Индейцы привыкли нападать врасплох из засады и, наверное, хотели сначала забраться на борт ковчега, а потом поставить нам свои условия. Если дикари стреляли в нас, обманувшись в своих ожиданиях, то это дело обычное, и я не придаю ему большого значения. Сколько раз в мирное время они поджигали мой дом, воровали дичь из моих капканов и стреляли в меня!— Я знаю, негодяи любят проделывать такие штуки, и Мы имеем право платить им той же монетой. Женщины действительно не следуют за мужчинами по тропе войны, так что, может быть, ты и прав.— Но охотники не выступают в боевой раскраске, — возразил Зверобой. Я хорошо рассмотрел этих мингов и знаю, что они пустились на охоту за людьми, а не за бобрами или другой дичью.— А что ты на это скажешь, старик? — подхватил Непоседа.— Уж если речь идет о зоркости глаза, то я скоро буду верить этому молодому человеку не меньше, чем самому старому поселенцу во всей нашей Колонии. Если он говорит, что индейцы в боевой раскраске, то, стало быть, так оно и есть. Военный отряд повстречался, должно быть с толпой охотников, а среди них, несомненно, есть женщины. Гонец, принесший весть о войне, проходил здесь всего несколько дней назад, и, может быть, воины пришли теперь, чтобы отправить обратно женщин и детей и нанести первый удар.— Любой согласится с этим, и это истинная правда! — вскричал Непоседа. — Ты угадал, старый Том, и мне хочется послушать, что ты предлагаешь делать.— Заработать побольше денег на премиях, — отвечал собеседник холодно и мрачно. Лицо его выражало скорее бессердечную жадность, чем злобу или жажду мести. — Если там есть женщины и дети, то, значит, можно раздобыть всякие скальпы: и большие и маленькие. Колония платит за все одинаково…— Тем хуже, — перебил Зверобой, — тем больше позора для всех нас!— Обожди, парень, и не кричи, пока не обмозгуешь этого дела, — невозмутимо возразил Непоседа. — Дикари снимают скальпы с твоих друзей-делаваров и могикан; почему б и нам не снимать с них скальпы в свой черед? Признаю, было бы очень нехорошо, если бы мы с тобой отправились за скальпами в селения бледнолицых. Но что касается индейцев, то это статья иная. Человек, который охотится за скальпами, не должен обижаться, если его собственную голову обдерут при удобном случае. Как аукнется, так и откликнется — это известно всему свету. По-моему, это вполне разумно и, надеюсь, не противоречит религии.— Эх, мастер Марч! — снова раздался голос Джудит. — Очевидно, вы думаете, что религия поощряет грязные поступки.— Я никогда не спорю с вами, Джудит: вы побеждаете меня вашей красотой, если не можете победить разумными доводами. Канадские французы платят своим индейцам за скальпы, почему бы и нам не платить…— …нашим индейцам! — воскликнула девушка, рассмеявшись невеселым "смехом. — Отец, отец, брось думать об этом и слушай только советы Зверобоя — у него есть совесть. Я не могу сказать того же о Гарри Марче.Тут Хаттер встал и, войдя в каюту, заставил своих дочерей удалиться на другой конец баржи, потом запер обе двери и вернулся. Он и Непоседа продолжали разговаривать. Так как содержание их речей выяснится из дальнейшего рассказа, то нет надобности излагать его здесь со всеми подробностями. Совещание длилось до тех пор, пока Джудит не подала простой, но вкусный ужин. Марч с некоторым удивлением заметил, что самые лучшие куски она подкладывает Зверобою, как бы желая показать, что считает его почетным гостем. Впрочем, давно привыкнув к кокетству своей ветреной красавицы, Непоседа не почувствовал особой досады и тотчас же начал есть с аппетитом, которого не портили соображения нравственного порядка. Зверобой не отставал от него и воздал должное поданным яствам, несмотря на обильную трапезу, которую поутру разделил с товарищем в лесу. Час спустя весь окружающий пейзаж сильно изменился. Озеро по-прежнему оставалось тихим и гладким, как зеркало, но мягкий полусвет летнего вечера сменился ночной тьмой, и все водное пространство, окаймленное темной рамкой лесов, лежало в глубоком спокойствии ночи. Из леса не доносилось ни пения, ни крика, ни даже шепота. Слышен был только мерный всплеск весел, которыми Непоседа и Зверобой не торопясь подвигали ковчег по направлению к «замку». Хаттер пошел на корму, собираясь взяться за руль. Заметив, однако, что молодые люди и без его помощи идут правильным курсом, он отпустил рулевое весло, уселся на корме и закурил трубку. Он просидел там всего несколько минут, когда Хетти, тихонько выскользнув из каюты, или «дома», как обычно называли эту часть ковчега, устроилась у его ног на маленькой скамейке, которую она принесла с собой. Слабоумное дитя часто так поступало, и старик не обратил на это особого внимания. Он лишь ласково положил руку на голову девушки, иона с молчаливым смирением приняла эту милость.