А потом она повернулась к нам, но в ту же секунду рукой прижала кофточку обратно к груди, где ей и полагалось быть. Она улыбалась какой-то сонной, мечтательной улыбкой и подпевала музыке.Голос у нее оказался — просто заслушаешься. Короче, папа и дядя Сагамор смотрели на нее как зачарованные — так здорово она танцевала. Они сидели на корточках, вытаращив глаза и все дальше вытягивая шеи, так что едва не попадали, а питье из стаканов расплескали на землю. Мисс Харрингтон снова отвернулась и стянула с себя кофточку, словно ленту, размахивая ей, будто дирижировала оркестром.Папа опустил стакан наземь и хотел уже было захлопать в ладоши, как вдруг покосился на доктора Северанса и передумал. Но доктор и без того уже заметил, как странно они смотрят. Он обернулся и увидел танец мисс Харрингтон.Он так подпрыгнул на месте, что чуть из кресла не вывалился, опрокинул стакан, а глаза его стали просто ледяными.— Чу-Чу! Ох… Памела! — завопил он, громко хлопнув в ладоши.Она вздрогнула и огляделась, словно только теперь вспомнила, где находится.— Ой! — вскрикнула она, поспешно натягивая кофточку. — И зачем только они это заиграли!Доктор Северанс свирепо смотрел на нее. Она вернулась к столу, взяла свой бокал и юркнула в трейлер за новой порцией.Стоило ей скрыться за дверью, как доктор Северанс многозначительно посмотрел на папу и дядю Сагамора, вздохнул и печально покачал головой.— Вот оно, джентльмены, — сказал он. — Вот что делает с людьми нервное расстройство. Некоторые говорят, что это не так уж и серьезно, но вы же сами своими собственными глазами видели. Стоило ей на мгновение слишком глубоко задуматься — и все, она потерялась, все забыла, и в памяти у нее всплыли картины далекого детства. А ведь все девочки ее круга непременно посещают уроки бальных танцев.Он снова покачал головой.— Да, плохи дела, — согласился папа. — Просто кошмар. Но мне думается, она проявила изрядное мастерство. Из нее могла бы получиться отличная танцовщица.— Несомненный талант, — поддакнул дядя Сагамор.Мисс Харрингтон вышла из фургона, неся два стакана. Она подошла ко мне и улыбнулась:— Как тебя звать, дружок?— Билли, мэм, — говорю я.— Ну, Билли, кажется, они так увлеклись своим питьем, что тебя совсем позабросили, так что я принесла тебе кока-колы. — Она протянула мне стакан и предложила:— А почему бы нам с тобой не прогуляться к озеру и не проверить, как там водичка?— Разумеется, купаться там просто здорово, — подхватил папа. — Собственно говоря, Билли, я как раз думал, что мне, может, удастся выкроить от работы минутку-другую и поучить тебя плавать.— Идем, малыш, — говорит мисс Харрингтон. — Плавать я умею, а уж учить и подавно.Она ненадолго скрылась в домике и вышла с сумочкой через плечо. Мы с ней допили колу и побрели между деревьев к озеру.Папа с дядей Сагамором вроде как дернулись за нами вслед, словно не прочь были присоединиться, но доктор Северанс только головой покачал:— Не стоит, ребята. Давайте лучше посидим и поболтаем. * * * Мы вышли из леса как раз неподалеку от места, где дядя Финли возился со своим ковчегом. Мисс Харрингтон остановилась и с ужасом следила, как он там себе молотит на лесах.— Что это, во имя всего святого? — спросила она.Я рассказал ей про дядю Финли и Видение и про то, что он считает, как они решили, что все грешники потопнут.— Да тут, я смотрю, один другого краше, — пробормотала она.Мы пошли мимо, а дядя Финли вдруг обернулся со своим молотком в руках и как раз нас заметил. Сперва он не обратил никакого внимания, совсем как тогда на нас с папой, но потом внезапно подскочил на месте, снова обернулся и вытаращился на мисс Харрингтон, словно в первый раз плохо ее разглядел.— Иезавель! — заорал он, отмахиваясь от нее молотком.Мисс Харрингтон остановилась и посмотрела сперва на него, а потом на меня:— Какая муха его укусила?Дядя Финли припустил по лесам в нашу сторону, так сворачивая шею на мисс Харрингтон, что я испугался: того и гляди, кубарем покатится.— Обнаженная Иезавель! — яростно голосил он, указывая на нее молотком. — Рыщущая окрест и выставляющая напоказ ноги, дабы ввести во грех.— Ой, да вали ты обратно на свой фруктовый кекс, — отвернулась от него мисс Харрингтон.