— Я не собирался приходить сюда, — жестко сказал лорд Брикон. — Я намеревался оставить тебя одну и все-таки пришел. Хочу знать, сможешь ли ты по-прежнему честно смотреть мне в глаза — ты, лгунья и интриганка; ты, предавшая мою любовь.— Вейн… выслушай меня… — начала Каролина, но не успела продолжить. Лорд Брикон грубо закрыл ей рот рукой.— Я же сказал, я пришел только взглянуть на тебя, увидеть свою прелестную жену — жену, которая уже, как видно, не устояла перед чарами сэра Монтегю Риверсби.Каролина отпустила ворот пеньюара и попыталась оторвать его ладонь от своего рта.— Это неправда… — умудрилась произнести она, но неожиданно лорд Брикон обнял ее и привлек к себе.— Неужели только поцелуями можно заставить тебя замолчать? — бросил он. Голос его звучал горько и оскорбительно.В следующее мгновение он с силой прижал ее к себе, его губы приникли к ее губам, и он целовал ее — целовал неистово и грубо. Наступила минута агонии. Каролине казалось, что поцелуи эти ранят саму душу ее, ибо она приняла их за то, чем они и являлись, — жестоким и похотливым выражением чисто физического желания.Они причиняли ей боль, оставляли синяки на коже; боль от них, казалось, достигла самых глубин ее существа и парализовала волю, так что Каролина не могла бороться, а, сломленная и задыхающаяся, должна была переносить все, не сопротивляясь. Ей хотелось кричать, умолять не лишать ее последних иллюзий о его любви, но пропал голос. Она чувствовала себя беспомощной. Жестокость его объятий была почти невыносимой. Каролина была близка к обмороку, когда услышала его слова:— Риверсби так целовал тебя? Так? И вот так?Опять его губы приникли к ее губам, затем она почувствовала, как они впиваются в ее шею. Он держал ее за плечи, но вдруг резким движением рванул ночную рубашку и губами приник к ложбинке между грудей.Неожиданно у него вырвался крик, похожий на стон, — крик торжества и боли.— Боже, как ты прекрасна! — воскликнул он голосом низким и хриплым от страсти. — Какое мне дело до того, что было у тебя в прошлом? Теперь ты моя… моя… моя жена.Он подхватил ее на руки и высоко поднял. Огонь осветил его лицо — искаженное, дьявольское. Оно показалось Каролине лицом человека, обезумевшего от непереносимых страданий.Через всю комнату он понес ее в темноту к огромной постели, и Каролина закричала от страха, какого еще никогда не испытывала.— Вейн, Вейн! — взывала она. — Не пугай меня! Я тебя люблю! О, Вейн, пощади меня!Слова едва слышно слетали с истерзанных губ Каролины, но он, должно быть, все-таки услышал, ибо замер и взглянул на нее: она лежала у него на руках с запрокинутой головой. Разорванная рубашка обнажила ее тело; пеньюар тянулся по полу.— Прошу тебя, Вейн. Прошу тебя! — вновь прошептала Каролина. Теперь она рыдала, словно испуганное дитя.Выражение его лица изменилось, и она поняла, что услышана. Резким движением, столь неожиданным, что Каролина закричала от ужаса, лорд Брикон бросил ее на постель. Она беспомощно упала на мягкие подушки. Вслед за тем с невнятным восклицанием он повернулся и вышел из комнаты. ГЛАВА 10 Когда утром пришла Мария, Каролина сидела у бюро и писала. После того, как горничная поставила рядом с ней чашку шоколада, она сказала:— Возьми это письмо и вели груму немедленно отвезти его в Мандрейк. Не хочу, чтобы миссис Эджмонт узнала от кого-нибудь о моем замужестве раньше, чем я сама сообщу ей об этом.Мария тяжело вздохнула.— Ох, миледи, — произнесла она. Каролина с удивлением увидела у нее на глазах слезы.— Что с тобой, Мария? Что тебя расстроило? — спросила она.— Да со мной-то ничего, миледи, — ответила горничная. — А расстроилась я из-за вас… из-за вашей милости.— Почему? Что случилось?— Да все из-за того, что я сейчас услыхала, — объяснила служанка, вытирая глаза.— Ну-ка, рассказывай! — велела Каролина.— Это мне камердинер его милости сказал, — продолжала Мария.Лицо Каролины, и без того бледное, мгновенно побелело.— Что-нибудь случилось с его милостью?— Нет, нет, миледи, ничего не случилось, — воскликнула Мария, — но каково мне было слышать, что его милость только сейчас вернулся. Камердинер рассказал, что поздно ночью он велел подать коня и, должно быть, так всю ночь и проездил. Конюхи говорят, бедное животное до того устало, что им пришлось, чуть ли не на себе затаскивать его в конюшню. Ох, миледи, а я-то думала, что вы так счастливы!