Было лето тысяча семьсот шестьдесят второго года.
Мне шёл восемнадцатый год, и на меня каким-то странным образом свалилось
благополучие. Хорошая пища, дорогая одежда, возможность покупать книги.
Я целыми днями валялся на кровати, которую сам смастерил и поставил возл
е окна. Широкий подоконник служил мне столом, а всю противоположную стен
у, от пола до потолка, заняли книжные полки со стеклянными дверцами. (Книги
были преимущественно о путешествиях и далёких странах.) На подоконнике
расположились подсвечник с тремя свечами, блюдо с фруктами и деревянная
стоечка с трубкой, которую я лишь подносил во время чтения ко рту, воображ
ая себя бывалым матросом, но не курил, так как первая же попытка привела ме
ня к головокружению и тошноте.
Почти месяц тянулось моё безделье и, странное дело, отчаянно утомило мен
я. Я отыскал свою ветхую одежду, в которой уехал от Джонатана, облачился в
неё и, спрятав в конторку ключ, ушёл из дома.

ОДНОГЛАЗЫЙ

У меня была цель. Если есть в Англии люди, ходившие под парусом к неведомым
землям, то их можно встретить, и об этих походах старательно выспросить! А
где же их встретить, как не в порту? Только в порту. А ведь он рядом. Один из с
амых больших в Англии, Бристольский. В порт! Именно туда я и направился.
Но молодость легковесна и ветрена. От нашего дома до гавани, неполную мил
ю, я шёл почти неделю. Бродил по улицам, разглядывал дома, лица прохожих, ви
трины и экипажи. Деньги в кармане решали проблему еды и ночлега. Мне доста
вляло странное удовольствие ощущать их тайную силу. Все принимали меня з
а схваченного нуждой мальчишку, а на самом деле я мог позволить себе любу
ю прихоть. Но вот Ц цель стала настолько близка, что казалось, я мог протя
нуть руку и дотронуться: одна из улочек привела меня к Бристольской гава
ни.
Всё оказалось достаточно просто. Если ты, любезный читатель, пожелаешь п
ослушать рассказы бывалых людей Ц будь уверен: они тебя ждут. Пристань в
порту тайно поделена на участки, на которых «работают» те, кто изображаю
т таких вот бывалых людей. Презабавное зрелище! Они стараются перещеголя
ть друг друга одеждой Ц то расшитой золотом, то превращённой в лохмотья.
Они причудливо расписаны страшными шрамами. У них очень часто можно увид
еть деревянную ходулю вместо ноги, «оторванной испанским ядром», или жел
езный крюк вместо руки, «отсечённой карибским пиратом». У каждого Ц сво
я любимая тема: кто-то живописует схватки с пиратами, кто-то ужасы с акула
ми, кто-то выплетает истории о поисках невероятных сокровищ и кладов. Одн
им только похожи рассказчики друг на друга: у каждого на плече обязатель
но сидит громадный цветной попугай Ц как доказательство того, что расск
азчик был-таки на неведомом юге, потрясающем и ужасном.
Их много в порту, но возле каждого собираются-таки изрядные кучки «домаш
них» мальчиков и неопытных, юных матросов, которые слушают невероятные э
ти истории с утра до вечера, раскрыв в изумлении рты. Время от времени влад
ельцы сонных больших попугаев натужно кашляют, хрипло произнося: «пыль н
а гландах…», и тогда слушатели торопливо подают ему медяки Ц на бутылку
вина или кружку рома.
Первые несколько дней был таким вот разиней и я.
Был, пока не обошёл всех рассказчиков и не обнаружил Ц с изумлением и дос
адой Ц что истории у них одинаковы, как близнецы. Что делать? Рассовать ра
зочарование по карманам и ехать домой? Нет «бывалых» здесь, нет…
И всё-таки я их нашёл. Портовые грузчики (они же Ц состарившиеся матросы)
Ц вот кто действительно кое-что повидал! Подслушанные случайно обрывки
их разговоров убедили меня в том, что вот их-то истории Ц подлинны. Но как
войти в это закрытое братство? Чужакам нет входа в такие компании! Но я, ка
к ни странно, сумел. За ничтожную, вздорную плату я нанялся в грузчики и с п
рочими наравне таскал целыми днями тяжёлые бочки и ящики. Но зато потом, в
ечерами, слушал, холодея от восторга, рассказы о дальних странах, которые
вставали передо мной нагромождением красот и опасностей, о благородных
людях и жестоких пиратах (чьи образы были едва ли колоритнее тех личност
ей, что восседали на перевёрнутых пустых бочонках рядом со мной), о нищете
и несметных сокровищах, о коварстве и благородстве, о жизни и смерти.
