И Александр Невский просто следовал практике своего времени.
Но в каких трудных условиях ни проходил бы Северный поход, считать его замечательной военной кампанией вряд ли возможно: противником-то были не организованные, регулярные войска, даже не ополчение, а лишь кое-как вооруженное местное население. Так что особых полководческих лавров князю принести он никак не мог.
Итоги
Не имея намерения оценивать личность Александра Ярославича в целом (это гораздо шире рамок нашего разговора об исторических мифах), хочу завершить эту главу словами, почерпнутыми из книги Джона Феннела «Кризис средневековой Руси (1200—1304)».
«Какие выводы можно сделать из всего, что мы знаем об Александре, его жизни и правлении? — пишет английский историк. — Был ли он великим героем, защитником русских границ от западной агрессии? Спас ли он Русь от тевтонских рыцарей и шведских завоевателей? Стоял ли он непоколебимо на страже интересов православия против посягательств папства? Спасла ли проводимая им политика уступок Северную Русь от полного разорения татарами? Диктовалось ли его самоуничижение, даже унижение перед татарами в Золотой Орде самоотверженным стремлением к спасению Отчизны и обеспечению ее устойчивого будущего?
Мы, конечно, никогда не узнаем истинных ответов на эти вопросы. Но те факты, которые можно выжать из коротких и часто вводящих в заблуждение источников, даже из умолчаний «Жития», заставляют серьезно подумать, прежде чем ответить на любой из этих вопросов утвердительно. Ведь не было согласованного плана западной агрессии ни до, ни во время правления Александра; не было и опасности полномасштабного вторжения, хотя папство, немцы, шведы, датчане и литовцы могли полагать, будто Северная Русь окончательно ослаблена татарским нашествием, что на самом деле не соответствовало действительности. Александр делал только то, что многочисленные защитники Новгорода и Пскова делали до него и что многие делали после него, — а именно, устремлялись на защиту протяженных и уязвимых границ от отрядов захватчиков. Нет никаких свидетельств в пользу того, что папство имело какие-то серьезные замыслы относительно православной церкви и что Александр сделал что-либо для защиты ее единства. На самом деле он и не думал порывать с католическим Западом даже после 1242 года: он собирался женить своего сына Василия на Кристине, дочери норвежского короля Хакона IV Хаконссона Старого [], готовил несколько договоров с немцами, заключил один договор с Норвегией, принимал посольства из северных и западных европейских стран, отвечал на папские буллы».
Пожалуй, только об одном можно говорить с уверенностью: Александр Невский был поистине незаурядным дипломатом.
Оставим в стороне маневрирование в Орде — это отдельная история. Он был потрясен убийством отца, поводом к чему послужили, очевидно, некоторые шаги Ярослава Всеволодовича к сближению с католическим миром ради совместной борьбы с татарами [] — хотя и не столь активные, как предпринятые Даниилом Галицким. Он был потрясен необъятностью монгольской империи, открывшейся ему во время путешествия в Каракорум []. Противостоять подобной мощи представлялось в принципе невозможным — можно было лишь применяться к ней и максимально использовать ее в собственных интересах, что Александр последовательно и делал всю дальнейшую жизнь.
Памятник ярлу Биргеру в Риддархолмене
Но вот его западная политика. Негласный договор на Неве с Биргером Магнуссоном. Сперва соглашение 1242 года, а потом и мир 1253 года с немцами. В 1254 г. он заключил мирный договор с Норвегией. В 1262 году был подписан договор с Литвой, а также договоры о мире и торговле с Ливонским орденом, Любеком и Готландом. «Едва ли не впервые в средневековой Европе, — пишет уже упоминавшийся А.Н. Кирпичников, — Александр Ярославич выдвинул идею нерушимости границ — “жити не преступающе в чужую часть”».
Всеми этими достижениями можно только восхищаться. Остается только повторить: это ли не величайший триумф дипломатии!
И еще он был непревзойденным мастером пропаганды, сумевшим обрести неувядающую славу полководца, благодаря победам, которых не было.
И — напоследок — еще один миф, связанный с личностью Александра Невского. Лаконично формулируя общепринятую точку зрения, петербургский историк Юрий Бегунов подводит итог: «После побед 1240 и 1242 годов Александр Невский явился основателем особой и длительной государственной внешней политики, опиравшейся на его политический выбор. Эту политику можно было бы определить так меч Западу и мир Востоку».
