Было море людей в синей форме, были и Тессины сослуживцы из отдела по борьбе с терроризмом. Гроб был накрыт флагом столичной полиции, сверху лежала каска Харри. Катафалк, медленно продвигавшийся по запруженным людьми улицам, сопровождал эскорт мотоциклистов. Гроб несли полицейские в парадной форме. Присутствовали комиссар полиции с женой и еще несколько полицейских начальников. Долли Сэнсом была в густой вуали, ее вели под руки муж и старший сын, а остальные дети шли рядом.
Доротея Паджет не могла допустить, чтобы ее дочь бросили на произвол судьбы, поэтому в церкви на первом ряду сидели ее братья с женами в элегантных черных костюмах. Сестра Доротеи была с мужем, сыном и невесткой. Да, Паджетов было раз в десять меньше, но их присутствие было весомо.
Говорили прощальные речи, возлагали венки, коллеги Харри читали молитвы, а Тесса сидела, окаменев, бледная, без вуали, и только золотистые пряди выбивались из-под черной шляпки. Одна из ее тетушек предложила ей таблетки, которые «очень помогают в таких случаях», но Тессе они не понадобились — она и так не чувствовала ничего. Ей все казалось нереальным. Это было какое-то театральное действо, а она всегда предпочитала кино.
Она посмотрела через проход на своих свойственников и подумала: «Эта смерть разъединит нас». Ни один из них с ней не заговорил, и смотрели они на нее с холодной враждебностью. «Это твоя вина, — говорили их взгляды. — Не надо было нашему Харри на тебе жениться. Ты не принесла ему счастья».
Цветов было множество. Огромный венок, на котором белыми хризантемами было выложено «ХАРРИ», — от родителей и близких, венки от друзей и коллег. Тесса послала двойной венок из алых роз на фоне фиалок. Когда-то давно розы и фиалки были первыми цветами, которые подарил ей Харри, подарил вместе с карточкой, на которой было написано: «Фиалки лесные, алые розы, вы мне навеваете сладкие грезы». На ее карточке было написано просто: «От Тессы».
На кладбище были только родственники и близкие друзья. Как и в церкви, Сэнсомы встали по одну сторону, а Тесса и ее родственники и друзья — по другую, так они и смотрели друг на друга, разделенные могилой.
Когда все было кончено и Сэнсомы собрались уходить, мать Харри обернулась и уставилась на Тессу. Она подняла вуаль, ненависть и злоба, переполнявшие ее, исказили ее лицо, и в глазах ее читалось обвинение. «Господи, почему Ты допустил, что мой сын встретился с ней? — говорил ее взгляд. — Он погиб из-за тебя. Если бы не ты, он не оказался бы в Уоппинге. Ты во всем виновата…»
Доротея, тоже почувствовавшая волну ненависти, шедшую от Сэнсомов, шепнула что-то на ухо своему брату, подошла и встала перед дочерью, скрыв ее от этого испепеляющего взгляда. Джеральд Нортон взял Тессу под руку, сказал:
— Пойдем, дорогая, нам нечего больше здесь делать, ? и повел ее к машине.
14
Три дня спустя Тесса открыла дверь и увидела свою старшую невестку, стоявшую с мрачным видом на пороге.
— Привет, Сисси! — сказала Тесса удивленно. С чем явилась сестра Харри в Ричмонд? Что это — перемирие? Или она хочет предложить похоронить былые обиды? Как бы то ни было, но если у Сисси в сумке лежит оливковая ветвь, Тесса не станет швырять ее в огонь. Она собиралась сказать: «Заходи», но тут Сисси выпалила:
— Я приехала за вещами Харри.
— За вещами?
— За одеждой, за личными вещами — за всем. Ты же не собираешься их хранить. Ты хотела разводиться, так ведь? И моя мать не хочет, чтобы они валялись на благотворительных базарах.
— Какое право ты имеешь думать, что я собираюсь так поступить? — проговорила Тесса.
Сисси, словно ее ткнули в грудь пальцем, отступила на шаг.
— Ты же хотела, — взорвалась она, — избавиться от Харри! Он сделал то, что мог, обучил тебя всему, чтобы ты могла делать свою карьеру дальше, оставив его позади. Так зачем тебе хранить то, что напоминает о нем?
— То, что я собираюсь делать, не касается ни тебя, ни кого-либо еще из Сэнсомов. — Тесса побледнела от ярости. — На похоронах вы ясно дали понять, что не желаете иметь ничего общего с вдовой Харри. Передай своей матери, что я готова довольствоваться этим.
