А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Письмо было написано изящным, аккуратным почерком и отличалось такой поэтичностью выражений и емкостью мыслей, что казалось стихотворением в прозе.
« Дорогой брат, – говорилось в письме, – бесчисленные, печали дня остались позади, и сумерки, окрашенные позолотой и багрянцем, навевают на меня пленительную музыку сна.
Я пришел к выводу, что философы глубоко заблуждаются, утверждая, будто бы сон подобен смерти. Скорее его можно уподобить ночному странствию, возвращающему нас в материнские объятия, где в дни благословенного детства мы наслаждались нежными мелодиями колыбельных песен.
Сейчас, когда я пишу тебе, я вновь слышу звуки этих песен. И хотя наша милая матушка оставила этот мир много лет назад, я ощущаю ее близость, и мир вновь представляется мне обителью блаженства.
Завтра нам предстоит сражение при Бентонвиле, и войска противника столь превосходят нас численно, что у нас нет ни малейшей надежды на победу. Прости, что не говорю, что надеюсь скоро обнять тебя, ибо знаю: моему желанию не суждено осуществиться, по крайней мере в этом мире.
Молись за меня, брат, поскольку худшее еще впереди. И да будут твои молитвы услышаны.
Я всегда любил тебя».
Внизу стояла подпись – Чарльз.
Кадм перечел это письмо, несколько раз возвращаясь к последнему абзацу. Написанное заставило его содрогнуться. «Молись за меня, ибо худшее еще впереди». В огромной библиотеке, где хранились величайшие создания литературы, подчас исполненные самых мрачных пророчеств, не нашлось бы книги, способной тронуть Кадма так сильно, как эта строка, выведенная выцветшими чернилами. Разумеется, Кадм не мог знать лично автора письма – битва при Бентонвиле состоялась в 1865 году, – но он пронзительно сочувствовал этому человеку. Читая письмо, он представлял себе, как этот офицер сидит в палатке накануне кровавой битвы, прислушивается к шелесту дождя на полотняной крыше, к далеким песням кавалеристов, сгрудившихся вокруг дымных костров, и думает о схватке с могущественным противником, которая ожидает его утром.
Давным-давно, впервые познакомившись с содержанием дневника, и в особенности с этим письмом, Кадм сделал все возможное, чтобы прояснить обстоятельства, при которых оно было написано. Ему удалось узнать следующее: в марте 1865 года понесшие тяжелые потери войска повстанцев во главе с генералами Джонстоном и Брэггом под напором сил противника пересекли Северную Каролину – и наконец укрепились в местечке под названием Бентонвиль; голодные и отчаявшиеся, они собирались встретить здесь мощную армию северян. Шерман уже ощущал аромат близкой победы, он прекрасно понимал, что противник не сумеет долго сопротивляться. В ноябре прошлого года он наблюдал за сожжением Атланты, и падение осажденного Чарльстона – отважного, несгибаемого Чарльстона – было не за горами. У южан не осталось ни малейших надежд на победу, и, несомненно, об этом знал каждый солдат двух армий, сошедшихся в Бентонвиле.
Битва продолжалась три дня, и по меркам той войны повлекла за собой не столь уж значительные человеческие жертвы. Союз потерял более тысячи убитых, Конфедерация – более двух тысяч. Но для солдат, умиравших на поле сражения, эти цифры ничего не значили, у каждого из них была всего одна жизнь, и им приходилось с ней расстаться.
Кадм даже собирался посетить поле битвы, которое, как его заверяли, в течение всех этих лет сохранилось в относительной неприкосновенности. Дом Харпера – скромное жилище, расположенное поблизости от поля и во время сражения служившее временным лазаретом, – по-прежнему стоял на своем месте. На поле даже сохранились окопы, в которых солдаты Конфедерации ожидали атаки северян. Приложив некоторые усилия, Кадм, возможно, сумел бы выяснить, где находились палатки офицеров, и посидеть на том самом клочке земли, на котором было написано столь занимавшее его воображение письмо.
Почему Кадм так и не осуществил свое намерение? Возможно, из опасения, что нить, связывающая его судьбу с печальной судьбой капитана Чарльза Холта, окрепнет в результате этого визита? Если так, то предосторожность оказалась тщетной – сейчас он ощущал, что эта нить крепка, как никогда. Он чувствовал, как она обвивает его все теснее, словно стремится связать в единый узел его судьбу с судьбой злополучного капитана. Тревога Кадма не была бы так велика, если бы речь шла лишь о его собственной затянувшейся жизни, но опасность нависла не только над ним. Этому проклятому астрологу, намекавшему на мрачные тайны семейства Гири и предрекавшему им неисчислимые горести, открыто даже то, что недоступно его ограниченному пониманию. Сто сорок лет, протекших с той поры, не могут защитить от беды, предчувствие которой витает в воздухе. С далекого поля битвы словно прилетел запах гниющих тел и пропитал все вокруг.
