Я же говорил тебе, – обратился он к Киммуриэлю, – Энтрери – очень цельный человек.
– По-моему, ты путаешь цельность с тупоумием, – отозвался псионик. – Все силы цельного человека направлены главным образом на то, чтобы сохранить свою жизнь и все, что ему для жизни нужно. Ведь это основное стремление любого мыслящего существа.
Джарлакс кивнул, но не потому, что согласился, а потому, что предвидел в точности такой ответ. Такова уж была психология дроу: личное всегда ставилось превыше общественного, самость считалась достоинством, а щедрость и самоотдача – недостатком, который можно и нужно было использовать.
– Некоторые считают самосохранение второстепенным делом, а не основной целью, – все же заметил он.
– Значит, их уже нет в живых или скоро не будет, – невозмутимо парировал Киммуриэль. – Чтобы вернуться и помочь ему, придется пожертвовать слишком многим, – добавил псионик таким тоном, чтобы было ясно: он на это никогда не согласится.
Киммуриэль уже принял решение, что обратно Бреган Д'эрт не вернется, и Джарлакс почувствовал, что ему придется вступить в борьбу со своим заместителем, если он задумает спасти Энтрери, в случае необходимости, с помощью своей 6анды. Может, псионик даже мысленно внушил ему это – в присутствии Киммуриэля никогда нельзя быть до конца уверенным, что все мысли в голове – твои собственные!
Правда, Джарлакс и не думал отвоевывать власть. Он умел покоряться судьбе, даже если она делала неприятный для него поворот.
В чаше снова возник двор замка, но теперь он был пуст. Потом почти на самой границе изображения мелькнул на мгновение тот самый беспокойный человек. С умением бывалого охотника он перебегал из укрытия в укрытие, направляясь к двери главной башни.
– Прощай, дружище, – промолвил Джарлакс и поболтал пальцем в воде. Изображение исказилось и исчезло.
– Возвращаешься с нами в Мензоберранзан? – спросил Киммуриэль.
Джарлакс кивнул с видом человека, покорного судьбе.
* * *
Никто во всех землях Бладстоуна не умел читать следы лучше Ольвена Друга лесов. Говорили, что он мог выследить птицу, пролетевшую над голыми скалами, и тот, кто хоть раз видел Ольвена в деле, не стал бы это оспаривать.
– У них есть портал, – уверенно сообщил он Кейну и Эмелину, когда они спустились со стены во двор замка.
Земля была изрыта многочисленными следами гоблинов и кобольдов, которых внезапно – и насильно, как уверял Ольвен, – погнали сражаться.
Следопыт кивком указал на главную башню – массивное приземистое строение, соединенное со стеной, отделявшей основной двор от внутреннего.
– Или же они прячутся в туннелях внизу, где и разместили всех этих тварей, – добавил Ольвен.
– Туда ведут какие-нибудь следы? – спросил Эмелин.
– Кобольды и гоблины вышли вон из той двери, только внутрь они не входили. К тому же если бы в башню втиснулось три сотни этих уродов, она бы развалилась.
– Внизу много туннелей, – сказал Эмелин, уже бывавший в замке.
– Все тупиковые? – уточнил Ольвен.
– Да.
– Уверен?
– У меня был Камень Всевидения, самонадеянный охотник на оленей, – сердито сказал Эмелин. – Разве я пропустил бы потайную дверь?
– Значит, у них портал, – убежденно заключил Ольвен.
– И видимо, он двусторонний, – добавил Кейн. Следопыт постоял, прислушиваясь к мертвой тишине вокруг, и кивнул.
– Ну что ж, – предложил Эмелин, – давайте распахнем все двери и обследуем все сверху донизу. Королю Артемису и его коварному темнокожему дружку будет нелегко от нас скрыться.
Вместе с Кейном он отправился к воротам. Дверь на первом этаже одной из сторожевых башен была распахнута, открывая путь к огромному поворотному механизму.
Ольвен же постоял немного, а потом начал пробираться в противоположном направлении – к главной башне.
Он умел красться не хуже опытного городского вора, и оставаться незаметным ему помогали также плащ и сапоги, сделанные эльфами и обладавшие некоторыми волшебными свойствами. Ольвен настолько слился с окружающими постройками, что со стороны показалось бы, будто он попросту исчез. Ступал он совершенно беззвучно, и Кейн с Эмелином, соображавшие, как бы приладить порванную цепь, лишь тогда поняли, насколько далеко он от них ушел, когда увидели открытой дверь главной башни.
