Маленький мальчик с головой, обвязанной окровавленным полотенцем, сидел у матери на коленях. Молодая черная женщина была готова разродиться. Не было видно ни врача, ни сестры. Никто не спешил.Ольсон согнулся над ней:— Я буду через несколько минут. Держитесь. Я уберу машину и вернусь через минуту. Вы сможете говорить?— Да, конечно.Он ушел. Она снова проверила, нет ли крови, и убедилась, что нет. Двойные двери широко открылись, и две злые санитарки вышли за рожающей негритянкой. Они с усилием поволокли ее через открытые двери вниз по холлу.Дарби подождала, затем пошла за ними. С воспаленными и красными глазами и носовым платком в руках она выглядела, как мать какого-нибудь ребенка. Холл кишел снующими туда-сюда сестрами, больничными служащими и стонущими ранеными. Она завернула за угол и увидела надпись “выход”. Дверь, еще одна дверь — и она в приемном отделении. На аллее горели фонари. Не беги. Крепись. Все нормально. Никто на тебя не смотрит. Она очутилась на улице и быстро пошла вперед. Свежий воздух отрезвил ее. Она приказала себе не плакать.Ольсон сделает то, что ему нужно, затем вернется и подумает, что ее позвали и она вернется, когда ее обработают. Он будет ждать. И ждать.Она свернула и увидела Рампарт. Впереди уже был Квартал. Там она может затеряться. На Рояль были люди, прогуливались туристы. Она почувствовала себя в безопасности. Она зашла в “Холидей Инн”, расплатилась кредитной карточкой и взяла комнату на пятом этаже, заперла дверь на задвижку и цепочку, съежилась на кровати и оставила свет включенным. * * * Миссис Верхик перекатила свою пухлую, но роскошную задницу с центра кровати и схватила телефонную трубку. “Это тебя, Гэвин!” — крикнула она в ванную. Появился Гэвин, с кремом для бритья на лице, и взял из рук жены телефонную трубку. Жена утонула в постельном белье. Как похотливая свинья в грязи, подумал он.— Алло, — бросил он в трубку. Ответил женский голос, которого он до этого никогда не слышал.— Это Дарби Шоу. Вы знаете, кто я такая?Он сразу же улыбнулся и на секунду представил бикини на Сент-Томасе.— Ну, да. Я полагаю, у нас есть общий друг.— Вы прочли маленькую историю, которую я написала?— Да. Дело о пеликанах, как мы его называем.— А кто это мы?Верхик присел на табуретку около туалетного столика. Это не был обычный звонок:— Почему ты звонишь, Дарби?— Мне нужны ответы на некоторые вопросы, мистер Верхик. Я до смерти испугана.— Зови меня Гэвин, о’кей?— Гэвин. Где сейчас находится дело?— И здесь, и там. А почему интересуешься?— Через минуту скажу. Ответь только, что ты сделал с этим делом?— Ну, я прочитал его, затем послал в другой отдел, его посмотрели несколько человек из Бюро, затем его показали директору Войлсу, которому оно вроде бы понравилось.— Видел ли его кто-нибудь вне ФБР?— Я не могу на это ответить, Дарби.— Тогда я не скажу тебе, что случилось с Томасом. Верхик некоторое время раздумывал. Она терпеливо ждала.— О’кей, — наконец произнес Верхик. — Да, оно было отослано за пределы ФБР. Но кому и сколько экземпляров, я не знаю.— Он мертв, Гэвин. Он был убит около десяти часов прошлым вечером. Кто-то установил для нас в автомашине бомбу. Мне повезло, но они за мной гонятся.Верхик навис над телефоном, быстро записывая услышанное:— Ты ранена?— Физически со мной все в порядке.— Где ты находишься?— Новый Орлеан.— Ты уверена, Дарби? То есть, я хочу сказать, я знаю, что ты уверена, но, черт возьми, кому было нужно его убить?— Я уже встречалась кое с кем из них.— Как, ты?!— Это длинная история. Кто видел дело, Гэвин? Томас дал его тебе вечером в понедельник. Оно разошлось, и сорок восемь часов спустя он был убит. Меня предполагалось убить вместе .с ним. Оно попало не тому, кому следует. Что ты на это скажешь?— Ты в безопасности?— Кто это может знать, черт возьми?— Где ты остановилась? Какой у тебя номер телефона?— Не так быстро, Гэвин. Будем продвигаться потихоньку. Я в телефоне-автомате, так что не умничай.— Брось, Дарби! С меня довольно! Томас Каллахан был моим лучшим другом. Ты должна понять.— И что это может означать?— Послушай, Дарби, дай мне пятнадцать минут, и у нас будет дюжина агентов, которые заберут тебя. Я сяду на самолет и буду у тебя до полудня. Ты не можешь оставаться на улице.