Помолчав несколько минут, Хетти вдруг запела. Голос у нее был низкий и дрожащий. Он звучал серьезно и торжественно. Слова и мотив отличались необычайной простотой. То был один из тех гимнов, которые нравятся всем классам общества всегда и везде, один из тех гимнов, которые рождены чувством и взывают к чувству. Хетти научилась ему у своей матери. Слушая эту простую мелодию, Хаттер всегда чувствовал, как смягчается его сердце, дочь отлично знала это и часто этим пользовалась, побуждаемая инстинктом, который часто руководит слабоумными существами, особенно когда они стремятся к добру.Едва только послышался приятный голос Хетти, как шум весел смолк и священная мелодия одинаково зазвучала в трепетной тишине пустыни. По мере того как Хетти смелела, голос ее становился все сильнее, и скоро весь воздух наполнился смиренным славословием безгрешной души. Молодые люди не оставались безучастными к трогательному напеву: они взялись за весла, лишь когда последний звук песни замер на отдаленном берегу. Сам Хаттер был растроган, ибо, как ни огрубел он вследствие долгой жизни в пустыне, душа его продолжала оставаться той страшной смесью добра и зла, которая так часто бывает свойственна человеческой природе.— Ты что-то грустна сегодня, девочка, — сказал отец. Когда Хаттер обращался к младшей дочери, его речь обличала в нем человека, получившего в юности кое-какое образование. — Мы только что спаслись от врагов, и нам следует скорее радоваться.— Ты никогда не сделаешь этого, отец! — сказала Хетти тихо, укоризненным тоном, взяв его узловатую, жесткую руку. — Ты долго говорил с Гарри Марчем, но у вас обоих не хватит духу сделать это.— Ты не можешь понять таких вещей, глупое дитя… Очень дурно с твоей стороны подслушивать!— Почему вы с Гарри хотите убивать людей, особенно женщин и детей?— Тише, девочка, тише! У нас теперь война, и мы должны поступать с нашими врагами так же, как они поступают с нами.— Это неправда, отец! Я слышала, что говорил Зверобой, Вы должны поступать с вашими врагами так же, как вы бы хотели, чтобы они поступали с вами. Ни один человек не хочет, чтобы враги убили его.— Во время войны мы должны убивать наших врагов, девочка, иначе они нас убьют. Кто-нибудь да должен начать: кто начнет первый, тот, по всей вероятности, одержит победу. Ты ничего не смыслишь в этих делах, бедная Хетти, и поэтому лучше молчи.— Джудит говорит, что это нехорошо, отец, а Джудит умнее меня.— Джудит не посмеет говорить со мной о таких вещах; она действительно умнее тебя и знает, что я этого не терплю. Что ты предпочитаешь, Хетти: потерять собственный скальп, который потом продадут французам, или чтобы мы убили наших врагов и помешали им вредить нам?— Я не хочу ни того, ни другого, отец. Не убивай их, и они не тронут нас. Торгуй мехами и заработай побольше денег, если можешь, но не торгуй кровью.— Ладно, ладно, дитя! Поговорим лучше о том, что тебе понятно. Ты рада, что опять видишь нашего старого друга Марча? Ты любишь Непоседу и должна знать, что когда-нибудь он станет твоим братом, а может быть, и ближе, чем братом.— Это невозможно, отец, — сказала девушка после продолжительного молчания. — Непоседа имел уже и отца и мать. У человека не бывает их дважды.— Так кажется твоему слабому уму, Хетти. Когда Джудит выйдет замуж, отец ее мужа будет ее отцом и сестра мужа ее сестрой. Если она выйдет замуж за Непоседу, он станет твоим братом.— Джудит никогда не выйдет за Непоседу, — возразила девушка кротко, но решительно. — Джудит не любит Непоседу.— Этого ты не можешь знать, Хетти. Гарри Марч самый красивый, самый сильный и самый смелый молодой человек из всех, кто когда-либо бывал на озере.