Вокруг было немного людей, в основном слуги, подметающие выложенные мрамором дворы и галереи, и ухаживающие за цветочными клумбами.
Но ароматы, которыми был напоен воздух, были столь же опьяняющими, а плеск воды — столь же успокаивающим, сколь и ночью.
Ласточки то опускались, то взмывали под красные своды башен, поблескивающие в лучах восходящего солнца.
Сарита бросила взгляд в сторону Сьерры-Невады — от великолепия природы захватывало дух.
Она задрожала от благоговейного восхищения этой красотой, увидев, как запылал первый восточный пик. По сравнению с красотой природы это место, хоть и великолепное, и в самом деле было золоченой клеткой. Истинная красота была там — за стенами, и она дышала свободой и давала ощущение земли под ногами.
Кадига и Зулема находились во дворике и радостно приветствовали ее. Все следы ужина и ванны исчезли, комната выглядела чистой и свежей.
— Вы что, были здесь всю ночь? — спросила Сарита, удивляясь, где же они спали.
— О нет, — улыбнулась Зулема, — мы только что пришли, чтобы прислуживать вам. — Она пристально рассматривала Сариту:
— Вы не хотите прилечь ненадолго?
Сарита открыла было рот, чтобы выразить свое удивление этим вопросом, но потом все поняла.
Скулы ее порозовели. Они, вероятно, решили, что она провела в постели калифа бессонную ночь.
Вряд ли они поверили бы ей, если б она рассказала им, что всю ночь крепко спала.
— Нет, — сказала она, — я хочу погулять.
— Погулять? — Кадига, казалось, очень удивилась. — Так рано? Хотя… и вот еще, возьмите, — она протянула Сарите маленькую чашку, и Сарита, понюхав ее содержимое, сморщилась.
— Что это?
— Это для того, чтобы в твоем чреве не мог завязаться плод, — просто сказала Кадига, — если только ты сама, конечно, этого не захочешь.
Она пожала плечами, как будто бы вопрос этот был совершенно неважным и отвернулась к столу, на котором стояли блюда с различной снедью. Кадига сняла салфетку с корзины с хлебом, и комнату наполнил аромат свежей выпечки.
Сарита растерялась. Конечно, она едва ли может сказать им, что подобные предосторожности совсем необязательны. Они не поверят ей. Она уставилась в чашку и знала о существовании подобных снадобий, слышала как ее мать и другие женщины обсуждали их после смерти одной из соплеменниц, умершей в родах. Женщины были единодушны в осуждении подобных вещей. Дети или приходят, или нет; с собой они приносят счастье или печаль, жизнь или смерть. Такова участь женщины и ей не пристало менять ее.
— И это вправду помогает?
— О да, — ответила Кадига, удивленная невинностью вопроса, — все женщины во дворце пользуются им, если не хотят понести.
— Говорят, даже госпожа Айка пьет его, — вмешалась Зулема, — пожалуйста, выберите себе платье, которое наденете сегодня. — Она указала на оттоманку, на которую были навалены горы шелка.
— А кто это госпожа Айка? — Сарита повернулась спиной к женщинам и вылила содержимое чашки в почву, из которой рос душистый куст. Она надеялась, что снадобье не убьет его.
— Султанша, конечно, — сказала Зулема, — жена господина Абула.
Жена. Конечно, она у него должна быть. Почему она так этому поразилась? Сарита кое-что знала об обычаях его народа — большей частью они были странными и варварскими. Но, несмотря на знание этого, ее охватил гнев.
— Почему его жена, не желает зачать ребенка?
— она поставила пустую чашку на стол и отошла к оттоманке, где, стараясь не выдать своего разочарования, стала перебирать шелка.
— О, говорят, она не хочет соперника для Бобдила, — сказала Кадига. Зулема издала протестующий звук, и Кадига пожала плечами. — О, нас же никто не слышит, Зулема, мы ведь здесь только втроем.
— Если бы госпожа Айка могла слышать тебя сейчас, она бы тебя высекла.
Кадига снова пожала плечами.
— Но ты знаешь точно так же как и я, что Бобдил — все для нее. Она никогда не согласится иметь еще одного ребенка, потому что тогда ее сыну достанется меньше, чем сейчас.
— Так ребенок — сын калифа? Сколько ему лет?
— Десять, — Кадига передала ей корзину с хлебом. Он был теплый и смазанный маслом и Сарита бессознательно взяла кусочек.
