А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Может, вам не стоит утруждать себя? Я надеюсь справиться с этим сам.
– Вы сказали, что с вами опасно разговаривать. Значит, теперь я уже вынужден разделить ваше приключение. Если ваша тайна так важна, то, возможно, оно окажется серьезнее, чем вы думаете.
– Вы знаете, в чем дело? – Илдан не удивился бы этому. Бесстрашный вполне мог иметь тайное поручение от храма Арноры, близкое к тому, чем занимался он сам.
– Нет, но чем ещё может владеть человек, с которым опасно разговаривать?
– Понятно. Сейчас я возвращаюсь в гостиницу. Там мне нужно подготовиться к отъезду и переночевать, а рано утром отправиться в путь. Хорошо бы, если бы мне удалось незаметно покинуть город. Они не знают, в каком направлении я поеду.
– Я переночую в этой же гостинице. Хозяин, полагаю, не откажет мне в гостеприимстве.
– Конечно, не откажет. – Илдан знал, что в народе считалось, что услуга Бесстрашному приносит удачу.
Когда они пришли в гостиницу вдвоем, с Илданом там не обращались и вполовину так же услужливо, как с послушником Аргиона. Их гораздо меньше ходило по дорогам Триморья, чем послушников Датары, Ликены или плодовитого Кальдона. Мало кто выдерживал испытание, дающее право обрить голову и надеть мягко скроенную одежду из некрашеного волоконника, которую носили послушники Аргиона, или Бесстрашные.
Хозяин предложил Кэндо хорошую комнату на втором этаже, но тот отказался, сказав, что переночует на широкой скамье в коридоре первого этажа. Илдан оставил его устраиваться на ночлег, а сам пошел собирать вещи. Уложив в дорожный мешок необходимые в дороге вещи, он отнес остальное к хозяину и сказал, что вернется через две-три недели, но об этом нужно молчать. Тот, учуяв придворную интригу, понимающе кивнул.
Перед сном Илдан запер дверь и окно. Спал он беспокойно и проснулся ни свет ни заря. Подумав, что в такую рань ему удастся покинуть гостиницу незаметно, он надел на плечи собранный с вечера дорожный мешок, оставил ключ от комнаты на столе и осторожно вышел в коридор.
Половицы были скрипучими, и Илдан проклял всё, пока спускался в трактир. В нижнем коридоре на скамейке спал Бесстрашный. Когда Илдан проходил мимо, он поднял голову.
– Извините, я разбудил вас, – едва слышным шепотом сказал Илдан.
Вместо ответа тот поднялся со скамьи и протянул руку за стоявшим в изголовье шестом. Утром, после сна, опасность казалась надуманной и нереальной, но Илдан не стал с ним препираться, подумав, что хватит и вчерашнего. Если Кэндо так хочется, пусть проводит его немного. Они молча прошли через трактир до входной двери.
– Мешок с плеч, кинжал в руку, – шепнул ему Кэндо. – Идите по середине улицы.
– Вы думаете, мне что-нибудь угрожает?
– Хорошо, если не так. Но пока держитесь так, будто вам что-то угрожает.
Илдан снял дорожный мешок с плеч и взял его левой рукой за лямки. Правой он вытащил из ножен кинжал, затем толкнул дверь.
Та с легким скрипом открылась. Илдан осторожно вышел на порог и огляделся. Улица, словно в насмешку над его опасениями, выглядела очень тихой и очень пустынной. Подавляя чувство неловкости, Илдан вышел на середину улицы и пошел по направлению к городским воротам. Он не оглянулся на дверь, но краем глаза заметил, что послушник остался внутри.
Мгновенное движение за углом гостиницы заставило его отпрянуть. Илдан едва успел поднять руку с кинжалом, чтобы отразить удар. Нападавший был одет как горожанин и был не один. Увидев, что внезапная атака не увенчалась успехом, из-за угла выскочили еще четверо. Первый был с кинжалом, остальные с мечами.
Илдан успел заметить все это за долю мгновения, пока швырял мешок к стене. Первый из нападавших снова замахнулся на него кинжалом, он снова отразил удар, на этот раз успешнее. Его кинжал чиркнул по рукаву противника, тот охнул, отскочил и схватился за руку.