И, отступив в прихожую, она захлопнула за собой дверь.
— Ее ничем не прошибешь, — с негодованием рассказывала Сисси домашним. — Она меня даже на порог не пустила.
Когда Доротея приехала из Вестминстера, где встречалась за ленчем с братьями, Тесса была в спальне. Все шкафы были распахнуты, ящики выдвинуты, на кровати лежали кипы вещей ее покойного мужа.
— Да как она посмела! Заявилась сюда и потребовала, чтобы я отдала ей все, что принадлежало Харри. Между прочим, большинство из вещей покупала я! ? Эти часы, например. — И она показала на часы, которые вместе со всеми остальными вещами, найденными при Харри, были возвращены ей — вдове.
— Я подарила их ему на седьмую годовщину нашей свадьбы, и еще — щетку для спины в форме руки. Чтобы он чесал старые шрамы, накопившиеся за семь лет, сказала я ему…
У нее задрожал голос. Тесса зажмурилась и упала ничком на кровать.
— Что со мной творится, мама? — спросила она горестно. — Я получила то, о чем мечтала, ну почему мне так плохо? Я думала, что наши битвы закончились, а сама все еще воюю…
— А ты и воюешь, — сказала мать серьезно. — Сама с собой. Ты приняла решение, хотела получить свободу, но — не такой ценой, а честно, законно. А вышло все иначе — тяжело, больно.
— И что мне делать?
— Терпеть. Ты сильная. Последние несколько дней это показали. — И она перешла к делу. — Ты хочешь сохранить какие-нибудь его вещи?
— Только не одежду, — ответила Тесса. — Пусть ее заберут. Я хочу оставить его часы, золотые запонки и оправленные в серебро щетки, которые ему купила. Вот здесь все отложено. Все остальное мне не нужно.
— А где его форма?
— Перед смертью он жил у матери. Последние несколько недель. Все там, у них.
— Понятно… В таком случае отдай ей и остальное.
— Наверное, так и надо сделать, — согласилась Тесса. Злость прошла, хотелось одного — поскорее с этим покончить.
— Тогда давай все упакуем, а потом договоримся, чтобы у нас это забрали и доставили к ним.
Когда все дела, связанные со смертью Харри и с похоронами, были закончены, Тесса почувствовала, что безумно устала, устала так, что ничего не могла делать, поэтому, когда мать собралась в Дорсет, Тесса поехала с ней. Большую часть времени она спала — часов десять ночью и еще часок днем — или сидела с книгой у постели отца. Дейв Хокинс сказал ей:
— Можешь отсутствовать столько, сколько тебе понадобится, Тесса. Возвращайся, когда поймешь, что можешь включиться в работу на все сто процентов.
— Очень разумное решение, — заметила ее мать, когда Тесса рассказала ей об этом. — Неожиданное горе подрывает психику. Побудь здесь подольше — я рада твоему обществу.
Тесса провела в Дорсете две недели. А потом позвонила начальнику.
— Ты уверена, что пришла в себя? — спросил он.
— Да, сэр, я хочу вернуться к работе. И к нормальной жизни.
— Может быть, лучше все делать постепенно? Выходи на работу на два дня в неделю, пока не привыкнешь.
— Хорошо, — согласилась Тесса, зная по опыту, что с начальством лучше не спорить. — Так я и поступлю.
Через две недели она стала работать в полную силу. Пришлось разбираться с кипой накопившихся документов. Обычно бумажная работа ее раздражала, но сейчас она и этому была рада — есть чем занять голову. Ложилась по-прежнему в девять часов, до десяти читала, потом выключала свет и спала до семи тридцати. Сарж, поняв, что прогонять его теперь некому, спал на ее кровати, свернувшись в ногах.
Она регулярно встречалась с Йеном Маккеем и, зная, что он искренне хочет о ней заботиться, согласилась на его предложение встречаться раз не в четыре недели, а в две. После их третьей встречи она поняла, что его отношение к ней изменилось. Он вел себя не как старый друг и «ментор», а как возможный поклонник. Она с удивлением обнаружила, что он за ней ухаживает — приглашает развлечься, приносит небольшие подарки: книгу, о которой они говорили, компакт-диск, о котором она рассказывала. Сначала ей хотелось просто перестать с ним общаться. Она не испытывала к Йену никаких чувств, кроме дружеских, и это — уже навсегда. Но друга ей терять тоже не хотелось. Друзей найти труднее, чем любовников. А после встречи с Николасом Оулдом, пробудившей ее чувственность, она на себе испытала, что это такое — страстно и безнадежно желать чего-то. Поэтому она как могла тактично намекнула Йену, что не ищет замены Харри, что после пережитого в браке она хочет побыть свободной женщиной, пока не встретит — если встретит — мужчину, без которого не сможет обходиться.
