— Вы написали мне записку, я ответил, и вы написали снова. Поэтому я здесь.
— Пожалуйста, задержитесь. Вы можете мне понадобиться.
Даруэнт понес Долли наверх. Мистер Роли пятился задом впереди него, чтобы в случае чего подхватить девушку. Даруэнт двигался медленно и осторожно, стараясь, чтобы ноги Долли не задевали портреты.
Хотя он пытался ни о чем не думать, его мысли невольно цеплялись к мелочам, и при виде безвкусного желто-голубого одеяния Долли ему пришло в голову, что женщины наряжаются либо ради собственного тщеславия, либо чтобы вызвать зависть у других женщин. Ибо возлюбленная выглядит прекрасной даже в дерюжном мешке, в то время как другую не украсят все изумруды Савы.
Поднявшись на второй этаж, где напольные часы били четверть первого, Даруэнт отнес Долли в Янтарную комнату, положил на кровать и укрыл ее шелковым одеялом. Потом шагнул назад, не зная, что делать дальше, и увидел рядом мистера и миссис Роли.
— Дик, — начал Огастес Роли своим глубоким голосом, — если бы вы могли догадаться, что тяготит мою совесть...
— О, замолчи! — прервала его жена. — Мы оба легли спать, Дик. Но Долли — своевольная девушка. Она встала с постели. И, Дик... — Миссис Роли колебалась; муслиновый капор дрожал вместе с ее шеей. — Вы не должны винить леди Даруэнт. Она...
Даруэнт свирепо повернулся к ней:
— Вы обяжете меня, не упоминая имя моей так называемой жены!
— Дик!
— Я неясно выразился?
Миссис Роли беспомощно опустила руки, ее шея снова задрожала вместе с кружевным капором. В комнате горела тусклая лампа. Полные слез глаза Эммы Роли устремились к кровати, где лежала и стонала Долли.
— Она умирает, Дик. Я слишком часто видела такое.
— Да.
— Тогда вам следует знать то, что Долли должна была рассказать вам. Когда она была вдали от вас два месяца и не навещала вас в тюрьме, вы думали, что она проводит время с каким-то мужчиной? Видит бог, лучше бы это было так! — Миссис Роли вцепилась ему в рукав. — Долли пила, Дик. Ее родители — жалкие пьянчуги, живущие в грязном переулке возле Бред-стрит. Помните, Дик? Она как раз узнала, что ее никогда не возьмут в труппу, даже на роль леди Макдуф. А в довершение всего вас отправили в тюрьму. Девочке не хватило силы воли вынести это. Она вернулась домой и накачивала себя джином, пока не приплелась к нам. Разве вы не помните, как странно говорил о ней мистер Малберри? И как хирург намекнул вам (или мистер Малберри сказал, что он это сделал), что она, должно быть, пьет много вина? Мы очень любим ее, Дик, но...
Губы Даруэнта растянулись в жуткой усмешке.
— И в этом состоит ее ужасное преступление? — с горечью спросил он.
— Дик, бедняжка не в состоянии смотреть в лицо нашей жалкой жизни...
— Ну и что? Я месяцами пьянствовал вместе с тремя оксфордскими преподавателями, продолжая с грехом пополам вести занятия и проклиная весь мир, что не оставило ни единого пятна на нашей респектабельности.
— Но это совсем другое дело!
— Почему?
— Позвольте мне объяснить, — вмешался Огастес Роли.
Шагнув вперед, он обнял за плечи плачущую жену с достоинством, которое на сей раз нисколько не отдавало театром. Его глаза светились искренней болью.
— Милорд, — официальным тоном продолжал мистер Роли, — я должен сообщить вам еще кое-что. У меня нет никаких доказательств, но я уверен, что Долли поднялась с постели, надела платье и стала играть на клавесине с определенной целью.
— С какой?
— Чтобы ускорить конец своей многострадальной жизни.
— Вы рехнулись!
— Неужели вы забыли, как странно она выглядела, когда вы говорили с ней сегодня в этой комнате?
— Да, Долли изменилась, но она была больна!
— Нет, друг мой. Она считала, что изменились вы. Ведь вы больше не были Диком из Ковент-Гардена, который веселился и развлекался вместе с ней и которого она так любила. Вы стали милордом маркизом Даруэнтом, обладателем земель и денег, возвышающимся над ней, как солнце над камешками на берегу. Долли боялась вас. Она чувствовала, что недостаточно для вас хороша.
Лицо Даруэнта побелело, как сальная свеча. Огастес Роли заговорил вновь, отбросив чопорность:
— Нет, Дик, вы не изменились. Но изменился весь мир, и вы не можете сражаться против него. Долли тоже изменилась — она ощущала себя всего лишь пьянчужкой с Бред-стрит, едва ли подходящей для...