Пронзительное «вжжик» подсказало ему, что на улицу вышел Бесстрашный. Конец шеста прошел мимо плеча Илдана и угодил в шею одному из оставшейся четверки. Раздался хруст, мужчина схватился за шею, скорчился и с хрипом свалился на землю. Воспользовавшись общим замешательством, Илдан метнулся вперед и всадил кинжал под левую ключицу одному из оставшихся. Тот тоже упал. Бесстрашный дважды pазвернул в воздухе шест и двумя точными ударами по голове послал в беспамятство еще двоих. Последний, которому Илдан поранил руку, пустился бежать по улице, но Кэндо достал его шестом и уложил рядом с остальными.
– Он позвал бы подмогу. Теперь берите свои вещи и уходите как можно быстрее.
– А вы? – встревожился Илдан.
– Я сделаю то же самое.
– Я втянул вас в неприятности.
– Мне не привыкать.
– Если бы вы не сказали мне идти по середине улицы…
– Пустое. Запомните этот прием на будущее.
Обменявшись еще несколькими торопливыми фразами, они расстались. Илдан подхватил мешок с вещами и быстрым шагом зашагал по улице, не решаясь выпустить из руки кинжал. Только свернув в переулок и пройдя по нему приличное расстояние, он убрал оружие и надел мешок на плечи. Теперь ему нужно было скорее уйти из города, пока стража у ворот не получила приказ задержать его.
Пока Илдан шел по городу, окончательно рассвело, и на улицах появились люди. Наконец он вышел к северным городским воротам, откуда начиналась дорога, в полудне пути от Ширана делившаяся на две – северную и северо-западную. Северный путь вел вдоль Синды к храму Аргиона, называемому также обителью Бесстрашных, к селению Хайрем и дальше, до самых северных гор, к бывшему свободному городу Ар-Бейту. Северо-западный путь проходил через Сейт, а дальше расходился надвое – в Лимерию через Канон и в Кригию через Далаим.
Он беспрепятственно вышел в открытые ворота – стражники даже не глянули в его сторону. Либо убийцы не предвидели, что он уцелеет, выходя из гостиницы, либо здесь ждали знатного господина на коне и при мече, а не бродягу-матроса.
Дорога шла по открытой местности – ни холмика, ни кустика, чтобы укрыться за ними в случае погони. В обе стороны ехали телеги и сновали пешеходы из близлежащих деревень. Немного спустя Илдана догнала повозка с сеном, едущая с берега Синды. Он окликнул возницу и за мелкую монетку попросился, чтобы тот подвез его, пока им по пути. Когда мужик придержал лошадь, Илдан влез на сено и притворился спящим. Вскоре стала сказываться плохо проведенная ночь, и он по-настоящему заснул.
Ближе к обеду возница разбудил его, сказав, что сворачивает с большака. Илдан снова пошел пешком, пока не оказался там, где путь упирался в подножие покатого безлесного холма и разделялся на две одинаково наезженные дороги. Свернув налево, Илдан зашагал по направлению к Сейту.
Два дня назад по этой дороге во весь опор пронесся вооруженный всадник.

Сделав выразительную паузу, Старик поглядел на своих учеников. Пока они вникали в его слова, он повернул голову к высокому окну с полукруглым верхом. Классная комната находилась на верхнем этаже обители Насмешницы, из окна открывался широкий обзоp на поля и фермы обители, на неглубокий овраг с речушкой, откуда брали воду для полива, и на северную часть Далаима, считавшегося городом, но на деле бывшего большой неопрятной деревней.
Полуденное солнце заливало и поля, и далаимские улицы, выглядевшие под его лучами чище и новее. Приближалось обеденное время, пора было завершать урок, а после обеда эти новички, первый месяц жившие в обители, пойдут работать на поля и в мастерские.
Словно в ответ его мыслям, со двора прозвучал рокот барабана. Несложная мелодия оповещала обитель о том, что наступил обед. Ученики тоже узнали ее, хотя еще не выучили весь набор барабанных сигналов обители. Они терпеливо ждали окончания урока, но Старик не собирался обрывать повествование на полуслове. Он повернулся к классу и так же размеренно, неторопливо продолжил:

– Простите, сестры, – вмешалась в разговор Ликена, – в клубке осталась только одна алмазная нить.
Справедливейшая задумалась.
– Давайте поступим так, сестры, – решила она. – Пусть у нас будет еще одна, общая дочь. Мы не дадим ей работы – пусть живет, как хочет, пусть только веселит нас, радует нас и примиряет нас.
На том они и сошлись. Смотала Ликена с клубка последнюю нить, и появилась в мире Истина, любимое дитя Троих Мастериц.