Особенно близко сошёлся я с кряжистым одноглазым грузчиком, которого вс
е так и называли Ц «Одноглазый». В первые дни я испытывал к нему страх и с
крытую неприязнь (и сейчас мне стыдно в этом признаться). Правую сторону л
ица его, от макушки до подбородка, пересекал рваный багровый рубец Ц сле
д от клинка, очевидно, тяжёлого и тупого. Свою пустую глазницу он прятал по
д косой чёрной повязкой, а ниже, неровно сросшаяся, комковатая кожа была п
одтянута кверху, и правый верхний клык его был постоянно оскален. А предс
тавьте себе плечи и руки его Ц могучие, узловатые, и сплошь покрытые неск
ромными татуировками, самые непристойные места которых были стёрты, точ
нее Ц выжжены раскалённым железом, и, следовательно, так же обезображен
ные уродливыми шрамами. Ещё Одноглазый был молчалив и угрюм. Как его было
не сторониться?
Изменил моё отношение к нему случайно подслушанный разговор двух его то
варищей, из которого я узнал нечто изумительное. Оказывается, Одноглазый
был лихим и удачливым охотником за неграми, и на торговле рабами сделал с
ебе состояние. Вдруг однажды ночью (это рассказывал очевидец), он как бы со
шёл с ума. Спрыгнув с гамака, он битый час стоял столбом, а затем бросился б
удить спящих товарищей-пиратов, каждому задавая один и тот же вопрос: «Эт
о был не сон? Это был не сон?..» Затем стал рыдать, биться головой о шпангоут
Шпангоут Ц
толстый деревянный брус внутри корабля, между днищем и палубой.
, был связан и облит водой.
В первом же порту он, бросив вещи, сошёл на берег и, по слухам, отвёз все имею
щиеся у него деньги в ближайший монастырь, где отдал их настоятелю, не наз
ывая себя и ничего не объясняя. Потом вернулся в порт и нанялся на погрузо
чные работы, несмотря на то, что свежие раны на нём, покрытые кровавой корк
ой, трескались и сочились: по пути ему встретилась кузня, куда он завернул
и раскалёнными кузнечными клещами (не жутко ли вообразить!) стёр с себя не
которые наколки.
Итак, он сделался молчалив, сумрачен, отказался от вина и не ел мяса, заяви
в однажды назойливой пьяной компании, что не желает быть поедателем труп
ов, пусть даже это трупы животных. Но Ц брался за любую, пусть и самую тяжё
лую работу, а чтобы восстановить силы, покупал солёные морские водоросли
, сушёные грибы, мёд (съедал его вместе с воском) и, что особенно любил Ц при
везённые из азиатской страны Московии мелкие лесные орехи.
В груди моей возникло призрачное раскалённое железо: жёг и мучил меня во
прос, что же такое увидел он в своём сне?
Против прежнего отношения к нему, против воли, я стал к нему тянуться. Но з
аговорил он со мной сам.
Ц Малыш, Ц сказал он как-то (а его рваный рот с клыком превратили это сло
во в «малысс»), не наклоняйся, малысс, над грузом (а мы носили бочонки с солё
ной сардиной, весом в девяносто фунтов каждый, не монетных фунтов, заметь
те, а торговых, которые более чем на четверть тяжелее), не наклоняйся, спин
у сорвёсс.
Ц А как же тогда? Ц с готовностью откликнулся я и, надо признаться, не без
страдальческой мины разогнул спину.
Ц Бочонок скати со сспалеры (со шпалеры
Шпалеры Ц ряды бочек, выложенные один над
другим.
), и ставь его на дно. Поставил? Присядь перед ним. Низко присядь, до зе
мли. Руками обхвати. К зывоту призми. Вставай. Неси. Удобно?
Что ж, не только удобно. Легко! Главная цель на погрузочных работах: сделат
ь так, чтобы было легче.
Вечером я приготовил ему кастрюльку чая (вечером он много пил) и заварил н
е только индийский чёрный чай, но добавил зелёного, с Цейлона, и ещё сушёны
х цветков магнолии. Он принял мою кастрюлю с удивлением. Лицо его дрогнул
о, взгляд метнулся внутрь, он стал на секунду ребёнком. Откинув голову наз
ад и влево (чтобы не мешала правая, рваная сторона рта), Одноглазый медленн
о, одним долгим движением выцедил чай, сжал большим и указательным пальц
ами закрытый левый глаз и немного так посидел. Потом открыл глаз, счастли
вый, влажный, и сказал:
Ц Умеесс придумывать, малысс. Как сделал такой запах?
Ц Магнолия…
Ц Ах, да…
Он пригласил меня сесть рядом, мы помолчали. Молчание не было тягостным. О
но было естественным и спокойным. Он сказал:
Ц Ты работаесс не за деньги. Ты довольный и сытый.
Я, чуть помедлив, признался: кивнул.
Ц Ты сколько хочесс детей?