Каролина встала и медленно прошла к окну. После недолгого молчания она сказала холодным, сдержанным тоном, совершенно не соответствующим ее обычной дружелюбной манере:— Хватит, Мария. Отнеси письмо, как я велела. Если ты мне понадобишься, я позвоню.В другое время Мария обиделась бы на хозяйку, но в это утро в Каролине было нечто, не допускавшее возражений. Все еще вытирая глаза, Мария вышла, и Каролина вновь осталась одна.Она пролежала всю ночь, глядя в темноту, и теперь у нее отяжелели веки. Каролина поежилась — она словно не чувствовала сияния солнечных лучей, падавших на оконный переплет, хотя в них купался парк, простирающийся под окнами.Каролина долго смотрела в окно. Она будто окаменела — не шевелилась и дышала так тихо, что кружево на груди лежало почти неподвижно. Она ощущала лишь холод, ибо после потрясения, перенесенного ночью, в ней не осталось никаких чувств, кроме чувства полной беспомощности. Казалось, парализованы даже мысли; и теперь, стоя у окна, она спрашивала себя, сможет ли когда-нибудь хоть что-то почувствовать снова.Раздался стук в дверь, но Каролина не ответила. Кто-то опять постучал и, не дождавшись ответа, ушел.Так же отрешенно Каролина просидела в своей комнате все утро. Уже давно миновал полдень, когда, не дождавшись вызова, Мария пришла сама.— Миледи, позвольте, я принесу вам что-нибудь поесть, — упрашивала она.— Принеси, если хочешь, — безразлично ответила Каролина.— Так и заболеть недолго. Позвольте, я одену вас. Пройдетесь по парку, может, и щеки у вас порозовеют.— Нет, я останусь здесь, — промолвила Каролина.Мария вышла и вскоре вернулась с подносом, уставленным аппетитными блюдами; но, увидев пищу, Каролина почувствовала дурноту и отодвинула поднос, ни до чего не дотронувшись.— Пожалуйста, миледи, съешьте хоть кусочек, — уговаривала ее Мария, но Каролина покачала головой.— Я не хочу есть, — сказала она совершенно безжизненным голосом.Мария взяла поднос и отставила его в сторону.— Внизу нынче такая суматоха, миледи, — заговорила она, явно надеясь пробудить у Каролины интерес. — Все гости уезжают.— Почему? — задала вопрос Каролина все тем же тусклым голосом.— Неприлично им было бы тут задерживаться, миледи, после того как вы и его милость обвенчались. Как я поняла, сегодня к вечеру останутся только мистер Уорлингем, ну и, конечно, леди Августа и миссис Миллер.— Значит, мистер Уорлингем остается, — сказала Каролина; голос ее чуть оживился.Мария кивнула.— Да, миледи. И слыхала я, что джентльмен этот в ужасном настроении. Прошлой ночью лакею пришлось нести его в спальню — говорят, он так напился, что свалился под карточный столик.Каролина сидела, задумавшись. Мария вздохнула. Видно, ничто сегодня не расшевелит ее хозяйку.Мария взяла поднос и открыла дверь, чтобы выйти. По-видимому, снаружи кто-то стоял, так как Каролина услышала голоса. Затем Мария торопливо вернулась в комнату.— Миледи, его милость просит сообщить вам, — сказала она, — что последние гости уедут к трем часам, и тогда он будет ждать вашу милость в библиотеке.Каролина долго смотрела на горничную, словно была не совсем уверена, правильно ли расслышала; и вдруг мгновенно преобразилась. На щеках вновь появился румянец, глаза засияли. Исчезли вялость и холодное равнодушие, владевшие ею с утра.— В три часа, говоришь? — переспросила она, выговаривая эти слова бережно, словно нечто чрезвычайно важное. — Тогда я успею принять ванну; и поставь назад поднос. Я хочу есть.Высокие стоячие часы в холле торжественно отбивали время, когда Каролина спустилась по парадной лестнице. Замок странно притих после шума и суматохи предыдущего дня; он показался Каролине мрачнее прежнего. Без зажженных свечей, которые рассеивали темноту холла, дубовые панели и тяжелые доспехи создавали атмосферу тягостной таинственности. Каролина вдруг поняла, что никогда раньше не замечала, как от мраморного пола веет стужей, и подумала, что зимой в замке, должно быть, очень холодно.