А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Во сколько ты сегодня от меня ушел?… — спросила Флора, но тут же осеклась, заметив, как выпрямился кучер Роберт. На запятках лакеев не было. — Я слышала, — сказала она чуть погодя, — что ты отличный стрелок. Мне же неприятно смотреть даже на то, как люди упражняются в стрельбе. Но ты утер нос капитану Хогбену! — Она испытывала гордость за Чевиота, и все же ее мучила неопределенность. — Надеюсь… вы с ним не поссорились?
— Как ты видела, нет.
— Милый, но я ведь ничего не слышала, кроме выстрелов.
— Больше и нечего было слышать.
— Я решила, — пылко заявила Флора, кивая на корзинку, стоящую на полу, — что мы поедем покататься куда-нибудь за город, если ты не против. В корзине еда и вино. Давай уедем из Лондона на весь день?
— Да! Мне нужно заехать в Скотленд-Ярд, но ненадолго. Что ты скажешь, дорогая, если мы отправимся в Воксхолл-Гарденз?
— Прекрасно! — Флора просияла. — Хотя сезон уже кончился, и в Воксхолл-Гарденз никто уже не ходит, кроме черни. Но там до сих пор устраивают фейерверки и летают на воздушных шарах.
— Не говори так!
Флора пришла в смятение.
— Как… как не говорить?
— «Чернь». Пора бы уже понять, что… — Чевиот с трудом сдержался.
— Джек! Я тебя обидела?
— Нет, нет! Ты никогда меня не обижала, прости за срыв. Кажется, в северо-восточном углу сада есть греческая беседка?
— Да, есть! — Флора заговорила громче. — Слышите, Роберт?
Карета покатила в сторону Беркли-сквер; лица им обдувал свежий ветерок. Флора вытащила руку из-под короткого коричневого мехового манто с синей и белой прошивкой и вложила ее в руку Чевиота. Поскольку ей, как и ему, больше всего хотелось поговорить о них самих, ей трудно было сдерживаться.
— В Скотленд-Ярд, говоришь? — продолжала она с наигранной веселостью. — Наверное, из-за облавы у Вулкана. Ты ведь ничего мне не рассказывал. А весь Лондон только о том и говорит, и все наперебой расхваливают тебя.
— Меня?!
— Да, и твоих полицейских тоже.
— Так-то лучше! На это я и надеялся.
— Прошу тебя, объясни! Когда полицейские устраивают облаву в игорном доме, разве не считают игроков такими же виновными, как и тех, кто содержит притон? Разве их не следует арестовывать?
— Теоретически да.
— Но говорят, что ты не взял под стражу ни одного игрока! И даже наоборот. Будто бы пожал каждому руку и поблагодарил за отвагу, а еще заверил, что их фамилии не будут упоминаться в связи с происшествием. Это правда?
Чевиот рассмеялся. Нервное напряжение, в котором он до сих пор пребывал, разрядилось раскатистым хохотом.
— Милая, как я мог арестовать тех, кто мне помогал? И потом, в ходе стычки нам пришел в голову удачный выход из положения. Жаль, что ты не видела инспектора Сигрейва и сержанта Балмера! «Подсадные» так и валились под ударами их дубинок…
— Прошу тебя, не так подробно!
— Сигрейв или Балмер усаживали их у стены и кричали: «Вот и Джимми Вырвиглаз; разыскивается за кражу со взломом!» или «Вот Том Чума: разбой, поджог, грабеж… и так далее». Мне бы раньше догадаться: Вулкан собрал в своем притоне половину преступного мира Лондона. Когда мы погрузили их в повозки…
— Не смейся! Мне совсем не смешно!
— Нет, милая Флора, это очень смешно. Я получил возможность заверить игроков в том, что мы не искали подпольный игорный дом, а просто устроили облаву на самых известных преступников. Так оно и получилось — сейчас все камеры битком набиты. Вот почему я так опоздал.
— Да. Ты опоздал.
Карета ехала по Беркли-сквер. В скверике няни в причудливых высоких чепцах качали детские коляски под деревьями с еще зеленой листвой. Карета выехала на оживленную Пикадилли.
Задумавшаяся было Флора снова подала голос.
— Вулкан! — пробормотала она. — Вулкан и та его женщина… Джек, что с ними?…
— Это тема неприятная. Сейчас он в тюрьме.
— Тогда я больше не желаю слышать о нем ни слова. Нет, погоди, все-таки расскажи!
— Женщину мы освободили. Но Вулкан… скажем так, заснул у себя в кабинете в наручниках. К тому времени, как я отыскал ключ от ящиков бюро (видишь ли, Кейт де Бурк выбросила с балкона кольцо с ключами), Вулкан очнулся и, несмотря на «браслеты», попытался уничтожить свою конторскую книгу. Я даже не подозревал, что у него пистолет.