— Вы лжете! — прервал его Даруэнт. — Не будь вы моим другом, я бы свернул вашу тощую шею! Я слишком хорошо знаю Долли... — Он перевел дыхание. — Если вы не возьмете назад свои слова, я прикончу вас, даже если меня за это повесят!
Огастес Роли молча склонил лысую голову. Он уже не казался воплощением силы духа, а был всего лишь мягким и эксцентричным пожилым человеком, который, по его же словам, не сумел ничего сберечь из своего жалованья к тому времени, как ему пришлось покинуть «Друри-Лейн».
— Если вы настаиваете, Дик, я беру свои слова назад. А вот кого следует винить за происшедшее здесь этой ночью...
Даруэнт пришел в себя.
— Простите меня. — Он смущенно похлопал мистера Роли по плечу. — Винить некого, кроме меня и... той женщины внизу... — Его голос дрогнул. — А теперь, ради нашей дружбы, уходите и оставьте меня наедине с Долли.
— Да, Дик.
Дверь за ними закрылась.
В прохладной комнате с темно-желтыми занавесями стало еще холоднее. Тающий лед проливался из серебряных ведерок на крышки столиков и на пол с унылыми монотонными всплесками.
Губы Долли шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать. Даруэнт подошел к ней и взял ее за руку, но не услышал ни слова.
Он недолго пробыл наедине с Долли. Спустя минуту в дверь протиснулась дородная фигура мистера Херфорда. Впоследствии Даруэнт не мог припомнить, чтобы они обменялись хотя бы четырьмя фразами.
Хирург не произнес ни слова упрека и не тратил времени зря. Положив шляпу и саквояж у кровати, он начал осматривать больную.
Даруэнт мерил шагами комнату. Опустив руки в серебряное ведерко, он плеснул себе в лицо ледяной водой и, выпрямившись, почувствовал головокружение. Им овладела усталость, и Даруэнт спрашивал себя, хватит ли ему сил для последней смертельной схватки сегодняшней ночью. Но эти мысли исчезли, когда он вернулся к кровати.
Мистер Херфорд, сняв с Долли платье при помощи ножа, как и ранее Таунсенд, снова накрыл ее шелковым одеялом, оставив сверху только обнаженную руку. Одной рукой он щупал пульс, а другой держал золотые часы с открытой крышкой.
«Есть хоть какая-нибудь надежда?» — взглядом спросил Даруэнт.
«Никакой», — ответили ему глаза хирурга.
Вскоре мистер Херфорд защелкнул крышку часов. Конец еще не наступил. Хирург сидел на краю кровати, а Даруэнт стоял рядом с ним.
Казалось, Долли едва ощущает боль. Когда аппендикс лопнул, она напряглась под одеялом и через двадцать минут испустила дух.
Поднявшись, мистер Херфорд осторожно накрыл шелковым одеялом ее руку и лицо. Подобрав с пола саквояж и сунув шляпу под мышку, он посмотрел на Даруэнта, задавая безмолвный вопрос, прислать ли кого-нибудь наверх. Даруэнт молча покачал головой.
— Моя карета, — заговорил хирург, — прибыла сюда почти одновременно с вашим лордством. Но я оставался внизу, чтобы расспросить кое-кого. — Он сделал паузу. — Очень сожалею...
— Вы сделали все, что могли.
Мистер Херфорд поклонился. Даруэнт пожал ему руку, и хирург вышел, закрыв за собой дверь.
Некоторое время Даруэнт стоял, уставясь в пол, потом снова подошел к кровати между двумя окнами. Он думал о том, снять ли покрывало с Долли, чтобы последний раз взглянуть на нее, когда с площади донеслись звуки шарманки. Кто-то, будучи не в состоянии заснуть после недавних беспорядков, играл незатейливую мелодию.
Поверь, если юные чары твои,
Которые я созерцаю...
Круто повернувшись, Даруэнт взмахнул кулаком, намереваясь опустить его на один из резных столбиков кровати. К счастью, он промахнулся — для последней дуэли ему требовалась крепкая правая рука.
Рассеются завтра в туманной дали,
Как сказочный дар исчезает...
Так как его никто не видел, Даруэнт бросил взгляд на неподвижное тело Долли и прижал руки к глазам.
Ты все еще будешь как прежде любим.
Пускай красота потускнеет...
Он пытался закрыть внутренний слух для воображаемых слов песни, но, шагнув в центр комнаты, понял, что не в состоянии это сделать. Знал ли Томас Мур, автор текста, что эта жалкая мелодия может причинять боль, как глубокая рана, и звучать как голос совести? Несомненно, его сентиментальная душа была бы удовлетворена.
Желанья души вокруг счастья руин
Листочками зазеленеют.