Она прошла по коридору к библиотеке. Дверь была закрыта. В первый момент она заколебалась, а затем взялась за дверную ручку. Сердце ее колотилось в груди, но страха не было. Каролина была готова поверить, что события прошлой ночи — всего лишь кошмарный сон. Может быть, она их преувеличила; может, это всего лишь игра ее воображения. Сейчас она увидит Вейна, Вейна, которого любит и который — она сердцем чувствовала это — любит ее… Вейна, который стал ее мужем.Она взглянула, словно ища подтверждения, на кольцо-печатку с изумрудом на безымянном пальце левой руки. Кольцо Вейна. Кольцо, которое, как бы там ни было, являлось символом того, что он принадлежит ей, а она — ему. Каролина глубоко вздохнула и поднесла кольцо к губам, затем высоко подняла голову и отворила дверь в библиотеку.Лорд Брикон стоял спиной к камину, лицом к двери. Каролине показалось, что он с нетерпением ждал ее прихода, но при ее появлении выражение его лица осталось прежним. С упавшим сердцем Каролина отметила мрачный взгляд и нахмуренные брови.— Добрый день, Каролина, — коротко сказал он. Каролина слегка присела в реверансе на пороге комнаты.— Добрый день, Вейн, — сказала она. Голос ее звучал гораздо спокойнее, чем она чувствовала себя на самом деле. — Как я поняла, наши гости уехали.— Наши гости? — переспросил он и тут же быстро добавил: — Да, конечно, наши гости. Они уехали.Каролина пересекла комнату, остановилась рядом с ним и подняла на него глаза — она смотрела мягко и призывно. Но он не глядел на нее, не говорил; наконец она осторожно напомнила:— Ты посылал за мной, Вейн. Ты хотел меня видеть?— Да, — ответил он. — Я хочу кое-что показать.Он повернулся и направился к двери, открыл и придержал ее, пропуская Каролину вперед. Несколько удивленная, Каролина подчинилась. Выйдя в коридор, она вопросительно взглянула на него.— Сюда, — резко произнес он и повернул не к холлу, а в ту сторону, куда они вчера ночью шли к часовне. Сначала Каролина подумала, что лорд Брикон туда и ведет ее. Почему, она понятия не имела; на мгновение ей в голову пришла дикая мысль: быть может, он хочет взять назад клятвы, которыми они обменялись у алтаря. Но они прошли мимо двери в часовню дальше по коридору — он становился все уже и уже.Так они и шли, пока не очутились перед тяжелой дверью с большими железными петлями, обитой гвоздями. К удивлению Каролины, она была заперта, но лорд Брикон вынул ключ из кармана и открыл дверь. Они вошли в дверь, после чего он опять запер ее.Несколько ступенек вниз вели в зал с каменным полом. На противоположной стороне находилась винтовая лестница. Каролина огляделась вокруг и поняла, что это одна из башен. Ни с чем нельзя было спутать тяжеловесное норманнское сооружение с узкими окнами-бойницами, сквозь которые проникало мало света.— Прошу прощения, но мне придется пройти первым, — проговорил лорд Брикон. Войдя в зал, он пересек его и вошел в еще один коридор, который заканчивался у другой запертой двери.В башне было сыро и холодно. Насколько Каролина могла судить, ею не пользовались. Однако, когда лорд Брикон открыл следующую дверь, ее ждал сюрприз.Они стояли, заглядывая в почти идентичный каменный зал, но этот был обставлен мебелью. На каменном полу лежали половики, у стен стояли дубовые сундуки, а в большом каменном камине горел огонь. Вновь лорд Брикон прошел вперед. Он пересек зал и начал подниматься по лестнице. В этот момент в дверь торопливо вошел седовласый старик в поношенной ливрее, которая казалась ему велика, если только он не усох.— А, милорд! А я-то думаю, кто это может быть, — воскликнул он.— Все в порядке, Миггз, — сказал лорд Брикон. — Я сам поднимусь наверх.— Надеюсь, у вашей милости все хорошо, — заметил старик. Как поняла Каролина, ему хотелось поговорить с хозяином.— Неплохо, — ответил лорд Брикон. — А как миссис Миггз?— Неважно, совсем неважно, милорд. Но ей будет приятно узнать, что вы спрашивали о ней. Грудь у ней болит, милорд. Никак ей не прокашляться, хотя чего уж тут удивляться. Ведь из-за рва с водой в нижних комнатах ужасная сырость. Не раз говорил я вашей милости, что в один прекрасный день вода просочится прямо сюда.— Да-да, ты уже говорил мне, — нетерпеливо сказал лорд Брикон и начал вновь подниматься по лестнице, оставив старика ворчать себе под нос.