— Как могли вы обмануть меня, а потом скрыться?
— Вы… сердитесь на… меня?
— Очень! — сказал он. — Я думал, вы мне доверяете, и я поверил, что вы любите меня.
— Я люблю вас… люблю, — ответила Лоретта очень тихим голосом. — Я люблю вас… но я не смогла… сказать вам, кто я… такая.
— Почему?
— Потому что я… приехала в Париж… навести о вас… справки.
— Справки? Обо мне? — перебил он. — Но с какой стати?
Лоретта растерянно посмотрела на него. Но он ждал ответа, и она сказала:
— Я… я думала… что не могу… выйти замуж за человека… которого… не люблю.
Наступило молчание. Фабиан словно окаменел на секунду. Потом он сказал:
— Но при чем тут ваше замужество? Вероятно, я тугодум, так как не понимаю, о чем вы говорите.
Лоретта посмотрела на него и подумала, что этот разговор ей чудится — такой странный оборот он принял.
Ей казалось, что все будет совсем по-другому, если она и Фабиан когда-нибудь вновь увидятся.
На нее нахлынула застенчивость, и, отведя глаза, она сказала:
— Я… я приехала в Париж, потому что… папа объявил мне, что я должна выйти за вас замуж, что он… все устроил с вашим отцом.
— Это правда?!
Фабиан почти закричал, потом схватил Лоретту за плечи и повернул к себе.
— Вы говорите правду? — спросил он с бешенством. — Ваш отец и мой решили нас поженить?
От его прикосновения по телу Лоретты пробежала сладкая дрожь, хотя его гнев и пугал ее.
— Они… они договорились на… скачках, — ответила она. — Но ведь… ваш отец… должен был… сказать вам…
— Он мне ничего не сказал! Уже много лет он приказывал мне, умолял меня, убеждал жениться во второй раз, но я не собирался ему подчиняться!
Его тон убедил Лоретту, что она действительно потеряла его навсегда, и солнечный свет померк.
Затем, словно с усилием воли взяв себя в руки, он сказал резко:
— Мне кажется, вы должны объяснить мне с самого начала, что это все означает. Я в полном недоумении.
При этих словах он отпустил ее, и Лоретта, вся дрожа, показала на деревянную скамью под деревьями в глубине сада.
Она чувствовала, что не может управлять своим голосом, что онемела.
И молча направилась к скамье, зная, что Фабиан идет за ней.
И с грустью заметила, что он сел как мог дальше от нее.
Он чуть повернулся к ней и сказал все тем же резким тоном:
— Прошу вас, начните с самого начала, чтобы я наконец понял.
— К-к-как могла я подумать… как могла я вообразить… что вы… не знали?
Фабиан не ответил, и секунду спустя она продолжала с тихой печалью, такой непохожей на ее обычный тон:
— Папа вернулся со скачек на прошлой неделе и… и сказал мне, что его лошадь… выиграла у лошади… дюка де Соэрдена.
Она думала, Фабиан что-нибудь скажет, но он молчал, и, взглянув на него, она увидела, что его губы сжаты в узкую линию.
— Папа был в восторге, — продолжала она. — И не только из-за победы своей лошади, но и потому что… дюк… предложил, чтобы я… вышла за его… сына.
— И вы согласились?
— Я… я пыталась убедить папу, что и речи быть не может о том, чтобы я вышла за человека, которого никогда не видела… и не люблю.
— А что ответил он?
— Пришел в ярость, как с ним бывает, и сказал, что я выйду за маркиза де Соэрдена, даже если ему придется тащить меня к алтарю силой… потому что это отличная партия… и он ее… одобряет.
Вновь она взглянула на Фабиана и увидела, что теперь он смотрит куда-то вдаль, и продолжала тоскливо, понимая, как он разгневан.
— Я знала, что бесполезно… спорить с папой… или умолять его… и тут я подумала, есть только один способ… убедить его, что я не могу… выйти за вас… Поехать в Париж и… узнать, какой вы… так, чтобы вы не знали… кто я.
— Так вы полагали, что есть что-то такое, о чем можно узнать?
— Я думала, что да… потому что со всем… так торопились… Вы должны были погостить у нас неделю Аскотских скачек… и сразу же предполагалось объявить о нашей помолвке на балу… который папа намерен дать… здесь по окончании скачек.
И не глядя на него, она знала, что Фабиан возмущен еще больше.
Она ощущала его флюиды и сказала себе, что каждое слово все больше губит ее счастье.
Она убивала все, что составляло смысл ее жизни.
— Я… вспомнила, — продолжала она после паузы, — что моя кузина Ингрид, о которой не разрешалось даже упоминать, живет в Париже, и я узнала ее адрес у нашей старшей горничной, которая теперь живет в деревне. Она француженка.