Музыка наконец смолкла.
Разум Даруэнта не был затуманен — напротив, он был ясен, как никогда, различая с ужасающей четкостью, где правда, а где ложь.
Кэролайн абсолютно права. Он никогда не был влюблен в Долли, а просто превратил ее в нимфу, которая обитала в Аркадии, изготовленной из закопченного сажей Ковент-Гардена, Пантеона на Оксфорд-стрит и китайских фонариков среди деревьев Воксхолла.
Это было горше всего. Ему следовало влюбиться в Долли, но он предпочел голубоглазую Цирцею с каштановыми локонами, внешне страстную и соблазнительную, а в душе холодную, как гинеи, которым она поклонялась. Когда пришло время, Кэролайн обошлась с Долли так же безжалостно, как обошлась с ним в Ньюгейте.
Может ли он вырвать из сердца эту любовь? Вероятно, нет. Но Кэролайн обожает деньги, и с ней удастся договориться.
Даруэнт вернулся к кровати и, не поднимая покрывала, прижался щекой к щеке Долли.
— До свидания, дорогая, — прошептал он. — Надеюсь, я еще до утра присоединюсь к тебе.
У двери послышался деликатный кашель.
— Прошу прощения, ваше лордство. — Элфред глядел в сторону. — Я взял на себя смелость...
— Вы поступили правильно, — прервал его Даруэнт, отойдя от кровати. — Возможно, я покину Лондон надолго, если не навсегда. — Внезапно ему в голову пришла новая идея. — Вероятно, я куплю себе офицерский патент. Кажется, вы служили в армии. Не хотели бы вы сопровождать меня в качестве моего денщика?
Элфред опустил напудренную голову:
— Наверное, вы не знаете, милорд, но некоторые из нас готовы последовать за вами даже в ад.
В молчании они смотрели в глаза друг другу.
— Да, я этого не знал, — отозвался наконец Даруэнт, — но тем не менее очень вам благодарен.
— Милорд, — с трудом вымолвил Элфред, — позвольте сказать, как мужчина мужчине... Ее милость... она не...
Подняв на него взгляд, слуга увидел, что в лице Даруэнта нет ничего человеческого, как у одного из монстров, созданных пером Джонатана Свифта.
— Идите вниз, — велел Даруэнт, словно не слыша лакея. — Я спущусь следом. Вскоре я ожидаю визитера, и мне нужно устроить кое-какие дела.
— Хорошо, милорд.
Как только Элфред удалился, Даруэнт снова плеснул ледяную воду на лицо и на голову. Вода стекала вниз, на одежду. Он давно потерял накидку и шляпу, а воротник и галстук оторвались во время беспорядков. Даруэнт попытался скрыть это воротником и отворотами темного сюртука.
Когда он вышел на площадку, напольные часы показывали без десяти час. В нижнем холле Элфред и Томас дежурили у двери в ярко освещенную столовую, откуда доносились голоса.
Таунсенд и Джемми Флетчер, похоже, пребывали в бодром настроении.
— Черт возьми, Кэролайн! — послышался высокий голос Джемми. — Неужели вы были в коляске, которая перевернулась?
— Боюсь, что да, — отозвалась она. Ее голос звучал испуганно и неуверенно.
Даруэнта интересовало, чего ради ей притворяться теперь?
— Самое интересное, — захихикал Джемми, — что карета, которая столкнулась с вашей коляской, принадлежала Принни!
— Его королевскому высочеству, — строго поправил Таунсенд. — Если принц удостаивает вас своей дружбой...
— Льщу себя надеждой, — прервал Джемми. — Так вот, Принни давал ужин в Карлтон-Хаус. Жаль, что меня туда не пригласили. Они вовсю налегали на пунш в Золотой комнате, когда кто-то сообщил, будто принцесса Шарлотта в опасности из-за беспорядков в Королевском театре.
— Но беспорядки действительно были!
— Спокойно, приятель. Принни души не чает в дочке. Он вскочил из-за стола, для начала блеванул в цветочный горшок, а потом осведомился, не желает ли кто-нибудь из джентльменов спасти его дитя. Какой-то придурок из новичков тут же вызвался и понесся к театру в карете Принни, хотя лейб-гвардейцы уже полтора часа назад доставили бедняжку в Карлтон-Хаус. Разве не забавно? Я еще никогда в жизни...
Джемми оборвал себя на полуслове, поскольку в столовую вошел Даруэнт.
Кэролайн при виде его отвернулась. На лице Таунсенда отразилось почтение. Джемми, сбросив накидку, стоял под люстрой, одетый с иголочки — от гофрированной рубашки до бриллиантовых пряжек на коленях.
— Мистер Таунсенд, — с улыбкой заговорил Даруэнт.