Ц Двоих, Ц ответствовал я, почему-то совсем не удивившись вопросу.
Ц Будет трое.
Ц А кто да кто?
Ц Двое Ц мальчисски.
Мы опять помолчали. И тут я решился.
Ц А что это был за сон? Ц спросил я, с трудом сглотнув слюну.
Он неожиданно улыбнулся.
Ц А ты хочесс узнать, когда ты умрёсс? Ц вкрадчиво спросил он. (Ласково, м
ягко, но пугающе вкрадчиво!)
Ц Нет, нет!..
Ц Правильно, малысс. Не нузно знать то, сто знать не нузно…
Этим тот разговор и закончился. Мы беседовали ещё несколько раз, то пыхтя
под общим грузом во время работы, то вечером, отдыхая. Одноглазый рассказ
ал мне о том, как устроен у человека скелет и как его лучше держать при бол
ьших нагрузках. Как тренировать мышцы для медленной работы, как Ц для бы
строй. О том, чтобы я бережно относился к самому себе, потому что силы у чел
овека имеют обыкновение уходить вместе с тем, как уходит его молодость. И
ещё кое-что малопонятное:
Ц Ты, малысс, приглядывайся к мастерам, подмечай их уловки. Твоя зызнь бу
дет непростой, и это пригодится…
Подросток, как я мог знать тогда цену таким встречам? Как можно было узнат
ь, что спустя изрядное количество лет именно Одноглазого встретит на сво
ём страшном пути мой заклятый враг, посланный турецким пашой убить меня,
и эта встреча приведёт ко мне пусть не друга ещё, но уже не врага! Остаться
бы ещё на недельку, расспросить бы о будущем…
Через день, почувствовав, что изрядно устал от тяжёлой работы, я купил цел
ый анкер Ан
кер Ц специальный «плоский» бочонок с ручкой для переноски.
любимого местным народцем вонючего ямайского рома и, оставив его
в подарок грузчикам, покинул гавань.


ГЛАВА 3. У КУЗНЕЦА

За два пенни я купил место на повозке фермера, который привёз в гава
нь какой-то груз. На ферме, понимаете ли вы меня, я никогда ещё не был. Почем
у бы и не побывать? Но на выезде из города фермер завернул к придорожной ку
знице сменить зазвеневшую подкову у лошади. Я спрыгнул с повозки и загля
нул внутрь.

УЛОВКИ МАСТЕРА

Багровый огонь в чёрном брюхе кузни, кислый запах сгоревшего угля, грома
дный мускулистый кузнец в кожаном фартуке, звон молота Ц всё показалось
мне сказочным. А ещё знаете, что я увидел? Раскалённые кузнечные клещи. Ка
к будто молния полыхнула у меня в груди, как будто в неё перепрыгнул огонь
из багрового горна!
Я не раздумывая попросил кузнеца взять меня в подсобные рабочие.
Ц Мне помощник не нужен, Ц тяжёлым голосом ответил он.
Ц Бесплатно, Ц быстро добавил я.
Он внимательно посмотрел на меня, взял в свои лапы мои кисти (я тихо порадо
вался, что они окрепли на портовых работах), согнул в локте мою руку, желез
ными пальцами сдавил мышцы.
Ц Ладно, Ц бросил он, подумав. Ц Двадцать пенсов в неделю и мой ужин.
Ц Так вы берёте меня? Ц неуверенно спросил я.
Вместо ответа он усадил меня на колоду, достал ножницы и, не успел я опомни
ться, отхватил мои выбеленные солнцем, отросшие почти до плеч волосы.
Я ревел уже через два дня! Я плакал, стонал, скрипел зубами, я не хотел жить.
Стофунтовые бочки Ц детские игрушки по сравнению с нетяжёлым кузнечны
м молотом! Дамир, мой хозяин (то ли скиф, то ли галл), спрятав глаза под лохма
тыми бровями, знай себе помахивал указателем Ц тенькой, особенно крохот
ным в его массивной лапе. «Тень!» Ц звякал молоточек о набухшую красную т
ушку, шипящую на наковальне. «Бум!» Ц ударял я вполсилы. «Тень-тень!» Ц из
девался карлик, и Ц «Бом!» Ц должен был со всей силы грохнуть мой молот. «
Тень-тень-тень!» Ц захлёбывался злодей. «Бамм!» Ц должен был я обрушить
за пределом возможного. И вот, когда свежий, белый из горна брус вымётывал
ся на наковальню, здесь были ужас и смерть. Кузнец, пока не остыло железо, г
нал немилосердно, и тройное дребезжание, означавшее выдёргивание сил из
моего тела без всякой пощады, это «тень-тень-тень» было для меня бесконеч
ным. Кровавый пузырь качался у меня перед глазами. Я был слеп от пота и бол
и и лупил не глядя, на ощупь, на звук. Но вот… Вот! О, счастье! О, Боже! О, милость!