А Джудит замечательная красавица, и я не знаю, почему бы им не пожениться? Он очень ясно намекнул, что готов пойти со мной в поход, если я дам свое согласие на их брак.Хетти начала ходить взад и вперед, что было у нее признаком душевной тревоги. С минуту она ничего не отвечала. Отец, привыкший к ее странностям и не подозревавший истинной причины ее горя, спокойно продолжал курить.— Непоседа очень, очень красив, отец! — сказала Хетти выразительно и простодушно, чего никогда не сделала бы, если бы привыкла больше считаться с мнением других людей.— Говорю тебе, дитя, — пробормотал старый Хаттер, не вынимая трубки изо рта, — он самый смазливый юнец в этой части страны, а Джудит самая красивая молодая женщина, которую я видел, с тех пор как ее бедная мать прожила свои лучшие дни.— Очень дурно быть безобразной, отец?— Бывают грехи и похуже, но ты совсем не безобразна, хотя не так красива, как Джудит.— Джудит счастливее меня оттого, что она так красива?— Может быть, да, дитя, а может быть, и нет. Но поговорим о другом, в этом ты с трудом разбираешься, бедная Хетти. Как тебе нравится наш новый знакомый, Зверобой?— Он некрасив, отец. Непоседа красивее Зверобоя.— Это правда. Но говорят, что он знаменитый охотник. Слава о нем достигла моих ушей, прежде чем я его увидел, и надеюсь, он окажется таким же отважным воином. Однако не все мужчины похожи друг на друга, дитя, и я знаю по опыту — нужно немало времени, чтобы сердце у человека закалилось для жизни в пустыне.— А у тебя оно закалилось, отец, и у Непоседы тоже?— Ты иногда задаешь трудные вопросы, Хетти. У тебя доброе сердце, и оно создано скорее для жизни в поселениях, чем в лесу, тогда как твой разум больше годится для леса, чем для поселений.— Почему Джудит гораздо умнее меня, отец?— Помоги тебе небо, дитя, — на такой вопрос я не могу ответить. Сам бог наделяет нас и рассудком и красотой. Он дает эти дары тому, кому считает нужным. А ты хотела бы быть умнее?— О нет! Даже мой маленький разум смущает меня. Чем упорнее я думаю, тем более несчастной себя чувствую. От мыслей нет мне никакой пользы, но мне бы хотелось быть такой же красивой, как Джудит.— Зачем, бедное дитя? Красота твоей сестры может вовлечь ее в беду, как когда-то вовлекла ее мать. Красота только возбуждает зависть.— Ведь мать была и добра и красива, — возразила девушка, и из глаз ее потекли слезы, что случалось всегда, когда она вспоминала о покойнице.Старый Хаттер при этом упоминании о своей жене хотя и не особенно взволновался, но все же нахмурился и умолк в раздумье. Он продолжал курить, видимо, не желая отвечать, пока его простодушная дочь не повторила своих слов, предполагая, что отец с ней не согласен.Тогда он выколотил пепел из трубки и, с грубой лаской положив руку на голову дочери, произнес в ответ:— Твоя мать была слишком добра для этого мира, хотя, может быть, и не все так думают. Красивая внешность не создала ей друзей. Не стоит горевать, что ты не так похожа на нее, как твоя сестра. Поменьше думай о красоте, дитя, и побольше о твоих обязанностях, и тогда здесь, на озере, ты будешь счастливей чем в королевском дворце.— Я это знаю, отец, но Непоседа говорит, что для молодой женщины красота — это все.Хаттер издал недовольное восклицание и пошел на нос баржи через каюту. Простодушное признание Хетти в своей склонности к Марчу встревожило его, и он решил немедленно объясниться со своим гостем. Прямота и решительность были лучшими свойствами этой грубой натуры, в котором семена, заброшенные образованием, видимо, постоянно сталкивались с плодами жизни, исполненной суровой борьбы. Пройдя на нос, он вызвался сменить Зверобоя у весла, а молодому охотнику предложил занять место на корме. Старик и Непоседа остались с глазу на глаз.Когда Зверобой появился на своем новом посту, Хетти исчезла. Некоторое время он в одиночестве направлял медленное движение судна. Однако немного погодя из каюты вышла Джудит, словно она желала развлечь незнакомца, оказавшего услугу ее семейству. Звездный свет был так ярок, что все кругом было ясно видно, а блестящие глаза девушки выражали такую доброту, когда встретились с глазами юноши, что он не мог не заметить этого. Пышные волосы Джудит обрамляли ее одухотворенное приветливое лицо, казавшееся в этот час еще прекраснее.