— Вот почему у тебя прострелен рукав! Веселость покинула Чевиота.
— Да, — кивнул он, — я и не подозревал, что у него пистолет. Когда мы гонялись друг за другом вокруг стола, он даже не попытался его вытащить. Вулкан, на свой, конечно, лад, человек честный. Но Хогбен!…
— Что такое с Хогбеном? — очень тихо спросила Флора. — Я прекрасно понимаю, что история еще не окончена. Мне станет легче, если я все узнаю.
— Выбрось проклятого Хогбена из головы. Хогбен припрятал в рукаве козырной туз — по крайней мере, он так считает. Хотелось бы мне знать, что он задумал, вот и все.
Больше Чевиот ничего не мог сказать. Карета повернула, начала подниматься вверх по Хаймаркет-стрит, потом налево, на Кокспур-стрит, и выехала на Уайтхолл.
— Можно отдать распоряжение твоему кучеру? — обратился Чевиот к Флоре. — Роберт! Будьте любезны, остановитесь у дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс. Во двор не въезжайте, стойте у уличного фонаря.
— Слушаюсь, сэр.
Спрыгнув с подножки у краснокирпичного дома, Чевиот сказал:
— Скоро вернусь. А после, надеюсь, мы с тобой хорошо посмеемся.
Однако его не было довольно долго. Флоре, сжимавшей муфту, минуты ожидания показались часами. Шум от проезжающих карет — скрип колес, цоканье копыт — действовал на нервы несчастной, которую, несмотря на мечты о скором блаженстве, терзали дурные предчувствия.
Чевиот отсутствовал более часа. На лице его, когда он влез в карету, застыло покаянное выражение, однако губы расползались в улыбке. Он подал Роберту знак трогать.
— Боюсь, — произнес Чевиот, — тебе придется пробыть в моем обществе до самого вечера!
— Но как же иначе? — вскричала Флора. — Чего тут бояться? Или ты… шутишь?
— Нет, к сожалению. Мне не следует держать тебя при себе, и все же, возможно, так будет лучше всего. Видишь ли, я обещал к восьми вечера доставить им убийцу Маргарет Ренфру.
Карета покачнулась и покатила быстрее.
— И еще, — добавил Чевиот, — меня освободили от одной обязанности. В случае, если у Пиннера случится мятеж, я не буду командовать отделением.
— Джек, прошу тебя, — сдавленным голосом попросила Флора, — перестань говорить загадками. Какой еще мятеж?
— Есть один портной. Его фамилия, кажется, Пиннер. По-моему, вчера, — Чевиот закрыл глаза ладонью, — кто-то говорил при мне о некоем портном, который обожает произносить зажигательные политические речи. А теперь и полковник Роуэн с мистером Мейном сообщили о нем. Его лавка находится на… кажется, Парламент-стрит.
Карета быстро катила на юг. Уайтхолл, каким Чевиот его помнил по прошлой жизни, исчез бесследно. Впереди высился массивный дом-утюг, закопченный от дыма. Он делил улицу на два рукава. Чевиот решил, что правый рукав, скорее всего, Кинг-стрит, а левый, идущий вдоль берега реки, — Парламент-стрит.
И оказался прав. Роберт дернул поводья, лошади побежали налево. Здесь карет и колясок было мало. Фасады домов потемнели; они были из искрошившегося камня или кирпича. В большинстве зданий размещались лавки — свечная, зеркальная, лавка мясника. Но попадались и жилые дома, правда, без медных табличек с фамилией владельца и без дверных молотков.
— Жуткие развалины, — пробормотал Чевиот. — Ты только посмотри!
На Парламент-стрит собралась небольшая толпа; люди обступили невысокого человечка с широкой грудью и копной седых волос. Он поднялся на деревянный ящик у самой двери в лавку под вывеской: «Т.Ф. Пиннер. Закройщик и портной».
По противоположной стороне улицы расхаживал полицейский. Он наблюдал за происходящим, но не вмешивался. Оратор — из кармана его сюртука торчала бутылка виски — постепенно распалялся.
— Разве вы не хотите, чтобы отменили Хлебные законы? — кричал он. — С голодом не поспоришь! Даже они не справятся с голодом! Найдется ли среди вас хоть один, — портной поднял вверх сжатый кулак, — кто не голодал бы или у кого не голодали бы дети?
— Нет! — крикнул кто-то.
Толпа, впрочем немногочисленная, заворчала и задвигалась. Люди вывалились на мостовую. Роберт в ожидании помехи занес над головой хлыст.
— Проезжайте! — приказал Чевиот, вставая в полный рост. — Не трогайте никого. Вперед!