С «мечом Западу» мы с вами уже разобрались. А вот что касается «мира Востоку»… При жизни самого Александра Ярославича так оно, безусловно, и было. Но в конечном-то счете при его преемниках и потомках этот самый «мир» обернулся взятием Казани, Астрахани пленом и крушением Сибирского ханства (кто бы сказал хану Кучуму о «политике мира Востоку?») и покорением Сибири вплоть до Тихого океана… []
Памятная медаль, отчеканенная в Швеции в 2002 г. в честь ярла Биргера
Зато с длительной государственной внутренней политикой Александра Невского все предельно ясно. Его безудержное стремление к единодержавной власти и в самом деле на века определило грядущее Московской Руси не по варяжскому, а по обдорскому пути, который в конце концов закономерно породил Ивана IV Грозного с его кровавыми неистовствами, безнаказанным сыноубийством и самоубийственной Ливонской войной. Возвращаясь к внешней политике замечу, что войны этой сам Александр Невский, вероятнее всего, не допустил бы, найдя выход из конфликта дипломатическим путем, демонстрацией силы или, на худой конец, ограничившись стычкой вроде той, что была на Чудском озере (но в сознании соотечественников непременно превратив ее в эпохальную битву). Впрочем, тут мы уже вступаем на зыбкую почву альтернативной истории, а значит — самое время переходить к следующему сюжету.
Глава 11.
Спаситель династии
Над вымыслом слезами обольюсь…
А.С. Пушкин
Микромемуар
Для меня эта история началась лет тридцать назад. Как-то раз, когда я совершал очередной ежегодный наезд в первопрестольную, мой друг Олег Соколов, бывший в те годы редактором «Искателя», пригласил меня на защиту диссертации одного из авторов журнала. После защиты, в полном соответствии с академическим протоколом, был банкет, где я и разговорился с кем-то из гостей.
— Вы не думайте, это у него так, тема диссертабельная, — оправдывал героя дня человек, чьего имени я так и не узнал. — А вообще-то он действительно умница. Вот, например, блестяще доказал, что никакого сусанинского подвига никогда не было — прекрасная, поверьте, работа! Но на этом же диссертацию не защитишь… И вообще, куда с таким «закрытием» пойдешь? Ни один журнал не опубликует…
Вот уж воистину: я об этом и фантастический-то рассказ не рискнул бы написать — при всей дружбе тот же Олег Соколов ни в жизнь не взял бы! Но — зацепило. И по возвращении в Питер я полез в книги. Оказалось, впрочем, что слишком глубоко рыть и не надо: еще Костомаров об этом знал…
Рассказ не рассказ, а стихотворение я все-таки написал:
О ней судачило село:
Мол, мужику-то — весело,
В Твери там, аль в Калуге,
Молодку, знай голубит;
Дак разве справный-то мужик
За так от бабы побежит? —
Знать, плешь ему проела,
Такое, значит, дело…
И даже бабья жалость
Лишь больше унижала:
— У, басурман проклятый!
И что ты в нем нашла-то?
…Да знать нашла — раз помнится,
Раз им полна вся горница,
Не выкинуть из сердца,
Не выставить за дверцу…
И вот твердила детям,
Что лучше всех на свете
Был батька, что он сгинул
В военную годину,
Что он погиб иройски,
Сгубивши вражье войско…
Она сама не знала,
Из гордости ли лгала,
От горькой той обиды ли
На жизнь свою разбитую,
Но этой бабьей версии
История поверила —
Поверила слезам ее,
Легенде про Сусанина
И решил, что на этом тема для меня исчерпана.
Но теперь пришлось все же к ней вернуться. Есть некоторые любопытные обстоятельства в этой истории четырехсотлетней давности…
Легенда как она есть
В коротком пересказе выглядит она примерно так.
