плюхнулась на песок и рассмеялась.
Когда Элизабет, мокрая и продрогшая до костей, вернулась домой, ее встретил божественный запах ванили, корицы и свежесваренного кофе.
– Как изумительно пахнет, – сказала она, дрожа всем телом.
Анита стояла у плиты.
– Что с тобой случилось?
Элизабет усмехнулась:
– Я все начала заново. Еще раз.
Анита улыбнулась в ответ:
– Ну давай, быстренько переодевайся, я умираю от голода.
Элизабет побежала наверх, в свою комнату. Там она переоделась во фланелевый костюм и сразу спустилась вниз. К этому времени Анита уже сидела за столом, разложив по тарелкам тосты с клубникой.
Половинку одного своего тоста она успела съесть.
– Я ждала тебя, как один поросенок ждет другого у корыта с едой, – сказала Анита.
Элизабет рассмеялась и уселась рядом.
– Так папа всегда говорил.
– Ты знаешь, он приснился мне прошлой ночью.
– Правда?
– Он сидел на крыльце в своем любимом белом кресле-качалке и курил сигару. Я сидела на полу, у его ног, а он массировал мне шею, как он это делал, наверное, миллион раз. «Мама, – сказал он. – Пора».
Элизабет прекрасно представила себе эту сценку. Она откусила кусок тоста.
– Так что, по-твоему, он имел в виду?
– Я думаю, пришло время возвращаться домой, – сказала Анита. – Я и так слишком долго здесь у тебя пряталась.
Элизабет медленно положила вилку на стол. Она и сама удивилась тому, как ей хотелось, чтобы Анита никуда от нее не уезжала.
– Ты уверена, что тебе надо ехать?
– Я уехала из нашего дома в Суитуотере, потому что была совсем одна и не могла этого выносить. Но теперь у меня есть ты.
– Да, – медленно проговорила Элизабет, – у тебя теперь есть я.
– А ты как? Тебе будет нормально одной?
– Да. Но я буду по тебе скучать.
– Ты любишь Джека? – вдруг спросила Анита. Элизабет собралась было обдумать ответ, но он сам собой сорвался у нее с губ:
– Да.
Анита широко улыбнулась:
– Знаешь, дорогая, настоящая любовь встречается очень редко. Любовь длится бесконечно, как говорят поэты, но жизнь, к сожалению, скоротечна. Вот ты лежишь в постели со своим мужем, а в следующую секунду ты уже одна. Хорошо бы об этом не забывать.
Элизабет знала, что Анита права. Все те месяцы, что она провела без Джека, она постоянно ждала, что ее новая жизнь пойдет ровно и гладко, что в ней не будет никаких неприятных неожиданностей.
Ей так хотелось определенности. Но определенность никак не приходила.
Я люблю тебя. Вот самые главные слова.
Она любила Джека. Он был нужен ей, хотя и не так, как раньше, когда она не мыслила свою жизнь без него, когда ей было страшно одной. Элизабет могла жить без него. В этом она убедилась на опыте. Может быть, ради этого она и хотела пожить с ним врозь.
Теперь Элизабет знала, что сможет прожить одна. Но ей очень хотелось, чтобы он был рядом.
Анита внимательно за ней наблюдала.
– Я буду скучать по тебе, – еще раз сказала она и почувствовала ком в горле.
– Самолеты ведь летают и на восток, – сказала Анита, принимаясь за тост. – А что твои картины? Ты ведь не бросишь рисовать?
Элизабет улыбнулась:
– Из-за одной-единственной неудачи? Нет. Я не брошу, это я тебе обещаю.
Много лет назад, когда карьера Джека в первый раз дала трещину, его вызвал на ковер директор телестудии. Джек умолял дать ему еще один шанс, но директор был неумолим.
Джек был тогда совсем молод, упрашивать, умолять у него получалось плохо. Неудивительно, что, почувствовав в его го-лосе фальшивые нотки, начальство ему отказало.