– Горе делает его безрассудным, – бросил Кейн, двинувшись за ним.
– Ольвен сам торит себе дорогу, – удержал его за плечо Эмелин, – так всегда было и будет. Ему никто, кроме себя самого, не нужен. Наверняка и Мариабронн стал таким, поучившись у него.
– И, судя по всему, оттого и погиб, – заметил Кейн.
– Ольвен, пожалуй, понимает это, – кивнул чародей.
– Самое плохое сочетание – скорбь и чувство вины, – сказал монах и добавил: – Почини цепь и приведи наших.
Сам он отправился вслед за Ольвеном.
* * *
Тратить время на разглядывание мебели и драпировок в главном зале Ольвен не стал, а сразу повернул вправо, где было несколько входов в уходящие вниз и в сторону коридоры. Склонившись к земле, он изучил пол и выбрал тот туннель, которым, как он решил, недавно пользовались.
Покрепче сжав рукоять топора, Ольвен решительно двинулся вглубь. Он осторожно миновал несколько комнат, не найдя в них ничего заслуживающего внимания. Несмотря на это, Ольвен, как опытный следопыт, ничуть не терял бдительности. Его не смущало количество ответвлений. Следов было не так много, и если бы он пошел неверным путем, то легко вернулся бы и начал снова. Шагая беззвучно и неспешно, он добрался до большого проема, за которым открывался освещенный свечами зал. Пробираясь вдоль стены, следопыт отметил, что следы ведут внутрь и резко сворачивают за дверь.
Остановившись в шаге от проема, Ольвен затаил дыхание и, чуть наклонившись, заметил чей-то локоть.
Он еще раз внимательно осмотрел пол: следы оставил один человек.
С ловкостью и быстротой, не вязавшимися с его грузной фигурой, Ольвен прыгнул вперед, намереваясь с одного раза зарубить неизвестного. Острое лезвие не встретило препятствия и легко вошло в грудь того, кто затаился у входа.
* * *
Из смежного коридора Артемис Энтрери с кислой ухмылкой наблюдал, как решительно незнакомый здоровяк развалил мумию, оставленную им у входа в зал.
Как он и планировал, топор рассек ее надвое и, разрубив веревку, которую удерживало тело, звякнул о камень.
Веревка лопнула, и с противоположной стороны со свистом полетела вниз секира. Энтрери был уверен, что великан погибнет на месте.
Однако верзила удивил его: едва лезвие со звоном ударилось в камень, он, кувыркнувшись, влетел в комнату, чуть опередив раскачивающуюся секиру, и с безупречным мастерством вскочил на ноги. А главное, Ольвен то ли предугадал, то ли почувствовал приближение Энтрери, хотя убийца и ступал бесшумно, и прыгнул ему навстречу, замахнувшись топором. Энтрери едва успел поднять повыше Коготь Шарона, иначе он выбил бы его у него из рук.
Ольвен тут же перехватил рукоять и, целясь в шею, неистово обрушился на врага.
Энтрери, насколько мог, отклонился назад и парировал мечом, однако удержаться на ногах не сумел и упал, упершись в пол свободной рукой. Используя ее как рычаг, он качнулся в сторону от набросившегося на него с ревом Ольвена и, сделав сальто, вскочил, выставив перед собой Коготь Шарона.
– Ага, так ты ловкач убийца! – прорычал Ольвен.
– Вот в чем разница между убийцей и жертвой.
– Что же, Мариабронну недостало ловкости?
– При чем здесь Мариабронн? – изумился Энтрери.
– Не вешай мне лапшу на уши! Ты его боялся – ведь он человек чести!
И с этими словами Ольвен замахнулся топором справа налево, потом разжал правую руку, а левой забросил топор за спину, снова перехватил рукоять правой, готовясь рубануть наискосок.
Энтрери даже не пытался парировать столь мощный удар, он просто отступил на шаг. Момент, когда Ольвен выпустил топор из левой руки и схватил его за середину рукояти правой, показался убийце наиболее удобным для нападения – здоровяк не смог бы защититься, ему не хватало замаха.
Вот тогда-то Энтрери и узнал впервые, чего стоят друзья короля Гарета.
Ольвен не стал бить, как предполагал его противник. Он выбросил в сторону правую руку и чуть разжал кулак, так что рукоять топора заскользила и у него в руке остался самый конец. Свободной же левой рукой он выхватил из-за пояса маленький метательный топорик и бросил его, не дав Энтрери приблизиться.