Йен совсем не огорчился, даже наоборот.
— Я слишком поторопился, — сказал он грустно. — Так мало времени прошло, я все понимаю. Конечно, все это надо пережить. Ты больше не любила его, но когда-то — любила. Вы прожили вместе одиннадцать лет. Я столько прождал, подожду еще. Зато у меня есть возможность убедить тебя в том, что я могу стать тебе хорошим мужем, тем, чем не смог стать Харри. Ты только помни, что я здесь и всегда здесь буду. Я знаю тебя, Тесса, слишком хорошо и не хочу, чтобы ты грустила.
— А я и не грущу, Йен. Я приняла ситуацию такой, какова она есть. Только нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Ведь Харри умер всего два месяца назад.
— Не могу я о тебе не думать. За столько лет это вошло у меня в привычку.
Здорово же он это скрывал.
— Я об этом и не подозревала, — сказала Тесса.
— В этом не было смысла — тогда. Теперь все изменилось.
«Только не в моем отношении к тебе, — подумала Тесса. — Бесполезно, Йен. Ты — не тот, кто мне нужен. И никогда им не станешь». Но ей не хотелось причинять ему боль. Вечером, собираясь ложиться спать, она рассказала об этом Саржу, сидевшему на полу у кровати.
— Ну почему всегда так бывает, — спросила она Саржа, — что мужчины, которых хотим мы, не хотят нас, и наоборот?
Сарж посмотрел на нее своими янтарными глазищами, но мнения своего не высказал.
15
— Николас, ну скажи же что-нибудь ради Бога! Сидишь, как изваяние. Люди внимание обращают.
Сибелла Лэнон говорила тихо, но в ее голосе явственно слышалось раздражение. Ей надо было думать о своей репутации. Восемь месяцев она была лондонской возлюбленной Николаса Оулда и вовсе не хотела, чтобы поползли слухи о ее скорой отставке. Она отлично видела, что на их столик устремлены десятки пар глаз. Есть такие любители знать, кто с кем, почему, давно ли, чтобы потом говорить: «Как, милочка, вы этого еще не знаете?» Он и так отсутствовал целых восемь недель — она даже не знала, где он был, — и, черт подери, она не собиралась допускать, чтобы он сидел вот так, погруженный в собственные мысли. Он почти ничего не ел, только пил много, и ей приходилось улыбаться и болтать за двоих, словно ничего не случилось. Она пнула его под столом ногой.
— Что? О, прости, Сибелла… Извини, я задумался.
— Оно и видно. — И ехидно добавила: — О ком, интересно? Что с тобой происходит? Ты вернулся из последней поездки совсем другим, будто тебя подменили. Ты уже не тот очаровательный и остроумный мужчина, которого я знала когда-то. Не знай я тебя слишком хорошо, я бы подумала, что ты влюбился.
— Правда?
Спросил он это так заинтересованно, что Сибелла поглядела на него с недоумением. С тех пор, как он вернулся, ей стало казаться, что он нарочно отдаляется от нее, может, собирается с ней расстаться? Он уже не смотрел на нее тем пристальным взглядом, который так льстит женщинам, вел себя с прохладцей, и, хотя по возвращении они провели вместе ночь и Николас был, как всегда, неутомим и изобретателен, она чувствовала, что телом он с ней, а душой… Что-то в нем изменилось. И не в лучшую сторону.
Она знала, что их отношения долго не протянутся, он никогда не отличался постоянством, но за эти восемь месяцев она узнала ту страсть, которой никогда не испытывала раньше. И чувствовала, что слишком к нему привязалась. «Попалась птичка в сети», — подумала она с горечью. Но она даже представить не могла, что будет, если он ее оставит. И готова была на коленях молить его не делать этого.
Поэтому она весело воскликнула:
— Шутишь! Я тебя отлично знаю! И все-таки что-то тебя мучает. По-моему, все началось с этой проклятой бомбы.
— Я думал о своей жизни, — признался он, — которая, если верить старой песенке, только начинается. Через несколько недель мне исполняется сорок.
Сибелла почувствовала огромное облегчение и радостно рассмеялась. На горизонте — никакой опасности! Все дело в мужском тщеславии.
— И это все?