— Он вас все равно не услышит, — предупредил я. — Он глух как сыч.Мы отправились дальше. Дядя Финли продолжал бежать за нами по лесам, воззрившись на ноги мисс Харрингтон, с истошными криками “Иезавель!”. Он даже не заметил, когда леса кончились, и шагнул прямо в пустоту.На его счастье, он выронил-таки молоток и умудрился схватиться за край ковчега, а то бы навернулся футов этак с шести и, верно, здорово бы расшибся. Когда мы уходили, он все еще висел на ковчеге, прижимаясь лицом к доскам, голося про грешную бесстыжую Иезавель, но так и норовя повернуть голову, чтоб еще раз взглянуть на ее ноги.Мы спустились к самому озеру, где был небольшой песчаный пляж. Деревья там расступались, а у самого берега вроде бы было мелко. Чуть дальше лес снова подступал к самой воде, а еще примерно через фарлонг озеро загибалось влево, и того берега уже не было видно. В спокойной, неподвижной воде отражались деревья, и вообще там оказалось расчудесно.Мисс Харрингтон поглядела по сторонам и обернулась на дядю Финли с его ковчегом и на дом дяди Сагамора.— Если мы хотим искупаться, — сказала она, — надо уйти подальше от этого чокнутого.— А у вас есть купальный костюм? — спросил я.— Ну.., в общем, да, — кивнула она.— Тогда почему бы вам за ним не сходить? — предложил я. — А потом мы могли бы пройти вон туда и поплавать.— О, я захватила его с собой. Он у меня в сумочке.Мы пошли лесом вдоль берега и скоро добрались до места, где озеро делало поворот. Стоило нам спуститься к воде сразу за поворотом, как нас уже нельзя было заметить из дома или откуда еще. Там было даже лучше, чем на первом пляже. Озеро достигало примерно пятьдесят футов в ширину, а тени деревьев вытянулись почти во всю гладь воды, потому что солнце уже начинало садиться. Кругом стояла безмятежная тишина.— А вам не кажется, что у берега слишком глубоко? — спросил я на всякий случай. — А то я не умею плавать.— Да нет, — говорит она. — Думаю, тут можно хоть все озеро вброд перейти. И я тебе помогу. Ты только подожди, мне переодеться надо.Она удалилась в какие-то кусты и папоротники, что росли по берегу, а я стянул шорты и принялся ждать. Место для купания было просто наилучшим, и мне страсть как не терпелось начать учиться плавать. Папа давно собирался меня научить, да только вот в окрестностях городов, где проводятся скачки, никогда ни одной приличной лужи не сыщешь.Вскорости мисс Харрингтон вышла из кустов. Первое, что пришло мне в голову: доктор Севе-ране не соврал, расписывая, из какой она богатой семьи. Ее купальник был сделан из бриллиантов.Само собой, не такой уж он был и большой, всего лишь тонкий шнурочек вокруг талии и треугольничек спереди, но зато сплошь из всамделишных бриллиантов. Мне даже подумалось, а удобно ли ей его носить.А потом я заметил виноградную лозу с голубыми листочками — ту самую, из-за которой потом поднялся весь этот сыр-бор в газетах. Она вилась вокруг правой груди мисс Харрингтон и заканчивалась крошечным розовым бутончиком в самом центре. Просто чудо, до чего премило.Внезапно она так и замерла на месте — заметила, как я на нее таращусь. Глаза ее сузились.— Эй, — спрашивает она. — Что с тобой стряслось? Ты лилипут, что ли? Да сколько тебе лет?— Семь, — отвечаю я.— Боже праведный, ну и семейка! — говорит она. — Ему еще и восьми нет, а…Тут она посмотрела вниз, поняла, что я уставился на лозу, и давай хохотать.— Ох, — еле выговорила она. — А я уже начала было тревожиться.— Так здорово, — говорю я. — Мне бы тоже такую хотелось.— Ну, я бы не прочь, чтобы тебе досталась именно эта, — отозвалась она.— Почему?— Понимаешь, — она развела руками. — Когда я была маленькой, я росла слишком быстро. Место, где ее вытатуировать, появилось у меня значительно раньше, чем здравый смысл, чтобы понять, что этого делать не следует.Я не очень-то понял, о чем она толкует, но и не важно. Я подумал, что у каждой женщины есть такая лоза и что это очень здорово. Мы медленно спустились к воде посмотреть, глубоко ли. Мисс Харрингтон подколола волосы наверх, чтобы не замочить их, потому что у нее не было купальной шапочки.Сперва она переплыла через озеро и обратно, а я смотрел, как двигать руками и ногами. А потом она встала по пояс в воде и удерживала меня на поверхности, пока я тренировался.