Напряжение слегка ослабело.
— Милорд, — отозвался Таунсенд с низким поклоном.
— Боюсь, — вежливо продолжал Даруэнт, — я допустил прискорбную ошибку, пытаясь захватить нашего кучера в одиночку и не позвав на помощь смышленых ребят с Боу-стрит.
— Безусловно, милорд, — подтвердил раннер. — Я скажу это самому королю Георгу, благослови его Бог!
— Тем не менее я теперь знаю, кто такой этот кучер.
Джемми Флетчер выпучил глаза и подбежал к Даруэнту.
— Вы знаете, кто он?
— Да.
— Тогда говорите скорее! Кто такой кучер?
Даруэнт спокойно посмотрел на него:
— Вы, Джемми. — Его правая рука внезапно метнулась вперед, схватив Джемми за галстук. — И сейчас, приятель, вам предстоит ответить за все.
Глава 21Не тот убийца
— Я? — воскликнул Джемми. Казалось, его голубые глаза вот-вот выскочат из орбит. — Жалкий мотылек и есть загадочный кучер?
— Да, Джемми. Хотите, я докажу?
Когда Даруэнт произносил эти пять слов, перед его мысленным взором предстали два лица.
Он видел лицо Фрэнка Орфорда, холодное, высокомерное, с длинным носом, — Фрэнка, который надкусывал монету, проверяя ее подлинность, и отправлял бедняг в Ньюгейт и Флит из-за пяти фунтов, Фрэнка, что сидел за письменным столом в исчезнувшей комнате, пригвожденный рапирой к стулу.
Даруэнт видел лицо Джемми, сидящего вчера вечером на полосатом диване наверху и уговаривающего его драться с Бакстоуном на пистолетах. Видел злобу, на миг скривившую его рот, видел его взгляд на рассвете, когда Джемми осознал, что Бакстоун может потерпеть поражение.
— Этот парень спятил! — обратился Джемми к Кэролайн. — Как он может подозревать меня?
— Я не подозревал вас, Джемми. До прошлой ночи. А потом попытался сложить два и два. Моя жена, мистер Таунсенд и эти двое слуг будут вашим судом присяжных.
Джемми с усилием освободил свой галстук. Так как дверной проем блокировали высокие фигуры Элфреда и Томаса, выражение лиц которых не отличалось дружелюбием, он попятился к камину.
— Прежде всего, — продолжал Даруэнт, — я был никому не известным учителем фехтования, судимым под именем Дика Даруэнта. Никто, кроме родственников Фрэнка Орфорда, не уделял особого внимания этому процессу. Откуда же вы так много узнали обо мне потом, Джемми? До последнего момента перед казнью очень немногие знали мое имя и причину отсрочки исполнения приговора. А затем дело постарались замять, и даже сплетни быстро прекратились. Каким же образом вы выяснили, что я нахожусь в государственном секторе Ньюгейта, посетили меня там? Насколько мне известно, ваш визит озадачил многих знатных леди. Конечно, как мне говорила моя жена... — Даруэнт бросил взгляд на Кэролайн, — вы присутствовали, якобы мертвецки пьяным, на завтраке с шампанским по случаю моего повешения. Возможно, вы были не таким пьяным, каким казались. Вы могли слышать, как надзиратель по прозвищу Красноносый сообщил, что я пэр Англии по фамилии Даруэнт. Это означало автоматический перевод в государственный сектор до суда лордов. Книга пэров Берка могла легко сообщить вам мой титул.
Но настоящие тайны начались вечером 5 мая, когда вы везли меня, потерявшего сознание, в голубой карете и когда вы убили вашего партнера, Фрэнка Орфорда.
— Я не убивал Фрэнка! — завопил Джемми, причем его голос звучал вполне искренне. — Слово джентльмена!
Даруэнт не обратил на него внимания. Таунсенд злорадно потирал руки.
— Вы привезли меня в голубой карете в Кинсмир-Хаус в Букингемшире, — спокойно продолжал Даруэнт. — Как я говорил мистеру Малберри и падре, мне казалось, что меня вытащили из кареты двое, но, вероятно, я ошибся. Вы были в одиночестве, Джемми. Тиллотсон Луис прямо сказал мне, что вы сильны как бык, и я должен был заметить это раньше.
Но вот где загадка! Вы не сомневались, что похитили Тиллотсона Луиса. Но когда я обнаружил тело Фрэнка, вы снова ударили меня по голове. Одного взгляда при хорошем освещении вам было достаточно, чтобы понять — я не Луис. — Даруэнт передохнул. — Однако, Джемми, каким образом вы выяснили, что я никому не ведомый Дик Даруэнт из Ковент-Гардена? Как могли вы придумать изобретательный план доставить оба тела на Гартер-Лейн и выбросить их из кареты возле моей фехтовальной школы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Пожалуйста, задержитесь. Вы можете мне понадобиться.