— О нет, — рассмеялась Зулема, — вторые жены тоже одарили калифа детьми. У него три сына и две дочери.
Сарита поднесла хлеб ко рту. Капля масла упала на ее кисть и она рассеянно облизала ее.
— И сколько же у него других жен?
— Четыре.
Мули Абул Хассан уже имел пять жен и пятеро детей и желал прибавить Сариту к их числу. Нет, не к женам. Об этом он ничего не говорил, речь шла только об удовольствиях. Она вспомнила, что он говорил о своем желании купить ее и что только дурак платит за голубку, которая летит ему в руки.
Ее снова окатила волна гнева.
— Я иду на прогулку, — она встала и направилась к двери.
— О, но вам надо переодеться и покончить с едой. Выпейте жасминового чаю? Есть еще йогурт и мед…
— Я хочу остаться одна, — Сарита вышла в сад.
Кадига и Зулема пошли сзади.
— Одна! — повторила она.
В нетерпении она сбросила с себя шлепанцы и бросила их на землю.
— Я иду гулять одна.
— Очень хорошо, — сказала Кадига, кладя руку на плечо Зулеме. Они смотрели ей вслед, пока Сарита не прошла через сад и не свернула на тропинку, идущую вдоль стены от дворца.
Тогда они пошли за ней, соблюдая приличное расстояние.
Сарита шла быстрым шагом, ощущение земли под ногами придало ей уверенности, а прохладный утренний воздух охладил ее разгоряченную голову.
Она позволила, чтобы ее привезли сюда, чтобы убежать от Тарика… из соображений целесообразности, не более того. Теперь похоже было на то, что она вызвалась занять место в гареме калифа. Она не подумала сразу о последствиях своей уступчивости из-за того, что после их первой встречи у нее возникло чувство, что ей не стоит бояться Мули Абула Хассана. Но она думала в тот момент только об опасности, непосредственно угрожающей ее жизни. В этом смысле она не беспокоилась. А что касается ее целомудрия, то тут опасность была целиком в ней, и, хотя с его стороны, безусловно, были поползновения нарушить его, но делать это насильно он не собирался. Он не может держать ее здесь против ее воли. Но, как только Сарита сказала это себе, она поняла, что это не соответствует действительности. Он, безусловно, может. Весь вопрос в том — станет ли?
Тропинка начала круто взбираться вверх и Сарита замедлила шаг. Остановившись, она обернулась назад. В сотне ярдов от нее стояли Зулема и Кадига, смущенные, скорее всего оттого, что не привыкли к подобным утренним прогулкам. Так им дан приказ следовать за ней повсюду? Сарите показалось, что настало, наконец, время для того, чтобы это выяснить.
Она вернулась назад — туда, где ее ждали женщины.
— Если желаете, то мы вернемся.
— Это если вы желаете, — сладким голосом пропела Зулема, — но вы, должно быть, захотите переодеться и выпить жасминового чаю. Он так освежает.
Сарита улыбнулась тому, с каким облегчением восприняли женщины то, что все наконец-то стало на свои места. Не сказав ни слова, она пошла вперед — мимо садов и башен.
Айка облизала мед с пальцев и потянулась за следующим пирожным. Она обожала мед и миндальные сласти.
— Ты точно знаешь, что господин Абул держал эту христианку в своей постели всю ночь?
— Да, госпожа, — Нафисса налила воды в хрустальный кувшин и приблизилась к постели. — Страж вернул ее в башню на рассвете. Ей прислуживали Зулема и Кадига, — она поставила кувшин и протянула своей госпоже полотенце.
— А откуда она? — Айка рассеянно окунула пальцы в кувшин — в нем на поверхности воды плавали розовые лепестки.
— Неизвестно, моя госпожа, — нехотя призналась Нафисса в своем неведении. — С господином был только Юсуф, а Юсуф…
— Держит рот на замке, — нетерпеливо бросила Айка. Она отбросила покрывало, не обращая внимания на то, что вода из кувшина хлынула на диван, — я оденусь и пошлю за этими женщинами.
Может, она разговаривала с ними.
— Насколько я знаю, господин Абул послал за Фатимой, той, которую купил на базаре в Марракеше, — в глазах Нафиссы появилось лукавое выражение.
Айка оторвалась от зеркала:
— Когда?
— После того, как от него ушла женщина-христианка.
— Фатима провела у него час. Двадцать минут назад она покинула его покои.
Айка подошла к окну.