Осенью 1612 года по Руси привольно гулял оружный люд — тут и польско-литовские отряды, и войска земского ополчения, и казаки, и просто разбойничьи шайки (впрочем, пограбить не прочь были все). Уже два года, как свергнут царь Василий Шуйский — старик, десятилетиями интриговавший, рвавшийся к трону, но лишь доказавший, что скипетр и держава не по его рукам. Эти годы заправляет всем (насколько это вообще возможно в хаосе Смуты) Семибоярщина, но последние полтора года им самим приходится отсиживаться в стенах Кремля, надеясь только на польский гарнизон… Наконец, в октябре Москву заняло Второе земское ополчение во главе с Козьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским; кремлевский гарнизон капитулировал.
Утром 26 октября шестнадцатилетний боярский недоросль Михаил Романов вместе с матерью — инокиней Марфой — наконец-то покинули Кремль, где чуть не умерли от голода. Впрочем, погибнуть в Белокаменной было вообще нехитро: уже на мосту через Неглинку их чуть не убили казаки. Так что в поисках покоя и безопасности они решили спешно отправиться в свои костромские вотчины.
Там, в усадьбе Домнино, их встретил вотчинный староста Иван Осипович Сусанин. В Домнине мать и сын Романовы пробыли, однако, недолго, поскольку спешили в стоящий на реке Унже Макарьевский монастырь, где собирались молиться об освобождении томящегося в польском плену отца недоросля Михаила — боярина Федора Никитича Романова, при Борисе Годунове насильственно постриженного в монахи, а ныне — ростовского митрополита Филарета (в свое время мы о нем уже говорили).
Вожди Второго земского ополчения — князь Дмитрий Пожарский и нижегородский земский староста Козьма Минин
Иван Сусанин.
Деталь памятника «Тысячелетие России» в Новгороде
А несколько дней спустя в Домнино на розыски Михаила кружным путем (через Вологду, Данилов, Любим и Головинское) прискакал польский отряд — доводясь свойственником Ивану IV Грозному по линии первой жены Анастасии, юноша являлся одним из наиболее вероятных претендентов на русский престол и мешал тем кто хотел бы видеть московским государем польского королевича Владислава или самого короля Сигизмунда III Тут-то и попался полякам на глаза Сусанин. У старосты поинтересовались, где скрывается Романов-младший. Тот вызвался в проводники, однако повел незваных гостей в противоположную сторону — через обширное болото к селу Исупову лежащему в десятке верст от Домнина. Поняв, что Сусанин их обманул, поляки долго пытали его, а потом зарубили саблями.
Похоронен герой на домнинском кладбище, у стен Воскресенской церкви.
Польский король Сигизмунд III Ваза.
Портрет маслом работы неизвестного художника XVII в.
Львов, Исторический музей
Далее следуют варианты сюжета.
Первый. Согласно преданию, записанному в начале XX века Н.Н. Виноградовым, поляки почти добрались до села Домнина, где в то время якобы находился Михаил. В ближнем лесу им повстречался Иван Сусанин. Как положено хлебосольному хозяину, староста привел их к себе, стал угощать. А супостаты все добивались, где же Михаил. Сусанин сказал, что он, мол, остался в лесу. Сусанина повели в лес, долго искали там Михаила, но так и не нашли. За это время боярского отрока удалось увести из Домнина в деревню Деревеньки (ныне несуществующую), где жили дочь Сусанина Антонида со своим мужем Богданом Собининым (запомните эту парочку!). Там Михаила спрятали в полусгоревшем овине.
Поляки, поняв, что Сусанин их обманывает, набросились на него, но тот вырвался и пытался перебраться через речку к селу Исупову. Лед на ней, однако, был еще тонок и провалился под ним. Тут поляки его и схватили. Русские воины, которых какое-то время спустя привел Богдан Собинин, подобрали тело Сусанина и принесли в Деревеньки. Михаил вылез из укрытия и, «когда узнал, за что и как умер Иван Сусанин, то сам плакал, обмывал и складывал части его тела и велел похоронить останки Ивана Сусанина в церкви», но уже той, что в Деревеньках, а не в Домнине.
Памятник Ивану Сусанину в Костроме
Второй. Проводником-то быть полякам Сусанин и впрямь вызвался, однако завел их не в болото, а в дремучие леса, послав перед уходом своего зятя, Богдана Собинина, к Михаилу Федоровичу с советом укрыться в Ипатьевском монастыре. Заставив поляков целую ночь проблуждать по глубокому снегу, в котором вязли кони, поутру герой раскрыл им свой обман. Несмотря на жестокие пытки Сусанин не выдал места убежища царя и был изрублен поляками «в мелкие куски». Там его косточки и остались, вместе с замерзшими поляками, и никто их до сих пор не нашел — разве что волки.
