У нас обоих имеется прошлое, которое мы вовсе не хотели бы сделать достоянием гласности. Но сейчас это вряд ли имеет значение. Продолжай свой рассказ.Тобиас выпрямился и загляделся на ночное небо.— Ад и проклятие, Лавиния, я даже не знаю, с чего начать.— Начни хотя бы с того, почему взял кольцо с тумбочки Фуллертона.— Ах, ты и это заметила? — слегка улыбнулся Тобиас. — Весьма наблюдательно. Ты делаешь большие успехи в освоении нового занятия. Я действительно взял проклятое кольцо.— Почему? Вы же не вор, сэр.Он сунул руку в карман, извлек кольцо и тяжело вздохнул.— Будь я даже склонен к воровству, ни за что не стянул бы подобное украшение по доброй воле. Я захватил его, поскольку был уверен, что оно оставлено именно мне.По спине Лавинии медленно прокатилась ледяная волна. Она подошла к тому месту, где стоял Тобиас, и стала рассматривать кольцо. Неширокая золотая лента была украшена миниатюрным гробиком. Тобиас кончиком пальца открыл крышку. Зловещий череп улыбался ей со своего ложа из скрещенных костей.— Кольцо «мементо мори», — кивнула она, слегка нахмурившись. — Такие были весьма популярны в прошлые времена, хотя мне никак не взять в толк, почему кто-то хотел носить на пальце постоянное напоминание о смерти.— Три года назад стареющая графиня, богатая вдова и два обеспеченных джентльмена погибли по причинам, казавшимся на первый взгляд либо несчастным случаем, либо самоубийством. В один прекрасный день я решил обсудить эти события с моим другом Крекенберном, и в результате этой беседы выяснилось, что в каждом случае кто-то получил от этой кончины несомненную выгоду.— Ты имеешь в виду наследства?— Да. Во всех четырех случаях. И не только деньги. Большие поместья и один или два титула перешли в другие руки.— И что тут странного? Такое всегда бывает, когда знатные, состоятельные люди отправляются на тот свет.— Совершенно верно. Но мое любопытство возбудили иные аспекты этих происшествий. Оба самоубийства, например, казались мне чрезвычайно маловероятными. Кре-кенберн, который хорошо разбирается в тонкостях жизни светского общества, не считал, что оба самоубийцы страдали меланхолией или смертельными болезнями. Ни один не пережил значительных финансовых потерь.— А несчастные случаи?— Стареющая графиня гуляла зимой по пруду, затянутому льдом, и провалилась. Богатая вдова упала с лестницы в собственном доме и сломала шею.Наступило молчание. Лавиния нехотя взглянула на то место, где Фуллертон, похоже, сделал последнюю, бесплодную попытку удержаться на краю.Тобиас проследил за направлением ее взгляда и кивнул:— Да, в самом деле, она и Фуллертон кончили почти одинаково.— Продолжайте, сэр.Тобиас возобновил свое неторопливое хождение.— Крекенберн и попросил меня разобраться в этих делах. Без всякой огласки, разумеется. Никто не подозревал ни о каких убийствах, и ни одна из заинтересованных семей не желала никакого скандала.— И что ты обнаружил?— В процессе расследования я узнал от экономки вдовы, что рядом с ее телом лежало крайне неприятное украшение.Ладони Лавинии похолодели от дурного предчувствия.— Кольцо «мементо мори»?— Да.Тобиас с силой сжал кольцо.— Экономка служила у своей госпожи много лет и была совершенно уверена, что в числе драгоценностей вдовы такое кольцо не значится. Когда же дело дошло до самоубийств, мне сказали, что в библиотеках обоих мужчин лежали такие же кольца. Камердинеры не признали их собственностью хозяев.Лавиния вдруг осознала, что ночной воздух несет струйки холода.— Теперь я поняла, почему ты так озабочен смертью Фуллертона.— Ровно через две недели после начала расследования случилось пятое несчастье. Престарелый пэр вроде бы принял чересчур большую дозу опия. Я узнал о подозрительном самоубийстве почти немедленно благодаря связям Крекенберна и с его помощью сумел проникнуть в дом, прежде чем тело унесли, и обыскал спальню. На столике лежало кольцо. Но это было не единственным моим открытием.— Что же еще ты узнал?— На подоконнике была грязь, словно кто-то пробрался той ночью в спальню, возможно, чтобы подлить опия в стакан старика. В саду под окном спальни я нашел обрывок тонкого черного шелка, зацепившийся за ветку дерева. В конце концов мне удалось найти лавку, где продавали такой шелк, и получить описание человека, его купившего.