Убийца пригнулся и попытался отбить топорик Когтем Шарона, но лишь задел его. Лезвие полоснуло его по голове, по счастью не ранив лица!
Но хуже было то, что в правой руке Ольвена блеснул боевой топор, занесенный для последнего, смертельного удара.
В столь безнадежном положении оставалось лишь пригнуться и попытаться смягчить удар.
Любой на месте Энтрери только защищался бы, но убийца быстро перебросил Коготь Шарона в левую руку, отражая атаку, а другой попытался вонзить кинжал в объемистый живот противника.
Но Ольвен помешал ему, сильно стукнув рукой по плечу. Энтрери ничего не оставалось делать, как кувыркнуться и, обернувшись, защищаться снова.
Повинуясь инстинкту, он отбил еще один метательный топорик, уже после сообразив, что вспышка, промелькнувшая рядом с ним, оказалась сверкнувшим на мгновение лезвием. Он даже не смог удивиться, когда это Ольвен успел его выхватить и так точно запустить.
– Примерно так ловят жирного поросенка, – поддразнил его следопыт.
– Только поймать его трудно, и он нередко оставляет ловца в дураках.
Невозмутимо усмехаясь, поигрывая боевым топором, Ольвен пошел забрать первый метательный топорик.
– Да, приходится повозиться, чтобы его поймать, – согласился он. – Но ясно как день, что поросенку не бывать победителем.
– Кто слишком уверен в себе, может остаться ни с чем.
Разразившись утробным хохотом, следопыт поманил убийцу:
– Ну, иди же сюда, собака, король Артемис Слабоумный. Оставь меня ни с чем.
Энтрери видел, что противник встал в боевую позицию, взяв в одну руку боевой топор, в другую метательный, с непринужденностью, выдающей воина, привычного к бою с двух рук. Видимо, следопыт убедил себя в том, что Энтрери повинен в смерти Мариабронна.
Убийце вдруг на мгновение захотелось разуверить храброго воина, поведать ему правду (такая редкость!) о своей непричастности к гибели Странника.
Но чего бы он добился? Ведь Джарлакс провозгласил его королем Артемисом Первым, самовольно захватившим практически принадлежащие Гарету земли. За это преступление ему тоже полагалась смерть, которой этот человек и добивается.
Так к чему утруждаться?
Энтрери поглядел на собственное оружие – кроваво-красный клинок Когтя Шарона и драгоценный кинжал, столько раз выручавший его в самых различных стычках.
– Ну, давай же, – подначивал его противник. – От короля я ожидал большего.
Пожав плечами как бы в знак того, что Ольвен пусть и большого ума человек, но сейчас заблуждается и убийце ничего не остается, как принять дурацкую игру, Энтрери бросился вперед.
* * *
Мастер Кейн стоял в главном зале, куда выходило множество туннелей, и прислушивался к звукам схватки, эхом доносившимся из какого-то из них. Все туннели изгибались в одну сторону, и определить, откуда идет звук, было нелегко, к тому же в глубине коридоры могли соединяться между собой.
– Что же ты не оставил метки, Ольвен? – покачивая головой, пробормотал Кейн.
Он попытался прикинуть угол наклона туннеля и соразмерить его с эхом. Потом перешел к следующему, однако понял, что только тратит драгоценное время. Порывшись в кармане, он достал свечку и, установив ее у входа в туннель, помчался вглубь него.
* * *
Энтрери сделал выпад, и Ольвен молниеносно отразил его топором. Убийца отдернул клинок, сделал финт кинжалом и снова ударил мечом. Противник уклонился, выставив оружие перед собой.
Энтрери отшатнулся, делая вид, что готовится пустить в ход кинжал. Следопыт понял его намерение, но убийца, вопреки ожиданию, вновь сделал выпад Когтем Шарона.
Менее опытного противника он этим ударом и убил бы, но Ольвен раскусил Энтрери, и его собственная готовность к фальшивому выпаду также оказалась всего лишь уловкой, давшей ему возможность метнуть топорик.
Лишь необычайное проворство спасло Энтрери, он успел отбить топорик вовремя поднятым кинжалом и, даже вынужденный защищаться, попытался достать противника мечом. Ольвен парировал, но убийца почти сразу сделал выпад кинжалом. Следопыт не успел бы защититься Древорубом, но сумел отразить нападение иначе. Каким-то непостижимым образом Ольвену удалось выхватить второй топорик, и именно им он отбил кинжал. И одновременно размахнулся своим огромным топором.