Третий. Едва стало известно, что Михаил Федорович избран на престол, отряд поляков направился к Костроме, чтобы найти и убить русского царя. В окрестностях Домнина они принялись расспрашивать всех встречных и поперечных, где находится Михаил. Когда Иван Сусанин, которому также был задан этот вопрос, поинтересовался, зачем, собственно, Михаил полякам нужен, те отвечали, что хотят поздравить нового царя с избранием. Но Сусанин не поверил и послал внука (заметьте, уже не зятя, а внука!) предупредить государя об опасности. Сам же предложил полякам свои услуги: «Тут дороги нет, давайте я проведу вас лесом, по ближнему пути». Поляки обрадовались, что теперь легко найдут Михаила, и последовали за Сусаниным. Прошла ночь, а Сусанин все вел и вел ляхов по лесу, и лес становился все глуше. Заподозрив проводника в обмане, поляки набросились на него. Тогда Сусанин, в полной уверенности, что ворогам из лесу не выбраться, заявил: «Теперь можете делать со мной, что хотите; но знайте: царь спасен и вам до него не добраться!»
Сусанина-то поляки убили, но и сами погибли. Благодарные односельчане отыскали останки старосты и погребли в стенах Ипатьевского монастыря, что в Костроме.
Ипатьевский монастырь в Костроме.
Рисунок XVII в.
Четвертый. Здесь Сусанин, прежде чем отправиться на подвиг, укрыл царя в яме под овином на собственном подворье, а яму ту тщательно замаскировал бревнами. Как писал в 1840 году в своем «Взгляде на историю Костромы» князь Козловский, «Сусанин увез Михаила в свою деревню Деревищи и там скрыл в яме овина», за что впоследствии «царь повелел перевезти тело Сусанина в Ипатьевский монастырь и похоронить там с честью». Злобные же вороги не просто зарубили Сусанина в лесной чаще, но для пущей назидательности предварительно посадили на кол.
Не стану утомлять вас дальнейшими пересказами — хотя вариантов и подвариантов я насчитал десятка полтора, однако сущности интриги они принципиально не меняют, приводя лишь к появлению неизбежных вопросов: что же все-таки было? и было ли?
А чтобы ответить на них, необходимо завести целое следственное дело. Что ж, вперед!
Дознание.
Жизнь — за кого?
Начнем с хронологии, причем не для порядку, а потому как вопрос этот представляет принципиальную важность. Когда именно погиб Сусанин?
Традиционно принято считать, что случилось это не раньше конца февраля и не позже середины марта 1613 года. Объясняется такая датировка следующим. Сразу же по освобождении Москвы в октябре 1612 года по городам были разосланы грамоты — срочно направить в Белокаменную по десять представителей для «Государева собиранья». К январю выборные от пятидесяти городов собрались в Москве, где вместе с высшим духовенством и столичными боярами составили Земский собор, коему предстояло избрать нового царя.
Больше месяца предлагались различные кандидатуры и шли обсуждения — «всякий хотел по своей мысли делать, всякий хотел своего, некоторые хотели и сами престола, подкупали и засылали». На русский трон претендовало тогда восемь кандидатов — из числа отечественных князей да бояр, а также польский королевич Владислав, шведский герцог Карл-Густав, сын Лжедмитрия Второго и Марины Мнишек (так называемый Воренок), и даже некий Дмитрий Мамстрюкович, выдвинутый частью казачества. Но вот 7 февраля делегат от Галича, к которому вскоре присоединился и один из донских казачьих атаманов, предложили собору остановить выбор на Михаиле Романове. Их поддержали рязанский архиепископ Феодорит, Аврамий Палицын [], новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Морозов []. Недоросль показался подходящей фигурой — достаточно бледной, чтобы за влияние на него могли соревноваться придворные кукловоды, что и называется политикой. И вот 21 февраля Михаил Романов был провозглашен царем Московского государства, и собор (в отсутствие самого избранника) принес ему присягу. Затем были отряжены послы к новоизбранному государю, жившему со своей матерью в Ипатьевском монастыре под Костромой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Но в каких трудных условиях ни проходил бы Северный поход, считать его замечательной военной кампанией вряд ли возможно: противником-то были не организованные, регулярные войска, даже не ополчение, а лишь кое-как вооруженное местное население. Так что особых полководческих лавров князю принести он никак не мог.
