Счастливо, Глаша, успеха.
Высокая, стройная фигура в белых ботфортах стала удаляться по коридору. Я посмотрела ей вслед. Один - ноль в пользу Лапиной. Мало того, что она хороша собой, так еще умна и отлично воспитана. Мигом, с улыбочкой поставила Глафиру на место. Настоящей звезде вовсе не требуется устраивать скандалы, чтобы подтвердить свой статус, всем и так понятно, «ху из ху»!
Красная от злости Глафира ворвалась в гримерку.
- Тоже мне, - гневно воскликнула она, - суперстар, блин! Растолстела, обабилась, жуткий вид! Песни - словно вой мартовской кошки, а туда же! Дома пора сидеть, картошку жарить! Звездища! Ну что встала, Танька, вынимай костюмы! А ты уматывай, мне переодеваться надо, краситься.
Последняя фраза относилась к Кате.
- Конечно, конечно, - заворковала та, - впрочем, Глашенька, ты такая красавица, что и грима не надо!
- Ступай, встречай других, подлиза, - капризным тоном сказала Глафира.
Катю вымело за дверь. Глафира села в кресло и другим, совершенно нормальным голосом произнесла:
- Гляди, чтобы сюда кто из журналюг не пролез с фотоаппаратом.
- Зачем ты так ее отругала, - не вытерпела я, - она же на работе! Некрасиво получилось.
Глаша хихикнула:
- Мне положено звездить. У меня имидж такой - девочка-крик. А еще я много пью, видишь?
Наманикюренный пальчик ткнул в бутылку «Хеннесси».
- Сейчас я ее наполовину оприходую, - развеселилась Глафира и, схватив коньяк, стала отвинчивать пробку.
- Ой, не надо, - испугалась я, - тебе же еще работать!
- Имей в виду, - заявила Глафира, - я дебоширка, пьяница, развратница, меняю мужиков каждый день, устраиваю погромы в клубах, хамлю газетчикам…
С этими словами она отхлебнула из горлышка, пополоскала рот, выплюнула коньяк в висевшую на стене раковину, потом вылила туда же примерно полбутылки и вздохнула:
- Пожалуй, хватит. Ну, похожа я на пьяницу?
- Зачем тебе ею прикидываться? - удивилась я, вынимая сценическую одежду.
- Имидж такой.
- Не очень-то приятный.
- Дурочка ты, - вздохнула Глафира, - я - бренд, а всякий бренд делается более ценным от частого упоминания. Надо, чтобы о тебе постоянно писали газеты, вот я и даю им повод.
- Но можно же привлечь к себе внимание творчеством! Постоянно петь новые песни!
Глаша замерла с разинутым ртом, собралась что-то сказать, но тут в комнату влетела тонкая вертлявая девица.
- Сюда нельзя! - замахала я руками.
- Это моя бэк-вокалистка, - остановила меня Глаша, - Нина, привет.
В гримерную стали без конца вваливаться люди, я кидалась к каждому, но потом перестала, потому что все они оказались свои. Мальчики-танцовщики, музыканты, девчонки из подпевки… Никто никого не стеснялся. Балетные бегали голыми и, матерясь, рылись в сумках, разыскивая белье. Подпевки, не смущаясь, разгуливали топ-лес. Натягивая на себя расшитые блестками шортики, они со смаком обсуждали какую-то Лариску, спешно и весьма удачно вышедшую замуж. Никаких разговоров о высоком искусстве и предстоящем выступлении никто не вел.