И оказалась она такой ветреной, такой легкомысленной, такой насмешницей, что даже божественной Девятке не по силам узнать, когда она шутит, а когда говорит всерьез. И если где-то вдруг появляется странность и путаница, значит, там побывала беспечная Насмешница, подшутила над своей серьезной, работящей родней.

Договорив старую легенду о сотворении мира и богов, Старик величаво кивнул на дверь. Ученики встали и чинно, без спешки, один за другим покинули классную комнату.
Он не пошел вслед за ними. Успеет еще он получить свой кусок хлеба и миску с едой. Долгие годы провел он в обители, всю вторую половину своей длинной, очень длинной жизни. Много жильцов сменилось здесь за это время, все давно забыли его настоящее имя и звали его в глаза Учителем, а за глаза Стариком. Но Старик помнил свое имя. Он очень хорошо помнил то время, когда он был голубоглазым кригийским мальчуганом – никто из подлинных служителей Насмешницы не забывал своего детства. Он помнил те дни, когда время было медленным, трава – высокой, мир – ярким, когда обычные вещи казались чудесами, а чудеса не отличались от обыденности, потому что все было новым, все было впервые. Он помнил солнце и летний луг, по которому несли его быстрые ноги, бежавшие по высокой траве не по спешке, а просто так, от избытка юной силы.
Ах, как же далеко они занесли его, эти быстрые ноги! Сколько триморских дорог он исходил и истоптал, по скольким путям он прошел, прошагал, пробежал, проплелся, пока уже в пожилом возрасте не осел в обители Десятой богини. Он помнил все эти дороги, проселки, деревни, города, лица, всю путаницу и круговерть своей бродячей юности и беспокойной зрелости. Он не умел и не хотел забывать – он любил глядеть в свое прошлое, любил воскрешать его картины и проживать их заново.
Взгляд Старика подернулся дымкой воспоминаний и вернулся в настоящее, в опустевшую классную комнату. Только что здесь были его ученики, тихие, почтительные, ловящие каждое его слово. Они пришли сюда служить Истине. Они верили, что он все расскажет им, всему научит их, и они в точности узнают, кто такая Истина и как ей нужно служить. Они доверчиво ждали, что он вложит в их головы то, что понял сам на нелегком опыте. Но как передать, как объяснить им непрожитое, невыстраданное ими, именно поэтому оборачивающееся ложью? Как, как, как?!
Старик знал ответ.
Его тяготили их глаза, незрячие, пустые, как стеклышки. Он давно устал от этих глядящих, невидящих глаз. Он давно устал смотреть в глаза людям и почти неизбежно встречаться с пустотой.
Он смотрел в окно, но не видел ни полей, ни ручья в овраге, ни потрепанных далаимских избенок. Его глаза глядели туда, где голубоглазый мальчуган бежал по солнечному лугу наперегонки с вечной девчонкой, легконогой Насмешницей, и не было конца этому бесцельному, беспечному бегу.

После обеда он ушел к себе и устроился поудобнее в широком просиженном кресле. Его взгляд устремился в окно, на кусок голубого неба с верхушками раскачивающихся на ветру деревьев, и застыл в созерцании грани того и этого мира. Старик мог сидеть так часами, не замечая хода времени и ощущая, как оно растворяется и отступает перед лицом вечности.
Стук в дверь вырвал его из созерцания и вернул к мирским делам. В ответ на разрешение войти появился привратник – человечек средних лет и неопределенной внешности, одетый, как и все служители Десятой богини, в просторные штаны из выбеленного волоконника и такую же рубаху, подпоясанную веревкой.
– Там, у ворот обители какой-то знатный воин, – сообщил он. – Он требует к себе настоятеля.
Пpивpатник выглядел испуганным – видимо, воин произвел на него грозное впечатление.
– Требует? Что ж, я выйду к нему.
Ему, действительно, было интересно посмотреть на человека, требующего к себе настоятеля обители Истины. Он неторопливо прошел по коридорам, спустился по лестницам и оказался на заросшем зеленой травой дворике перед главным входом в обитель. Рядом с большим, в человеческий рост, барабаном, подвешенным внутри деревянной вертикальной рамы, стоял воин в латах и запыленном дорожном плаще, придерживая за уздечку измученного коня. Жесткие черты худощавого лица воина казались вырезанными из камня, в глазах застыла упрямая, недобрая озабоченность.
Старик сошел с лестницы и молча остановился в нескольких шагах от него.
– Вы настоятель этого места? – шагнул к нему воин, бросив уздечку.
– Да. За чем вы приехали?
– Я требую истины.