Даруэнт понес Долли наверх. Мистер Роли пятился задом впереди него, чтобы в случае чего подхватить девушку. Даруэнт двигался медленно и осторожно, стараясь, чтобы ноги Долли не задевали портреты.
Хотя он пытался ни о чем не думать, его мысли невольно цеплялись к мелочам, и при виде безвкусного желто-голубого одеяния Долли ему пришло в голову, что женщины наряжаются либо ради собственного тщеславия, либо чтобы вызвать зависть у других женщин. Ибо возлюбленная выглядит прекрасной даже в дерюжном мешке, в то время как другую не украсят все изумруды Савы.
Поднявшись на второй этаж, где напольные часы били четверть первого, Даруэнт отнес Долли в Янтарную комнату, положил на кровать и укрыл ее шелковым одеялом. Потом шагнул назад, не зная, что делать дальше, и увидел рядом мистера и миссис Роли.
— Дик, — начал Огастес Роли своим глубоким голосом, — если бы вы могли догадаться, что тяготит мою совесть...
— О, замолчи! — прервала его жена. — Мы оба легли спать, Дик. Но Долли — своевольная девушка. Она встала с постели. И, Дик... — Миссис Роли колебалась; муслиновый капор дрожал вместе с ее шеей. — Вы не должны винить леди Даруэнт. Она...
Даруэнт свирепо повернулся к ней:
— Вы обяжете меня, не упоминая имя моей так называемой жены!
— Дик!
— Я неясно выразился?
Миссис Роли беспомощно опустила руки, ее шея снова задрожала вместе с кружевным капором. В комнате горела тусклая лампа. Полные слез глаза Эммы Роли устремились к кровати, где лежала и стонала Долли.
— Она умирает, Дик. Я слишком часто видела такое.
— Да.
— Тогда вам следует знать то, что Долли должна была рассказать вам. Когда она была вдали от вас два месяца и не навещала вас в тюрьме, вы думали, что она проводит время с каким-то мужчиной? Видит бог, лучше бы это было так! — Миссис Роли вцепилась ему в рукав. — Долли пила, Дик. Ее родители — жалкие пьянчуги, живущие в грязном переулке возле Бред-стрит. Помните, Дик? Она как раз узнала, что ее никогда не возьмут в труппу, даже на роль леди Макдуф. А в довершение всего вас отправили в тюрьму. Девочке не хватило силы воли вынести это. Она вернулась домой и накачивала себя джином, пока не приплелась к нам. Разве вы не помните, как странно говорил о ней мистер Малберри? И как хирург намекнул вам (или мистер Малберри сказал, что он это сделал), что она, должно быть, пьет много вина? Мы очень любим ее, Дик, но...
Губы Даруэнта растянулись в жуткой усмешке.
— И в этом состоит ее ужасное преступление? — с горечью спросил он.
— Дик, бедняжка не в состоянии смотреть в лицо нашей жалкой жизни...
— Ну и что? Я месяцами пьянствовал вместе с тремя оксфордскими преподавателями, продолжая с грехом пополам вести занятия и проклиная весь мир, что не оставило ни единого пятна на нашей респектабельности.
— Но это совсем другое дело!
— Почему?
— Позвольте мне объяснить, — вмешался Огастес Роли.
Шагнув вперед, он обнял за плечи плачущую жену с достоинством, которое на сей раз нисколько не отдавало театром. Его глаза светились искренней болью.
— Милорд, — официальным тоном продолжал мистер Роли, — я должен сообщить вам еще кое-что. У меня нет никаких доказательств, но я уверен, что Долли поднялась с постели, надела платье и стала играть на клавесине с определенной целью.
— С какой?
— Чтобы ускорить конец своей многострадальной жизни.
— Вы рехнулись!
— Неужели вы забыли, как странно она выглядела, когда вы говорили с ней сегодня в этой комнате?
— Да, Долли изменилась, но она была больна!
— Нет, друг мой. Она считала, что изменились вы. Ведь вы больше не были Диком из Ковент-Гардена, который веселился и развлекался вместе с ней и которого она так любила. Вы стали милордом маркизом Даруэнтом, обладателем земель и денег, возвышающимся над ней, как солнце над камешками на берегу. Долли боялась вас. Она чувствовала, что недостаточно для вас хороша.
Лицо Даруэнта побелело, как сальная свеча. Огастес Роли заговорил вновь, отбросив чопорность:
— Нет, Дик, вы не изменились. Но изменился весь мир, и вы не можете сражаться против него. Долли тоже изменилась — она ощущала себя всего лишь пьянчужкой с Бред-стрит, едва ли подходящей для...