— И вы поехали во Францию одна?
— Нет, с Мари, и все оказалось легче, чем я ожидала. Когда я рассказала Ингрид, почему я… приехала, она… поняла.
— Что она поняла?
Лоретта не ответила, и Фабиан повторил:
— Что она поняла?
— Что вы… не тот муж, который подходил бы мне… и вы сделали бы меня… очень несчастной.
— И что еще она говорила?
— Сказала, что ей кажется, она… знает, почему дюк, ваш отец… так торопится… женить вас.
— В чем же заключалась причина? Неохотно, будто каждое слово у нее вырывали клещами, Лоретта ответила:
— Ингрид… сказала, что вы… увлечены вдовой… на которой… вы могли бы… так как она благородного происхождения… жениться… если бы захотели.
— Узнаю ход мыслей моего отца, — саркастически сказал Фабиан.
Лоретта глубоко вздохнула, опустила глаза и вдруг заметила, что у нее дрожат руки.
— И потому вы с Ингрид, — продолжал Фабиан, — решили обмануть меня, превратив вас в леди Бромптон!
— Я настаивала на том… чтобы познакомиться с вами так, чтобы вы не знали, кто я… а Ингрид сказала, что вы уклонитесь от знакомства с jeune fille… она даже думает, что вы никогда… ни с одной не разговаривали.
В первый раз уголки губ Фабиана чуть изогнулись в улыбке.
— И вы полагали, что ваш маскарад удался, — сказал он, — что я обманулся и поверил, будто вы искушенная замужняя женщина.
— Но вы же пригласили меня позавтракать с вами и пообедать!
— А что произошло потом?
Воцарилось молчание, и Фабиан повторил настойчиво:
— Что произошло, Лора?
— Я… я… влюбилась в вас, — ответила Лоретта таким тихим голоском, что он едва расслышал, — как все другие… глупенькие женщины… на которых… вы обращали внимание.
— Влюбились? — переспросил он негромко. — И все же исчезли без объяснений, не сказав мне правды.
— Я… я знала, что Ингрид и Хью хотели бы остаться одни, и, кроме того… вы ведь оказались совсем другим, чем я ожидала… и у меня не хватало духа… признаться вам… ведь я знала, вы… рассердитесь на меня.
— Я оказался другим, чем вы ожидали? Но каким же?
Лоретта сделала беспомощный жест.
— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, — сказала она. — Вы говорили со мной, как никто никогда… прежде со мной не говорил… и я не могла не… полюбить вас.
И словно ей необходимо было как-то оправдаться, она повторила:
— Как могла я… вообразить даже на минуту, что вы не знали о… планах вашего отца?
— Да, я вижу, как он хитро все продумал, — сказал Фабиан медленно. — Он попросил меня в этом году сделать ему одолжение и поехать с ним в Аскот, а мне всегда нравилась Англия, и я согласился.
Он помолчал, словно продумывая эту мысль до конца.
— Потом он бы настоял, чтобы я поехал погостить здесь у вашего отца, и прежде чем я успел бы возразить, о нашей помолвке было бы уже объявлено.
— Так… они и собирались… сделать, — сказала Лоретта. — Вот почему я должна была найти способ избежать этого, ведь я не могла… выйти замуж за вас.
— Почему вы так твердо это решили? Лоретта судорожно вздохнула и ответила без утайки:
— Я всегда грезила, что… когда-нибудь… встречу человека, которого полюблю… и он… полюбит меня…
— А когда вы познакомились со мной?
— Вы и были… человеком моих грез. Я поняла это, едва ощутила ваши… флюиды, и окончательно убедилась, после того как мы побыли… вдвоем.
Наступило долгое молчание. Лоретте чудилось, что Фабиан удаляется от нее, милю за милей, исчезает за дальним горизонтом, и она уже никогда его не увидит.
Она знала, что умолять его о любви значило бы вести себя наподобие всех женщин, кого он любил прежде, и решила сохранить гордость.
Пусть потом он даже не вспомнит о ней, но хотя бы она сохранит достоинство.
С почти нечеловеческим усилием она встала со скамьи, говоря:
— Теперь вы знаете правду… Я хорошо понимаю, что… вы чувствуете… и полагаю, будет… разумнее, если вы уедете… немедленно, поскольку нет… смысла… больше говорить об этом.
Фабиан продолжал сидеть и только смотрел на нее. Он спросил:
— Вы этого хотите? Лоретта закрыла глаза.
Она знала, на какую пытку обрекает себя, но нет, она не бросится к его ногам, не станет умолять остаться.