Итоги
Не имея намерения оценивать личность Александра Ярославича в целом (это гораздо шире рамок нашего разговора об исторических мифах), хочу завершить эту главу словами, почерпнутыми из книги Джона Феннела «Кризис средневековой Руси (1200—1304)».
«Какие выводы можно сделать из всего, что мы знаем об Александре, его жизни и правлении? — пишет английский историк. — Был ли он великим героем, защитником русских границ от западной агрессии? Спас ли он Русь от тевтонских рыцарей и шведских завоевателей? Стоял ли он непоколебимо на страже интересов православия против посягательств папства? Спасла ли проводимая им политика уступок Северную Русь от полного разорения татарами? Диктовалось ли его самоуничижение, даже унижение перед татарами в Золотой Орде самоотверженным стремлением к спасению Отчизны и обеспечению ее устойчивого будущего?
Мы, конечно, никогда не узнаем истинных ответов на эти вопросы. Но те факты, которые можно выжать из коротких и часто вводящих в заблуждение источников, даже из умолчаний «Жития», заставляют серьезно подумать, прежде чем ответить на любой из этих вопросов утвердительно. Ведь не было согласованного плана западной агрессии ни до, ни во время правления Александра; не было и опасности полномасштабного вторжения, хотя папство, немцы, шведы, датчане и литовцы могли полагать, будто Северная Русь окончательно ослаблена татарским нашествием, что на самом деле не соответствовало действительности. Александр делал только то, что многочисленные защитники Новгорода и Пскова делали до него и что многие делали после него, — а именно, устремлялись на защиту протяженных и уязвимых границ от отрядов захватчиков. Нет никаких свидетельств в пользу того, что папство имело какие-то серьезные замыслы относительно православной церкви и что Александр сделал что-либо для защиты ее единства. На самом деле он и не думал порывать с католическим Западом даже после 1242 года: он собирался женить своего сына Василия на Кристине, дочери норвежского короля Хакона IV Хаконссона Старого [], готовил несколько договоров с немцами, заключил один договор с Норвегией, принимал посольства из северных и западных европейских стран, отвечал на папские буллы».
Пожалуй, только об одном можно говорить с уверенностью: Александр Невский был поистине незаурядным дипломатом.
Оставим в стороне маневрирование в Орде — это отдельная история. Он был потрясен убийством отца, поводом к чему послужили, очевидно, некоторые шаги Ярослава Всеволодовича к сближению с католическим миром ради совместной борьбы с татарами [] — хотя и не столь активные, как предпринятые Даниилом Галицким. Он был потрясен необъятностью монгольской империи, открывшейся ему во время путешествия в Каракорум []. Противостоять подобной мощи представлялось в принципе невозможным — можно было лишь применяться к ней и максимально использовать ее в собственных интересах, что Александр последовательно и делал всю дальнейшую жизнь.
Памятник ярлу Биргеру в Риддархолмене
Но вот его западная политика. Негласный договор на Неве с Биргером Магнуссоном. Сперва соглашение 1242 года, а потом и мир 1253 года с немцами. В 1254 г. он заключил мирный договор с Норвегией. В 1262 году был подписан договор с Литвой, а также договоры о мире и торговле с Ливонским орденом, Любеком и Готландом. «Едва ли не впервые в средневековой Европе, — пишет уже упоминавшийся А.Н. Кирпичников, — Александр Ярославич выдвинул идею нерушимости границ — “жити не преступающе в чужую часть”».
Всеми этими достижениями можно только восхищаться. Остается только повторить: это ли не величайший триумф дипломатии!
И еще он был непревзойденным мастером пропаганды, сумевшим обрести неувядающую славу полководца, благодаря победам, которых не было.
И — напоследок — еще один миф, связанный с личностью Александра Невского. Лаконично формулируя общепринятую точку зрения, петербургский историк Юрий Бегунов подводит итог: «После побед 1240 и 1242 годов Александр Невский явился основателем особой и длительной государственной внешней политики, опиравшейся на его политический выбор. Эту политику можно было бы определить так меч Западу и мир Востоку».