— Ты, кажется, тоже свои дни рождения недолюбливаешь, — напомнил ей он.
— Естественно! — согласилась она и подняла бокал. — Собственные дни рождения — всегда повод для грусти, поэтому — извини, я не поняла, почему ты такой мрачный. А знаешь, после того взрыва я решила, что жить надо, наслаждаясь каждым днем, каждой минутой.
— Ты так и делаешь?
— Конечно! А ты?
— Нет, — ответил он серьезно.
Она озадаченно посмотрела на него.
— Даже не знаю, что тебе посоветовать, — сказала она наконец. — Может, тебе нужно обратиться к психологу. Ведь покушение устроили на тебя, я оказалась случайной тому свидетельницей. — Она кокетливо улыбнулась. — Допустим, не совсем случайной, но ты понимаешь, что я имею в виду…
Он рассмеялся, потянулся к ней и поцеловал ей запястье, чуть отодвинув браслет с бриллиантами и изумрудами, который сам подарил ей несколько часов назад. Сибелла растаяла. Пусть все видят, что она еще кое-что для него значит. А потом серьезно продолжила:
— Для тебя этот взрыв был сильным потрясением, куда более сильным, чем для меня. Ты до сих пор не оправился, вот в чем дело. Тебе нужно как следует отдохнуть, забыть о банке, обо всем. Может, на пару недель сбежим в Агуас Фрескас?
? Нет.
Он сказал это так резко, что она не сразу нашлась.
? Но…
— Мне нужно быть в Нью-Йорке, — пояснил он, стараясь смягчить удар, — а потом в Сингапуре. Боюсь, отдохнуть не удастся. — Он улыбнулся и добавил: — Может быть, попозже…
Сердце ее снова забилось успокоенно.
— Да, — согласилась она, — попозже. Как скажешь, дорогой.
Она готова была поклясться, что он пробормотал:
— Еще один случай, вот то, что нужно… — но решила, что ослышалась. Николас никогда не доверялся случаю.
Забирая утреннюю почту, Тесса увидела конверт, который тут же распечатала. Ее приглашали на интервью в отборочную комиссию, знакомящуюся с кандидатами на должность старшего инспектора. Нужно было явиться по указанному адресу в пятницу, 29 октября в 14.30.
«Ура!» — завопила она радостно и вскинула победно руки.
Ее заявление откладывали сначала из-за смерти Харри, потом потому, что она была в отпуске, и вот теперь вызывают. Наконец-то. Она готова!
За недели, прошедшие после смерти Харри, она потихоньку пришла в себя. Стала чувствовать себя бодрее, на душе было уже не так тяжело, проснулся интерес к работе, хоть и занималась она в основном бумагами.
— Отличная практика для старшего инспектора, — заметил безо всякого сострадания Йен, — если только тебе не удастся попасть в криминальный отдел или в уголовный. Хочешь, я узнаю, какие тепленькие места распределяет твоя комиссия?
— Ты можешь? — обрадовалась Тесса. Йен недавно стал старшим суперинтендантом Маккеем и получил под начало полицейский участок в Брондесбери, поэтому перестал быть Тессиным «ментором».
— Но другом как был, так и буду, — сказал ей тогда Йен.
— Естественно, — сказала Тесса, ухватившись за возможность прояснить один важный момент. — Я очень дорожу нашей дружбой, Йен. Надеюсь, нам удастся ее сохранить. — К стыду своему, Тесса понимала, что хочет сохранить и возможность пользоваться его связями в полицейском мире.
Он взглянул на нее, словно собираясь сказать что-то, но решил смолчать. Поэтому просто уверил ее:
— Очень на это надеюсь. А пока что постараюсь разузнать, что есть подходящего для будущего старшего инспектора…
— Ojala! — воскликнула Тесса.
— Что? — удивленно спросил он.
— Ой, извини… Это значит «дай Бог» по-испански.
— А я и не знал, что ты говоришь по-испански.
«Обиделся, — подумала Тесса с раздражением. — Словно я обязана обо всем ему рассказывать».
— Ты что, не помнишь, мы с Харри трижды проводили там отпуск.
Не говоря уж — только не тебе, Йен — о лучшем в ее жизни уик-энде. Тогда-то она и узнала, что такое «Ojala!».
— Да, — сказал Йен тем голосом, которым всегда говорил о ее покойном муже. — Совсем забыл. — А в воздухе висел не произнесенный вслух вопрос: «А ты почему не забыла?»