– Требуете? – негромко повторил Старик. – Истину, как и женщину, можно взять силой, но то ли вы получите, что хотели? Ей нужно долго и терпеливо поклоняться, и если вам повезет, она когда-нибудь ответит вам любовью.
– Я поклоняюсь Аргиону, – недовольно нахмурился воин. – Нельзя поклоняться всем богам на свете. Когда ко мне обращаются по делам Аргиона, я не отказываю в помощи. Так почему мне ждать отказа в помощи, если мне нужно обратиться по делам Истины к ее служителю?
– У Истины нет никаких дел. Это единственная богиня, которая ни за что не отвечает. Она ведет себя, как ей вздумается. С нее нельзя ничего требовать, ее можно только попросить.
Воин потупил взгляд, уступая настоятелю.
– Хорошо, я прошу помощи. Мне нужна помощь в деле, которое имеет отношение к Десятой богине.
– Говорите о вашем деле, – разрешил Старик. – Я не могу ничего обещать вам, пока не узнаю, в чем оно состоит.
– Я – Корэм из Ширана. Вы, наверное, знаете, что в Ширане недавно состоялся воинский турнир Дня Звездочетов?
Старик с возросшим интересом глянул на прославленного воина.
– Да, но мы пока не знаем, как он закончился. До нас еще не доходили вести. Все у нас считали, что победителем будете вы. Разве это не так? И что заставило вас так спешно явиться в наши стены?
– Да, быстрее меня здесь не мог оказаться никто, – хмуро сказал Корэм. – Я скакал день и ночь, я почти загнал коня. Победил Дахат, правитель Хар-Наира… – Он запнулся, его взгляд загорелся яростным блеском.
– Но причем тут Истина? – пожал плечами Старик. – Победа на турнире дается милостью Аргиона. Если бог войны решил так, как можно оспаривать это у Насмешницы?
– Победа была нечестной. Ко мне в дом пробрались и намазали мой меч слезами винны, поэтому он сломался в решающей схватке. Я заподозрил Дахата, а на следующий день выяснилось, что приз турнира украден. Дахат обвинил меня в пропаже, после чего Тубал отдал приказ о моем аресте. Я ни в чем не виновен, поэтому сразу же поехал сюда, чтобы установить истину.
– Почему вы не обратились к Датаре, богине справедливости?
– Какая может быть справедливость, если не установлена истина? Мне нужно узнать, кто испортил мой меч и кто украл приз, а справедливость я наведу сам.
В глазах Старика мелькнула усмешка.
– Вы рискуете обидеть Датару, – негромко заметил он.
– Почему? Я только помогу ей. Видно, у нее слишком много работы, раз она не везде успевает. Во имя Истины, скажите мне, кто это сделал, назовите мне виновников. Не может быть, чтобы Десятая богиня не смогла это узнать.
Старик сочувственно покачал головой.
– Еще как может, уважаемый Корэм. Она не труженица, она Насмешница. Однако, она знает, как добиться истины от своей работящей родни. Это я могу вам рассказать, но вам придется немало поездить.
Корэм надеялся на быстрый результат, но то, что предлагал настоятель, было все же лучше, чем ничего.
– Говорите, – сказал он.
– На севере Хар-Наира есть небольшой город Киклин. Там расположен храм-оракул Десятки, где настоятель – ясновидящий, который может ответить почти на любой вопрос, касающийся прошлого, настоящего и даже будущего.
– Вы сказали – почти на любой вопрос? – Корэм нетерпеливо глянул на Старика. – Означает ли это, что я могу проделать такой дальний путь и оказаться ни с чем?
– Чтобы этого не случилось, вам придется сделать кое-что еще. Вы ведь держали в руках испорченный меч и прикасались к месту порчи?
– Да.
– Значит, пpоpицатель ответит вам на вопрос о мече. Чтобы он мог ответить, кто украл приз, вам нужно перед поездкой положить руки на место кражи.
– Это невозможно, – вскинулся Корэм. – Меч перед пропажей лежал в храме Арноры, на жертвеннике. Я не смогу пробраться туда незамеченным. Меня мгновенно арестуют, как только я покажусь в Ширане.
Старик замолчал. Было видно, что он погружен в глубокое раздумье.
– Есть одна возможность, – сказал наконец он. – Вас никто не тронет, если вы станете мстителем Аргиона. Жульничество на турнире оскорбляет честь Аргиона – значит, воин, который хочет наказать виновного, может пойти в обитель Аргиона и потребовать права отомстить за оскоpбление своего бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43