Мало-помалу у меня стало получаться, и, когда она отпустила меня, я смог сам проплыть фута два, а то и три.— Главное, это не бояться воды, — поучала она. — Она тебе вреда не сделает, и драться с ней вовсе незачем.Потом она снова сплавала на тот берег и обратно, просто для развлечения, и мы вылезли из воды — под деревьями уже сгущались сумерки. Кончики волос у нее все-таки намокли, так что мы присели на поваленное бревно подождать, пока они высохнут, и мисс Харрингтон достала из сумочки сигарету. Черные, как чернила, да еще и влажные волосы так красиво спадали ей на шею и плечи, просто заглядение.— Ты хорошая, — говорю я. — И плавать меня учишь, и вообще. Давай каждый день так, а?— Конечно, — согласилась она. — Почему бы нет? Думаю, будет весело.— Надеюсь, тебе здесь понравится, — сказал я. — Во всяком случае, тебе должно быть тут спокойно, после Нового-то Орлеана. Там, наверное, страшно утомительно.— Ну, — усмехнулась она, — не без этого. Глава 7 Когда мы вернулись к трейлеру, уже стемнело, а папа с дядей Сагамором ушли. Я отправился домой и нашел их в кухне. Они готовили ужин. Дядя Сагамор резал колбасу, а папа жарил.Я взял немножко покормить Зига Фрида, и папа спросил, купались ли мы. Да, говорю, а у мисс Харрингтон такой обалденный купальник, весь из бриллиантов, но совсем крохотный. Они переглянулись, а дядя Сагамор зазевался и порезал руку.— Нет, ты только представь, — говорит папа.— Уже представил, — ответил дядя Сагамор и отправился перевязывать руку.Когда он вернулся, папа уже дожарил колбасу, и они вместе накрыли на стол. Дядя Финли вышмыгнул из своей комнаты, той, что рядом с кухней, и уселся за стол.Зажав нож в одном кулаке, а вилку в другом, он принялся яростно бормотать:— Кто эта бесстыжая девица, что нынче вечером рыскала по окрестностям, выставляя напоказ обнаженные ноги? Она собирается здесь остаться?— Не стоит так волноваться из-за бедной девочки со слабым здоровьем, Финли, — подмигнув папе, проорал дядя Сагамор.— Ну, или она, или я, — ударил кулаком по столу дядя Финли. — Я не собираюсь жить по соседству с грешниками, бросающими вызов слову Господа нашего.Дядя Сагамор с неподдельной печалью покачал головой:— Нечего сказать, тяжелый выбор ты перед нами ставишь, Финли. Но мы будем по тебе скучать. Ей-богу, будем.Папа спросил у дяди Сагамора потихоньку, чтобы дядя Финли не заметил:— Ты и взаправду считаешь, он уйдет? Дядя Сагамор помотал головой:— Нет. Ты плохо знаешь ребят вроде Финли. Они почитают своим долгом оставаться поближе ко всяким грешникам и наблюдать за ними, борясь с собственными грехами и соблазнами.— Да, пожалуй что и так, — сказал папа.— А то, — продолжил дядя Сагамор. — Так что не волнуйся. Дьявол не сможет прогнать Финли с насиженного места, потрясая какой-то там юбкой. Он не трус.Мы все сели за стол. Дядя Финли склонил голову и принялся читать молитву. Тем временем дядя Сагамор потянулся к колбасе, подцепил на вилку кусков этак восемь и приступил к еде.— Приятно, однако, время от времени закинуть в утробу что-нибудь стоящее, — пробурчал он с набитым ртом. — Особенно после всех этих чертовых овощей, что вечно варит Бесси.После ужина мы с папой вытащили из трейлера наши спальники и раскатали их на крыльце. Наш трейлер был куда меньше, чем у доктора Северанса, там едва хватало места для печатного станка, запаса бумаги и принадлежностей для лагеря. Мы всегда спали на свежем воздухе, тем более что там и окон-то не было, мы ведь слишком много времени проводили рядом с ипподромами, печатая рекламные листки и бюллетени с результатами сразу же после первых шести забегов.Я лег, Зиг Фрид свернулся у меня на одеяле, а папа закурил сигарету. Я видел, как кончик ее красным огоньком мерцает во тьме. Где-то у реки непрестанно и заунывно кричала какая-то птица.— Вот славное место, — говорю я. — Мне здесь нравится.— Да, неплохо, — отозвался папа. — Думаю, мы останемся тут до ноября, пока не откроется Фэрграундс. Похоже, мы и деньжат чуть-чуть подкопим, учитывая комиссионные за сделку с доктором Северансом. А еще я помогу малость Сагамору с его кожами.— Ну, надеюсь, он не приволочет назад эти лохани, — испугался я.