— Почему, Гэвин? Кто за мной гонится? Скажи мне, Гэвин.— Я скажу тебе, когда приеду.— Не знаю. Томас мертв, потому что поговорил с тобой. Мне не очень-то хочется встречаться с тобой прямо сейчас.— Дарби, послушай, я не знаю, кто или почему это сделал, но уверяю тебя, ты в очень большой опасности. Мы можем тебя защитить.— Может быть, позже.Он глубоко вздохнул и сел на край кровати:— Ты можешь доверять мне, Дарби.— О’кей, я доверяю тебе. А как насчет остальных? Это очень тяжелая ситуация, Гэвин. Мое маленькое дело кого-то очень сильно задело. Как m считаешь?— Он мучился?Она заколебалась:— Я не думаю, — ее голос дрожал.— Можешь позвонить мне через два часа? В офис. Я дам тебе внутренний телефон.— Дай мне номер, и я это обдумаю.— Пожалуйста, Дарби. Я пойду прямо к директору, как только туда приеду. Позвони мне в восемь, это время будет специально для тебя.— Дай номер.Бомба взорвалась слишком поздно, чтобы попасть в утренний выпуск “Таймс-Пикант” в четверг. Дарби быстро пролистала его в комнате отеля. Ничего. Она посмотрела телевизор, и там это появилось. Прямая трансляция сгоревшего “порше”, все еще стоящего посреди обломков на паркинге, тщательно отделенного от всего остального желтой лентой. Полиция считала, что это убийство. Подозреваемых нет. Комментариев нет. Затем имя Томаса Каллахана, возраст сорок пять лет, выдающийся профессор права в Тьюлане. Печальный декан с микрофоном у лица говорил о Томасе Каллахане и шоке, связанном со всем этим.Шок, связанный со всем этим, ее усталость, страх, боль. Дарби уткнулась лицом в подушку. Она ненавидела плакать, и пока это все. Траурная церемония ее бы доконала. Глава 16 Это был знаменательный кризис. Его шансы повышались после того, как Розёнберг скончался. Его собственный образ сиял в лучах славы, и Америка чувствовала себя прекрасно, потому что он был в команде, и демократы шли к перевыборам следующего года с победой в кармане. И тем не менее его уже мутило от всего этого и от этих бесконечных митингов до рассвета. Его тошнило от Дентона Войлса, его самодовольности, ограниченности и чопорности, от его приземистой маленькой фигуры, сидящей за другим концом его письменного стола в свободном плаще с поясом, поглядывающей в окно до время разговора с Президентом Соединенных Штатов. Он придет сюда через минуту еще на одну встречу перед завтраком, еще на одну жесткую стычку, на которой он скажет только часть того, что знает.Ему уже опротивело блуждать в потемках, пользоваться крохами, которые Войлс бросал ему. Гмински тоже подбросит ему кое-какие крупицы. Считалось, что среди всего этого мусора он сможет выудить достаточно информации и этим удовлетворится. Он не знал, с чем их можно сравнить. По крайней мере, у него есть Коул, который пропахивал их бумаги, вызубривал их к заставлял их быть честными.От Коула его тоже тошнило. Тошнило от его безупречности и способности практически не спать. Тошнило от его ума. Тошнило от его склонности начинать каждый день тогда, когда солнце находилось где-то над Атлантикой, и планировать каждую чертову минуту каждого чертова часа до тех пор, пока оно не будет над Тихим океаном. Затем он, Коул, набьет ящик хламом, накопившимся за день, заберет домой, расшифрует, разберет и через несколько часов педантично отметит каждую нудную мелочь, каждое несоответствие, которое он обнаружил. Когда Коул уставал, он спал ночью пять часов, но обычной нормой было три или четыре. Он покидал свой офис в Западном крыле каждый вечер в одиннадцать, читал документы на заднем сиденье своего лимузина по дороге домой, а затем, как раз к тому моменту, когда лимузин успевал остыть, Коул уже ждал его для обратной поездки в Белый дом. Прибыть к своему письменному столу позже пяти часов утра он считал для себя грехом. И если он мог работать по сто двадцать часов в неделю, то все вокруг должны были быть способны по крайней мере на восемьдесят. Он требовал восемьдесят. Спустя три года никто в его администрации не мог упомнить всех тех, кого Флетчер Коул выгнал за то, что они не работали по восемьдесят часов. Это случалось по крайней мере трижды в месяц.