Но не Харри вспоминала Тесса в последнее время. Признаться, она вообще о нем почти не думала, как и о том, что убийцу так и не нашли. Николас Оулд возникал в ее мыслях все чаще. По ночам, уже лежа в постели, она вспоминала каждое мгновение той упоительной, волшебной ночи, представляла себе его, его ласки. Это превращалось в мучение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Доротея Паджет не могла допустить, чтобы ее дочь бросили на произвол судьбы, поэтому в церкви на первом ряду сидели ее братья с женами в элегантных черных костюмах. Сестра Доротеи была с мужем, сыном и невесткой. Да, Паджетов было раз в десять меньше, но их присутствие было весомо.
Говорили прощальные речи, возлагали венки, коллеги Харри читали молитвы, а Тесса сидела, окаменев, бледная, без вуали, и только золотистые пряди выбивались из-под черной шляпки. Одна из ее тетушек предложила ей таблетки, которые «очень помогают в таких случаях», но Тессе они не понадобились — она и так не чувствовала ничего. Ей все казалось нереальным. Это было какое-то театральное действо, а она всегда предпочитала кино.
Она посмотрела через проход на своих свойственников и подумала: «Эта смерть разъединит нас». Ни один из них с ней не заговорил, и смотрели они на нее с холодной враждебностью. «Это твоя вина, — говорили их взгляды. — Не надо было нашему Харри на тебе жениться. Ты не принесла ему счастья».
Цветов было множество. Огромный венок, на котором белыми хризантемами было выложено «ХАРРИ», — от родителей и близких, венки от друзей и коллег. Тесса послала двойной венок из алых роз на фоне фиалок. Когда-то давно розы и фиалки были первыми цветами, которые подарил ей Харри, подарил вместе с карточкой, на которой было написано: «Фиалки лесные, алые розы, вы мне навеваете сладкие грезы». На ее карточке было написано просто: «От Тессы».
На кладбище были только родственники и близкие друзья. Как и в церкви, Сэнсомы встали по одну сторону, а Тесса и ее родственники и друзья — по другую, так они и смотрели друг на друга, разделенные могилой.
Когда все было кончено и Сэнсомы собрались уходить, мать Харри обернулась и уставилась на Тессу. Она подняла вуаль, ненависть и злоба, переполнявшие ее, исказили ее лицо, и в глазах ее читалось обвинение. «Господи, почему Ты допустил, что мой сын встретился с ней? — говорил ее взгляд. — Он погиб из-за тебя. Если бы не ты, он не оказался бы в Уоппинге. Ты во всем виновата…»
Доротея, тоже почувствовавшая волну ненависти, шедшую от Сэнсомов, шепнула что-то на ухо своему брату, подошла и встала перед дочерью, скрыв ее от этого испепеляющего взгляда. Джеральд Нортон взял Тессу под руку, сказал:
— Пойдем, дорогая, нам нечего больше здесь делать, ? и повел ее к машине.
14
Три дня спустя Тесса открыла дверь и увидела свою старшую невестку, стоявшую с мрачным видом на пороге.
— Привет, Сисси! — сказала Тесса удивленно. С чем явилась сестра Харри в Ричмонд? Что это — перемирие? Или она хочет предложить похоронить былые обиды? Как бы то ни было, но если у Сисси в сумке лежит оливковая ветвь, Тесса не станет швырять ее в огонь. Она собиралась сказать: «Заходи», но тут Сисси выпалила:
— Я приехала за вещами Харри.
— За вещами?
— За одеждой, за личными вещами — за всем. Ты же не собираешься их хранить. Ты хотела разводиться, так ведь? И моя мать не хочет, чтобы они валялись на благотворительных базарах.
— Какое право ты имеешь думать, что я собираюсь так поступить? — проговорила Тесса.
Сисси, словно ее ткнули в грудь пальцем, отступила на шаг.
— Ты же хотела, — взорвалась она, — избавиться от Харри! Он сделал то, что мог, обучил тебя всему, чтобы ты могла делать свою карьеру дальше, оставив его позади. Так зачем тебе хранить то, что напоминает о нем?
— То, что я собираюсь делать, не касается ни тебя, ни кого-либо еще из Сэнсомов. — Тесса побледнела от ярости. — На похоронах вы ясно дали понять, что не желаете иметь ничего общего с вдовой Харри. Передай своей матери, что я готова довольствоваться этим.
И, отступив в прихожую, она захлопнула за собой дверь.
— Ее ничем не прошибешь, — с негодованием рассказывала Сисси домашним. — Она меня даже на порог не пустила.