— Ох, да ты привыкнешь и перестанешь обращать внимание, — отмахнулся папа. — Собственно говоря, по рецепту Сагамора послезавтра их надо будет снова выставить на солнце.— А куда он продает шкуры?— Ну, — замялся папа, — на самом-то деле пока еще никуда. Первая порция вышла не слишком-то удачной. Все сгнило прямо в корытах.Мы чуть-чуть помолчали, а потом я вспомнил про сахар.— Как ты думаешь, зачем ему столько? И зачем он сказал шерифу, будто купил его для меня?— Хм, — проворчал папа и снова затянулся сигаретой. Кончик снова ярко вспыхнул. — Видишь ли, Сагамор не хотел говорить ему, зачем купил сахар на самом деле. Он гордый, не хочет выносить сор из избы. Понимаешь, у твоей тети Бесси сахарный диабет, и врачи прописали ей такую особую диету, по шесть фунтов сахара в день. Но мне нельзя было об этом говорить. Бесси не хочет, чтобы кто-то об этом прослышал.— Ой, никому не скажу, — пообещал я. Мне вдруг подумалось, что это вполне в духе этого места, здесь у всех со здоровьем неважно. С доктором Северансом приключился сердечный приступ, у шерифа было высокое давление, а у мисс Харрингтон — анемия, а еще где-то поблизости обнаружили тиф, а теперь вот — и сахарный диабет у тети Бесси. Я только и надеялся, что уж мы-то с папой ничего такого не подхватим. * * * Следующий день вышел ужасно веселым. За домом я нашел камышовую палку с леской, крючком и бутылочной пробкой вместо поплавка, нарыл червей, и мы с Зигом Фридом отправились на рыбалку. Самое смешное, что в озере водилась настоящая рыба. Я поймал целых четыре. Дядя Сагамор сказал, это красный окунь, а папа поджарил их мне на ужин на жире из-под колбасы. Получилось просто объедение.Днем мне захотелось поплавать, но когда я пришел, мисс Харрингтон лежала в брезентовом кресле, потягивая свой напиток, и сказала, что до заката мы никуда не пойдем. Доктор Севе-ране тоже валялся в соседнем кресле со стаканом в руке и спросил ее:— Эй, это что еще за плавание? Уж не собираешься ли ты дать мне отставку из-за какого-то шкета, который не дорос еще даже до того, чтобы курить травку?— Ой, да заткнись ты, — поморщилась она. — Неужели ты хотя бы пять минут не можешь подумать о чем-то другом?— И это твоя благодарность? — говорит он. — Я, черт побери, спас тебе жизнь и я же еще должен всякий раз, как захочу побыть с тобой, считаться с семилетним пацаном.— Благодарность? — переспросила она. — Уж поверь мне, умник, что в следующий раз, как кто-нибудь предложит мне уехать в деревню и отсидеться там, я буду знать, что он имеет в виду.Они продолжали препираться, как будто напрочь обо мне позабыли, так что я ушел от них и побродил немного по отмели на озере рядом с тем местом, где все строил свой ковчег дядя Финли. Мне хотелось поймать рака. Вода там доходила мне всего до пояса, и я видел целую уйму их на дне, но ни одного так и не словил. Уж больно прытко они пятились.А дядя Сагамор с папой весь день просидели сиднем в теньке, болтая и то и дело прикладываясь к тому кувшину. Я вспомнил, как дядя Сагамор говорил шерифу, что работает по восемнадцать часов в день, чтобы уплатить налоги, и спросил у папы, уж не каникулы ли у него сейчас. А папа сказал, нет, просто сейчас на фермах вроде как мертвый сезон, а скоро начнется запарка.На закате мы с мисс Харрингтон опять прогулялись ко вчерашнему пляжику, и она снова учила меня плавать. Сегодня она прихватила купальную шапочку, чтобы не мочить волосы, так что могла окунать голову в воду и плавать по-настоящему. Кролем — вот как она это называла.У меня уже тоже начало чуть-чуть получаться. Сегодня я проплыл шесть или восемь футов, но потом все равно пошел ко дну. Мисс Харрингтон сказала, я слишком стараюсь не мочить лицо, вот и начинаю тонуть. * * * На следующий день, с утра пораньше, папа с дядей Сагамором выкатили из сарая грузовик, съездили за лес на кукурузное поле и привезли обратно те чертовы корыта с кожами. Вонища оттуда шла пуще прежнего. Они поставили их аккурат на прежнее место, у самого колодца, и, как на грех, даже ветра почти что и не было, чтобы разогнать запах.Короче, эти шкуры стояли там добрую неделю, днем и ночью, но, как папа и сказал, постепенно к этому привыкаешь и перестаешь обращать внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20