Энтрери плашмя рухнул на пол, и страшное лезвие рассекло воздух над самой его головой. Упершись руками в пол, он оттолкнулся изо всех сил и вскочил, уже готовый к нападению. Коготь Шарона со звоном ударил под лезвие топорика, и Ольвену пришлось далеко отвести руку. Кинжалом же Энтрери ткнул ему в пояс, и, защищаясь, следопыт вынужден был опустить большой топор. Убийца тем временем поддел мечом метательный топорик и резким движением вывернул противнику руку.
Однако Ольвен поступил неожиданно: он отпустил топорик и дал кулаком убийце под подбородок.
Энтрери попятился, но быстро пришел в себя – на свое счастье, поскольку Ольвен бросился на него, ожесточенно размахивая боевым топором. Взмах, еще, но Энтрери успевал парировать, металл оглушительно звенел и скрежетал, и вдруг в самый разгар схватки Ольвен умудрился достать еще один топорик.
Наемный убийца яростно сопротивлялся. Они дрались на равных, не было никакой возможности перейти в нападение или найти хотя бы малейшую брешь в защите врага. Схватка превратилась в почти механическое отражение ударов с обеих сторон. И если Ольвен и устал, то ничем не выдавал этого.
* * *
Выскочив из только что осмотренного туннеля, Кейн не забыл положить свечку поперек – знак того, что он здесь уже побывал, ничего не нашел и вышел. Другую свечу он поставил у входа во второй коридор, чтобы Эмелин, понимавший его сигналы, знал, где его искать.
Он бежал все быстрее, уже отчасти представляя себе расположение туннелей и больше не сомневаясь, что попал именно в тот, который выведет его к Ольвену.
Главное было успеть, поскольку звон металла, доносящийся до него, звучал теперь в каком-то безумном ритме.
* * *
Энтрери в мгновение ока понял, что ему не удалось парировать и удара топором не избежать. Он все же успел отчасти уклониться, но острейшее лезвие, рассекая кожаные штаны и мышцы, вошло в его правое бедро, как в масло, до самой кости.
Убийца только скривился, терять время было нельзя: Ольвен наступал, решив, что миг его торжества уже пришел.
Энтрери изо всех сил замахнулся мечом, и здоровяк, как и следовало ожидать, приготовился отбить его топором. Ольвен не почувствовал подвоха, – видно, решил, что это жест отчаяния. Убийца же, вместо того чтобы бить, извернулся и отбежал в сторону, сильно припадая на раненую ногу, но заставляя себя не обращать внимания на жгучую боль.
– Не сбежишь! – злорадно крикнул Ольвен и бросился за ним к двери, где неподвижно висела на веревке секира.
Энтрери качнул ее в сторону, а сам метнулся дальше, но тут же резко обернулся и махнул мечом. В воздухе повисла непрозрачная черная пелена.
Убийца швырнул меч на землю, а сам, пользуясь тем, что звон заглушил звук его шагов, бросился влево и затаился за стеной, рассчитывая на то, что неожиданное препятствие и странная завеса хоть на миг задержат растерянного преследователя. И действительно, Ольвен, остановив качающуюся секиру, на секунду недоуменно воззрился на внезапно возникшую перед ним пелену.
Однако замешательство длилось недолго, и он с ревом бросился вперед, в туннель.
И застыл на месте, оказавшись лицом к лицу со своим врагом.
Острейшее лезвие кинжала коснулось его шеи. Свободной рукой Энтрери ухватил несколько прядей густых черных волос Ольвена и оттянул назад его голову.
– На твоем месте я бы развел руки пошире и бросил оружие на пол! – прошипел он следопыту в самое ухо.
Ольвен не послушался сразу, и Энтрери, сильнее потянув его за волосы, проколол острием кожу и дал понять, что его клинок способен не только убить, но и выпить душу. Ольвену все стало ясно, и он уронил топоры.
– Не умножай своих преступлений, – вдруг раздался ровный голос.
Прижав к себе противника, Энтрери быстро отступил с ним обратно в комнату и увидел в коридоре Кейна.
Монах был совершенно спокоен и невооружен, руки он держал опущенными вдоль тела.
– Единственное мое преступление в том, что я хотел выбраться из этой клоаки, именуемой Гаретовым королевством! – огрызнулся наемный убийца.
– Если это так, то почему мы воюем?