Когда Доротея приехала из Вестминстера, где встречалась за ленчем с братьями, Тесса была в спальне. Все шкафы были распахнуты, ящики выдвинуты, на кровати лежали кипы вещей ее покойного мужа.
— Да как она посмела! Заявилась сюда и потребовала, чтобы я отдала ей все, что принадлежало Харри. Между прочим, большинство из вещей покупала я! ? Эти часы, например. — И она показала на часы, которые вместе со всеми остальными вещами, найденными при Харри, были возвращены ей — вдове.
— Я подарила их ему на седьмую годовщину нашей свадьбы, и еще — щетку для спины в форме руки. Чтобы он чесал старые шрамы, накопившиеся за семь лет, сказала я ему…
У нее задрожал голос. Тесса зажмурилась и упала ничком на кровать.
— Что со мной творится, мама? — спросила она горестно. — Я получила то, о чем мечтала, ну почему мне так плохо? Я думала, что наши битвы закончились, а сама все еще воюю…
— А ты и воюешь, — сказала мать серьезно. — Сама с собой. Ты приняла решение, хотела получить свободу, но — не такой ценой, а честно, законно. А вышло все иначе — тяжело, больно.
— И что мне делать?
— Терпеть. Ты сильная. Последние несколько дней это показали. — И она перешла к делу. — Ты хочешь сохранить какие-нибудь его вещи?
— Только не одежду, — ответила Тесса. — Пусть ее заберут. Я хочу оставить его часы, золотые запонки и оправленные в серебро щетки, которые ему купила. Вот здесь все отложено. Все остальное мне не нужно.
— А где его форма?
— Перед смертью он жил у матери. Последние несколько недель. Все там, у них.
— Понятно… В таком случае отдай ей и остальное.
— Наверное, так и надо сделать, — согласилась Тесса. Злость прошла, хотелось одного — поскорее с этим покончить.
— Тогда давай все упакуем, а потом договоримся, чтобы у нас это забрали и доставили к ним.
Когда все дела, связанные со смертью Харри и с похоронами, были закончены, Тесса почувствовала, что безумно устала, устала так, что ничего не могла делать, поэтому, когда мать собралась в Дорсет, Тесса поехала с ней. Большую часть времени она спала — часов десять ночью и еще часок днем — или сидела с книгой у постели отца. Дейв Хокинс сказал ей:
— Можешь отсутствовать столько, сколько тебе понадобится, Тесса. Возвращайся, когда поймешь, что можешь включиться в работу на все сто процентов.
— Очень разумное решение, — заметила ее мать, когда Тесса рассказала ей об этом. — Неожиданное горе подрывает психику. Побудь здесь подольше — я рада твоему обществу.
Тесса провела в Дорсете две недели. А потом позвонила начальнику.
— Ты уверена, что пришла в себя? — спросил он.
— Да, сэр, я хочу вернуться к работе. И к нормальной жизни.
— Может быть, лучше все делать постепенно? Выходи на работу на два дня в неделю, пока не привыкнешь.
— Хорошо, — согласилась Тесса, зная по опыту, что с начальством лучше не спорить. — Так я и поступлю.
Через две недели она стала работать в полную силу. Пришлось разбираться с кипой накопившихся документов. Обычно бумажная работа ее раздражала, но сейчас она и этому была рада — есть чем занять голову. Ложилась по-прежнему в девять часов, до десяти читала, потом выключала свет и спала до семи тридцати. Сарж, поняв, что прогонять его теперь некому, спал на ее кровати, свернувшись в ногах.
Она регулярно встречалась с Йеном Маккеем и, зная, что он искренне хочет о ней заботиться, согласилась на его предложение встречаться раз не в четыре недели, а в две. После их третьей встречи она поняла, что его отношение к ней изменилось. Он вел себя не как старый друг и «ментор», а как возможный поклонник. Она с удивлением обнаружила, что он за ней ухаживает — приглашает развлечься, приносит небольшие подарки: книгу, о которой они говорили, компакт-диск, о котором она рассказывала. Сначала ей хотелось просто перестать с ним общаться. Она не испытывала к Йену никаких чувств, кроме дружеских, и это — уже навсегда. Но друга ей терять тоже не хотелось. Друзей найти труднее, чем любовников. А после встречи с Николасом Оулдом, пробудившей ее чувственность, она на себе испытала, что это такое — страстно и безнадежно желать чего-то. Поэтому она как могла тактично намекнула Йену, что не ищет замены Харри, что после пережитого в браке она хочет побыть свободной женщиной, пока не встретит — если встретит — мужчину, без которого не сможет обходиться.