«Молись за меня, брат, – просил несчастный капитан, – ибо худшее еще впереди».
Без сомнения, слова эти были весьма справедливы в тот день, когда вышли из-под пера капитана, подумал Кадм, но со временем они стали еще более справедливыми. Несколько поколений погрязли в грехах и преступлениях, и Бог помогал им всем – членам семьи Гири, и их потомкам, и женам, и любовницам, и слугам. А теперь близится час расплаты.


Глава VI

Как ни удивительно, объяснение между Рэйчел и Митчеллом прошло на редкость цивилизованно. Никто из них не повышал голоса, не плакал и не упрекал. В течение часа они по очереди излагали друг другу перечни претензий и разочарований и в результате пришли к заключению, что, раз им не удалось сделать друг друга счастливыми, расставание будет наилучшим выходом. Впрочем, в этом вопросе они несколько разошлись во мнениях: Рэйчел полагала, что у их брака больше нет шансов, и поэтому процедуру развода следует начать немедленно. Митчелл же считал, что им обоим необходимо подумать несколько недель и убедиться в правильности этого шага. Впрочем, после непродолжительного спора Рэйчел с ним согласилась. В конце концов, что такое несколько недель? В течение этого периода они решили обсуждать все связанные с разводом темы лишь в узком семейном кругу и воздерживаться от консультаций с юристами. Когда на сцену выходит адвокат, с надеждами на примирение можно проститься, утверждал Митчелл. Что до жилья, тут дело решилось просто. Рэйчел останется в квартире с видом на Центральный парк, а Митчелл вернется в особняк Гири или снимет номер в отеле.
На прощание они обнялись так осторожно и неуверенно, словно оба были из стекла.

На следующий день Рэйчел позвонила Марджи. Она предложила позавтракать вместе, причем заявила, что в ресторане необходимо потратить неприлично большую сумму и заказать такой огромный десерт, чтобы с ним нельзя было управиться и за несколько часов. Тогда они прямо от завтрака смогут перейти к коктейлю.
– Только уговор – за десертом ни слова о Митче, – заявила Рэйчел.
– Заметано, – хмыкнула Марджи и добавила заговорщицким голосом: – Есть темы куда интереснее.
Ресторан, который выбрала Марджи, открылся всего несколько месяцев назад, но уже успел завоевать популярность. Внутри яблоку было некуда упасть, а перед входом толпилась очередь жаждущих получить столик. Разумеется, метрдотель оказался закадычным приятелем Марджи (оказалось, что на заре своей блистательной карьеры он служил барменом в одном из притонов в Сохо, куда Марджи частенько наведывалась). Он встретил их с Рэйчел так, словно они были особами королевской крови, и проводил к лучшему столику, откуда можно было обозревать весь зал.
– О, сколько народу, о котором можно посплетничать, – сказала Марджи, рассматривая посетителей.
Но Рэйчел лишь немногих знала в лицо и всего двоих-троих – по имени.
– Что будете пить? – осведомился официант.
– Как у вас с мартини?
– Шестнадцать сортов, – гордо сообщил официант, протягивая карту вин. – Но если вы хотите чего-то особенного...
– Так, для начала принесите нам два сухих мартини. Сразу. И без всяких оливок. А мы пока посмотрим вашу карту.
– Я и не знала, что на свете существует столько видов мартини, – заметила Рэйчел. – Хочешь перепробовать их все?
– Уверяю тебя, после третьего-четвертого стакана перестаешь замечать разницу, – усмехнулась Марджи. – Погляди-ка вон на тот столик, у окна. Там случайно не Сесил сидит?
– Да, он.
Сесил, адвокат Гири, мужчина шестидесяти с лишним дет, пожирал глазами свою спутницу – весьма эффектную блондинку, которая была моложе его раза в три.
– Я так понимаю, это не его жена? – осведомилась Рэйчел.
– Правильно понимаешь. Его жена – как же ее зовут? – по-моему, Филис... Так вот, наряди нашего метрдотеля в самое страшное платье, получится копия она. А эта – одна из его любовниц.
– У него их что, несколько?