— Вы лжете! — прервал его Даруэнт. — Не будь вы моим другом, я бы свернул вашу тощую шею! Я слишком хорошо знаю Долли... — Он перевел дыхание. — Если вы не возьмете назад свои слова, я прикончу вас, даже если меня за это повесят!
Огастес Роли молча склонил лысую голову. Он уже не казался воплощением силы духа, а был всего лишь мягким и эксцентричным пожилым человеком, который, по его же словам, не сумел ничего сберечь из своего жалованья к тому времени, как ему пришлось покинуть «Друри-Лейн».
— Если вы настаиваете, Дик, я беру свои слова назад. А вот кого следует винить за происшедшее здесь этой ночью...
Даруэнт пришел в себя.
— Простите меня. — Он смущенно похлопал мистера Роли по плечу. — Винить некого, кроме меня и... той женщины внизу... — Его голос дрогнул. — А теперь, ради нашей дружбы, уходите и оставьте меня наедине с Долли.
— Да, Дик.
Дверь за ними закрылась.
В прохладной комнате с темно-желтыми занавесями стало еще холоднее. Тающий лед проливался из серебряных ведерок на крышки столиков и на пол с унылыми монотонными всплесками.
Губы Долли шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать. Даруэнт подошел к ней и взял ее за руку, но не услышал ни слова.
Он недолго пробыл наедине с Долли. Спустя минуту в дверь протиснулась дородная фигура мистера Херфорда. Впоследствии Даруэнт не мог припомнить, чтобы они обменялись хотя бы четырьмя фразами.
Хирург не произнес ни слова упрека и не тратил времени зря. Положив шляпу и саквояж у кровати, он начал осматривать больную.
Даруэнт мерил шагами комнату. Опустив руки в серебряное ведерко, он плеснул себе в лицо ледяной водой и, выпрямившись, почувствовал головокружение. Им овладела усталость, и Даруэнт спрашивал себя, хватит ли ему сил для последней смертельной схватки сегодняшней ночью. Но эти мысли исчезли, когда он вернулся к кровати.
Мистер Херфорд, сняв с Долли платье при помощи ножа, как и ранее Таунсенд, снова накрыл ее шелковым одеялом, оставив сверху только обнаженную руку. Одной рукой он щупал пульс, а другой держал золотые часы с открытой крышкой.
«Есть хоть какая-нибудь надежда?» — взглядом спросил Даруэнт.
«Никакой», — ответили ему глаза хирурга.
Вскоре мистер Херфорд защелкнул крышку часов. Конец еще не наступил. Хирург сидел на краю кровати, а Даруэнт стоял рядом с ним.
Казалось, Долли едва ощущает боль. Когда аппендикс лопнул, она напряглась под одеялом и через двадцать минут испустила дух.
Поднявшись, мистер Херфорд осторожно накрыл шелковым одеялом ее руку и лицо. Подобрав с пола саквояж и сунув шляпу под мышку, он посмотрел на Даруэнта, задавая безмолвный вопрос, прислать ли кого-нибудь наверх. Даруэнт молча покачал головой.
— Моя карета, — заговорил хирург, — прибыла сюда почти одновременно с вашим лордством. Но я оставался внизу, чтобы расспросить кое-кого. — Он сделал паузу. — Очень сожалею...
— Вы сделали все, что могли.
Мистер Херфорд поклонился. Даруэнт пожал ему руку, и хирург вышел, закрыв за собой дверь.
Некоторое время Даруэнт стоял, уставясь в пол, потом снова подошел к кровати между двумя окнами. Он думал о том, снять ли покрывало с Долли, чтобы последний раз взглянуть на нее, когда с площади донеслись звуки шарманки. Кто-то, будучи не в состоянии заснуть после недавних беспорядков, играл незатейливую мелодию.
Поверь, если юные чары твои,
Которые я созерцаю...
Круто повернувшись, Даруэнт взмахнул кулаком, намереваясь опустить его на один из резных столбиков кровати. К счастью, он промахнулся — для последней дуэли ему требовалась крепкая правая рука.
Рассеются завтра в туманной дали,
Как сказочный дар исчезает...
Так как его никто не видел, Даруэнт бросил взгляд на неподвижное тело Долли и прижал руки к глазам.
Ты все еще будешь как прежде любим.
Пускай красота потускнеет...
Он пытался закрыть внутренний слух для воображаемых слов песни, но, шагнув в центр комнаты, понял, что не в состоянии это сделать. Знал ли Томас Мур, автор текста, что эта жалкая мелодия может причинять боль, как глубокая рана, и звучать как голос совести? Несомненно, его сентиментальная душа была бы удовлетворена.
Желанья души вокруг счастья руин
Листочками зазеленеют.
Музыка наконец смолкла.