– Я себя защищаю.
– А также свое королевство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– По-моему, ты путаешь цельность с тупоумием, – отозвался псионик. – Все силы цельного человека направлены главным образом на то, чтобы сохранить свою жизнь и все, что ему для жизни нужно. Ведь это основное стремление любого мыслящего существа.
Джарлакс кивнул, но не потому, что согласился, а потому, что предвидел в точности такой ответ. Такова уж была психология дроу: личное всегда ставилось превыше общественного, самость считалась достоинством, а щедрость и самоотдача – недостатком, который можно и нужно было использовать.
– Некоторые считают самосохранение второстепенным делом, а не основной целью, – все же заметил он.
– Значит, их уже нет в живых или скоро не будет, – невозмутимо парировал Киммуриэль. – Чтобы вернуться и помочь ему, придется пожертвовать слишком многим, – добавил псионик таким тоном, чтобы было ясно: он на это никогда не согласится.
Киммуриэль уже принял решение, что обратно Бреган Д'эрт не вернется, и Джарлакс почувствовал, что ему придется вступить в борьбу со своим заместителем, если он задумает спасти Энтрери, в случае необходимости, с помощью своей 6анды. Может, псионик даже мысленно внушил ему это – в присутствии Киммуриэля никогда нельзя быть до конца уверенным, что все мысли в голове – твои собственные!
Правда, Джарлакс и не думал отвоевывать власть. Он умел покоряться судьбе, даже если она делала неприятный для него поворот.
В чаше снова возник двор замка, но теперь он был пуст. Потом почти на самой границе изображения мелькнул на мгновение тот самый беспокойный человек. С умением бывалого охотника он перебегал из укрытия в укрытие, направляясь к двери главной башни.
– Прощай, дружище, – промолвил Джарлакс и поболтал пальцем в воде. Изображение исказилось и исчезло.
– Возвращаешься с нами в Мензоберранзан? – спросил Киммуриэль.
Джарлакс кивнул с видом человека, покорного судьбе.
* * *
Никто во всех землях Бладстоуна не умел читать следы лучше Ольвена Друга лесов. Говорили, что он мог выследить птицу, пролетевшую над голыми скалами, и тот, кто хоть раз видел Ольвена в деле, не стал бы это оспаривать.
– У них есть портал, – уверенно сообщил он Кейну и Эмелину, когда они спустились со стены во двор замка.
Земля была изрыта многочисленными следами гоблинов и кобольдов, которых внезапно – и насильно, как уверял Ольвен, – погнали сражаться.
Следопыт кивком указал на главную башню – массивное приземистое строение, соединенное со стеной, отделявшей основной двор от внутреннего.
– Или же они прячутся в туннелях внизу, где и разместили всех этих тварей, – добавил Ольвен.
– Туда ведут какие-нибудь следы? – спросил Эмелин.
– Кобольды и гоблины вышли вон из той двери, только внутрь они не входили. К тому же если бы в башню втиснулось три сотни этих уродов, она бы развалилась.
– Внизу много туннелей, – сказал Эмелин, уже бывавший в замке.
– Все тупиковые? – уточнил Ольвен.
– Да.
– Уверен?
– У меня был Камень Всевидения, самонадеянный охотник на оленей, – сердито сказал Эмелин. – Разве я пропустил бы потайную дверь?
– Значит, у них портал, – убежденно заключил Ольвен.
– И видимо, он двусторонний, – добавил Кейн. Следопыт постоял, прислушиваясь к мертвой тишине вокруг, и кивнул.
– Ну что ж, – предложил Эмелин, – давайте распахнем все двери и обследуем все сверху донизу. Королю Артемису и его коварному темнокожему дружку будет нелегко от нас скрыться.
Вместе с Кейном он отправился к воротам. Дверь на первом этаже одной из сторожевых башен была распахнута, открывая путь к огромному поворотному механизму.
Ольвен же постоял немного, а потом начал пробираться в противоположном направлении – к главной башне.
Он умел красться не хуже опытного городского вора, и оставаться незаметным ему помогали также плащ и сапоги, сделанные эльфами и обладавшие некоторыми волшебными свойствами. Ольвен настолько слился с окружающими постройками, что со стороны показалось бы, будто он попросту исчез. Ступал он совершенно беззвучно, и Кейн с Эмелином, соображавшие, как бы приладить порванную цепь, лишь тогда поняли, насколько далеко он от них ушел, когда увидели открытой дверь главной башни.