Марджи округлила глаза.
– Еще бы. Когда старик Сесил отойдет в лучший мир, у могилы будет рыдать больше женщин, чем сейчас прогуливается по Пятой авеню.
– Вот уж не думала, – пожала плечами Рэйчел. – По-моему, он такой... непривлекательный. На что тут можно позариться?
Марджи слегка вскинула голову.
– Не такой уж он и урод, – возразила она. – Для своих лет неплохо сохранился. И потом, он чертовски богат, а для куколок вроде этой данное обстоятельство имеет решающее значение. Наверняка она рассчитывает получить маленький подарочек – какую-нибудь блестящую вещицу – еще до того, как им подадут десерт. Понаблюдай за ней. Она считает минуты. А стоит ему коснуться кармана, начинает глотать слюну.
– Если он так богат, зачем он работает? – спросила Рэйчел. – Неужели ему не хочется отдохнуть?
– Не хочет бросать своих обожаемых клиентов на произвол судьбы. Нет, без шуток, я думаю, он не уходит на пенсию из уважения к старику. Гаррисон говорит, что Сесил умен, как дьявол. И мог бы многого добиться.
– Что же ему помешало?
– С ним произошла та же штука, что и с нами, – он по уши увяз в семействе Гири. А кто попал к ним в плен, тот живым не уйдет.
– Марджи, ни слова о Митчелле. Помни, ты обещала.
– Я и не собиралась говорить о твоем дражайшем Митчелле. Ты меня спросила про Сесила. Я тебе ответила.
Вернулся официант со стаканами на подносе. Марджи пожелала узнать, что представляет из себя «Каджун-Мартини», который значился в списке под номером тринадцать. Официант принялся витиевато описывать бесподобный вкус этого напитка, но Марджи прервала его на полуслове.
– Лучше один раз попробовать, чем сто раз услышать, – заявила она. – Принесите нам по стаканчику.
– Боюсь, ты меня напоишь, – покачала головой Рэйчел.
– Честно говоря, это входит в мои планы, – кивнула Марджи. – Если будешь навеселе, ты легче воспримешь то, что я собираюсь тебе предложить.
– Господи, посмотри только на них! – воскликнула Рэйчел, пропустившая последние слова Марджи мимо ушей.
– На кого?
– На этих голубков – Сесила и его даму. Ты как в воду глядела.
Действительно, как и предсказывала Марджи, адвокат извлек из кармана изящную коробочку и открыл ее, чтобы блондинка смогла полюбоваться ожидающей ее наградой.
– Вот и маленькая блестящая вещица, – промурлыкала Марджи. – В таких делах я редко ошибаюсь.
– Мне это тоже знакомо. То есть я видела, как покупают подобные подарки.
– Ах да, ты ведь работала в Бостоне в ювелирном магазине.
– Да, и такие вот респектабельные джентльмены приходили туда и просили меня помочь выбрать подарок для жены. Так они говорили – для жены, но я скоро поняла, что жены этих подарков не увидят. Мужчины обычно были пожилые – за сорок, а то и за пятьдесят, – но покупали украшения для молодых женщин. Поэтому и спрашивали моего совета. Они только что не говорили: если бы ты была моей любовницей, какую из этих очаровательных безделушек тебе хотелось бы получить? С Митчеллом я ведь познакомилась тоже в магазине.
– Кто это тут осмелился произнести имя Митчелла? Я думала, это табу и нарушившего его ожидает суровая кара.
Рэйчел одним глотком осушила свой стакан.
– Табу снимается. Знаешь, я вдруг поняла, что вовсе не прочь поговорить о нем.
– Вот как?
– Не притворяйся, будто ты очень удивлена.
– А что о нем говорить, – вздохнула Марджи. – Он твой муж, вот и все. Если ты его любишь, тем лучше для тебя. Если не любишь, в этом тоже нет ничего ужасного. Устройся так, чтобы ни в чем от него не зависеть. Живи собственной жизнью. И он не сможет тебе ни в чем помешать. О, гляди-ка, что за чудное явление.
Официант, который приближался к ним с очередной порцией мартини на подносе, решил, что Марджи имеет в виду его, и расплылся в ослепительной улыбке.
– Это я про выпивку, детка, – уточнила Марджи. Улыбка несколько померкла. – Но ты тоже очень мил. Как тебя зовут?
– Стефано.
– Стефано, – повторила Марджи. – Что ты нам посоветуешь заказать из здешней стряпни, Стефанов. Только помни, Рэйчел голодна как волк, а я на диете.