Счастливее всего Коул бывал по утрам, когда напряжение достигало пика и планировалась какая-нибудь очередная мерзкая встреча. На прошлой неделе это развлечение было связано с Войлсом. Он стоял около стола и разбирал почту, пока Президент просматривал “Пост”, а два секретаря суетились вокруг него.Президент бросил на него взгляд. Идеальный черный костюм, белая рубашка, красный шелковый галстук, чуть жирноватые волосы над ушами. От него тошнило, но, когда с кризисом будет покончено и он вернется к гольфу, он это преодолеет, а Коул тем временем попотеет над деталями. Он говорил себе, что у него была такая же энергия и такой же запас жизненных сил, когда ему было только тридцать семь. Ему виднее.Коул щелкнул пальцами, взглянул на секретарей, и они с довольными лицами выбежали из Овального зала.— И он сказал, что не придет, если здесь буду я. Очень смешно, — Коула это явно развлекало.— Я не думаю, что ты ему нравишься, — сказал Президент.— Ему нравятся те, кого он может раздавить.— Наверное, мне нужно быть с ним помягче.— Преувеличиваете, шеф. Ему придется замять это дело. Эта история настолько слаба, что выглядит комично, но в его руках она может оказаться опасной.— Что со студенткой?— Мы проверяем. Она кажется безобидной.Президент встал и потянулся. Коул тасовал бумаги. Секретарь сообщил по селектору о прибытии Войлса.— Я пойду, — сказал Коул. Он будет смотреть и слушать из-за угла. По его настоянию в Овальном зале были установлены три соединенных телекамеры. Мониторы находились в маленькой, запертой на ключ комнатке в Западном крыле. Единственный ключ был у него. Садж знал об этой комнате, но его не просили входить. Пока. Камеры не были видны и считались большим секретом.Президент почувствовал себя лучше, зная, что Коул будет по крайней мере наблюдать за встречей. Он встретил Войлса у дверей теплым рукопожатием и проводил его к дивану для небольшого теплого дружеского разговора. На Войлса это не произвело впечатления. Он знал, что Коул будет прослушивать. И смотреть.Однако, в соответствии с духом момента, Войлс снял свой просторный плащ и аккуратно уложил его на кресло. Кофе он не хотел.Президент скрестил ноги. На нем была шерстяная кофта на пуговицах без воротничка. Дедушка.— Дентон, — сказал он веско. — Я хотел бы извиниться за Флетчера Коула. Ему недостает вежливости.Войлс слегка кивнул. Ублюдок ты. В этом офисе достаточно электропроводки, чтобы посадить на электрические стулья всех бюрократов Вашингтона. Коул находился где-нибудь в подвале, выслушивая, что ему не хватало вежливости.— Да он просто задница, не так ли? — буркнул Войлс.— Да, действительно. Мне нужно присматривать за ним. Он смышлен и хорошо работает, но временами перебарщивает.— Сукин он сын, я ему это скажу прямо в лицо, — Войлс посмотрел на вентиляционное отверстие над портретом Томаса Джефферсрна, в котором находилась одна из камер.— Да. Ну, я попридержу его, чтобы он не лез тебе поперек дороги, пока это дело не закончится.— Сделайте это.Президент медленно отхлебнул кофе, взвешивая, что сказать дальше. Войлс не знал, о чем пойдет речь.— Мне необходима ваша помощь.Войлс смотрел пристально, не мигая, взгляд был жестким:— Да, сэр.— Мне нужно разобраться с этой штукой с пеликанами. Это совершенно дикая идея, но, черт возьми, я в ней так или иначе упоминаюсь. Насколько вы считаете ее серьезной?Замечательно! Войлс выдавил улыбку. Эта штука сработала. Мистер Президент и мистер Коул потели над делом о пеликанах. Они получили его поздним вечером во вторник, проковырялись с ним всю среду и сейчас, в утренние часы в четверг, стояли на коленях и умоляли что-нибудь сделать с этим делом, которое, в сущности, было просто шуткой.— Мы ведем расследование, господин Президент. — Это была ложь, но откуда ему знать? — Мы используем все каналы, проверяем всех подозреваемых. Я не прислал бы вам его, если бы это не казалось мне серьезным.На загорелом лбу Президента собрались толстые морщины, и Войлсу захотелось рассмеяться.— Что вам удалось выяснить?— Не очень много, но ведь мы только что начали. Мы получили его меньше чем сорок восемь часов назад, и я назначил четырнадцать агентов в Новом Орлеане раскопать это дело. Сейчас работа идет на всю катушку.