С «мечом Западу» мы с вами уже разобрались. А вот что касается «мира Востоку»… При жизни самого Александра Ярославича так оно, безусловно, и было. Но в конечном-то счете при его преемниках и потомках этот самый «мир» обернулся взятием Казани, Астрахани пленом и крушением Сибирского ханства (кто бы сказал хану Кучуму о «политике мира Востоку?») и покорением Сибири вплоть до Тихого океана… []
Памятная медаль, отчеканенная в Швеции в 2002 г. в честь ярла Биргера
Зато с длительной государственной внутренней политикой Александра Невского все предельно ясно. Его безудержное стремление к единодержавной власти и в самом деле на века определило грядущее Московской Руси не по варяжскому, а по обдорскому пути, который в конце концов закономерно породил Ивана IV Грозного с его кровавыми неистовствами, безнаказанным сыноубийством и самоубийственной Ливонской войной. Возвращаясь к внешней политике замечу, что войны этой сам Александр Невский, вероятнее всего, не допустил бы, найдя выход из конфликта дипломатическим путем, демонстрацией силы или, на худой конец, ограничившись стычкой вроде той, что была на Чудском озере (но в сознании соотечественников непременно превратив ее в эпохальную битву). Впрочем, тут мы уже вступаем на зыбкую почву альтернативной истории, а значит — самое время переходить к следующему сюжету.
Глава 11.
Спаситель династии
Над вымыслом слезами обольюсь…
А.С. Пушкин
Микромемуар
Для меня эта история началась лет тридцать назад. Как-то раз, когда я совершал очередной ежегодный наезд в первопрестольную, мой друг Олег Соколов, бывший в те годы редактором «Искателя», пригласил меня на защиту диссертации одного из авторов журнала. После защиты, в полном соответствии с академическим протоколом, был банкет, где я и разговорился с кем-то из гостей.
— Вы не думайте, это у него так, тема диссертабельная, — оправдывал героя дня человек, чьего имени я так и не узнал. — А вообще-то он действительно умница. Вот, например, блестяще доказал, что никакого сусанинского подвига никогда не было — прекрасная, поверьте, работа! Но на этом же диссертацию не защитишь… И вообще, куда с таким «закрытием» пойдешь? Ни один журнал не опубликует…
Вот уж воистину: я об этом и фантастический-то рассказ не рискнул бы написать — при всей дружбе тот же Олег Соколов ни в жизнь не взял бы! Но — зацепило. И по возвращении в Питер я полез в книги. Оказалось, впрочем, что слишком глубоко рыть и не надо: еще Костомаров об этом знал…
Рассказ не рассказ, а стихотворение я все-таки написал:
О ней судачило село:
Мол, мужику-то — весело,
В Твери там, аль в Калуге,
Молодку, знай голубит;
Дак разве справный-то мужик
За так от бабы побежит? —
Знать, плешь ему проела,
Такое, значит, дело…
И даже бабья жалость
Лишь больше унижала:
— У, басурман проклятый!
И что ты в нем нашла-то?
…Да знать нашла — раз помнится,
Раз им полна вся горница,
Не выкинуть из сердца,
Не выставить за дверцу…
И вот твердила детям,
Что лучше всех на свете
Был батька, что он сгинул
В военную годину,
Что он погиб иройски,
Сгубивши вражье войско…
Она сама не знала,
Из гордости ли лгала,
От горькой той обиды ли
На жизнь свою разбитую,
Но этой бабьей версии
История поверила —
Поверила слезам ее,
Легенде про Сусанина
И решил, что на этом тема для меня исчерпана.
Но теперь пришлось все же к ней вернуться. Есть некоторые любопытные обстоятельства в этой истории четырехсотлетней давности…
Легенда как она есть
В коротком пересказе выглядит она примерно так.