Йен совсем не огорчился, даже наоборот.
— Я слишком поторопился, — сказал он грустно. — Так мало времени прошло, я все понимаю. Конечно, все это надо пережить. Ты больше не любила его, но когда-то — любила. Вы прожили вместе одиннадцать лет. Я столько прождал, подожду еще. Зато у меня есть возможность убедить тебя в том, что я могу стать тебе хорошим мужем, тем, чем не смог стать Харри. Ты только помни, что я здесь и всегда здесь буду. Я знаю тебя, Тесса, слишком хорошо и не хочу, чтобы ты грустила.
— А я и не грущу, Йен. Я приняла ситуацию такой, какова она есть. Только нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Ведь Харри умер всего два месяца назад.
— Не могу я о тебе не думать. За столько лет это вошло у меня в привычку.
Здорово же он это скрывал.
— Я об этом и не подозревала, — сказала Тесса.
— В этом не было смысла — тогда. Теперь все изменилось.
«Только не в моем отношении к тебе, — подумала Тесса. — Бесполезно, Йен. Ты — не тот, кто мне нужен. И никогда им не станешь». Но ей не хотелось причинять ему боль. Вечером, собираясь ложиться спать, она рассказала об этом Саржу, сидевшему на полу у кровати.
— Ну почему всегда так бывает, — спросила она Саржа, — что мужчины, которых хотим мы, не хотят нас, и наоборот?
Сарж посмотрел на нее своими янтарными глазищами, но мнения своего не высказал.
15
— Николас, ну скажи же что-нибудь ради Бога! Сидишь, как изваяние. Люди внимание обращают.
Сибелла Лэнон говорила тихо, но в ее голосе явственно слышалось раздражение. Ей надо было думать о своей репутации. Восемь месяцев она была лондонской возлюбленной Николаса Оулда и вовсе не хотела, чтобы поползли слухи о ее скорой отставке. Она отлично видела, что на их столик устремлены десятки пар глаз. Есть такие любители знать, кто с кем, почему, давно ли, чтобы потом говорить: «Как, милочка, вы этого еще не знаете?» Он и так отсутствовал целых восемь недель — она даже не знала, где он был, — и, черт подери, она не собиралась допускать, чтобы он сидел вот так, погруженный в собственные мысли. Он почти ничего не ел, только пил много, и ей приходилось улыбаться и болтать за двоих, словно ничего не случилось. Она пнула его под столом ногой.
— Что? О, прости, Сибелла… Извини, я задумался.
— Оно и видно. — И ехидно добавила: — О ком, интересно? Что с тобой происходит? Ты вернулся из последней поездки совсем другим, будто тебя подменили. Ты уже не тот очаровательный и остроумный мужчина, которого я знала когда-то. Не знай я тебя слишком хорошо, я бы подумала, что ты влюбился.
— Правда?
Спросил он это так заинтересованно, что Сибелла поглядела на него с недоумением. С тех пор, как он вернулся, ей стало казаться, что он нарочно отдаляется от нее, может, собирается с ней расстаться? Он уже не смотрел на нее тем пристальным взглядом, который так льстит женщинам, вел себя с прохладцей, и, хотя по возвращении они провели вместе ночь и Николас был, как всегда, неутомим и изобретателен, она чувствовала, что телом он с ней, а душой… Что-то в нем изменилось. И не в лучшую сторону.
Она знала, что их отношения долго не протянутся, он никогда не отличался постоянством, но за эти восемь месяцев она узнала ту страсть, которой никогда не испытывала раньше. И чувствовала, что слишком к нему привязалась. «Попалась птичка в сети», — подумала она с горечью. Но она даже представить не могла, что будет, если он ее оставит. И готова была на коленях молить его не делать этого.
Поэтому она весело воскликнула:
— Шутишь! Я тебя отлично знаю! И все-таки что-то тебя мучает. По-моему, все началось с этой проклятой бомбы.
— Я думал о своей жизни, — признался он, — которая, если верить старой песенке, только начинается. Через несколько недель мне исполняется сорок.
Сибелла почувствовала огромное облегчение и радостно рассмеялась. На горизонте — никакой опасности! Все дело в мужском тщеславии.
— И это все?
— Ты, кажется, тоже свои дни рождения недолюбливаешь, — напомнил ей он.
— Естественно! — согласилась она и подняла бокал. — Собственные дни рождения — всегда повод для грусти, поэтому — извини, я не поняла, почему ты такой мрачный. А знаешь, после того взрыва я решила, что жить надо, наслаждаясь каждым днем, каждой минутой.