Сейчас, много лет спустя, он поумнел. Джек понимал теперь, что есть вещи, ради сохранения которых стоит встать и на колени.
Он ехал по дороге на арендованной машине и размышлял об ошибках, которые совершил в жизни. Из всего огромного списка самым ужасным было то, что он воспринимал свою семью как что-то само собой разумеющееся.
Джек вышел из машины. Было холодно. Казалось, что до весны еще далеко, хотя вишни готовы были вот-вот зацвести.
Поднимаясь по бетонным ступеням, он осознал, что приехал сюда в первый раз. Это просто позор, подумал Джек.
Он открыл стеклянную дверь и вошел во влажное, пахнущее хлоркой помещение. Знакомый запах напомнил ему о тех часах, которые он провел на трибунах, болея за Джеми.
При входе у компьютера сидела девчушка с выкрашенными в зеленый цвет волосами.
– Соревнования еще идут? – спросил Джек.
– Почти закончились. Пройдите через мужскую раздевалку, а потом налево.
– Спасибо.
Джек снял свое замшевое пальто и перебросил его через плечо. Пройдя через раздевалку, он оказался у закрытого бассейна.
Джек обошел девушек в спортивных костюмах и сел на трибуне. Он прищурился, пытаясь разглядеть Джеми среди спортсменок Джорджтаунского университета.
Прозвучал свисток. Группа пловцов нырнула в воду и поплыла к противоположной стенке бассейна.
Когда их заплыв завершился, к кромке бассейна направилась новая группа. И среди них была Джеми.
Она встала на тумбочку и заняла исходную позицию.
Это был заплыв на двести метров.
Прозвучал сигнал, и пловцы нырнули в воду.
Джек встал со своего места.
На первом отрезке она была второй. На втором отстала и завершила его четвертой. Но на последнем снова набрала скорость. Джек спустился вниз и встал рядом с бассейном.
– Давай, Джеми! – кричал он.
Она пришла к финишу третьей, показав время 2 минуты 33 секунды. Это был не лучший ее результат, но почти приближался к нему.
Джек никогда не гордился ею так, как сейчас.
Когда Джеми вышла из бассейна, ее окружили подруги по команде. Джек стоял и ждал, когда же она заметит его.
Когда она наконец взглянула в его сторону, улыбка исчезла с ее лица.
В этот момент все для Джека отступило на второй план: остались только он и Джеми.
Он первым шагнул к ней, мысленно приготовившись к тому, что она на него сердится.
– Привет, Джеми. Отличный заплыв.
Она вздернула свой упрямый подбородок.
– Я пришла третьей.
– Но ты так прекрасно плыла, ты так старалась. Я очень тобой горжусь.
– А почему ты вообще здесь оказался? Какие-то дела в Вашингтоне?
– Я приехал специально, чтобы посмотреть на тебя.
– Да, давно ты этого не делал.
– Слишком давно.
– Ну что ж, спасибо, что приехал. Джеми повернулась и пошла прочь.
Джек был настолько поражен, что какое-то время даже не мог произнести ни слова. А потом крикнул:
– Подожди!
Она остановилась, но так и не повернулась к нему лицом. Джек подошел к ней и встал рядом.
– Прости меня, – прошептал он. – Я слишком много уделял внимания собственным проблемам.
– Простить тебя?
Его голос срывался от волнения. Он прошептал:
– Помнишь, как у тебя не получилось что-то на старте, когда ты была, по-моему, классе в седьмом? Я отвел тебя в сторону и сказал, что у тебя неправильная стойка. – Он по-прежнему смотрел ей в спину.
– Я должен был бы обнять тебя и сказать, что результаты не имеют никакого значения по сравнению с тем, какая ты у меня хорошая и как я тебя люблю. У меня ушло слишком много времени, чтобы понять это. Мне очень жаль, Джеми, что так получилось.