Потом народ понесся на сцену, а я, устав от бесконечного застегивания крючков и завязывания тесемок, пошла в туалет, заперлась в кабинке, села на унитаз и пригорюнилась. Таня Рыкова. Отчего это имя и фамилия не вызывают у меня никаких эмоций? Кто я такая? Где жила? Кто мои родители? В памяти сплошной прочерк. И что странно - всякие бытовые привычки остались при мне. Я умею чистить ботинки, гладить юбки. Во всяком случае, только что я справилась с работой. Может, не слишком ловко, но при виде утюга я особо не удивилась. Правда, один из мальчишек обругал меня за то, что я не расправила складки на рубашке. Наверное, там, в другой жизни, я все же была не слишком умелой работницей, но ведь имела какие-то навыки и не забыла про них. Еще я совершенно адекватно веду себя в быту - чищу зубы, натягиваю колготки на ноги, а не на руки. Более того, я узнала Алену Лапину, помню, многократно видела ее раньше, только не вживую, конечно, а на экране телевизора. Но почему тогда я не могу вспомнить свое имя?
Слезы подступили к глазам. Быстро отмотав кусок туалетной бумаги, я поднесла его к лицу и услышала голос Кати:
- Алло, Леночка, слышишь меня, это мамочка. Как ты там? Ну не плачь, не надо! Детонька, не разрывай мне сердце. Тебе страшно? Хорошо, включи кассету, ну ту, про веселого поросенка. Нет, я не могу сейчас приехать, ты же знаешь, мамочка на работе. Ну кто же нам с тобой денежек Даст? Мы же одни, куколка. Думаешь, мне тут хорошо? Ужасно, зайчик. Я тебе принесу что-то вкусное. Салат «Цезарь» и пирожные, куплю и положу в коробочки. Как всегда, в восемь утра… Я успею отвезти тебя в школу. У нас сегодня Алена Лапина. Да, она очень милая, подписала тебе свой диск. Алена любит детей, ее доченька тоже дома сидит и не плачет, знает, что мама с работы придет. Не хнычь, моя ласточка. Многие девочки ждут мам со службы. А еще Глафира. Нет, она противная, ужасно! Согласна с тобой: глупая, безголосая коза! Конечно, полный отстой, но народ-то на концерты ломится. Ну все, я побежала, не плачь, не рви мне сердце.
Голос смолк. Решив, что Катя ушла, я вышла из кабинки и тут же увидела администраторшу, нервно курившую у окошка. Взгляд Кати наткнулся на меня.
- Э… Танечка, - в изнеможении воскликнула она, - вы тут сидели, в кабинке?
- Ну да, - пробормотала я, ощущая себя глупее некуда.
- Вы слышали мой разговор с Леночкой?
- …а … да … то есть нет! Катя схватила меня за руку.
- Я вовсе не считаю Глафиру безголосой козой. Я очень люблю ее, она супер, классная, дико талантливая, настоящая стар! Это дочка моя так говорит. Девочке двенадцать лет, подростковый возраст, сидит все время одна, вот я и согласилась с ней, хотела сделать ребенку приятное… Танечка, милая, не рассказывайте Глаше. Она скандал поднимет, меня выгонят. Я совсем не люблю Лапину, я обожаю Глафиру. Понимаете, я поднимаю девочку одна, без мужа, отвечаю в клубе за эстрадную программу, а певцы такие… ну… в общем…
Губы у Кати задрожали, в глазах заблестели слезы.
- Я работаю у Глаши первый день, - быстро сказала я, - и вовсе не являюсь ее подругой. О чем вы говорили, я не слышала. Поняла вроде, что Алена Лапина вашей девочке диск подписала, разве это запрещено?
Катя швырнула окурок в форточку.
- Спасибо, - тихо сказала она, - имей в виду, понадобится моя помощь, приходи. У меня записные книжки толщиной с пятиэтажный дом. Почти все телефоны звезд имею. Ты никого отыскать не хочешь?
Я вздохнула. Очень хочу, себя. Но как сказать подобное Кате?
- Да нет, спасибо.
Катя кивнула и убежала, а я пошла в гримерку.
Из «Мячика» Глафира переехала в «Сто кило», а оттуда в «Синюю свинку». Везде повторялось одно и то же: крик на администраторов, нежные поцелуи с другими певицами, суета закулисья, вылитый из бутылок коньяк, мат балетных, глупое чириканье подпевок.