– Горе делает его безрассудным, – бросил Кейн, двинувшись за ним.
– Ольвен сам торит себе дорогу, – удержал его за плечо Эмелин, – так всегда было и будет. Ему никто, кроме себя самого, не нужен. Наверняка и Мариабронн стал таким, поучившись у него.
– И, судя по всему, оттого и погиб, – заметил Кейн.
– Ольвен, пожалуй, понимает это, – кивнул чародей.
– Самое плохое сочетание – скорбь и чувство вины, – сказал монах и добавил: – Почини цепь и приведи наших.
Сам он отправился вслед за Ольвеном.
* * *
Тратить время на разглядывание мебели и драпировок в главном зале Ольвен не стал, а сразу повернул вправо, где было несколько входов в уходящие вниз и в сторону коридоры. Склонившись к земле, он изучил пол и выбрал тот туннель, которым, как он решил, недавно пользовались.
Покрепче сжав рукоять топора, Ольвен решительно двинулся вглубь. Он осторожно миновал несколько комнат, не найдя в них ничего заслуживающего внимания. Несмотря на это, Ольвен, как опытный следопыт, ничуть не терял бдительности. Его не смущало количество ответвлений. Следов было не так много, и если бы он пошел неверным путем, то легко вернулся бы и начал снова. Шагая беззвучно и неспешно, он добрался до большого проема, за которым открывался освещенный свечами зал. Пробираясь вдоль стены, следопыт отметил, что следы ведут внутрь и резко сворачивают за дверь.
Остановившись в шаге от проема, Ольвен затаил дыхание и, чуть наклонившись, заметил чей-то локоть.
Он еще раз внимательно осмотрел пол: следы оставил один человек.
С ловкостью и быстротой, не вязавшимися с его грузной фигурой, Ольвен прыгнул вперед, намереваясь с одного раза зарубить неизвестного. Острое лезвие не встретило препятствия и легко вошло в грудь того, кто затаился у входа.
* * *
Из смежного коридора Артемис Энтрери с кислой ухмылкой наблюдал, как решительно незнакомый здоровяк развалил мумию, оставленную им у входа в зал.
Как он и планировал, топор рассек ее надвое и, разрубив веревку, которую удерживало тело, звякнул о камень.
Веревка лопнула, и с противоположной стороны со свистом полетела вниз секира. Энтрери был уверен, что великан погибнет на месте.
Однако верзила удивил его: едва лезвие со звоном ударилось в камень, он, кувыркнувшись, влетел в комнату, чуть опередив раскачивающуюся секиру, и с безупречным мастерством вскочил на ноги. А главное, Ольвен то ли предугадал, то ли почувствовал приближение Энтрери, хотя убийца и ступал бесшумно, и прыгнул ему навстречу, замахнувшись топором. Энтрери едва успел поднять повыше Коготь Шарона, иначе он выбил бы его у него из рук.
Ольвен тут же перехватил рукоять и, целясь в шею, неистово обрушился на врага.
Энтрери, насколько мог, отклонился назад и парировал мечом, однако удержаться на ногах не сумел и упал, упершись в пол свободной рукой. Используя ее как рычаг, он качнулся в сторону от набросившегося на него с ревом Ольвена и, сделав сальто, вскочил, выставив перед собой Коготь Шарона.
– Ага, так ты ловкач убийца! – прорычал Ольвен.
– Вот в чем разница между убийцей и жертвой.
– Что же, Мариабронну недостало ловкости?
– При чем здесь Мариабронн? – изумился Энтрери.
– Не вешай мне лапшу на уши! Ты его боялся – ведь он человек чести!
И с этими словами Ольвен замахнулся топором справа налево, потом разжал правую руку, а левой забросил топор за спину, снова перехватил рукоять правой, готовясь рубануть наискосок.
Энтрери даже не пытался парировать столь мощный удар, он просто отступил на шаг. Момент, когда Ольвен выпустил топор из левой руки и схватил его за середину рукояти правой, показался убийце наиболее удобным для нападения – здоровяк не смог бы защититься, ему не хватало замаха.
Вот тогда-то Энтрери и узнал впервые, чего стоят друзья короля Гарета.
Ольвен не стал бить, как предполагал его противник. Он выбросил в сторону правую руку и чуть разжал кулак, так что рукоять топора заскользила и у него в руке остался самый конец. Свободной же левой рукой он выхватил из-за пояса маленький метательный топорик и бросил его, не дав Энтрери приблизиться.