— Я… думаю о вас, — сказала она. — Если станет известно, что вы были здесь… пока это маловероятно… если, конечно, вы не назвали слугам свое имя… мой отец узнает, когда вернется… и положение станет… еще более трудным, чем… сейчас.
— Так вы намерены сказать ему, что брак между нами не состоится?
— Я смогу… сказать это, если вы… не приедете… на скачки в Аскот.
Фабиан медленно поднялся со скамьи.
— Так вы полагаете, что я должен вернуться в Париж и оставить мои поиски леди Бромптон?
— Это… нетрудно, ведь она не… существует.
— А вы? Вы забудете, что чувствовали, когда я целовал вас? — спросил он. — Что мы оба чувствовали у фонтана в Булонском лесу?..
Он хотел продолжать, но Лоретта перебила его, не в силах долее терпеть. Она подняла ладони, словно отталкивая его, и сказала:
— Перестаньте! Вы только… делаете все… еще труднее. Прошу… прошу вас… уходите… сейчас же!
Она почувствовала, что он стал у нее за спиной. Снова он положил руки ей на плечи и повернул к себе.
Но не резко, а с бесконечной нежностью.
— А если я уйду, — спросил он, — вы согласитесь уйти со мной?
Она посмотрела на него широко открытыми непонимающими глазами, но инстинктивно ощущая, что он больше не сердится.
Фабиан улыбнулся улыбкой, преобразившей его лицо.
— Вы так прелестны, — сказал он, — так невероятно, немыслимо красивы! Как бы я мог потерять вас?
На мгновение Лоретта подумала, что ослышалась.
Но ее тело пронизал восторг, словно раздвоенная молния.
Ее глаза, казалось, отражали игру радуг в струях фонтана, когда она спросила, боясь, что ошибается, что поняла неверно:
— Что… что вы говорите? Что вы… хотите… чтобы я сделала?
— Мне пришла в голову замечательная мысль, мое сокровище, — сказал Фабиан, — но я боюсь, что вы можете не согласиться на это.
— Не согласиться… на что?
Так трудно понять его, если сердце поет в груди!
Она сознавала только выражение, которое появилось в его глазах, не осмеливаясь поверить, что это… любовь!
— Неужели ты правда думала, что я способен расстаться с тобой? — спросил он. — Ну хотя бы потому, что будет очень интересно познакомиться хотя бы с одной jeune fille.
— Так вы… не сердитесь… на меня?
— Больше не сержусь.
— И еще любите меня… хоть немножко? Вместо ответа он сжал ее в объятиях.
Ее губы затрепетали, ожидая прикосновения его губ, а он посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:
— Я люблю тебя! Я обожаю тебя! Я преклоняюсь перед тобой! Этого достаточно?
— Ах… Фабиан!
Слезы, подступавшие к ее глазам все время, пока она говорила с ним, объясняя, что произошло, теперь заструились по ее щекам.
Но его губы прижались к ее губам, покоряя, властвуя, и она почувствовала, что распахнулись врата Небес и их обоих осиял Божественный свет.
Фабиан целовал ее властно, страстно, требовательно.
Сад закружился вокруг них, они перестали быть простыми смертными и воссоединились с Богом.
Когда он наконец поднял голову, Лоретта прошептала:
— Я люблю тебя… я люблю тебя… Ах… Фабиан… я люблю тебя… и когда думала… что я… потеряла тебя… мне хотелось умереть!
— Ты не умрешь, моя бесценная маленькая богиня, — сказал он. — Ты будешь жить со мной в вечном счастье.
Потом он спросил другим тоном:
— Но ты все еще не ответила на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Я спросил, согласна ли ты уйти со мной. Она взглянула на него с недоумением, и он сказал:
— Я не терплю, чтобы мной распоряжались, и для нас обоих было бы немного унизительным позволить нашим отцам воображать, будто они устроили все, не спрашивая нашего согласия, а потому я предлагаю бежать!
— Бежать?
Лоретта с трудом выговорила это слово. Фабиан засмеялся удивительно счастливым смехом.
— Я уже просил тебя об этом. Я знал, что ты любишь меня, как я люблю тебя, и думал, что ты согласишься.
Его глаза весело заблестели.
— Несмотря на таинственного мужа, который, совершенно очевидно, не только не научил тебя ничему о любви, но даже ни разу не поцеловал.
Лоретта смущенно спрятала лицо у него на плече.
— И это… вызвало у тебя… подозрения?
— Нет, я подозревал и раньше, — ответил Фабиан. — Ведь ни одна замужняя женщина не могла бы сохранить такую невинную чистоту и, уж конечно, не могла бы источать такую ауру целомудрия.