Около шести утра Глафира, еле-еле передвигая ноги, ввалилась в свою квартиру, рухнула в кресло, вытянула ноги, втиснутые в сапоги на километровой шпильке, и простонала:
- Чаю! С лимоном!
Я приволокла требуемое и спросила:
- Зачем же так убивать себя! Три концерта подряд! С ума сойти.
- Да уж, - вздрогнула Глаша, - на Западе певицы дисками зарабатывают, имеют отчисления от продаж, а у нас горлом, концертами да чесом по провинции.
- Но вроде и в России дисками торгуют.
- Ага, - кивнула певица, - пиратскими. Никаких денег с них не слупить. Вот я и стебаюсь по сценам.
- Можно же один концерт дать!
- А деньги?
- Всех не заработаешь. Глаша фыркнула:
- Верно. Век певицы короткий, в полтинник ты уже никому не нужна. Следовательно, надо себя сейчас обеспечить до смерти. Квартиру я купила, дом достраиваю. Потом собирать бабло начну, чтобы на пенсии не геркулес жрать и не на метро ездить, и…
Не договорив фразы, Глафира внезапно уснула, прямо в одежде, сапожках и с макияжем на лице.
Я осторожно раздела звезду, прикрыла пледом, потом притащила из ванной косметические сливки и стала стирать вызывающий макияж с ее лица. Огромные губы Глаши стали меньше, под румянцем обнаружилась бледная кожа, под глазами проступили синие круги.
- Отвяжись, - прошептала Глафира.
- Давай в постель тебя отведу.
Глаша встала, словно зомби, дошагала до спальни и, рухнув лицом в подушку, сообщила:
- Подъем в два часа дня.
Я вернулась в гостиную, собрала одежду, аккуратно развесила ее в гардеробной и глянула в большое зеркало. Кто вы, Таня Рыкова? Убийца Сергея Лавсанова, мерзкая воровка или несчастная женщина, спасавшаяся от насильника? Где мои родители? Была ли у меня любовь? О чем я мечтала? Над чем плакала?
Внезапно зазвенел звонок, я бросилась к двери.
- Хай, - рявкнул Свин, вваливаясь в квартиру, - где звездулина?
- Спит, а вы почему в такую рань на ногах?
- Ездил тут по делам, - загадочно ответил Свин, - значит, так, я пойду душ приму. А ты, котя, мне кофею сваргань да бутербродиков настрогай. Усекла?
Я кивнула, продюсер исчез в ванной, оттуда послышался шум воды и бодрое уханье. Я хотела открыть холодильник, но тут взгляд упал на пиджак из льна, который Свин швырнул прямо на стол. Не понимая, что делаю, я схватила его и вытащила из внутреннего кармана роскошную книжечку с золотыми застежками. Перелистала странички, нашла нужную. «Рыкова Татьяна» - было написано в самом низу, дальше шел адрес и телефон.
Я быстро захлопнула книжку, сунула ее на место и кинулась к шкафчику, в котором стояла банка с кофе. Не верю Свину, хочу сама узнать, кто же я такая.
Глава 4
Свин уехал около девяти утра. Заперев за ним дверь, я бросилась к телефону и набрала номер.
- Але, - прокашляли из трубки.
- Мне Рыкову.
- Кого?
- Рыковы тут живут?
- Кто?
- Рыковы!
- Лыковы?
- Рыковы.
- Быковы?
- Рыковы! - заорала я. - Рыковы!
- Сначала сообрази, кто нужон, а потом людям мешай, - последовал ответ.
Я повторила попытку.
- Алле.
- Позовите кого-нибудь из Рыковых.
- Зачем?
- Они здесь живут, да? - обрадовалась я.
- И на фиг трезвонишь, - забубнил голос. Внезапно мне стало понятно: говорящий вусмерть пьян.
- Позовите кого-нибудь из Рыковых.
- У Зинки спрашивай.
- А это кто?
- Так соседка, - заплетающимся голосом сообщил мужик. - Ейная комната слева от двери, а моя справа.