Разум Даруэнта не был затуманен — напротив, он был ясен, как никогда, различая с ужасающей четкостью, где правда, а где ложь.
Кэролайн абсолютно права. Он никогда не был влюблен в Долли, а просто превратил ее в нимфу, которая обитала в Аркадии, изготовленной из закопченного сажей Ковент-Гардена, Пантеона на Оксфорд-стрит и китайских фонариков среди деревьев Воксхолла.
Это было горше всего. Ему следовало влюбиться в Долли, но он предпочел голубоглазую Цирцею с каштановыми локонами, внешне страстную и соблазнительную, а в душе холодную, как гинеи, которым она поклонялась. Когда пришло время, Кэролайн обошлась с Долли так же безжалостно, как обошлась с ним в Ньюгейте.
Может ли он вырвать из сердца эту любовь? Вероятно, нет. Но Кэролайн обожает деньги, и с ней удастся договориться.
Даруэнт вернулся к кровати и, не поднимая покрывала, прижался щекой к щеке Долли.
— До свидания, дорогая, — прошептал он. — Надеюсь, я еще до утра присоединюсь к тебе.
У двери послышался деликатный кашель.
— Прошу прощения, ваше лордство. — Элфред глядел в сторону. — Я взял на себя смелость...
— Вы поступили правильно, — прервал его Даруэнт, отойдя от кровати. — Возможно, я покину Лондон надолго, если не навсегда. — Внезапно ему в голову пришла новая идея. — Вероятно, я куплю себе офицерский патент. Кажется, вы служили в армии. Не хотели бы вы сопровождать меня в качестве моего денщика?
Элфред опустил напудренную голову:
— Наверное, вы не знаете, милорд, но некоторые из нас готовы последовать за вами даже в ад.
В молчании они смотрели в глаза друг другу.
— Да, я этого не знал, — отозвался наконец Даруэнт, — но тем не менее очень вам благодарен.
— Милорд, — с трудом вымолвил Элфред, — позвольте сказать, как мужчина мужчине... Ее милость... она не...
Подняв на него взгляд, слуга увидел, что в лице Даруэнта нет ничего человеческого, как у одного из монстров, созданных пером Джонатана Свифта.
— Идите вниз, — велел Даруэнт, словно не слыша лакея. — Я спущусь следом. Вскоре я ожидаю визитера, и мне нужно устроить кое-какие дела.
— Хорошо, милорд.
Как только Элфред удалился, Даруэнт снова плеснул ледяную воду на лицо и на голову. Вода стекала вниз, на одежду. Он давно потерял накидку и шляпу, а воротник и галстук оторвались во время беспорядков. Даруэнт попытался скрыть это воротником и отворотами темного сюртука.
Когда он вышел на площадку, напольные часы показывали без десяти час. В нижнем холле Элфред и Томас дежурили у двери в ярко освещенную столовую, откуда доносились голоса.
Таунсенд и Джемми Флетчер, похоже, пребывали в бодром настроении.
— Черт возьми, Кэролайн! — послышался высокий голос Джемми. — Неужели вы были в коляске, которая перевернулась?
— Боюсь, что да, — отозвалась она. Ее голос звучал испуганно и неуверенно.
Даруэнта интересовало, чего ради ей притворяться теперь?
— Самое интересное, — захихикал Джемми, — что карета, которая столкнулась с вашей коляской, принадлежала Принни!
— Его королевскому высочеству, — строго поправил Таунсенд. — Если принц удостаивает вас своей дружбой...
— Льщу себя надеждой, — прервал Джемми. — Так вот, Принни давал ужин в Карлтон-Хаус. Жаль, что меня туда не пригласили. Они вовсю налегали на пунш в Золотой комнате, когда кто-то сообщил, будто принцесса Шарлотта в опасности из-за беспорядков в Королевском театре.
— Но беспорядки действительно были!
— Спокойно, приятель. Принни души не чает в дочке. Он вскочил из-за стола, для начала блеванул в цветочный горшок, а потом осведомился, не желает ли кто-нибудь из джентльменов спасти его дитя. Какой-то придурок из новичков тут же вызвался и понесся к театру в карете Принни, хотя лейб-гвардейцы уже полтора часа назад доставили бедняжку в Карлтон-Хаус. Разве не забавно? Я еще никогда в жизни...
Джемми оборвал себя на полуслове, поскольку в столовую вошел Даруэнт.
Кэролайн при виде его отвернулась. На лице Таунсенда отразилось почтение. Джемми, сбросив накидку, стоял под люстрой, одетый с иголочки — от гофрированной рубашки до бриллиантовых пряжек на коленях.
— Мистер Таунсенд, — с улыбкой заговорил Даруэнт.
Напряжение слегка ослабело.