— Я думала, что умру от смеха, Зверобой, — кокетливо начала красавица, — когда увидела, как этот индеец нырнул в реку! Это был очень видный собой дикарь, — прибавила девушка, считавшая физическую красоту чем-то вроде личной заслуги. — Жаль, мы не могли остановиться, чтобы поглядеть, не слиняла ли от воды его боевая раскраска.— А я боялся, что они выстрелят в вас, Джудит, — сказал Зверобой. — Очень опасно для женщины выбегать из-под прикрытия на глазах у целой дюжины мингов.— Почему же вы сами вышли из каюты, несмотря на то что у них были ружья? — спросила девушка, выказав при этом больше интереса, чем ей хотелось. Она произнесла эти слова с притворной небрежностью — результат врожденной хитрости и долгой практики.— Мужчина не может видеть женщину в опасности и не прийти к ней на помощь.Сказано это было совсем просто, но с большим чувством, и Джудит наградила собеседника такой милой улыбкой, что даже Зверобой, составивший себе на основании рассказов Непоседы очень худое мнение о девушке, не мог не поддаться ее очарованию. Между ними сразу установилось взаимное доверие, и разговор продолжался.— Я вижу, что слова у вас не расходятся с делом, Зверобой, — продолжала красавица, усаживаясь у ног молодого охотника. — Надеюсь, мы будем добрыми друзьями. У Гарри Непоседы бойкий язык, и он хоть и великан, а говорит гораздо больше, чем делает.— Марч — ваш друг, Джудит, а о друзьях нельзя говорить дурно у них за спиной.— Мы все знаем, чего стоит дружба Непоседы. Потакайте его причудам, и он будет самым милым парнем в целой Колонии, но попробуйте только погладить его против шерсти, тут уж ему с собой не совладать. Я не очень люблю Непоседу, Зверобой, и, говоря по правде, думаю, что он отзывается обо мне не лучше, чем я о нем.В последних словах прозвучала затаенная горечь.Если бы ее собеседник лучше знал жизнь и людей, он мог бы заметить по личику, которое она отвернула, по нервному постукиванию маленькой ножки и по другим признакам, что мнение Марча далеко не так безразлично для Джудит, как она утверждала. Читатель со временем узнает, чем это объяснялось — женским ли тщеславием или более глубоким чувством. Зверобой порядком смутился. Он хорошо помнил злые слова Марча. Вредить товарищу он не хотел и в то же время совершенно не умел лгать. Поэтому ему нелегко было ответить.— Марч обо всех говорит напрямик — о друзьях и о врагах, — медленно и осторожно возразил охотник. — Он из числа тех людей, которые всегда говорят то, что чувствуют в то время, как у них работает язык, а это часто отличается от того, что он сказал бы, если бы дал себе время подумать. А вот делавары, Джудит, всегда обдумывают свои слова. Постоянные опасности сделали их осмотрительными, и длинные языки не пользуются почетом на их совещаниях у костров.— Смею сказать, язык у Марча достаточно длинный, когда речь заходит о Джудит Хаттер и о ее сестре, — сказала девушка, поднимаясь с видом беззаботного презрения. — Доброе имя молодых девушек — излюбленный предмет беседы для людей, которые не посмели бы разинуть рот, если бы у этих девушек был брат. Мастер Марч, вероятно, любит злословить на наш счет, но рано или поздно он раскается.— Ну, Джудит, вы относитесь к этому слишком уж серьезно. Начать с того, что Непоседа не обмолвился ни единым словом, которое могло бы повредить доброму имени Хетти…— Понимаю, понимаю, — взволнованно перебила Джудит, — я единственная, кого он жалит своим ядовитым языком. В самом деле, Хетти… Бедная Хетти! — продолжала она более тихим голосом. — Ее не может задеть его коварное злословие. Бог никогда не создавал более чистого существа, чем Хетти Хаттер, Зверобой.— Охотно верю, Джудит, и надеюсь, что то же самое можно сказать о ее красивой сестре.В голосе Зверобоя слышалась искренность, которая тронула девушку. Тем не менее тихий голос совести не смолк и подсказал ответ, который она и произнесла после некоторого колебания:— Я полагаю, Непоседа позволил себе какие-нибудь грязные намеки насчет офицеров. Он знает, что они дворяне, а он не может простить ни одному человеку, если тот в каком-нибудь отношении стоит выше его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59