— Блестящая работа, сэр.— Выплыли на свет и другие улики. Не стану утомлять тебя скучными деталями. Достаточно сказать, что одна вела к другой, и я все-таки определил убийцу. Но и он понял, что я загоняю его в угол.— И сбежал из страны?Тобиас поставил ногу на низкое ограждение, оперся локтем о бедро и, казалось, погрузился в мрачные мысли, глядя на темный горизонт.— Нет, — выдавил он. — Убийца считал себя джентльменом, который вызвал меня на что-то вроде смертельного поединка. И когда сообразил, что проиграл, предпочел приставить к виску дуло пистолета.— Понятно.— Я нашел у него целую коллекцию подобных колец вместе с расходной книгой, где скрупулезно отмечалась каждая сделка. Все это лежало в его кабинете, в потайном сейфе.— Господи Боже, неужели он действительно вел подобные записи?— Именно.— А кольца? Почему он оставлял их на месте преступления?— По-моему, они были чем-то вроде его визитной карточки. Таким образом он давал понять, кто ответствен за преступления.Лавиния в ужасе уставилась на него.— Хочешь сказать, он подписывал убийства, как художник подписывает картину?!— Да. Видишь ли, он гордился своим мастерством. Разумеется, он не мог открыто хвастаться своими деяниями в клубах, так что пришлось оставлять кольца среди вещей жертвы.— Слава Богу, что ты понял, кто затеял все это, и положил конец его карьере.— Все это дело, разумеется, замяли, поскольку прямых доказательств не было, а члены богатых семейств сделали бы все, чтобы избежать позора… — Голос Тобиаса вдруг стал жестче. — Я часто думал, что если бы с самого начала заподозрил неладное и действовал быстрее, смог бы спасти чьи-то жизни.— Вздор, — возразила Лавиния, подойдя совсем близко. — Я и слышать ничего не желаю, Тобиас. И не позволю, чтобы ты винил себя за то, что не сразу разобрался в этом деле. Согласись, никто даже представления не имел, что несчастных убили, пока ты не сложил все части головоломки и не разоблачил невероятно умного преступника, который продолжал бы свое дело еще много лет, не останови ты его.Тобиас снова стиснул кольцо, но ничего не ответил.— Этот человек совершал преступления просто ради собственного развлечения? Или руководствовался каким-то безумным мотивом? — спросила она.— Не сомневаюсь, что отчасти так и было. Но главным для него были деньги. Он брал плату за каждую смерть. Все сделки были аккуратно занесены в книгу вместе с датами выполнения работы и суммами. Но он постарался защитить клиентов. Их имена нигде не упоминались. Очевидно, и они, в свою очередь, не знали человека, которого наняли для совершения жестокого убийства.— Профессиональный наемный убийца, — прошептала она. — Что за омерзительный способ зарабатывать себе на жизнь! И ты сказал, что он был джентльменом?— Совершенно верно. Обладал безупречными манерами, огромным обаянием и одевался по моде. Был общительным, его все любили и повсюду приглашали. Член двух-трех клубов. Короче говоря, он свободно вращался в самых высоких кругах. — Тобиас еще раз взглянул на маленький череп. — Это было чем-то вроде его охотничьих угодий.— Охотничьи угодья. Что за отвратительный словесный оборот!— Но он действительно находил клиентов и жертв в обществе. Искренне презирал простых воров, бандитов и убийц. Он не считал себя обычным преступником.— Да, но мы давно обнаружили, что среди так называемых респектабельных людей немало преступников.Лавиния помедлила, крайне встревоженная его мрачным настроением. Вероятно, события трехлетней давности сильно затронули его. И тут взыграла ее интуиция.— Тобиас, ты был знаком с этим человеком до того, как узнал, что он убивает за деньги? Может, даже считал его другом?— Было время, когда я доверил бы Закери Элланду собственную жизнь. Мало того, в некоторых случаях именно так я и поступал, — глухо пробормотал Тобиас, и это откровенное признание сказало все, что она хотела знать.— Мне так жаль, — выдохнула она, касаясь его плеча. — Каким ударом для тебя это, должно быть, оказалось!— Именно наша чертова дружба помешала мне с самого начала увидеть правду! — брезгливо поморщился Тобиас, очевидно, охваченный презрением к себе. — А он рассчитывал на это. Использовал наши отношения в той гнусной игре, которую вел против меня. Даже притворялся, что помогает мне расследовать убийства.