— Милорд, — отозвался Таунсенд с низким поклоном.
— Боюсь, — вежливо продолжал Даруэнт, — я допустил прискорбную ошибку, пытаясь захватить нашего кучера в одиночку и не позвав на помощь смышленых ребят с Боу-стрит.
— Безусловно, милорд, — подтвердил раннер. — Я скажу это самому королю Георгу, благослови его Бог!
— Тем не менее я теперь знаю, кто такой этот кучер.
Джемми Флетчер выпучил глаза и подбежал к Даруэнту.
— Вы знаете, кто он?
— Да.
— Тогда говорите скорее! Кто такой кучер?
Даруэнт спокойно посмотрел на него:
— Вы, Джемми. — Его правая рука внезапно метнулась вперед, схватив Джемми за галстук. — И сейчас, приятель, вам предстоит ответить за все.
Глава 21Не тот убийца
— Я? — воскликнул Джемми. Казалось, его голубые глаза вот-вот выскочат из орбит. — Жалкий мотылек и есть загадочный кучер?
— Да, Джемми. Хотите, я докажу?
Когда Даруэнт произносил эти пять слов, перед его мысленным взором предстали два лица.
Он видел лицо Фрэнка Орфорда, холодное, высокомерное, с длинным носом, — Фрэнка, который надкусывал монету, проверяя ее подлинность, и отправлял бедняг в Ньюгейт и Флит из-за пяти фунтов, Фрэнка, что сидел за письменным столом в исчезнувшей комнате, пригвожденный рапирой к стулу.
Даруэнт видел лицо Джемми, сидящего вчера вечером на полосатом диване наверху и уговаривающего его драться с Бакстоуном на пистолетах. Видел злобу, на миг скривившую его рот, видел его взгляд на рассвете, когда Джемми осознал, что Бакстоун может потерпеть поражение.
— Этот парень спятил! — обратился Джемми к Кэролайн. — Как он может подозревать меня?
— Я не подозревал вас, Джемми. До прошлой ночи. А потом попытался сложить два и два. Моя жена, мистер Таунсенд и эти двое слуг будут вашим судом присяжных.
Джемми с усилием освободил свой галстук. Так как дверной проем блокировали высокие фигуры Элфреда и Томаса, выражение лиц которых не отличалось дружелюбием, он попятился к камину.
— Прежде всего, — продолжал Даруэнт, — я был никому не известным учителем фехтования, судимым под именем Дика Даруэнта. Никто, кроме родственников Фрэнка Орфорда, не уделял особого внимания этому процессу. Откуда же вы так много узнали обо мне потом, Джемми? До последнего момента перед казнью очень немногие знали мое имя и причину отсрочки исполнения приговора. А затем дело постарались замять, и даже сплетни быстро прекратились. Каким же образом вы выяснили, что я нахожусь в государственном секторе Ньюгейта, посетили меня там? Насколько мне известно, ваш визит озадачил многих знатных леди. Конечно, как мне говорила моя жена... — Даруэнт бросил взгляд на Кэролайн, — вы присутствовали, якобы мертвецки пьяным, на завтраке с шампанским по случаю моего повешения. Возможно, вы были не таким пьяным, каким казались. Вы могли слышать, как надзиратель по прозвищу Красноносый сообщил, что я пэр Англии по фамилии Даруэнт. Это означало автоматический перевод в государственный сектор до суда лордов. Книга пэров Берка могла легко сообщить вам мой титул.
Но настоящие тайны начались вечером 5 мая, когда вы везли меня, потерявшего сознание, в голубой карете и когда вы убили вашего партнера, Фрэнка Орфорда.
— Я не убивал Фрэнка! — завопил Джемми, причем его голос звучал вполне искренне. — Слово джентльмена!
Даруэнт не обратил на него внимания. Таунсенд злорадно потирал руки.
— Вы привезли меня в голубой карете в Кинсмир-Хаус в Букингемшире, — спокойно продолжал Даруэнт. — Как я говорил мистеру Малберри и падре, мне казалось, что меня вытащили из кареты двое, но, вероятно, я ошибся. Вы были в одиночестве, Джемми. Тиллотсон Луис прямо сказал мне, что вы сильны как бык, и я должен был заметить это раньше.
Но вот где загадка! Вы не сомневались, что похитили Тиллотсона Луиса. Но когда я обнаружил тело Фрэнка, вы снова ударили меня по голове. Одного взгляда при хорошем освещении вам было достаточно, чтобы понять — я не Луис. — Даруэнт передохнул. — Однако, Джемми, каким образом вы выяснили, что я никому не ведомый Дик Даруэнт из Ковент-Гардена? Как могли вы придумать изобретательный план доставить оба тела на Гартер-Лейн и выбросить их из кареты возле моей фехтовальной школы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27