Убийца пригнулся и попытался отбить топорик Когтем Шарона, но лишь задел его. Лезвие полоснуло его по голове, по счастью не ранив лица!
Но хуже было то, что в правой руке Ольвена блеснул боевой топор, занесенный для последнего, смертельного удара.
В столь безнадежном положении оставалось лишь пригнуться и попытаться смягчить удар.
Любой на месте Энтрери только защищался бы, но убийца быстро перебросил Коготь Шарона в левую руку, отражая атаку, а другой попытался вонзить кинжал в объемистый живот противника.
Но Ольвен помешал ему, сильно стукнув рукой по плечу. Энтрери ничего не оставалось делать, как кувыркнуться и, обернувшись, защищаться снова.
Повинуясь инстинкту, он отбил еще один метательный топорик, уже после сообразив, что вспышка, промелькнувшая рядом с ним, оказалась сверкнувшим на мгновение лезвием. Он даже не смог удивиться, когда это Ольвен успел его выхватить и так точно запустить.
– Примерно так ловят жирного поросенка, – поддразнил его следопыт.
– Только поймать его трудно, и он нередко оставляет ловца в дураках.
Невозмутимо усмехаясь, поигрывая боевым топором, Ольвен пошел забрать первый метательный топорик.
– Да, приходится повозиться, чтобы его поймать, – согласился он. – Но ясно как день, что поросенку не бывать победителем.
– Кто слишком уверен в себе, может остаться ни с чем.
Разразившись утробным хохотом, следопыт поманил убийцу:
– Ну, иди же сюда, собака, король Артемис Слабоумный. Оставь меня ни с чем.
Энтрери видел, что противник встал в боевую позицию, взяв в одну руку боевой топор, в другую метательный, с непринужденностью, выдающей воина, привычного к бою с двух рук. Видимо, следопыт убедил себя в том, что Энтрери повинен в смерти Мариабронна.
Убийце вдруг на мгновение захотелось разуверить храброго воина, поведать ему правду (такая редкость!) о своей непричастности к гибели Странника.
Но чего бы он добился? Ведь Джарлакс провозгласил его королем Артемисом Первым, самовольно захватившим практически принадлежащие Гарету земли. За это преступление ему тоже полагалась смерть, которой этот человек и добивается.
Так к чему утруждаться?
Энтрери поглядел на собственное оружие – кроваво-красный клинок Когтя Шарона и драгоценный кинжал, столько раз выручавший его в самых различных стычках.
– Ну, давай же, – подначивал его противник. – От короля я ожидал большего.
Пожав плечами как бы в знак того, что Ольвен пусть и большого ума человек, но сейчас заблуждается и убийце ничего не остается, как принять дурацкую игру, Энтрери бросился вперед.
* * *
Мастер Кейн стоял в главном зале, куда выходило множество туннелей, и прислушивался к звукам схватки, эхом доносившимся из какого-то из них. Все туннели изгибались в одну сторону, и определить, откуда идет звук, было нелегко, к тому же в глубине коридоры могли соединяться между собой.
– Что же ты не оставил метки, Ольвен? – покачивая головой, пробормотал Кейн.
Он попытался прикинуть угол наклона туннеля и соразмерить его с эхом. Потом перешел к следующему, однако понял, что только тратит драгоценное время. Порывшись в кармане, он достал свечку и, установив ее у входа в туннель, помчался вглубь него.
* * *
Энтрери сделал выпад, и Ольвен молниеносно отразил его топором. Убийца отдернул клинок, сделал финт кинжалом и снова ударил мечом. Противник уклонился, выставив оружие перед собой.
Энтрери отшатнулся, делая вид, что готовится пустить в ход кинжал. Следопыт понял его намерение, но убийца, вопреки ожиданию, вновь сделал выпад Когтем Шарона.
Менее опытного противника он этим ударом и убил бы, но Ольвен раскусил Энтрери, и его собственная готовность к фальшивому выпаду также оказалась всего лишь уловкой, давшей ему возможность метнуть топорик.
Лишь необычайное проворство спасло Энтрери, он успел отбить топорик вовремя поднятым кинжалом и, даже вынужденный защищаться, попытался достать противника мечом. Ольвен парировал, но убийца почти сразу сделал выпад кинжалом. Следопыт не успел бы защититься Древорубом, но сумел отразить нападение иначе. Каким-то непостижимым образом Ольвену удалось выхватить второй топорик, и именно им он отбил кинжал. И одновременно размахнулся своим огромным топором.