И тут она обернулась. Ее глаза были влажными.
– А как у вас с мамой?
– Я пока и сам не знаю.
– Ты все еще ее любишь?
– Я буду всегда любить ее. Так же, как я всегда буду любить тебя и Стефани. Мы ведь одна семья.
Он произнес последнее слово нежно, даже как-то трепетно, как будто только что понял, что оно означает.
– Я не знаю, как у нас с мамой все сложится, но я знаю одно: ты навсегда останешься в моем сердце.
Глаза Джеми были влажными от так и не пролившихся слез.
– Я люблю тебя, папа.
И тут он крепко обнял ее.
Когда Элизабет вернулась из аэропорта домой, уже почти стемнело. Она открыла дверь, вошла в дом и чуть было не крикнула Аните, что она вернулась. Но мачеха уже летела в самолете па восток.
Элизабет глубоко вздохнула и поднялась в спальню, где рядом с кроватью были аккуратно сложены анкеты, которые ей прислала Меган. Она подняла их с пола и, просмотрев, увидела, что все эти учебные заведения находятся либо в Нью-Йорке, либо рядом с ним, то есть рядом с Джеком, – Нью-Йоркский университет, Колумбийский университет и так далее.
Она взяла бумаги под мышку, схватила блокнот и ручку. Спустившись вниз, Элизабет уселась за кухонный стол и начала заполнять анкеты. Когда Элизабет закончила, она подошла к телефону и набрала номер Меган.
– Привет, Мег, – сказала она и без лишних слов перешла к делу: – Напиши для меня рекомендательное письмо – я тут заполнила анкеты для поступления в аспирантуру.
– О Птичка! Я так горжусь тобой! – воскликнула Меган. Элизабет положила трубку и позвонила Дэниэлу, который прореагировал на ее сообщение с таким же воодушевлением. Она продиктовала ему названия и адреса университетов.
Ей надо было еще сфотографировать свои работы, чтобы вместе с анкетами послать слайды. А еще она должна была приложить к анкете письмо из трехсот слов, в котором бы объяснила, с какой стати университету принимать в аспирантуру сорокашестилетнюю женщину.
Она налила бокал вина и снова села за стол. Подумав, раскрыла блокнот и начала писать.
Сразу должна сказать вам, что мне исполнилось сорок шесть. Я уверена, ваш, университет завален анкетами талантливых двадцатилетних ребят. Я, по правде говоря, даже не знаю, как я буду с ними соперничать. Правда, если вы принимаете в расчет мечты, у меня еще есть шанс. Для молодых мечта – это просто цель, к которой они стремятся. А для женщины, половину своей жизни пытавшейся помочь другим осуществить их мечту, это нечто другое.
Когда-то, много лет назад, мне говорили, что у меня есть талант. Мне тогда это казалось не столь важным, чем то, что я унаследовала от предков. Я тогда не понимала – так, как понимаю это сейчас, – что талант – это Божий дар. Я пренебрегала им. Я вышла замуж, родила детей и забыла свои мечты, забыла, кем я когда-то хотела стать.
Но жизнь проносится так быстро! Вот, казалось бы, только вчера тебе двадцать и ты готова к великим свершениям, а потом не успеешь опомниться, как тебе иже сорок шесть и ты чувствуешь, что устала от жизни. Но если очень повезет, то один-единственный момент может перевернуть все.
Именно так и случилось со мной в этом году. Я проснулась. Я раскрыла глаза и осмелилась посмотреть вокруг. И увидела, что превратилась в женщину, которая забыла, что это такое – рисовать и что при этом чувствуешь.
Теперь я все вспомнила. Последние несколько месяцев я снова занялась живописью, начала изливать на холсте свою душу. И поняла – хотя это и невероятно, – что мой талант по-прежнему при мне. Конечно, он не тот, что раньше, он ослабел, зато я стала сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15