Четырнадцать! Это был удар под дых. И такой сильный, что он выпрямился и поставил чашку с кофе на стол. Четырнадцать фэбээровцев размахивают там своими жетонами, задают вопросы, и, следовательно, только вопрос времени, когда это дело вылезет наружу.— Вы сказали четырнадцать. Похоже, что это серьезно.Войлс был несгибаем.— Мы очень серьезно относимся к этому делу, мистер Президент. Они мертвы уже неделю, и следы остывают. Мы идем по всем каналам настолько быстро, насколько это возможно. Мои люди работают круглые сутки.— Это понятно, но насколько серьезна вся эта теория с пеликанами?“Отлично, черт возьми”. Дело только должно было быть послано в Новый Орлеан. Фактически, с Новым Орлеаном еще не вошли в контакт. Он проинструктировал Эрика Иста направить копию в их офис с указанием спокойно и тихо задать несколько вопросов. Это был тупик, такой же, как и сотня других дел, которые они начинали.— Не думаю, что там что-нибудь есть, мистер Президент, но нам необходимо все проверить.Морщины разгладились, и появилась тень улыбки.— Не нужно говорить вам, Дентон, как эта чепуха может мне повредить, если об этом пронюхает пресса.— Мы не консультируем прессу, когда ведем расследование.— Я знаю. Давайте не будем влезать в это дело. Я бы хотел, чтобы ты замял это дело” Я имею в виду, черт побери, это же абсурд, и я действительно могу на этом погореть. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Вид у Войлса был отвратительный и грубый:— Вы хотите, чтобы я проигнорировал подозреваемого?Коул нагнулся к экрану. “Нет, я говорю тебе забыть это дело о пеликанах!” Он почти проорал это. Он мог бы сказать это прямо в лицо Войлсу. Он мог бы прокричать это по буквам, если бы до несчастного коротышки не дошло. Но он был в запертой на ключ комнате далеко от места, где происходил разговор. И в данный момент он знал, что находится там, где ему надлежит быть.Президент подвинулся, снял, затем снова заложил ногу за ногу:— Брось, Дентон, ты понимаешь, о чем я говорю. В этом пруду водится слишком большая рыбка. Пресса следит за расследованием и умирает от нетерпения узнать, кто подозреваемый. Ты ведь их знаешь. Не нужно тебе говорить, что у меня в прессе нет друзей. Я не нравлюсь даже моему собственному пресс-секретарю. Ха, ха, ха. Забудем пока об этом. Сверни это дело и займись настоящими подозреваемыми. Это дело просто шутка, но оно запросто может стать мне поперек дороги.Дентон жестко посмотрел на него. Безжалостно и непреклонно.Президент снова поерзал на кресле.— А как с этим делом Хамела? Похоже, что неплохо, а?— Возможно.— Да. Раз уж мы разговариваем цифрами, то скажи мне, сколько человек выделено на дело Хамела?— Пятнадцать, — сказал Войлс и чуть не рассмеялся.У Президента отвисла челюсть. Самый горячий подозреваемый в игре получает пятнадцать, а эта чертова штука с пеликанами — четырнадцать.Коул улыбнулся и покачал головой. Войлс был пойман на своей собственной лжи. Внизу страницы четыре отчета за среду Эрик Ист и К. О. Льюис привели цифру тридцать, а не пятнадцать. “Успокойся, шеф, — шептал Коул экрану. — Он с тобой играет”.Президент в самом деле успокоился:— Слава богу, Дентон. Почему только пятнадцать? Я думал, это отличный шанс.— Вероятно, даже более того. Я веду это расследование, мистер Президент.— Я знаю. Ты хорошо делаешь свою работу. Я не суюсь не в свое дело. Я хочу только, чтобы ты не тратил понапрасну свое время. Вот и все. Когда я читал дело о пеликанах, меня почти что рвало. Если пресса узнает о нем и начнет его раскапывать, меня разопнут.— Следовательно, вы просите, чтобы я его замял?Президент наклонился вперед и свирепо уставился на Войлса:— Я не прошу, Дентон. Я говорю тебе оставить его. Игнорировать его пару недель. Потратить свое время на что-нибудь другое. Если еще что-нибудь разразится, тогда взгляни на него еще разок. Я ведь здесь пока еще босс, помни об этом.Войлс смягчился и выдавил крохотную улыбку:— Я пойду с вами на сделку. Этот ваш наемный убийца, Коул, заложил меня прессе. Он сильно подставил меня с охраной, которую мы обеспечивали для Розенберга и Дженсена.Президент мрачно и торжественно кивнул головой.— Вы уберете с моей дороги этого быка, сделаете так, чтобы он и близко не подходил, а я забуду об истории с пеликанами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41