— Тобиас, ты не должен говорить так, будто проиграл. Ведь ты же раскрыл дело.Но он, словно не слыша, смотрел на залитый лунным светом лес, тянувшийся сразу за садом.— Нас познакомил Крекенберн. Несколько дней он наблюдал, как ведет себя Закери за карточным столом, поскольку знал, что для одного моего расследования нам требуется опытный игрок. Он также чувствовал, что у Эл-ланда именно тот темперамент, который нужен для хорошего шпиона. Закери обожал рисковать.Лавиния молча кивнула, не отнимая руки от его плеча, пытаясь дать ему безмолвное утешение.— Но я все же не понимаю, почему ты принял это так близко к сердцу.— Мне больно думать, что, возможно, именно я показал ему ту дорожку, которая привела его к карьере наемного убийцы.— Сэр, это просто возмутительно! — взорвалась Лавиния, стискивая его плечо. — Не можешь же ты винить себя за то, что твой друг стал преступником! Это совершеннейшая чушь!— Хотел бы я, чтобы ты была права. Но беда в том, что первые записи в его дневнике были сделаны вскоре после того, как мы стали работать вместе.— Но что заставило тебя считать, будто ты приложил руку к превращению его в убийцу?!— Я был его наставником. Учил его мастерству шпиона. Именно я давал ему задания. — Тобиас глубоко вздохнул. — Он был очень способным учеником.— Продолжай.— На втором задании случился инцидент. Мне следовало быть более осмотрительным.— А что там произошло? — деловито спросила она.— Я послал его следить за человеком, которого мы подозревали в прямых связях с предателями. Если верить Закери, объект заметил его и вынул нож с намерением прикончить соглядатая. Позже Закери объяснил, что был вынужден защищаться. Он убил этого человека и сбросил в реку, чтобы избавиться от трупа. В то время у меня не было причин сомневаться в его действиях.— И что было дальше?— Закери хорошо показал себя в том расследовании и просил дать ему новое задание. Высокопоставленные приятели Крекенберна были чрезвычайно довольны, — пояснил Тобиас. — Смерть изменника ничуть их не обеспокоила. Мне было велено и дальше использовать Элланда.— А были ли еще подобные инциденты?— Насколько я знаю, еще один. И Крекенберн, и его друзья в правительстве дружно согласились, что это явный случай самообороны, и поскольку погибший сам был убийцей, никто не проливал по нему слез. Не уверен точно, но могло быть еще два подобных случая. Закери не взял на себя ответственность за них, и никто не пожелал провести расследование.— Потому что смерть этих людей была удобна правительству?— Не только. Еще и потому, что привела к подкупу важных чинов французской армии и флота, — ответил Тобиас и, поколебавшись, добавил:— Я часто задавался вопросом, уж не приобрел ли Закери вкус к убийствам во время своей шпионской деятельности.— Но что случилось после первого поражения Наполеона?— Закери снова вернулся к карточным столам и, похоже, оказался довольно удачлив в игре. Наши пути разошлись. Иногда мы встречались в клубах, но по большей части виделись редко.— Именно тогда до тебя и дошли слухи о таинственных смертях в высшем обществе?— Да… по-моему, именно так. Но должен признать, что очередная кончина престарелого лорда или богатой вдовы не вызывала ни любопытства, ни интереса, как во мне, так и в ком-то еще. Я был занят своими делами и воспитанием Энтони, и для праздных размышлений оставалось мало времени. Но тут Наполеон сбежал с острова Эльба, и снова началась война.— И Крекенберн вновь призвал тебя на службу, — кивнула Лавиния.— Меня и Закери. Только на этот раз не я был старшим над ним. Мы стали чем-то вроде коллег, равных по положению, и обменивались информацией. Но не работали вместе.— А когда ты стал его подозревать?— За несколько месяцев, прошедших после битвы под Ватерлоо, произошел ряд непонятных самоубийств и несчастных случаев, о которых я уже упоминал. Как раз в этот момент я и решил заняться частным сыском и подметил кое-какие одинаковые детали во всех этих случаях. Я имею в виду кольца, — медленно, словно нехотя протянул Тобиас.— И ниточка постепенно привела к Закери Элланду, — заключила Лавиния.