Ц «Тень-тень…» Это означало: всё. Бруску придана нужная форма, и теперь к
узнец будет мять его редко, вдумчиво, тщательно вглядываясь, поднося к са
мой окалине
Окалина Ц красный налёт на кузнечном железе.
изжёванную огнём, опалённую вкруг, свою густую дикую бороду. А там,
глядишь Ц и новое чудо: металл отправляется в горн, на догрев, а я тащу сво
и мясо и кости к низкой скамье, скрытой в тени бочки с рыжей от окалины вод
ой.
Вечером я плёлся в свою комнатку, отодвигал в сторону обильный ужин (я съе
м его потом, ночью), валился на тюфяк, и лежал, и не шевелился, и плакал.
Призна ю сь, я плакал бы и днём, за наковальней, благо Ц слёзы и
пот неразличимы. Но днём в кузне неизменно сновала девочка Ц дочь кузне
ца, его единственный ребёнок. Ей было пятнадцать лет, она на меня смо
трела , и здесь уже никакие силы не заставили бы меня выдавить хоть о
дну слезу. Я мучился молча.
Но вот, незаметно в мою жизнь вошло равновесие между работой и собственн
ым телом. Я не страдал больше! Я обвыкся, окреп, стал проворен и весел. Больш
е того, я смог отстранить своё сознание от боли в мышцах и понемногу начал
вникать в то, что происходит на наковальне. Также я начал замечать людей, п
риезжающих с заказами. Вот низенький, с брюхом, купец. Заказал воронёные р
учки для дверей своего нового дома. Я-то знал уже, что выворонить металл
Ц значит сделать его совершенно чёрным. Но как? Ручки мы отковали, с этим
я справился бы и сам…
И вот Дамир принялся колдовать. Принёс деревянную бадейку, вымыл её кипя
тком и заполнил жидким дёгтем. Откованные предметы он раскалил в горне д
о одинакового цвета (я запомнил этот оттенок, между красным и малиновым), и
каждый, подхватив щипцами, опустил в дёготь на несколько секунд (я их сосч
итал).
Вечером, прядя за заказом, купец восхищённо качал головой, цокал языком и
вздыхал над дюжиной ручек, чёрных до синевы. Дал щедрые деньги. Я же про се
бя сказал: «Ага!»
А зимой приехал вельможа из Лондона, богатый и прихотливый. Сообщил, от ко
го узнал о мастере, и спросил, может ли тот сковать булатный клинок. Он, вид
ите ли, собрал большую коллекцию оружия близкого боя, и желал, наряду с дре
вними, новых изделий.
Ц Фунт стерлингов в день, Ц твёрдо сказал кузнец, Ц работы на две недел
и.
«Безумие, Ц подумал я, Ц четырнадцать фунтов за клинок! Сейчас тот разо
злится. Хорошо, если только просто плюнет…»
Нет! Быстро-быстро закивав головой, вельможа достал и протянул задаток
Ц семь фунтов. Безумие!
Ц Сарацинский
Сарацины Ц воинственный народ на Востоке.
булат? Ц уточнил Дамир.
Ц Сарацинский клинок струистого булата! Ц заученно выпалил коллекцио
нер.
Поговорили про тип оружия, внешний вид, контуры и размер.
Ц Испытывать будем обычным образом, Ц строго сказал кузнец. Ц Платок
из китайского шёлка подбросим, и я его в воздухе клинком рассеку.
Вельможа часто задышал, покрылся румянцем. Кивнул.
Он уехал, а у нас начался праздник! Из-за кузни выкатили колоду Ц спил дуб
а, такую громадную, что я на неё мог бы лечь и выспаться. Дамир заказал, и нам
привезли два бочонка лучшего пива. Кузнец взял бурав, в одно мгновение вы
сверлил в бочонке дыру и, пересиливая ударившую оттуда пенную струю, быс
тро ввернул кран. На колоду поставили две огромные глиняные кружки, в две
пинты Пинт
а Ц примерно одна обычная бутылка.
каждая, и с полдюжины глазурованных глиняных блюд, на которые выло
жили сыр, варёные вкрутую куриные яйца, квашеную капусту, мочёные яблоки,
лук, чеснок, пышущий горячим паром картофель и тучный, собственного копч
ения свиной окорок. Мы уселись у колоды на перевёрнутые бочонки, и кузнец
отворил кран. Зашипел пивной ручеёк, вспухла и зашлёпала, упадая меж расс
тавленных ступней, белоснежная пена.
Ц Выпьем, помощник! Ц провозгласил, поднимая тяжёлую кружку, Дамир.
Ц Выпьем, мастер, Ц чинно ответствовал я.
Прохладная, щекотная пена коснулась кончика носа.
1 2 3 4 5