Осенью 1612 года по Руси привольно гулял оружный люд — тут и польско-литовские отряды, и войска земского ополчения, и казаки, и просто разбойничьи шайки (впрочем, пограбить не прочь были все). Уже два года, как свергнут царь Василий Шуйский — старик, десятилетиями интриговавший, рвавшийся к трону, но лишь доказавший, что скипетр и держава не по его рукам. Эти годы заправляет всем (насколько это вообще возможно в хаосе Смуты) Семибоярщина, но последние полтора года им самим приходится отсиживаться в стенах Кремля, надеясь только на польский гарнизон… Наконец, в октябре Москву заняло Второе земское ополчение во главе с Козьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским; кремлевский гарнизон капитулировал.
Утром 26 октября шестнадцатилетний боярский недоросль Михаил Романов вместе с матерью — инокиней Марфой — наконец-то покинули Кремль, где чуть не умерли от голода. Впрочем, погибнуть в Белокаменной было вообще нехитро: уже на мосту через Неглинку их чуть не убили казаки. Так что в поисках покоя и безопасности они решили спешно отправиться в свои костромские вотчины.
Там, в усадьбе Домнино, их встретил вотчинный староста Иван Осипович Сусанин. В Домнине мать и сын Романовы пробыли, однако, недолго, поскольку спешили в стоящий на реке Унже Макарьевский монастырь, где собирались молиться об освобождении томящегося в польском плену отца недоросля Михаила — боярина Федора Никитича Романова, при Борисе Годунове насильственно постриженного в монахи, а ныне — ростовского митрополита Филарета (в свое время мы о нем уже говорили).
Вожди Второго земского ополчения — князь Дмитрий Пожарский и нижегородский земский староста Козьма Минин
Иван Сусанин.
Деталь памятника «Тысячелетие России» в Новгороде
А несколько дней спустя в Домнино на розыски Михаила кружным путем (через Вологду, Данилов, Любим и Головинское) прискакал польский отряд — доводясь свойственником Ивану IV Грозному по линии первой жены Анастасии, юноша являлся одним из наиболее вероятных претендентов на русский престол и мешал тем кто хотел бы видеть московским государем польского королевича Владислава или самого короля Сигизмунда III Тут-то и попался полякам на глаза Сусанин. У старосты поинтересовались, где скрывается Романов-младший. Тот вызвался в проводники, однако повел незваных гостей в противоположную сторону — через обширное болото к селу Исупову лежащему в десятке верст от Домнина. Поняв, что Сусанин их обманул, поляки долго пытали его, а потом зарубили саблями.
Похоронен герой на домнинском кладбище, у стен Воскресенской церкви.
Польский король Сигизмунд III Ваза.
Портрет маслом работы неизвестного художника XVII в.
Львов, Исторический музей
Далее следуют варианты сюжета.
Первый. Согласно преданию, записанному в начале XX века Н.Н. Виноградовым, поляки почти добрались до села Домнина, где в то время якобы находился Михаил. В ближнем лесу им повстречался Иван Сусанин. Как положено хлебосольному хозяину, староста привел их к себе, стал угощать. А супостаты все добивались, где же Михаил. Сусанин сказал, что он, мол, остался в лесу. Сусанина повели в лес, долго искали там Михаила, но так и не нашли. За это время боярского отрока удалось увести из Домнина в деревню Деревеньки (ныне несуществующую), где жили дочь Сусанина Антонида со своим мужем Богданом Собининым (запомните эту парочку!). Там Михаила спрятали в полусгоревшем овине.
Поляки, поняв, что Сусанин их обманывает, набросились на него, но тот вырвался и пытался перебраться через речку к селу Исупову. Лед на ней, однако, был еще тонок и провалился под ним. Тут поляки его и схватили. Русские воины, которых какое-то время спустя привел Богдан Собинин, подобрали тело Сусанина и принесли в Деревеньки. Михаил вылез из укрытия и, «когда узнал, за что и как умер Иван Сусанин, то сам плакал, обмывал и складывал части его тела и велел похоронить останки Ивана Сусанина в церкви», но уже той, что в Деревеньках, а не в Домнине.
Памятник Ивану Сусанину в Костроме
Второй. Проводником-то быть полякам Сусанин и впрямь вызвался, однако завел их не в болото, а в дремучие леса, послав перед уходом своего зятя, Богдана Собинина, к Михаилу Федоровичу с советом укрыться в Ипатьевском монастыре. Заставив поляков целую ночь проблуждать по глубокому снегу, в котором вязли кони, поутру герой раскрыл им свой обман. Несмотря на жестокие пытки Сусанин не выдал места убежища царя и был изрублен поляками «в мелкие куски». Там его косточки и остались, вместе с замерзшими поляками, и никто их до сих пор не нашел — разве что волки.