Энтрери плашмя рухнул на пол, и страшное лезвие рассекло воздух над самой его головой. Упершись руками в пол, он оттолкнулся изо всех сил и вскочил, уже готовый к нападению. Коготь Шарона со звоном ударил под лезвие топорика, и Ольвену пришлось далеко отвести руку. Кинжалом же Энтрери ткнул ему в пояс, и, защищаясь, следопыт вынужден был опустить большой топор. Убийца тем временем поддел мечом метательный топорик и резким движением вывернул противнику руку.
Однако Ольвен поступил неожиданно: он отпустил топорик и дал кулаком убийце под подбородок.
Энтрери попятился, но быстро пришел в себя – на свое счастье, поскольку Ольвен бросился на него, ожесточенно размахивая боевым топором. Взмах, еще, но Энтрери успевал парировать, металл оглушительно звенел и скрежетал, и вдруг в самый разгар схватки Ольвен умудрился достать еще один топорик.
Наемный убийца яростно сопротивлялся. Они дрались на равных, не было никакой возможности перейти в нападение или найти хотя бы малейшую брешь в защите врага. Схватка превратилась в почти механическое отражение ударов с обеих сторон. И если Ольвен и устал, то ничем не выдавал этого.
* * *
Выскочив из только что осмотренного туннеля, Кейн не забыл положить свечку поперек – знак того, что он здесь уже побывал, ничего не нашел и вышел. Другую свечу он поставил у входа во второй коридор, чтобы Эмелин, понимавший его сигналы, знал, где его искать.
Он бежал все быстрее, уже отчасти представляя себе расположение туннелей и больше не сомневаясь, что попал именно в тот, который выведет его к Ольвену.
Главное было успеть, поскольку звон металла, доносящийся до него, звучал теперь в каком-то безумном ритме.
* * *
Энтрери в мгновение ока понял, что ему не удалось парировать и удара топором не избежать. Он все же успел отчасти уклониться, но острейшее лезвие, рассекая кожаные штаны и мышцы, вошло в его правое бедро, как в масло, до самой кости.
Убийца только скривился, терять время было нельзя: Ольвен наступал, решив, что миг его торжества уже пришел.
Энтрери изо всех сил замахнулся мечом, и здоровяк, как и следовало ожидать, приготовился отбить его топором. Ольвен не почувствовал подвоха, – видно, решил, что это жест отчаяния. Убийца же, вместо того чтобы бить, извернулся и отбежал в сторону, сильно припадая на раненую ногу, но заставляя себя не обращать внимания на жгучую боль.
– Не сбежишь! – злорадно крикнул Ольвен и бросился за ним к двери, где неподвижно висела на веревке секира.
Энтрери качнул ее в сторону, а сам метнулся дальше, но тут же резко обернулся и махнул мечом. В воздухе повисла непрозрачная черная пелена.
Убийца швырнул меч на землю, а сам, пользуясь тем, что звон заглушил звук его шагов, бросился влево и затаился за стеной, рассчитывая на то, что неожиданное препятствие и странная завеса хоть на миг задержат растерянного преследователя. И действительно, Ольвен, остановив качающуюся секиру, на секунду недоуменно воззрился на внезапно возникшую перед ним пелену.
Однако замешательство длилось недолго, и он с ревом бросился вперед, в туннель.
И застыл на месте, оказавшись лицом к лицу со своим врагом.
Острейшее лезвие кинжала коснулось его шеи. Свободной рукой Энтрери ухватил несколько прядей густых черных волос Ольвена и оттянул назад его голову.
– На твоем месте я бы развел руки пошире и бросил оружие на пол! – прошипел он следопыту в самое ухо.
Ольвен не послушался сразу, и Энтрери, сильнее потянув его за волосы, проколол острием кожу и дал понять, что его клинок способен не только убить, но и выпить душу. Ольвену все стало ясно, и он уронил топоры.
– Не умножай своих преступлений, – вдруг раздался ровный голос.
Прижав к себе противника, Энтрери быстро отступил с ним обратно в комнату и увидел в коридоре Кейна.
Монах был совершенно спокоен и невооружен, руки он держал опущенными вдоль тела.
– Единственное мое преступление в том, что я хотел выбраться из этой клоаки, именуемой Гаретовым королевством! – огрызнулся наемный убийца.
– Если это так, то почему мы воюем?
– Я себя защищаю.
– А также свое королевство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38