– Коронное блюдо нашего повара – морской окунь, слегка потушенный в оливковом масле, с соусом из...
– Хорошо, уговорил. Принеси мне ваше коронное блюдо. Ты как насчет окуня, Рэйчел?
– Я предпочла бы мясо.
– О, – многозначительно вздернула бровь Марджи. – У леди кровожадное настроение. Какие будут предложения, Стефано?
С официанта неожиданно слетела вся самоуверенность.
– Ну... не знаю... кажется, у нас есть... – забормотал он.
– Может, остановишься на обычном бифштексе? – предложила Марджи.
Это окончательно убило Стефано.
– Боюсь, мы не сможем быстро подать вам бифштекс, – выдавил он из себя, заливаясь краской. – Бифштексы в меню не указаны.
– Бог ты мой! – с притворным возмущением воскликнула Марджи, явно забавляясь смущением молодого человека. – Чтобы в нью-йоркском ресторане не подавали простого бифштекса? Куда катится этот мир?!
– Да не хочу я бифштекс, – перебила ее Рэйчел.
– Дело не в том, хочешь ты или не хочешь, – не унималась Марджи. – Тут вопрос принципа. Ну, если бифштекса от вас не дождешься, предлагай что-нибудь другое. Не оставаться же бедняжке Рэйчел голодной.
– У нас есть котлеты из ягненка с миндально-имбирным соусом, – выпалил официант.
– Ладно, котлеты так котлеты. Конечно, Рэйчел предпочла бы кусок мяса с кровью, но что с вас возьмешь.
Официант, довольный тем, что проблема наконец разрешилась, торопливо удалился.
– Ну и вредная ты, – сказала Рэйчел, когда он скрылся из виду.
– Уверяю тебя, этот малый получил огромное удовольствие. Большинство мужчин в глубине души обожает, когда над ними издеваются.
– По-моему, тебе стоит это записать.
– Что именно?
– Свои содержательные наблюдения над человеческой природой.
– Увы, при ближайшем рассмотрении они кажутся вовсе не такими уж содержательными, – тяжело вздохнула Марджи. – Как и я сама. Я способна произвести впечатление, но только на приличном расстоянии. – Она невесело рассмеялась. – А почему ты не пьешь? Номер тринадцатый вовсе не плох.
– С меня хватит, – сказала Рэйчел. – И так голова кружится. Марджи, хватит подогревать мое любопытство, что ты хотела мне сказать?
– Хорошо... хотя ничего особенного я и не собиралась говорить. Дело в том, лапочка, что тебе надо устроить себе небольшие каникулы.
– Я только что их устроила.
– Боже, поездка домой – это совсем не то. Это не каникулы, а наказание. Тебе надо поехать туда, где ты сможешь быть собой. В кругу семьи это невозможно.
– Я вижу, ты что-то придумала?
– Ты была на Гавайях?
– По пути в Австралию мы с Митчем останавливались в Гонолулу.
– Кошмар, – изрекла Марджи.
– Ты имеешь в виду Австралию или Гонолулу?
– И то и другое. Нет, в Гонолулу ты не поедешь. Ты поедешь на Кауаи. На Остров Садов.
– Никогда о нем не слышала.
– Детка, это самое прекрасное место на земле. Настоящий рай. Клянусь тебе. Иначе, как рай, его не назовешь. – Марджи сделала глоток мартини. – И мне известно про один уютный домик, что стоит в маленькой бухте на Северном берегу, в пятидесяти ярдах от воды. Изумительный домик. Ты даже представить себе не можешь, до чего он чудесный. Правда, никакой фантазии не хватит, чтобы представить, как там хорошо. Ты думаешь я преувеличиваю, рисуя какую-то идиллию, но... действительность лучше всяких слов.
– Неужели?
Как только Марджи начала рассказывать о домике на берегу, голос ее упал до хриплого шепота, и теперь она говорила так тихо, что Рэйчел пришлось наклониться вперед.
– Знаю, это звучит глупо... и не слишком убедительно. Но это место, где... черт побери, даже не знаю, как точнее сказать... место, где до сих пор иногда происходит... нечто чудесное.
– Все это очень заманчиво, – улыбнулась Рэйчел.
Никогда прежде она не видела Марджи в таком волнении и теперь была тронута. Ее циничная приятельница, любительница выпить, неожиданно превратилась в маленькую девочку, которая, захлебываясь от восторга, рассказывает о сказочной стране. Восторг Марджи был столь искренним, что почти убедил Рэйчел в существовании этой страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84