— Если он был недоволен той женщиной, то почему держал ее у себя до рассвета?
Это был вопрос, на который Нафисса не была уполномочена отвечать, и, взяв пустое блюдо, она сказала:
— Принести вам еще фиников, моя госпожа?
— Нет, — Айка махнула рукой, — я выпью жасминовой настойки. А потом пошли за Зулемой и Калигой… впрочем, нет, не стоит.
Она отвернулась от служанки, ее темные глаза заблестели.
— Я сама нанесу визит мужу. А ты поговори с теми женщинами. Мне не следует показывать, что я заинтересована вновь прибывшей. Выясни, что случилось с господином Абулом. Ведь они прислуживали ей и, следовательно, должны знать, разделила ли она с моим мужем удовольствие прошлой ночью… О, и еще поговори с Фатимой. Узнай, что моему мужу было от нее нужно… степень его нужды, — добавила она, — а теперь принеси мне воды умыться. Я надену наряд из золотой ткани с поясом и янтарными запонками.
Пока Нафисса помогала ей одеваться, она молчала.
Абул имеет привычку не выходить из своих покоев до тех пор, пока солнце не займет на небе высокого положения. Он в одиночестве завтракал и готовился к новому дню, обсуждая со своим визирем и кади дела, требующие его вмешательства.
Когда Айка заходила к нему в этот час, чтобы поделиться какой-нибудь домашней новостью, то всегда находила в нем отклик. Сегодня у нее будет безупречное оправдание для своего визита. И хотя для нее эта аудиенция не будет очень приятной, мудрая женщина всегда знает, когда наступает момент приклонить голову. Она затемнила глаза и коснулась румянами губ и скул. Но сегодня для нее было важно явиться перед ним скромной и полной собственного достоинства. И если все пойдет хорошо, то ей, может быть, удастся затронуть тему о вновь прибывшей.
Айка вышла из своих покоев и пошла через внутренние залы во владении калифа. На пороге приемной она поколебалась — там ожидали аудиенции несколько членов личной свиты Абула.
Айка подошла к стражнику, стоящему у двери.
— Узнай, сможет ли господин Абул уделить своей жене несколько минут? — сказала она тихим, но уверенным тоном. Если стражник откажет ей, то для этого, несомненно, должна будет найтись очень веская причина.
Абул оторвался от пергамента, который читал.
— Проведи госпожу Айку внутрь, — сказал он, скатывая пергамент в трубочку. После общения с Фатимой он был в хорошем настроении и теперь мог с чистым сердцем предвкушать свою следующую атаку на цитадель Сариты. Однако настроение его при виде жены несколько ухудшилось.
Она открыла лицо и с улыбкой поклонилась.
— Добрый день, Абул.
Он одарил ее ответной улыбкой.
— Добрый день, Айка, — она прекрасно выглядит, — отметил он про себя.
Но за ее красотой что-то крылось, что-то, к чему он не привык. Абул получше рассмотрел ее и решил, что она нервничает. Руки ее теребили складки платья, а глаза избегали смотреть на него.
— Давненько мы уже не разговаривали наедине, — сказал она с принужденной улыбкой. — Боюсь, что я оскорбила тебя.
Абул встал:
— Ты знаешь, что это так.
— Я была дурой, — поспешно сказала Айка. — Я не имела права подвергать сомнению твои суждения касательно нашего сына. Ты не можешь простить меня?
Все внутри нее сопротивлялось, когда она это сказала. Никто, только она, мать Бобдила, имеет право решать, как ему жить, но в интересах высшего порядка она должна сделать вид, что повинуется приказам мужа.
— Я простил тебя, — сказал он. Это было правдой. Ее капризный отказ даровать ему свое тело не причинил ему боли, а вызвал только легкую досаду. Он уже наказал ее за это, но теперешнее отсутствие желания с его стороны обусловлено совсем другими причинами, которые было невозможно искоренить, поскольку они, как он теперь понял, были свойствами ее натуры.
Айка подошла к нему ближе и положила руку ему на плечо.
— Я скучала по тебе, муж мой. Уж и не знала, как просить у тебя прощения, — она опустила глаза, чтобы не выдать своего возмущения тем, что ей приходится так униженно молить его о прощении. Но Абула было не так-то легко провести. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы поверить в то, что не отчаяние заставило ее прибегнуть к этому маневру.
— Давай не будем больше об этом говорить. У тебя есть ко мне еще какое-нибудь дело?