- Позовите ее, - я решила пообщаться с нормальным, трезвым человеком.
- Кого?
- Зину!
- На работе она.
- Не подскажете, где Зина служит?
- А здеся, внизу.
- Внизу?
- Ага, у нас на первом этаже супермаркет, полы она там моет.
- Как фамилия Зины?
- Зинкина? - Да.
- Фамилие?
- Ну, Кондратьева она.
Я положила трубку. Надо действовать. Спать мне, проведшей всю ночь на ногах, совершенно не хочется, Глафиру нужно будить в два. Улица, на которой жила Рыкова, расположена в центре. Интересно, а где сейчас нахожусь я сама? Взяв с крючка ключи, я, поколебавшись секунду, залезла в сумочку Глафиры и вытащила из бумажника сто рублей. Нехорошо, конечно, но я вернусь и расскажу певице о совершенной мною мелкой краже. Так, что еще надо не забыть?
Внезапно в голове всплыло слово «мобильный». Я машинально протянула руку к серебристому телефончику, валявшемуся на тумбочке, и тут же ее отдернула. Это сотовый Глафиры, у меня нет своего аппарата, но, похоже, в той пока не припомненной, жизни он был, иначе с какой стати, собираясь на улицу, я вспомнила про него?
Угол дома Глафиры украшала табличка. Я внимательно, целых три раза прочитала название улицы и моментально сообразила: нахожусь в самом центре Москвы, чуть поодаль - метро «Тверская», а место, где расположена квартира Рыковой, - буквально в двух шагах. Вот тут, если взять левее, есть проходной двор, я когда-то бродила здесь, но, убей бог, не помню, с какой целью.
Ноги понесли меня вперед, показалась огромная арка, за ней дворик с чахлой московской травкой и поломанными качелями. Между мусорными баками виднелся проход.
Миновав нестерпимо воняющие контейнеры, я оказалась в переулке. Сердце сжалось, память меня не подвела, вот она, нужная улица. Значит, мой мозг работает нормально, почему же я не могу вспомнить ни своего имени, ни фамилии, ни адреса, ни места работы - ничего?!
При входе в супермаркет маячил охранник.
- Не подскажете, где найти Зину? - тихо спросила я.
- Это кто? - зевнул парень.
- Уборщица. Ее фамилия Кондратьева.
- В зале ищи, - велел секьюрити.
Я стала ходить по магазину, заставленному холодильниками и стеллажами. Наконец на глаза мне попалась тетка в оранжевом фартуке и со шваброй в руках.
- Вы Зина? - обрадовалась я.
- Нет, я - Маша, - ответила баба, - Зинка в подсобке.
- Это где?
- Туда ступай, за железную дверь.
Поплутав немного по «закулисью» супермаркета, я отыскала крохотную каморку. За столом пила чай толстая женщина лет шестидесяти.
- Здравствуйте, - сказала я.
- Добрый день, - вежливо ответила поломойка.
- Мне нужна Зина Кондратьева.
- Я - она и есть, а чего случилось?
- Можно мне сесть?
- Плюхайся, - кивнула Зина, - стул не куплен.
- Вы живете в одной квартире с Рыковыми? Зина скривилась.
- Вот несчастье! Горе горькое.
- Таню знаете? - Я осторожно начала прощупывать почву.
- Таньку-то? А ты кто ей будешь?
- Ну … в общем, понимаете, мы родственники, дальние. Вот я приехала в Москву, у меня адрес был и телефон, - принялась я придумывать на ходу.
Зина усмехнулась:
- А! Значит, не знаешь ничего? - Нет.
- Ленька-то жив.
- Это кто?
- Так мучитель Танькин. А Анька преставилась!
- А она кто?
- Слушай, - нахмурилась Зина, - какая же ты им родственница, коли никого из своих не знаешь, а? Ну покажь паспорт. Чего вынюхиваешь?
Внезапно я сообразила, как мне действовать.