— Ты так и делаешь?
— Конечно! А ты?
— Нет, — ответил он серьезно.
Она озадаченно посмотрела на него.
— Даже не знаю, что тебе посоветовать, — сказала она наконец. — Может, тебе нужно обратиться к психологу. Ведь покушение устроили на тебя, я оказалась случайной тому свидетельницей. — Она кокетливо улыбнулась. — Допустим, не совсем случайной, но ты понимаешь, что я имею в виду…
Он рассмеялся, потянулся к ней и поцеловал ей запястье, чуть отодвинув браслет с бриллиантами и изумрудами, который сам подарил ей несколько часов назад. Сибелла растаяла. Пусть все видят, что она еще кое-что для него значит. А потом серьезно продолжила:
— Для тебя этот взрыв был сильным потрясением, куда более сильным, чем для меня. Ты до сих пор не оправился, вот в чем дело. Тебе нужно как следует отдохнуть, забыть о банке, обо всем. Может, на пару недель сбежим в Агуас Фрескас?
? Нет.
Он сказал это так резко, что она не сразу нашлась.
? Но…
— Мне нужно быть в Нью-Йорке, — пояснил он, стараясь смягчить удар, — а потом в Сингапуре. Боюсь, отдохнуть не удастся. — Он улыбнулся и добавил: — Может быть, попозже…
Сердце ее снова забилось успокоенно.
— Да, — согласилась она, — попозже. Как скажешь, дорогой.
Она готова была поклясться, что он пробормотал:
— Еще один случай, вот то, что нужно… — но решила, что ослышалась. Николас никогда не доверялся случаю.
Забирая утреннюю почту, Тесса увидела конверт, который тут же распечатала. Ее приглашали на интервью в отборочную комиссию, знакомящуюся с кандидатами на должность старшего инспектора. Нужно было явиться по указанному адресу в пятницу, 29 октября в 14.30.
«Ура!» — завопила она радостно и вскинула победно руки.
Ее заявление откладывали сначала из-за смерти Харри, потом потому, что она была в отпуске, и вот теперь вызывают. Наконец-то. Она готова!
За недели, прошедшие после смерти Харри, она потихоньку пришла в себя. Стала чувствовать себя бодрее, на душе было уже не так тяжело, проснулся интерес к работе, хоть и занималась она в основном бумагами.
— Отличная практика для старшего инспектора, — заметил безо всякого сострадания Йен, — если только тебе не удастся попасть в криминальный отдел или в уголовный. Хочешь, я узнаю, какие тепленькие места распределяет твоя комиссия?
— Ты можешь? — обрадовалась Тесса. Йен недавно стал старшим суперинтендантом Маккеем и получил под начало полицейский участок в Брондесбери, поэтому перестал быть Тессиным «ментором».
— Но другом как был, так и буду, — сказал ей тогда Йен.
— Естественно, — сказала Тесса, ухватившись за возможность прояснить один важный момент. — Я очень дорожу нашей дружбой, Йен. Надеюсь, нам удастся ее сохранить. — К стыду своему, Тесса понимала, что хочет сохранить и возможность пользоваться его связями в полицейском мире.
Он взглянул на нее, словно собираясь сказать что-то, но решил смолчать. Поэтому просто уверил ее:
— Очень на это надеюсь. А пока что постараюсь разузнать, что есть подходящего для будущего старшего инспектора…
— Ojala! — воскликнула Тесса.
— Что? — удивленно спросил он.
— Ой, извини… Это значит «дай Бог» по-испански.
— А я и не знал, что ты говоришь по-испански.
«Обиделся, — подумала Тесса с раздражением. — Словно я обязана обо всем ему рассказывать».
— Ты что, не помнишь, мы с Харри трижды проводили там отпуск.
Не говоря уж — только не тебе, Йен — о лучшем в ее жизни уик-энде. Тогда-то она и узнала, что такое «Ojala!».
— Да, — сказал Йен тем голосом, которым всегда говорил о ее покойном муже. — Совсем забыл. — А в воздухе висел не произнесенный вслух вопрос: «А ты почему не забыла?»
Но не Харри вспоминала Тесса в последнее время. Признаться, она вообще о нем почти не думала, как и о том, что убийцу так и не нашли. Николас Оулд возникал в ее мыслях все чаще. По ночам, уже лежа в постели, она вспоминала каждое мгновение той упоительной, волшебной ночи, представляла себе его, его ласки. Это превращалось в мучение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25