— Единственный способ добиться отмены, — продолжал оратор, — это реформа избирательной системы! Факты, истинные факты…
Они миновали толпу; голос оратора постепенно затихал вдали.
— Джек, — попыталась успокоить Чевиота Флора, которая не огорчилась, а скорее удивилась его реакции, — такое случается каждый день! При чем здесь мы?
— Да, сегодня днем или вечером ни при чем. Во всяком случае…
Он все еще стоял в шаткой карете, держась за поручень за спиной кучера. Ему было не по себе, потому что прошлое, частью которого он являлся, неожиданно зловеще и резко схватило его за горло.
Справа высились скромные старинные башни Аббатства. Слева, за Вестминстерским мостом, он увидел еще одну башню: приземистую, квадратную, рядом с группой кружевных нарядных зданий, протянувшихся к массивному каменному Вестминстер-Холлу. Через пять лет все, что находится слева, кроме самого Вестминстер-Холла, будет уничтожено пожаром и сгинет навеки. Он смотрел на старый Парламент; с вершины его квадратной башни свисал флаг, свидетельствующий о том, что сейчас проходит заседание.
А за Вестминстерским мостом и квадратной башней текла Темза, еще не окаймленная гранитными набережными. Вода была коричневой от грязи и мусора. Добрая река, которая вскоре принесет холеру!
— Джек, — удивилась Флора, — ради бога, что ты бормочешь?
Чевиот не отдавал себе отчета в том, что заговорил вслух. Сев рядом с Флорой, он взял ее за руку.
— Прости меня. Конечно, тот пьяный портной кажется тебе глупым и нелепым? А ведь он прав. Все так и будет, как он говорит.
— Ты что, за реформу?!
— Флора, я ни на чьей стороне. Я только сожалею о несчастье, которое принес тебе и, возможно, еще принесу из-за того, что не могу ничего объяснить. А сейчас мы едем за город. Так что давай постараемся забыть обо всем остальном.
Им действительно удалось обо всем забыть. Когда они пересекли Воксхоллский мост, железный и сравнительно новый, суррейский берег реки предстал их глазам во всей своей осенней красоте. В Воксхолл-Гарденз царило затишье: пусты были аллеи, площадка для оркестра, никого не было у двух статуй Аполлона и одной (странная компания!) — Генделя.
Однако приятнее было побыть наедине. Карета выехала на поляну, окруженную деревьями. За деревьями мелькали очертания изящной беломраморной беседки со статуей внутри. Так как построена беседка была в греческом стиле, статую, вероятнее всего, назвали Афродита.
На поляне Роберт развернул лошадей, намотал поводья на рукоятку хлыста, спрыгнул на землю и произнес небольшую речь. Насколько он понимает, заявил кучер, он не понадобится госпоже часик-другой. У входа в Воксхолл-Гарденз имеется пивная «Собака и гриф». Так не позволено ли будет ему отлучиться ненадолго?
Флора в столь же пышных выражениях даровала ему свое согласие. И Роберт не мешкая удалился.
— А сейчас, сэр, — заявила Флора, напустив на себя притворно-жеманный вид, хотя сердце ее сжимала тревога, — будьте так добры, расскажите о том, о чем вы намекали весь день. Неужели ты хочешь свести меня с ума? Я… Что случилось?
Чевиот смотрел на небо.
— Время, — проговорил он, не думая. — Должно быть, давно перевалило за полдень. Позже, чем я думал!
Проще было бы посмотреть на часы. Однако Чевиот не осмеливался.
— Время?! — возмущенно переспросила Флора. — Какое оно имеет значение?
— Да нет, нет, вовсе не то! Разве что…
— Хочешь есть или пить? — спросила Флора, высокомерно постукивая носком ботинка по корзине. — Здесь всего много, раз ты находишь мое общество таким утомительным!
— Прекрати! Не сейчас…
— Ах, понимаю! Но вчера ночью, или, скорее, сегодня утром, было так… так…
— Да, — ответил он с таким же жаром. — Все было прекрасно и замечательно. Я повторяю: прекрасно и замечательно! Вот почему я должен задать тебе вопрос: Флора, мы с тобой когда-нибудь были женаты?
— Женаты?!
— Да. Я не шучу.
— Ничего себе! Ну и вопрос! Если… если и были, — вскричала Флора, — то я, должно быть, приносила обеты у алтаря во сне! И потом, ты… ни разу не просил меня выйти за тебя!
— Ты уверена? Тебе самой никогда не казалось, что мы женаты? А вот у меня возникло такое чувство. Когда я утром крался по лестнице вниз и вышел, никого не разбудив, то подумал…
— Меня удивило, — перебила она, — как тебе удалось не разбудить меня. Я всегда просыпаюсь, когда ты уходишь. Я протянула руку, но тебя рядом не оказалось. Ужас! Мне показалось, что ты ушел навсегда…
— Флора, остановись! Не говори ничего… сейчас не надо!