Лоретта совсем смутилась, а он продолжал:
— Я понял это по твоим флюидам, которые воспринимал особенно сильно, потому что никогда прежде мне не приходилось испытывать ничего подобного.
— Ты не думаешь… что я… настоящая я… наскучу тебе?
— Я убежден, что обучать тебя любви будет самым прекрасным, самым захватывающим из всего, что выпало мне в жизни.
Он поцеловал ее в лоб и продолжал:
— Но я уверен, если мы разыграем этот фарс, притворимся, что видим друг друга впервые, когда я приеду сюда после скачек, после чего последует объявление о нашей помолвке, а затем пышная, скучная модная свадьба, на которой мои родственники будут пророчить, каким плохим мужем я окажусь, все это омрачит наше счастье.
— Да… конечно, — согласилась Лоретта. — Ах, Фабиан, я сделаю все… что ты захочешь, чтобы… я сделала.
Он приподнял пальцем ее подбородок.
— Это правда?
Он не поцеловал ее, как она ожидала.
— Ты уверена, что обойдешься без компании некрасивых подружек невесты, которые будут завистливо брести за тобой, и без огромного неудобоваримого свадебного торта? Что не услышишь, как я произношу дурацкую, неловкую речь?
Все это он сказал так забавно, что Лоретта засмеялась и ответила:
— Нет… я не вынесла бы! Увези меня, пожалуйста… увези меня.
— Отлично! — согласился он. — Мы убежим, и никакие интриги наших отцов нам не помешают.
— Они… постараются… помешать нам. Лоретта даже вздрогнула, представив, в какое бешенство придет ее отец.
— Предоставь все мне, — приказал Фабиан. — По правилам я должен бы похитить тебя нынче же вечером, что причинило бы массу неудобств, или же мы можем уехать завтра рано утром, что будет куда приятнее, и еще до вечера окажемся в моем нормандском замке.
Помолчав, он добавил:
— Там нас обвенчает мой капеллан, и никто нам не помешает.
— Ах, это было бы… чудесно!
— Ты уверена, ты совершенно уверена, что хочешь, чтобы было так?
— Я хочу только, — ответила Лоретта, — чтобы… ты любил меня и… даже если мне… как будут предсказывать все, узнав о нашем браке… суждено лишь краткое время с тобой… это будет лучше… целой жизни тоски и скуки… с… кем-нибудь другим!
Она понимала, что поддразнивает его, но глаза Фабиана только весело блеснули, и он ответил:
— На нашей брильянтовой свадьбе ты сознаешься, как глубоко ошибалась! Я могу сказать лишь одно, мое сокровище: тебе будет крайне трудно избавиться от меня. Ведь лишиться тебя мне столь же невозможно, как потерять половину своего тела и остаться в живых.
Последние его слова прозвучали так серьезно, что Лоретта прильнула к нему и обвила руками его шею.
— Увези меня… пожалуйста, увези… меня, — умоляюще сказала она. — Я… так боюсь, что мне… снится… чудесный сон и меня… разбудят.
— И я правда возлюбленный твоих грез?
— Ты знаешь сам. Ты… все, о чем я когда-либо… мечтала… но только… бесконечно… бесконечно лучше… у меня нет слов выразить, каким… каким чудесным… ты мне кажешься.
Фабиан засмеялся, а потом сказал:
— Я бы хотел, чтобы ты попыталась, но теперь, сокровище мое, я хочу, чтобы ты вернулась в дом, упаковала все, что хочешь взять с собой, и была бы готова завтра к семи утра, когда я заеду за тобой, если это не слишком рано.
— В семь я обычно уезжаю на верховую прогулку.
— В Нормандии у нас будет много таких прогулок.
— Я слышала, что твои лошади великолепны.
— В твоем распоряжении будут лучшие из них, и надеюсь только, что они тебя не разочаруют.
— Меня теперь… ничто не может… разочаровать, — сказала Лоретта. — Ах, Фабиан, неужели… правда, что я могу стать твоей женой?
— Без таинственного мужа, притаившегося где-то за кулисами, это будет совсем просто.
Он уже вел ее через лужайку, а когда они подошли к арке между тисами, остановился и сказал:
— Тут я поцелую тебя на прощание.
— Ты не… хочешь… остановиться здесь… в доме?
— Мне кажется, это было бы ошибкой, и хотя, пожалуй, будет лучше, если ты сообщишь своему отцу, за кого выходишь замуж… — Он помолчал и докончил с улыбкой: — Моего я оставлю в сомнениях. Я люблю его, но он упрямо отказывается признавать, что я давно уже взрослый и могу распоряжаться своей жизнью, как считаю нужным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13