Лестница была узкая, с множеством поворотов. Ковер покрывал ступени, но Каролина заметила, что она из грубого тесаного камня, как и лестница первой башни. Ступени резко заканчивались узкой площадкой, на которую выходила еще одна дверь. Лорд Брикон постучал, и чей-то голос пригласил их войти.Лорд Брикон открыл дверь. В первый момент Каролина была слишком удивлена и заметила только солнечный свет. Он лился сквозь два больших окна, выходящих на южную сторону башни. Несколько ослепленная солнцем после темных коридоров и лестницы, она прищурила глаза и увидела, что с сиденья у камина, отгороженного решеткой, какая обычно ставится в детской, поднялась женщина.Это была приятного вида пожилая женщина в чепце. На ней было серое платье и передник с оборками, какой обычно надевает няня маленького ребенка. Она поклонилась лорду Брикону.— Добрый день, ваша милость. Какая приятная неожиданность!— Добрый день, няня. Как вы себя чувствуете? — спросил лорд Брикон. Затем, посмотрев по сторонам, словно кого-то или что-то искал, добавил: — А как Кэсси?— Сегодня неважно, — тихо ответила няня, после чего громко позвала: — Мисс Кэсси, идите сюда, не бойтесь. К вам гости пришли.Она смотрела в сторону сиденья под окном. Каролина взглянула туда же и увидела, что за одной из тяжелых розовых занавесок кто-то прячется. Занавеска зашевелилась, и оттуда кто-то медленно появился. Каролина едва удержалась от крика; только воспитание и хорошие манеры заставили ее подавить восклицание, рвущееся с губ.Из-за занавески вышло существо, чудовищнее которого она в жизни не видела. Существо это было ростом с ребенка, всего в несколько футов, но с громадной уродливой головой.Длинные прямые волосы свисали с огромного выпуклого лба над плоскими деформированными ушами. Туловище, доходившее почти до земли, держалось на тонких, словно палочки, ножках, а руки, напоминавшие паучьи лапы, заканчивались белыми ладонями с жирными короткими пальцами. У существа был большой рот с толстыми губами и маленькие, неожиданно яркие глазки.Но ужаснее всего казалось то, что оно было одето аккуратно и даже нарядно. В детском платьице из белого муслина с розовыми ленточками его невероятное тело имело карикатурный вид, а розовый бантик, завязанный в жестких волосах, смотрелся бы нелепо, если бы не производил жалкое впечатление. Девочка — если это и впрямь была девочка — неуклюже прошла через всю комнату. Руки у нее при этом свисали по бокам, пальцы растопырились.— Здравствуй, Кэсси, — сказал ей лорд Брикон. — Ты помнишь меня?Кэсси долго смотрела на него, а потом сказала плаксиво:— Кэсси хочет птичку.— Хватит, мисс Кэсси, — одернула ее няня. — Довольно! Я уже велела вам не говорить об этом. Это очень некрасиво.— Кэсси хочет душить птичку, — повторила девочка. — Кэсси хочет душить ее, чтобы пошла кровь… чтобы кровь побежала по пальчикам Кэсси… Хорошая птичка! Кэсси хочет смотреть, как теплая кровь кап, кап, кап!
— Ай, как некрасиво! — нахмурилась няня. — Ну-ка, милая, идите, найдите свою куклу и забудьте о птичке.Кэсси послушно направилась в дальний угол комнаты к шкафчику. Сквозь приоткрытые дверцы было видно, что он полон всевозможными игрушками. Девочка подошла туда, вытянула куклу за юбку и опустила ее головой вниз.— Кэсси хочет птичку, — упрямо повторила она вполголоса. — Кэсси хочет, чтобы у нее кровь кап… кап!Она говорила и смотрела на няню. В глазах ее появилось выражение зловещего коварства, и Каролина вновь едва удержалась от крика. Из открытого рта по жирному подбородку бежала слюна, а тонкий голосок вызывающе повторял:— Кэсси хочет птичку.— Бесполезно, милорд, — сказала няня. — Сегодня она не в духе. Всю неделю она вела себя спокойно, но сегодня утром на подоконник села птица, и мисс Кэсси потеряла покой. Как известно вашей милости, все хорошо, пока она не видит ничего живого, но уж если увидит, то начинает вести себя вот так, и с ней случается один из приступов.— Да, так я и предполагал, — мрачно сказал лорд Брикон. — У вас есть лекарство на тот случай, если она будет буйствовать?— О да, милорд, только не люблю я давать его, пока она и впрямь не делается невыносимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34