Он опустил голову и увидел зеленый бювар. Но он не думал о нем. Деревья с еще не облетевшими листьями — желтыми и красными — тихо шептались на ветру вокруг греческой беседки.
— Нет, — Чевиот озадаченно покачал головой, — не может быть! Ты заключена в этом веке и всегда жила в нем. А я…
— Что?
— Слушай! Всего три ночи назад я обещал рассказать тебе все. Я должен так поступить, но ты все равно мне не поверишь. Как тогда, у леди Корк, ты отпрянешь от меня и решишь, что я сошел с ума или напился, хотя глаза у меня ясные, а язык не заплетается…
— Не поверю?
— И все же я должен сказать, — упрямо повторил он, как будто не слышал ее. — Бывают сны и предчувствия — может, они живут в душе. Я думаю, Флора, скоро нас с тобой разлучат.
— Нет!
Она бросилась в его объятия, но не как пылкая любовница. Они разговаривали шепотом, словно отчаянно и тихо ссорились.
— Но что может нас разлучить? Ты хочешь сказать… смерть?
— Нет, любовь моя. Не смерть. Но… да, нечто в таком роде.
Флора протестующе вскрикнула. Чевиот еще крепче прижал ее к груди, и между ними разыгралась одна из бесконечных, болезненных сцен, в которой каждая сторона не правильно истолковывает слова другого; ссора никак не могла прекратиться. Флора утверждала, что он, по его словам, умрет; он возражал, что ничего подобного не говорил. Ссора все длилась и длилась, а тени удлинялись, и росла тоска.
— Тогда будь добр, объясни, что ты имел в виду! — всхлипывала Флора.
— Я стараюсь. Вскоре настанет час, который окажется часом победы и ликования, но всесильное время все изменит — и все растворится. Все! Как там говорится — «бестелесный образ»? Впрочем, не важно! О, как мне будет тяжело!
— Не понимаю! Не понимаю!
— Я видел сон…
— Ах, сон! Всем известно, что сны сбываются наоборот.
— Когда-нибудь сны станут истолковывать по-иному. Нет, возможно, мне не стоило называть то, что я видел, сном. — Он перевел дух. — Отлично! Лучше тебе знать правду. Когда ты однажды сказала, что я кажусь человеком из другого мира, ты была близка к истине. Я действительно…
— Миледи! Сэр!
Ушедшие в собственный мир, они не услышали громкого покашливания, которое, видимо, продолжалось уже достаточно долго. Когда кучер Роберт решил, что вот-вот задохнется от собственной тактичности, он тихонько позвал их.
Флора и Чевиот очнулись и подняли головы. Словно пробудившись ото сна, Чевиот заморгал и оглянулся. Стемнело. Тени стали такими густыми, что он с трудом различил очертания Роберта с фонарем.
Стало сыро; поднялся туман. Греческая беседка смутно белела в отдалении.
— Простите, миледи, — произнес Роберт, — но я решил, не пора ли возвращаться. Сейчас двадцать пять минут шестого.
Рука Чевиота метнулась к жилетному карману.
— Шестого?!
— Да, сэр. И даже больше. В двадцать пять шестого я вышел из «Собаки и грифа», а оттуда еще дойти надо.
Тут они услышали цоканье копыт на дороге. Лошади мчались галопом. Они быстро приближались. Чевиот решил, что всадников должно быть трое. Раскачивающийся фонарь в руке первого всадника высветил зеленовато-желтую листву.
Значит, Хогбен все же приехал. Двое других, должно быть, лейтенант Уэнтуорт и Фредди Деббит. Но Хогбен мог послать кого-то вместо себя…
— Роберт, — попросил Чевиот, — прошу вас, садитесь на козлы и как можно скорее везите леди Дрейтон домой.
Первый всадник выехал на поляну; другие следовали за ним. Лошади были в мыле; они бешено раздували ноздри. Когда первый всадник поднял фонарь, Чевиот замер в изумлении.
Хотя третьим всадником и вправду был лейтенант Уэнтуорт, вторым оказался сержант Балмер, а первым — инспектор Сигрейв. На его воротничке блеснул серебряный галун.
— Сэр, — прохрипел Сигрейв, опуская фонарь, — можно попросить вашего кучера гнать побыстрее?
— Что случилось? — спросил Чевиот. — И почему вы здесь? Я ожидал увидеть капитана Хогбена. У меня с ним… встреча в пять часов.
Сигрейв и Балмер переглянулись.
— Так вот оно что!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28