Третий. Едва стало известно, что Михаил Федорович избран на престол, отряд поляков направился к Костроме, чтобы найти и убить русского царя. В окрестностях Домнина они принялись расспрашивать всех встречных и поперечных, где находится Михаил. Когда Иван Сусанин, которому также был задан этот вопрос, поинтересовался, зачем, собственно, Михаил полякам нужен, те отвечали, что хотят поздравить нового царя с избранием. Но Сусанин не поверил и послал внука (заметьте, уже не зятя, а внука!) предупредить государя об опасности. Сам же предложил полякам свои услуги: «Тут дороги нет, давайте я проведу вас лесом, по ближнему пути». Поляки обрадовались, что теперь легко найдут Михаила, и последовали за Сусаниным. Прошла ночь, а Сусанин все вел и вел ляхов по лесу, и лес становился все глуше. Заподозрив проводника в обмане, поляки набросились на него. Тогда Сусанин, в полной уверенности, что ворогам из лесу не выбраться, заявил: «Теперь можете делать со мной, что хотите; но знайте: царь спасен и вам до него не добраться!»
Сусанина-то поляки убили, но и сами погибли. Благодарные односельчане отыскали останки старосты и погребли в стенах Ипатьевского монастыря, что в Костроме.
Ипатьевский монастырь в Костроме.
Рисунок XVII в.
Четвертый. Здесь Сусанин, прежде чем отправиться на подвиг, укрыл царя в яме под овином на собственном подворье, а яму ту тщательно замаскировал бревнами. Как писал в 1840 году в своем «Взгляде на историю Костромы» князь Козловский, «Сусанин увез Михаила в свою деревню Деревищи и там скрыл в яме овина», за что впоследствии «царь повелел перевезти тело Сусанина в Ипатьевский монастырь и похоронить там с честью». Злобные же вороги не просто зарубили Сусанина в лесной чаще, но для пущей назидательности предварительно посадили на кол.
Не стану утомлять вас дальнейшими пересказами — хотя вариантов и подвариантов я насчитал десятка полтора, однако сущности интриги они принципиально не меняют, приводя лишь к появлению неизбежных вопросов: что же все-таки было? и было ли?
А чтобы ответить на них, необходимо завести целое следственное дело. Что ж, вперед!
Дознание.
Жизнь — за кого?
Начнем с хронологии, причем не для порядку, а потому как вопрос этот представляет принципиальную важность. Когда именно погиб Сусанин?
Традиционно принято считать, что случилось это не раньше конца февраля и не позже середины марта 1613 года. Объясняется такая датировка следующим. Сразу же по освобождении Москвы в октябре 1612 года по городам были разосланы грамоты — срочно направить в Белокаменную по десять представителей для «Государева собиранья». К январю выборные от пятидесяти городов собрались в Москве, где вместе с высшим духовенством и столичными боярами составили Земский собор, коему предстояло избрать нового царя.
Больше месяца предлагались различные кандидатуры и шли обсуждения — «всякий хотел по своей мысли делать, всякий хотел своего, некоторые хотели и сами престола, подкупали и засылали». На русский трон претендовало тогда восемь кандидатов — из числа отечественных князей да бояр, а также польский королевич Владислав, шведский герцог Карл-Густав, сын Лжедмитрия Второго и Марины Мнишек (так называемый Воренок), и даже некий Дмитрий Мамстрюкович, выдвинутый частью казачества. Но вот 7 февраля делегат от Галича, к которому вскоре присоединился и один из донских казачьих атаманов, предложили собору остановить выбор на Михаиле Романове. Их поддержали рязанский архиепископ Феодорит, Аврамий Палицын [], новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Морозов []. Недоросль показался подходящей фигурой — достаточно бледной, чтобы за влияние на него могли соревноваться придворные кукловоды, что и называется политикой. И вот 21 февраля Михаил Романов был провозглашен царем Московского государства, и собор (в отсутствие самого избранника) принес ему присягу. Затем были отряжены послы к новоизбранному государю, жившему со своей матерью в Ипатьевском монастыре под Костромой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42