Айка заскрежетала зубами. Она понимала, что не достигла ничего, кроме поверхностного улучшения их отношений, но если он простил ее, то что же является причиной его теперешнего недовольства.
— Нет, — тихо сказала она, — я пришла только, чтобы уладить наши отношения. Благодарю тебя, муж мой, за твое великодушие и всепрощение. Не буду больше задерживать тебя. — И она скользнула к двери, затем остановилась. — Ты не хочешь, чтобы я как-нибудь позаботилась о женщине, которую ты привез во дворец вчера вечером? Она будет размещена в гареме?
Абул позволил себе слегка улыбнуться. Так вот зачем она все это затеяла. Ну что ж, это неудивительно. Айка держала себя в курсе дел Альгамбры и, вероятно в данном случае, просто умирала от любопытства.
— Ты такая заботливая и предусмотрительная, Айка, — сказал он серьезно, — но тебе нет никакой нужды тревожиться об этой женщине. Она испанка и в женских покоях ей будет не по себе.
Айка подождала еще немного, надеясь на то, что он скажет что-то еще, но так как он молчал, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть разочарование.
— Как пожелаешь, господин мой. Если понадобится, только скажи, и я устрою все наилучшим образом.
— Да, конечно, — торжественно ответил он, сознавая, что она раздосадована донельзя. — Благодарю тебя.
Айка удалилась, предварительно закрыв лицо.
По ее поведению нельзя было определить, какой сумбур был у нее в голове. Она не добилась ровным счетом ничего, только напрасно унизилась. У нее было такое чувство, что она так и не сумела снова впасть в милость к мужу, и не получила никаких сведений о загадочной гостье. Кругом были одни загадки — зачем вообще понадобилось Абулу посылать за Фатимой после ночи, проведенной с новой женщиной? Но, может быть, теперь Нафиссе уже удалось добыть кое-какие сведения. По крайней мере, от Фатимы она может узнать степень нужды Абула.
Абул вышел на галерею. В клетке, свисающей с колоннады, заливалась трелями парочка певчих птичек. Он просвистел им что-то и они уставились на него бусинками своих глаз. Улыбка играла на губах Абула. Айка была видна ему насквозь. Интересно, знает ли она о визите Фатимы? Вероятно, знает. Теперь, наверное, весь гарем уже бурлит.
Улыбка его потухла. Ему придется сделать что-то, чтобы показать, что его жена по-прежнему у него в милости — даже если для этого придется разок-другой позвать ее к себе в постель в ближайшие дни. Это он должен позаботиться о том, чтобы во дворце царили мир и гармония, а подрыв авторитета Айки среди женщин не будет этому способствовать. Охваченный внезапным нетерпением, он вернулся в свои покои. Чем скорее он покончит с делами, тем скорее сможет перейти к осаде непреклонной крепости, предоставив тем самым своим женам думать, что им заблагорассудится. Несомненно, все это несколько оживит пресноватую жизнь гарема. И он позвонил в колокольчик, призывая своего визиря.
Утро было уже в разгаре, когда Юсуф постучал в дверь башни Сариты. Кадига открыла ее.
— Я пришел, чтобы проводить женщину в бани, — заявил он, — она должна прийти туда немедля.
Вернувшись с прогулки, Сарита занималась изучением своего нового гардероба. Зулема и Кадига сказали ей, что калиф лично приказал, чтобы ее снабдили дорогой парчовой одеждой, и с энтузиазмом принялись за ее осмотр. Для Сариты же все это было просто игрой. У нее были простые рабочие платья, в которых можно было лазать по скалам и ходить по проселочным дорогам. Одежда же, которую прислал калиф, насколько Сарита могла заметить, практически не имела ценности: она была из тончайшего шелка, богато расшита, а от мерцания драгоценных каменьев, щедро разбросанных по ее поверхности, у нее захватило бы дух, если бы она всерьез восприняла эту одежду.
Конечно, она была создана для томных блужданий по стране грез. Но этим нарядам было свойственно еще одно, беспокоившее Сариту качество — примеряя их, она увидела, как тесно облегает ткань ее налитую грудь и округлые бедра, как материал, хотя и далеко не прозрачный, оставляет впечатление наличия под собой голой плоти. Сарита решила, что в этих одеждах было нечто более чем нескромное; до нее дошло, что они были задуманы исключительно для того, чтобы доставить мужчине удовольствие.
Она все же настояла на том, чтобы ее оранжевое платье было выстирано, так что теперь оно сушилось около окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34