- Ладно, я неудачно соврала, просто мне не хотелось шум поднимать. Меня зовут Глафира.
- И дальше? - насупилась Зина.
- Таня Рыкова после суда была определена в нашу больницу, я врач из психиатрической лечебницы.
Зина заморгала. - Да ну?
- Таня хорошо себя вела, - бодро врала я, - вот я и ослабила за ней контроль, а Рыкова возьми и убеги.
- Во блин! - всплеснула руками Зина.
- Совершенно с вами согласна, - кивнула я, - положение ужасное. Очень боюсь за свою карьеру, поэтому о побеге пока никому не сказала ни слова. Главврач в отпуске, но мне надо до его возвращения найти Таню. Честно говоря, я подумала: вдруг она домой пришла? Кстати, нет ли у вас ее фотографии и когда вы видели Таню в последний раз?
- Давно, - ответила Зина, - я на суд ходила. Уж как мне ее жалко было! Обревелась вся. Сначала, правда, обрадовалась, когда услышала, что ее не на зону, а в дурку сунули, только потом знающие люди объяснили, что лучше в тюрьме сидеть, чем в психушке. Эх, бедная Танька! А гад Даже не явился!
- Кто?
- Родитель ее, Ленька. Вы вообще чего про нее знаете?
- Ну, она убила мужчину, Сергея Лавсанова, вроде из-за денег.
- Ой нет, - затрясла головой Зина, - не так дело-то было, вот послушай.
Зина всю свою жизнь провела в коммуналке. Квартира небольшая, всего две комнаты, одна принадлежала Рыковым, а другая Кондратьевым. Семьи между собой не конфликтовали. Зина, рано оставшаяся без родителей, работала дворником, Леонид и Анна служили лифтерами. У Рыковых была дочь, Таня, совершенно забитая отцом и брошенная матерью. Зина даже пару раз делала замечание Анне, услышав детские крики, доносившиеся из комнаты Рыковых:
- Скажи Леониду, что нельзя так ребенка истязать.
Аня, сама вечно ходившая в синяках, низко опускала голову.
- Он отец, добра ей хочет, вот и учит. «Ученье» Леонид применял лишь одно: ремень.
Впрочем, иногда пускал в ход и просто кулак. Таню он лупил за все: за двойки, невымытую посуду, забытый свет в ванной. Дня не проходило, чтобы девочка не получала тумаки, затрещины, оплеухи, тычки. Впрочем, жизнь Ани была не лучше, наверное, поэтому она рано умерла. Леонид остался с дочкой и удвоил «воспитательные» меры. Несколько раз, видя, как Таня смывает в ванной кровь с лица, Зина в негодовании говорила: «Надо немедленно вызвать милицию!» Услыхав гневный возглас соседки, Танюша моментально цеплялась за Зину и умоляла: «Ой, не звоните в отделение. Отца заберут на два часа, отметелят и отпустят, он потом меня совсем убьет».
Школу Таня не закончила, да и о каком учении могла идти речь, если дома вас ожидает каждый день плеть?
С шестнадцати лет Таня работала в людях - мыла полы, готовила. Она отличалась абсолютной честностью, была пуглива, немногословна, страшно боялась грубого окрика и к тридцати годам напоминала семилетнюю девочку, не внешне, конечно, а реакцией на окружающих. Еще Танечка часто спрашивала у людей: «Вы на меня не сердитесь?» - и, услыхав: «Нет, конечно», бросалась целовать того, к кому был обращен вопрос.
Леонид, старея, делался все злее и теперь бил дочь просто так, без всякого повода.
- Уходи от него, - советовала Зина Тане, - пусть один кукует.
- Куда? - грустно спрашивала та. - Я зарабатываю копейки. Своей квартиры мне не купить.
- Авось он помрет скоро, - не выдержала один раз Зина, - вон красный какой делается, когда визжит. Лопнет жила в шее, и ты свободна.
- Что ты, Зина, - испугалась Таня, - нельзя родному отцу смерти желать, это грешно.
1 2 3 4 5