— Да. В процессе расследования я показал кольца Крекенберну. Он припомнил старые слухи о профессиональном убийце, который когда-то пользовался подобной визитной карточкой. И кличка у него была Мементо Мори. Говорили, что ни один из тех, кто узнал его истинную сущность, не дожил до следующего утра. Элланд, очевидно, тоже слышал эти истории и решил воспользоваться легендой.— Тобиас, послушай, решение Элланда стать профессиональным убийцей не имеет ничего общего с той работой, что он делал для тебя.— В сейфе, где я обнаружил кольца и дневник, была еще и адресованная мне записка. Там говорилось, что если я нашел ее, значит, выиграл. Он поздравлял меня с победой так, будто я обыграл его в шахматы! — вырвалось у Тобиаса.— Подобная бесчеловечность просто непостижима.— Далее он уведомлял меня, что я его достойный противник. Последняя строчка письма гласила: «Больше всего мне будет не хватать азарта охоты».— Он в самом деле чудовище! — ахнула Лавиния.— Должен сказать, что временами я вполне понимаю его страсть к охоте, — тихо признался он.— Тобиас!— Знаешь, я испытываю весьма сильные ощущения, когда сознаю, что уловил запах добычи. И невозможно отрицать, что в этом есть некое темное, щекочущее нервы возбуждение. — Он вскинул голову. В дрожащем огоньке свечи его глаза сверкали, как у кровожадного ночного хищника. — Когда-то Элланд сказал мне, что у нас много общего, и, возможно, был прав.— Немедленно прекрати! — крикнула Лавиния, свирепо стиснув руку Тобиаса. — И не смей даже намекать, что вы с Элландом в чем-то схожи! Одно дело — получать удовлетворение от охоты: в твоей природе искать ответы и заботиться о торжестве справедливости! И совсем другое — находить удовольствие в смерти! Мы оба знаем, что ты никогда не смог бы пойти на такое!— Иногда, во мраке ночи, я задаюсь вопросом, так ли уж велика разница между мной и Элландом…— Проклятие, Тобиас, я не желаю слышать этот вздор!Тобиас невесело усмехнулся.— Да, миссис Лейк.— Я никогда не видела вашего старого знакомого, но могу заверить, что вы с Элландом различны, как ночь и день.— Вы уверены, мадам? — спросил он слишком мягко.— Абсолютно. Как тебе известно, у меня чрезвычайно развита интуиция. — Ей хотелось хорошенько встряхнуть его, вывести из этого состояния. — Ты не убийца, Тобиас Марч.Тобиас не сказал ни слова. Только взгляд оставался неприятно сосредоточенным. И тут Лавиния запоздало вспомнила о последнем случае, которому в своих записях дала название «Дело безумного месмериста». Вспомнила и неловко откашлялась.— Ну… может, за эти годы и произошли один-два инцидента, но ты сам понимаешь, что все это несчастная случайность, не более.— Случайность, — бесстрастно повторил Тобиас.— Ну, не совсем, — поспешно поправилась она. — Вернее, акты отчаянной храбрости, направленные на то, чтобы спасти чьи-то жизни вроде моей собственной. Это никак нельзя назвать хладнокровным убийством! Неужели не видишь разницы, Тобиас?! — Она перевела дыхание и покачала головой:— Но довольно об этом. Лучше расскажи, при чем здесь Аспазия?— Аспазия? — нахмурился Тобиас. — Разве я не объяснил?— Нет, сэр, не удосужились.— Она была любовницей Закери.— Элланда? Понимаю. Это многое объясняет.— Они встретились весной, еще до Ватерлоо. Аспазия воспылала безумной страстью к Элланду, и он, казалось, отвечал ей тем же. Они собирались пожениться. Летом Закери вновь стал работать на правительство и тогда же использовал связи Аспазии в обществе, чтобы получить доступ к богатым людям. Мы считаем, что это помогло ему не только собирать сведения, но и приобрести выгодных клиентов.— Господи Боже!— Как-то вечером Аспазия случайно узнала правду о настоящей профессии Закери и в ужасе сбежала от него. Я часто гадал, какова была истинная причина его самоубийства: угроза разоблачения или потеря любимой женщины.— Мне трудно поверить в то, что убийца может быть таким чувствительным, — пробормотала Лавиния.— Как ни странно это звучит, но в натуре Элланда присутствовали одновременно драматизм и романтизм. Он напоминал мне художника или поэта, жаждущего любых впечатлений, которые могли бы привести его к высочайшему пику ощущений и эмоций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31